Межгалактические наёмники. Сага

https://mrakopedia.net/wiki/Межгалактические_наёмники._Сага_(Максим_Кабир)

Они появились из ниоткуда, как обычно. Пульсирующие шары, обросшие щупальцами. Щупальца извивались, словно жаждали потрогать звезды, среди которых плыли в невесомости эти отвратительные прислужники гроссадмирала Гершака.

— У нас проблемы, — передал по внутренней связи первый пилот Вик. Двери за его спиной разъехались, впуская в рубку разношерстную команду наемников.

— Неужели закончились острые крылышки? — спросил штурман Кит «Красавчик» Кросс. Сандра Фрагеза хохотнула и хлопнула Кросса по плечу.

— Очень смешно! — Вик ткнул пальцем в занимающий всю стену экран.

— Снова они, — процедил капитан Самаритянин. Рикптос гневно фыркнул.

— Фоморы! — сказал профессор Исигуро. — Пожиратели планет собственной персоной!

На экране гигантские шары разевали пасти и, хотя у них не было глаз, плыли точно к «Мельмоту Скитальцу».

— А не желают ли они сожрать вот это? — Кит «Красавчик» Кросс вынул из кобуры бластер, стилизованный под антикварный земной револьвер.

— Дельное предложение! — Сандра Фрагеза вскинула импульсный нейтрализатор. Рикптос стиснул кулаки и взревел так, что профессор Исигуро зажал ладонями уши.

— Пообедать не дали, — вздохнул Вик и дернул рычаг, активизируя пушки на крыльях корабля.

— Говори, босс! — сказала Сандра Фрагеза нетерпеливо.

— Что бы ни случилось, — изрек капитан Самаритянин, и Коля Поликарпов подхватил его коронную реплику:

— Космос на нашей стороне!

Коля закрыл пятый том саги о межгалактических наемниках и окинул обложку восхищенным взором. Художник превзошел самого себя. Команда «Мельмота Скитальца» во всеоружии встречала врага, фоморы лопались от прямых попаданий, а внизу, вписанный в окружность «Голодной Луны», скалил железные зубы ненавистный гроссадмирал Гершак.

— Крутизна, — сказал Коля. За окнами щебетали птицы, кто-то шумно выбивал ковер. На кухне мама жарила котлеты. До школы было полтора месяца, а до звезд — рукой подать. Коля ногтем очертил силуэты любимых героев. Упитанный добряк Вик. Мудрый, но растяпа профессор Исигуро. Мужественный Кит Кросс. Благородный капитан Самаритянин. Молчаливый Рикптос — гибрид с телом атланта и головой быка. И, конечно, Сандра Фрагеза. Прекрасная Сандра. Художник не преминул снабдить серебристый костюм наемницы декольте.

Палец Коли коснулся пышных грудей в вырезе. Русик говорил, японцы делают для «Супер Нинтендо» игру по мотивам похождений межгалактических наемников, и там, если победить Гершака и взорвать «Голодную Луну», появится картинка с полностью обнаженной Сандрой. Наверняка галиматья, да и приобретение «Супер Нинтендо» Коле не светило — у него и «Сеги»-то не было, только «Денди». Но мысли о голой Сандре приятно волновали.

— Николай, — окликнула мама. — Мусор вынеси и купи буханку хлеба. И печенье какое к чаю. Слышишь?

— Слышу!

Коля спрыгнул с кровати и потопал к книжному шкафу, где классика, у которой даже корешки были нудными, соседствовала с приключенческими романами. Отдельная полка была отведена под книги, купленные уже лично Колей. Проглотив Майн Рида, Джеймса Фенимора Купера и Р. Л. Стивенсона, Коля переключился на боевую фантастику. И в прошлом году открыл для себя сагу о команде «Мельмота Скитальца»: томик, на обложке которого минотавр сражался с мутировавшими скорпионами, подогнал знакомый букинист. Божился, это круче «Стальной крысы», и не соврал. Коля проглотил «Клешни Марса» за вечер и возрадовался, увидев на последней странице внушительный список книг той же серии. Авторы постоянно менялись, но от этого не страдали ни динамика, ни головокружительность сюжетов, и Коля простил некоего Джонатана Смоула за то, что он назвал Рикптоса испсилонянином — всем известно, сильнейший из членов команды родом с экзопланеты Димилтар.

