Лучше не судить

Спор догматических школ о критерии истины дискредитировал отрицательный способ философского мышления, сведя философию к положительному рассудку, который достаточно активно начал предъявлять свои права на всю область познания. Ограничить эти притязания вызвались представители скептического учения.

Основатель скептической школы Пиррон вместо слепого принятия догм предлагал ученикам внимательно исследовать (σκέπτομαι) предмет и понять, что всякое положение может быть также опровергнуто противоположным из-за относительности предмета суждения и самого судящего. Пиррон демонстрировал эту всеобщую относительность в десяти тропах, которые сводятся к трем:

• Разнообразие выносящих суждение и их органов чувств заставляет одни и те же предметы являться по-разному как животным, так и людям. 

«Те же самые вещи различно являются из-за изменчивости живых, каково же подлежащее созерцанию мы воздерживаемся судить и не определяем его природу» [Три книги Пирроновых положений, 59]

Догматическое представление стоиков о мышлении, сводящееся к избранию подходящего и неподходящего, скептик находит сомнительным, ведь в таком случае и собака может быть признана мыслящей, будучи всю жизнь занята именно выбором. 

«Так как принятие и избегание есть в удовольствии и неудовольствии, удовольствие же и неудовольствие есть от чувства и представления, ведь то же самое одни принимают, а иные избегают, то последовательным будет заключить, что одно и то же оказывает на людей неодинаковое действие, иначе они бы одинаково принимали и избегали. Если же одно и то же производит различное действие, смотря по различию между людьми, то о его природе мы воздержимся судить» [Три книги Пирроновых положений, 87].

Любые субъективные доводы о сущности предмета для скептиков ничего не значат, ведь каждому она представляется особенным образом, поэтому настаивать на таком ограниченном представлении просто бессмысленно.

«В самом деле, мы будем доверять либо всем людям, либо некоторым; если всем, то мы будем браться за невозможное, принимая противоположности; если же некоторым, то пусть нам скажут, с кем нам надо соглашаться. Платоник будет говорить, что с Платоном, эпикуреец – с Эпикуром, и соответственно все прочие» [Три книги Пирроновых положений,88]

Если Эпикур предлагал принимать все объяснения, ведь их единый источник – ощущение – не лжет, то скептики не принимают такого критерия, так как все ощущаемое изменчиво и противоречиво.

• Разнообразие подлежащего суждению и его состояний вынуждает признать невозможность его одностороннего определения.

«Если из подлежащего ни одно не воспринимается нами обособленно, но вместе с чем-то иным, то можно, пожалуй, сказать, каким является их соединение, но невозможно было бы сказать, каково оно в чистом виде» [Три книги Пирроновых положений, 124]

Так как всякое явление сущности опосредованно иными явлениями, то определить чистую сущность саму по себе невозможно, ведь ничего непосредственного для скептиков нет.

• Относительность судящего и подлежащего вынуждает отказаться от возможности вынести безусловное суждение. Это затруднение скептики демонстрировали следующим тропом:

«Различное относительно различного, или нет? Если безразлично, то оно само есть в отношении, если же различно, тогда все различное есть относительно различного (говорят же, что каждое относительно безразлично)» [Три книги Пирроновых положений, 137]

Пиррон в своих тропах исходил из противоречия в явлениях, демонстрируя его, он приводил сознание слушателей к пониманию равносильности (ισοσθένεια) суждений и необходимости воздержания (εποχή) от них.

Научную форму учению придали поздние скептики, сведя его к пяти тропам:

1. Если в обсуждении чего-либо присутствует разногласие, то мы не можем встать на одну из точек зрения и игнорировать противоположную, поэтому лучше воздержаться от суждения.
2. Стремясь отстоять истинность какого-либо положения, люди прибегают к доказательству, впадая в бесконечный круг обоснований, также требующих обоснованности, поэтому лучше воздержаться от суждения.
3. Так как всякое определение относительно, то определить безусловное становится невозможно, поэтому лучше воздержаться от суждения.
4. В стремлении избежать бесконечного круга обоснований догматики предпочитают начинать с аксиомы, недоказанного предположения, без которой все положения теряют свою основательность, поэтому лучше воздержаться от суждения.
5. Избегая аксиоматичности, они стремятся обосновать предположение сделанными из него выводами, впадая в троп взаимодоказуемости положений, так как каждое из них, требуя обоснования, обосновывает другое, поэтому лучше воздержаться от суждения.

«Воздерживаюсь» говорится вместо «я не могу сказать, чему из предложенного нужно верить, а чему не верить», указывая, что вещи по отношению к достоверности или недостоверности, являются нам равными. И равны ли они, мы не высказываемся, но различаем, какими они являются нам, воспринимающим. И воздержание называется так от удержания рассудка, чтобы ничего не утверждать и не отрицать из-за равносильности исследуемых» [Три книги Пирроновых положений, 196]

Идеал скептиков также предполагает безмятежность (αταραξία), но возникает она не из догматической убежденности, а из исследования формы рассудочного познания, демонстрирующего, что истина невыразима в суждении.

Мышление в эпоху эллинизма совершило свою первую рефлексию. Догматически признав истинность представлений самосознания в учении стоиков, оно породило свою противоположность, став тождественным чувственному сознанию в учении Эпикура, и в результате вынуждено было воздержаться от суждения об истине.