Постепенно наемники Самаритянина потеснили детский цикл о трансформерах, новеллизации Star Wars и хорошие, но скучноватые работы Эндрю Нортон. Коля собрал одиннадцать томов и молился, чтобы букинист поскорей раздобыл «Огнедышащую армию Гершака» и совсем новые вещи.

Коля вернул трижды читанные «Щупальца мертвых пространств» на полку, убедился, что книги стоят «по линейке» и отправился выполнять поручения.

— И почту проверь! — крикнула мама с кухни. Маме было неведомо, какие опасности таит улица, иначе она не выпустила бы единственного сына без импульсного нейтрализатора.

Прожорливые фоморы бороздили голубое небо над пятиэтажками, заметали щупальцами рубероид крыш. Тарантотроны маршировали по улице Калинина: бронекапсулы на шести механизированных конечностях. В капсулах плескалось мозговое вещество этих пауков-убийц. Космические пиявцы притворялись мужчинками, режущимися в домино; их алчные хоботки потянулись вслед за Колей. И сам гроссадмирал подстерегал странника у мусорных баков: «Клянусь Черной Дырой, этот пацан — один из людей Самаритянина, да испепелит его моя ненависть!»

Фантазия двенадцатилетнего мальчишки населяла унылую реальность чудовищами и героями. Он не просто выбросил мусор, но доставил в автономию ценный груз. Не просто купил хлеб и печенье, но сторговался с космическими кочевниками. И не хрустящую корку стоптал на обратном пути, а прану могущества из «Гибельной планеты».

«Миссия выполнена, капитан!» — Коля подул на пальцы, как Кит Кросс на ствол бластера. В наушниках голос пилота Вика напомнил о дополнительном задании. Коля взбежал на площадку между этажами. В номерной ячейке почтового ящика лежал номер «Аргументов и фактов» и два письма. Первое — из Вологды, от тети Лены. Второе…

У Коли пересохло во рту.

«Санкт-Петербург, — прочел он на конверте. — Издательство “Лабрис”». Коля притиснул конверт к груди. Пожалуй, сильнее он обрадовался бы, лишь получив весточку непосредственно с борта «Мельмота Скитальца».

— Кушать садись! — позвала мама.

— Минутку!

— Никаких минуток!

Он влетел в комнату и, затаив дыхание, вскрыл конверт. На столешницу выпал прямоугольник тонкой желтоватой бумаги, но клочок этот был ценнее всех сокровищ Эрифии.

Картинка изображала Рикптоса: массивная голова, рога, набедренная повязка, двусторонняя секира в руке. После Самаритянина и Сандры Фрагезы Рикптос был любимым Колиным персонажем. Текст окаймлял пришельца с Димилтара, как врата, сложенные из букв.

«Дорогой друг!»

Коля захлебнулся эмоциями.

«Позволь поздравить тебя со вступлением в Межгалактический клуб! Отныне ты — член экипажа «Мельмота Скитальца», наемник, не знающий усталости и страха! Космический ветер дует тебе в лицо!»

— Да! — воскликнул Коля, ощущая дуновение этого самого ветра.

«Как полноправный наемник, ты имеешь право: А) Получать по почте без наценки книги издательства “Лабрис”. Б) Получать бесплатный каталог книг издательства. В) Переписываться с другими наемниками».

— Коля! Стынет!

— Сейчас…

«Ты обязан — и поклянись Вселенной…»

— Клянусь Вселенной!

«А) Выкупать на почте заказанные книги. Б) Заказывать не менее одной книги издательства “Лабрис” в квартал (крайние сроки — 25 мая, 25 августа, 25 ноября, 25 февраля). В) Всегда и заблаговременно извещать о перемене почтового адреса. Г) Сражаться с гроссадмиралом Гершаком и его свитой».

— Клянусь…

«Нарушившего эти четыре пункта ждет кара».

— Класс!

— Коля! Ну что за ребенок!

— Иду…

«Выбери оружие, наемник, оно тебе понадобится. И помни, что бы ни случилось…».

— Космос на нашей стороне! — воскликнул Коля и кинулся к телефону, рассказать Русику, что он теперь официально в команде Самаритянина.

Белокурая европейка стояла на платформе станции Синдзюку-Нисигути, выделяясь в толпе азиатов цветом волос, ростом и статью. А также экзотическим одеянием и футуристического вида пушкой, висящей у нее за спиной. Коля Поликарпов повернулся к окну, полюбоваться «косупурэ» — так по-японски называлось перевоплощение в известных персонажей. Он семь лет жил в Токио и кого только не встречал на улицах, от Сакуры Харуно из «Наруто» до двойников Тома Круза. К причудливым нарядам привык, но не мог не поглазеть на блондинку. Уж больно хороша была она в образе космической воительницы. Ему понравилось, что европейка не копирует Сандру Фрагезу из давнишнего аниме-сериала, который Коля не смотрел. Нет, свой «лук» косплейщица строго согласовала с иллюстрациями, украшавшими обложки старой книжной серии. В юности Коля был их страстным поклонником и, чего греха таить, вожделел вымышленную наемницу и завидовал... как бишь его? Кит «Красавчик» Кросс, вот как. Завидовал Кроссу, который в одной из книг покинул френдзону.

Коля подавил улыбку: мозг хранил по сусекам кучу белиберды вроде имен из примитивной космооперы. Поезд тронулся, Коля напоследок мазнул взглядом по серебристому костюму, облегающему стройное тело воительницы, по декольте, по парочке шикарных сисек. Он боготворил супругу, но он был мужчиной в расцвете сил и порой нуждался в чисто визуальных радостях.

Поезд нырнул в туннель и помчался по линии Оэдо.

— Увидели что-то интересное? — спросил Колин коллега из аутсорсинговой компании, специализирующейся на мобильных приложениях.

— Девушка, одетая как Сандра Фрагеза.

— О, Фрагеза! — понимающе кивнул коллега, жестом отмерив размер бюста. Они засмеялись. Коля вышел на станции Усигомэ-Янагите, попрощавшись с коллегой до понедельника. В превосходном настроении зашагал вдоль магазинов и караоке-баров района Синдзюку. Небоскребы терялись в дымке, солнечные лучи пробивались сквозь облака, гремела музыка, исполинские экраны на фасадах зданий транслировали рекламу и клипы.

Косплейщица со станции Синдзюку-Нисигути пробудила в Коле ностальгию. Он подумал о мальчике из провинции, глотавшем дрянную фантастику, грезившем о космосе и девчонках. Вот бы прыгнуть ненадолго в девяностые и рассказать ошарашенному пацану о будущем. Что в девяносто девятом пацан уедет в Москву, отучится в университете, найдет неплохую работу и лучшую в мире девушку. Что девушка станет его женой и подарит ему сына. Что в тридцать Коля отправит в международную компанию резюме и собеседование увенчается неожиданным успехом, а оффер — ты потом узнаешь это слово — будет включать приличную зарплату в четыре миллиона иен, годовую премию, безлимитный отпуск и релокационный пакет. И поверь, пацан, это клево.

Он расскажет, что новость огорошит Лару: «Япония? Ты свихнулся? А Никита? А моя работа? А визы?..» Но в конце концов они решат рискнуть и начнут все с нуля в крохотной корпоративной квартире на окраине Токио, где, после первого знакомства с иероглифами кандзи, Лара пригрозит самоубийством.

Семь лет, удивленно усмехнулся Коля. Время пролетело, как «Мельмот Скиталец» — опять детство звенит звоночком. Никита вырос — почти! — и овладел тремя языками, Лара посвятила себя дому, так и не выучив японский, вела популярный эмигрантский блог. Коля продвигался по карьерной лестнице. С окраины Поликарповы перебрались в просторную квартиру в центре столицы, неподалеку от отеля «Парк Хаятт», прославившемуся благодаря фильму «Трудности перевода». Иногда Коля скучал по Москве, но не по малой родине, где не бывал много лет. Мама с папой наскакивали в гости, а больше его ничего не связывало с захудалым промышленным городом.

— Вы не представляете, как я вас люблю! — объявил Коля, входя в квартиру.

— Потрудись описать, — велел Никита, отрываясь от электрогитары — презента на тринадцатый день рождения. Переболев джей-попом, он погрузился в мир западной рок-музыки и недавно заработал первые деньги, попробовав себя в качестве сэйю — артиста, озвучивающего героев аниме. Никита подарил свой голос говорящему еноту, но злился, если папа называл его «мой енотик».

— Итак, — сказал Коля, улыбаясь вышедшей из кухни Ларе. Лара прислонилась к стене и скрестила руки на груди. — Любовь сия есть безгранична, как космос, и в ней я самый счастливый на свете астронавт.

— Годится, — оценил Никита и послал отцу воздушный поцелуй. Коля поймал поцелуй на лету и спрятал за шиворот. Коснулся губами нежных губ Лары и захмелел от избытка щемящей нежности.

— Как работа?

— Ни слова о работе.

Никита заиграл «Дым над водой», а Коля закружил жену в танце. Лара хихикнула. И вскинула брови, когда Коля сунул пятерню под ремень ее джинсов.

— Что это вы надумали, Николай-сан? — спросила.

— Надумал пригласить вас в ресторан.

— Да ну, я не готова!

— А ночью, лишь только уснет наш отпрыск…

— Я все слышу, — сказал Никита, не прерывая музицирования. — Это кринж, па.

— Разве это кринж?

В кармане завибрировал мобильник.

— Мама звонит. Собирайтесь! — Коля шлепнул Лару по ягодице и бодро сказал в телефон: — Да, мамуль!

— Бабушке привет! — крикнул Никита. — И деду.

В динамике шуршало. Коле послышалось, что мама сказала «папамер». Забавно, устройство для измерения пап.

— Ты прерываешься, алло.

— Папа умер, — повторила мама.

Коля замолчал, опустошенный. Лара посмотрела вопросительно. Он сглотнул и спросил:

— Как? Инфаркт?

Лара охнула, все поняв.

— Несчастный случай. Упал с эскалатора в супермаркете. — Мама всхлипнула. — Скончался сразу.

В голове Коли возник отец: семидесятилетний мужчина с излишним весом и неискоренимыми вредными привычками. Мама ругала его за курево, но убила отца движущаяся лестница.

— Я прилечу, — сказал Коля. — Отпрошусь на работе, забронирую билеты и перезвоню. Мне очень жаль.

Рука с мобильником повисла вдоль тела. Лара прижалась к Коле, шепча сочувственные слова. Подбежал Никита и крепко обнял обоих.

Возвращение домой показалось муторным сном, какие снятся больному с высокой температурой. Утомительный перелет, Шереметьево, Ярославский вокзал, грохочущий поезд, тьма за окнами купе, попутчики, ядрено пахнущие носками. Скачок в прошлое, буквально: разница во времени между Токио и Москвой составляла шесть часов. Разница между Токио и городом областного значения, на вокзале которого Коля высадился, была неизмерима.

У подъезда хрущевки собирались соседи, друзья и коллеги отца, августовский ветерок трепал ленты траурных венков. Квартира встретила забытыми ароматами и занавешенными зеркалами. Мама держалась, Коля поцеловал ее в сухую прохладную щеку и пошел к гробу, стоящему на табуретках посреди гостиной. Папа в гробу был непоправимо желт. Дурная копия отца, кустарная восковая фигура из странствующего кабинета диковинок.

Коля взялся за бортик гроба.

В последний раз он видел отца прошлым летом: родители прилетали в Японию на неделю, вместе Поликарповы посещали остров Хонсю, фотографировали вулканы и купались в океане. Папа, не привыкший к азиатским блюдам, варил борщ, жарил шашлыки и вполголоса ругался с мамой, а перед сном пил с сыном виски и доказывал, что «скоро ваш император приползет к Путину милостыню просить». А теперь у папы бумажный венчик на лбу и вата в ноздрях.

Коля любил родителей, но никогда не был с ними особенно близок. Редко созванивался, редко виделся, сам домой не приезжал. Он ощутил вину за свою эмоциональную холодность и погладил отца по плечу.

Дальше было отпевание, кладбище; мама расплакалась, когда стали забивать гвозди в крышку гроба; автобусы доставили скорбящих к ПТУ, в котором папа до своей пенсии преподавал радиомеханику. Какие-то люди похлопывали Колю по спине, соболезновали, спрашивали, помнит ли он их, и Коля лгал в ответ. У православия был вкус кутьи, голубцов и ужасной водки, чья ацетоновая горечь не смывалась с языка компотом из сухофруктов.

Наконец все завершилось. Гости разбрелись, Коля с мамой поехали домой на трамвае. Город за окнами был сер и пустынен, он походил на перловку, в которую добавили фрукты в виде немногих новеньких магазинов. Утром Коля пересек двор, не озираясь; сейчас, ведя маму под локоть, он уделил внимание окружающему пейзажу. Знакомые сызмальства лавочки, облупленная ракушка летней сцены, сапожная мастерская, голубятня на курьих ножках, песочница. За теми ржавыми гаражами он выкурил свою первую сигарету. За тем доминошным столиком решался — и не решился — поцеловать Жанночку Фомину. Растроганный Коля достал мобильник и повел окуляром камеры по двору.

— Когда обратно, сынок? — спросила старушка, которую он смутно помнил и которая была старушкой двадцать лет назад, а может, была ею всегда.

— В четверг, — ответила за Колю мама.

— Так скоро? Зря. Погостил бы, никуда не денется твоя Япония. Разве что Америка опять ядерные бомбы бросит. — И старушка поковыляла кормить голубей.

До вечера Коля и мама перебирали отцовские вещи, складировали отдельно то, что нужно будет снести в погреб, болтали о разном и были близки, как никогда прежде. В семь позвонила Лара, Коля рассказал про похороны, удивился расстоянию, отделяющему его от жены и сына. Сказал: «Я тоже, очень сильно».

Мама ушла на кухню. Коля поговорил с Ларой, скинул Никите видео, подписав: «Гляди, где я рос», — и забрел в свою бывшую спальню. Сюда мама переселилась после его отъезда в Москву: не могла больше спать с отчаянно храпящим супругом. Из прошлой жизни остался лишь шкаф, доверху напичканный книжками. Запылившиеся корешки, приключения межгалактических наемников, занимающие полторы полки. Коля вспомнил, как бегал на почту забирать посылки от издательства. Сначала эту подростковую макулатуру, с возрастом — Саймака, Филипа Дика, Роджера Желязны, Стругацких.

Никита прислал комментарий: «Игровая площадка — бомба! Как из Ракун-Сити». «Сам ты raccoon», — написал Коля и послал эмодзи енота. Увидев картонку, лежащую на книгах, присвистнул: неужто не выбросили? Взял находку в руки. К картону хозяин домашней библиотеки приклеил прямоугольник желтой бумаги с нарисованным минотавром. Минотавр свирепо раздувал ноздри. Криптон? Ролтон?

«Рикптос», — словно бы подсказал кто-то. Письмо, в котором Колю поздравляли со вступлением в Межгалактический клуб, пару лет висело на стене, пока его не вытеснили плакаты эмтивишных групп.

«Обязан сражаться с гроссадмиралом Гершаком и его свитой». Сколько радости приносило мальчику бесхитростное чтиво о космических сражениях!

— Сынок! — позвала мама. — Кушать иди.

Коля улыбнулся.

Мама выпила снотворное и вырубилась в тишине, которую больше не нарушит храп мужа. Коля поворочался на узкой кровати в бывшей своей спальне, понял, что не уснет, и включил свет. Фонари заливали двор мертвенной белизной, инкрустированной тенями деревьев. На торце ближайшего здания угадывался громадный силуэт кого-то рогатого — мурал, не замеченный днем.

Коля прогулялся к шкафу. Думал захватить в постель томик раннего Кунца, но, повинуясь секундному порыву, отдал предпочтение первой попавшейся книжке из вселенной наемников. Ею оказались «Пески Ада». Коля поднял повыше подушку, лег поудобнее.

Книгу сочинил некий Арнольд Свифт; возможно, под псевдонимом корпел за две тысячи бакинских безвестный отечественный прозаик. В девяностые издательства промышляли подобным, разве нет? Коля не поленился и погуглил фамилию автора, но всемирная паутина предложила Шварценеггера и Тейлор Свифт. На эффектной обложке была изображена пещера, в ней обеденный стол, засыпанный песком, за столом пригорюнившиеся персонажи. Художник явно апеллировал к «Тайной вечере». В центре сидел капитан Самаритянин, по бокам — здоровяк Рикптос, пилот Вик, Кит «Красавчик» Кросс, профессор… сейчас, сейчас… Исигуро и Сандра Фрагеза, почему-то в хиджабе.

Обложка была Коле знакома, содержание — нет. В пятнадцать он остыл к наемникам, но заказал несколько новых частей по инерции и для коллекции, не читая их.

«”Мельмот Скиталец” увяз в бархане, и к нему со всех сторон устремились изголодавшие рептилии».

Тридцатисемилетний Коля Поликарпов скользил взглядом по строчкам. Арнольд Свифт запрягал быстро. Роман — или повесть на сто семьдесят страниц, набранных шрифтом для близоруких — стартовал с экшена. На планете Эль-Баджаф команда Самаритянина столкнулась с варанами. Вараны — да, здоровенные, но все же тупые ящерки, не чета фоморам и тарантотронам — внезапно отделали наемников, как бог черепаху. Самаритянина тяжело ранили, и его пришлось транспортировать в автономию. Подавленные друзья возвратились на Эль-Баджаф без командира, но с новым членом экипажа, мальчиком по имени Патрик.

Книга, написанная предсказуемо простецким языком и рассчитанная на невзыскательную аудиторию, неожиданно захватила Колю, как пески захватывали старинный город, в котором разворачивалось действие. Она была куда мрачнее всего, что Коля помнил о межгалактических наемниках. Вместо непрерывных драк, погонь и шуточек читателю предлагалось бродить по извилистым лабиринтам Эль-Баджафа и наблюдать за тем, как герои медленно сходят с ума. Автор ввел антагониста, демона Диббука, чьи красные глаза то и дело вспыхивали в клубах пыльной бури, но самыми опасными демонами были те, что обитали в головах положительных персонажей. Профессор Исигуро, приревновав товарищей к молодому Патрику, жестоко изводил новичка, больше напоминая армейского садиста, чем растяпу из предыдущих томов. Вик конфликтовал с Кроссом за лидерство в группе. Сандра Фрагеза, тоскуя о Самаритянине, нашла отдушину в инопланетном аналоге гашиша. И только Рикптос тщетно пытался объединить команду и побороть Диббука. Враг прятался в каждой хижине. Автор неполиткорректно живописал грязные бороды местных жителей и коварные черные глазки.

В финале Патрик, уязвленный и униженный, совершал предательство. Он перерезал профессору Исигуро глотку — то-то подпрыгнули юные читатели книги! — и связался по космокому с «Голодной Луной». Видимо, у заклятого врага наемников, Гершака, не было секретарши, потому что гроссадмирал лично снял трубку и попросил Патрика оставаться на связи, чтобы фоморы определили местонахождение героев. Минута! Столько времени надо, чтобы «Голодная Луна» оказалась в любой точке вселенной! Трепещи, читатель!

Но луч прошил экран космокома. Кит Кросс подул на ствол бластера. Наемники окружили дрожащего изменщика. Рикптос, исхудавший капитан Самаритянин, Вик, растрепанная Сандра Фрагеза. Поставили Патрика на колени и по очереди всадили нож ему в спину. Милосердие? Не слышали.

«Космос на нашей стороне», — сказал Самаритянин над трупом профессора. Двери слетели с петель, впуская Диббука, но на этом моменте Коля уснул, обронив книгу. Ему приснились улицы Эль-Баджафа, в песчаном вихре Колю преследовала смерть. Не Диббук, не вараны или фоморы, а почему-то межгалактические наемники с перекошенными лицами и остекленевшими глазами.

Утром пустая квартира и целый город за окном показались Коле одежкой, из которой он давно вырос: швы вонзались в кожу, причиняя дискомфорт. Он оперся о подоконник, изучая двор, изучая самого себя, не находя в сердце ни горя, ни тоски по отцу, лишь спокойное принятие отцовской смерти, пришедшее еще до похорон.

«Черствый человек», — вздохнул Коля. Окинул взором соседнюю «панельку», но никаких рогатых муралов на ее торце не обнаружил. Вероятно, ночью он спутал настенную живопись с тенью дерева.

Завтра Коля сядет в поезд, затем в самолет, его дом давно не здесь, он больше никогда не увидит эти улицы — и плевать.

Но Коля рано маркировал себя сухарем. На залитой солнцем кухне его поджидали тронувшие до глубины души сырники, щемящий привет из детства, и записка: «Я на рынке, скоро вернусь, целую. ПС: Глянь коробку, может, что пригодится».

— Спасибо, мам.

Он поставил на плиту чайник, жуя, пододвинул к себе обозначенную в записке коробку из-под утюга. На земле не существовало людей, которым бы пригодились их школьные тетрадки или коллекция вкладышей из турецкой жвачки. Коля бегло пролистал альбом, пестрящий наклейками и неумелыми рисунками: начинающий художник малевал Брюса Ли, Терминатора, Рикптоса и «мортал-комбатовского» Саб-Зиро. Под альбомом лежала корреспонденция, адресованная ему и полученная после его отъезда. Коля усмехнулся с набитым ртом, прочитав на нераспечатанном конверте название петербуржского издательства «Лабрис». Налил себе чаю и разорвал пожелтевшую бумагу, вытряхнув короткое письмо.

«Дорогой друг!

В этом квартале ты не сделал ни одного заказа. Мы опечалены и встревожены, но искренне надеемся, что у тебя все хорошо и что гроссадмирал Гершак не покушается на твою планету. Но если и покушается, уверены, ты дашь ему достойный отпор, как и полагается межгалактическому наемнику! Согласно правилам, мы сами выбрали для тебя книгу, и это

“Гнев Самаритянина”

Принимать сигналы SOS команде наемников не впервой, но что, если на этот раз сигнал поступил с планеты, когда-то бывшей колыбелью человечества, а ныне разрушенной фоморами? Земля взывает о помощи, но лететь до нее двадцать лет! Рискнет ли Самаритянин оправиться в самое длинное и самое тяжелое путешествие в истории наемников и не пошатнется ли его разум в пути?

Друг! “Мельмот Скиталец” мчит к тебе, как и великолепная новинка серии! Не забудь забрать ее из почтового отделения до 20 сентября 1999 года! И помни, что ты обязан извещать нас о смене адреса.

Космос на нашей стороне!»

— Космос на нашей стороне, — повторил задумчиво Коля через двадцать лет после того, как сотрудник издательства выстучал на печатной машинке креативный текст. Колю обуяла светлая печаль. Мальчик не заберет книгу с почты. «Мельмот Скиталец» потеряется среди звезд. Детство кончится.

Чувствуя глупую, легче перышка, вину за нарушенные обещания, Коля ополовинил сырник и вскрыл следующий конверт, также из Питера. Уголки его губ поползли вниз, а брови — вверх. Автор письма не расщедрился на приветствия.

«”Гнев Самаритянина”» вернулся в издательство. Даем последний шанс. Срок — до 25 ноября 1999 года. Любая! Книга! “Лабрис”! Ты знаешь, что случается с предателями!»

Коля хохотнул удивленно. Он представил бездельника с берегов Невы, тролля из доинтернетовской эпохи, хихикающего над печатной машинкой, остроумно издевающегося над провинциальным книгочеем. Но следом, отхлебнув чай, Коля представил взбешенного человечка в полутемном, грязном, заваленном заплесневелыми томами помещении. Человечек втыкает окровавленные пальцы в клавиши и скрежещет зубами.

Кем бы ни был автор посланий, хохмачом или идиотом, он заинтриговал Колю. Бумажку, извлеченную из третьего «лабрисовского» конверта, усеивали пятна, точно на ней чистили рыбу. В центре помещалось всего две строки.

«Вонючий предатель. Ты с позором изгнан из рядов Межгалактических наемников».

Бесславный финал! Коля прыснул от смеха, ржал и недоверчиво качал головой. Он уважал абсурдные ситуации, а титул «вонючий предатель», которым своего подписчика наградил книжный клуб, был верхом абсурда. Нужно сфотографировать для Лары с Никитой. Вон, полюбуйтесь на эсэмэмщиков девяностых.

Усмехаясь, Коля вынул из коробки последний конверт, расцарапанный школярским почерком: «Н. Поликарпову с “Мельмота Скитальца”». Растягивая удовольствие, Коля открыл в телефоне браузер и вбил в поисковую строку название издательства. Выяснил, что «Лабрис» потчевал читателей детективами, фантастикой и женскими романами с девяносто первого по две тысячи первый год. Повременил бы Коля с переездом, и обязательства снялись бы с него автоматически.

Коля сузил запрос, но слова «Лабрис» и «угрозы» совпадали лишь в контексте аннотаций к книгам.

Он допил чай и взялся за четвертое письмо. Его глаза расширились.

«неуважаемый предатл крыса гроссадмрла гершака говно пиявцев ты бушь на казан. сначала мы убьем твого лучего друга потом твого оца потом мать потом всех кого ты люшь. это буит как нешчастные случаи. толкчи. тебя мы убьем когда ты бушь молит о смрти. жди нас и дрожи.

межглактические наемники».

Продолжение>