Межгалактические наёмники. Сага, часть 2

Межгалактические наёмники. Сага, часть 2

Максим Кабир

Коля перечитал этот безграмотный бред снова и кивнул: ну конечно! Издательство не имело к корреспонденции отношения, по крайней мере, не имело отношения к трем последним письмам. Их сочинили малолетки, прознавшие, что Коля состоит в книжном клубе. Элементарно, они сами были фанатами наемников и решили приколоться над соседом. Покатывались со смеху, подсовывая конверты в почтовый ящик, воображая реакцию адресата. Только вот адресат прочел письма спустя двадцать лет.— Умно, — оценил Коля.

Вонючий предатель… Убьем твоего отца…

Коля надеялся, что выросшим малолеткам достались такие же дети, какими были они сами.

Убьем отца…

Жутковатое совпадение — вчера похоронили — лизнуло кожу холодком. Чушь какая-то! Коля энергично убрал со стола, вымыл посуду, оделся и звякнул маме. Та не отвечала: как всегда, наклацала, включила беззвучный режим.

Перезвонит.

Коля обулся, сбежал по лестнице, бросил «драсьте» бабке-лавочнице и зашагал по крошащимся плитам. Квадраты изолированных дворов кутались в зелень, чирикали воробьи, из шашлычной Верка Сердючка пела, что все будет хорошо. Но Колю, вопреки заверениям птиц и трансвеститов, охватила иррациональная тревога.

Это будут несчастные случаи. Как несчастные случаи.

И дальше странное слово…

Коля на ходу достал письмо, непонятно зачем сунутое в карман.

«Толкчи». Наверное, имелось в виду «молчи».

Или «толчки». У Коли заныло в животе. Несчастные случаи. Толчки.

Могли ли отца толкнуть?

«Очнись! — осадил внутренний голос, и был абсолютно прав. — Речь идет о дурацкой шалости двадцатилетней давности. О шпане, которой теперь за тридцать, как и тебе, фантазер».

И все же…

Коля шагал вдоль стадиона. За деревьями слева вырисовывались руины недостроенной спортивной школы, там маленький Коля часто играл с приятелем Русиком. Оба хотели быть капитаном Самаритянином и, чтобы не ссориться, выбирали в аватары Кита Кросса и Рикптоса. Русик был Кроссом, Рикптосом — Коля.

«Что — все же, дурень? — отрезвлял голос разума. — Написано же: сначала убьет твоего лучшего друга. Много ты друзей похоронил? Аж ни одного, слава Богу».

«Ладно, признаю, загнался».

Коля взъерошил волосы. Переключил мысли с выведшей из равновесия записки на друга детства. Накануне он спросил о Русике, но мама развела руками: не в курсе. Как это часто бывает, дружба, длившаяся с дошкольного возраста, не пережила пубертатный период. Белобрысый Русик растворился в потоке дней, стал призраком, заключенным в прямоугольник пленочной фотографии.

Так, может, провести спиритический сеанс? То-то он обалдеет — если, конечно, не переехал. Посмеемся с угроз в стиле межгалактических наемников, потрещим десять минут. Вряд ли общих тем хватит на дольше.

Коля безошибочно идентифицировал девятиэтажку Русика. В приподнятом настроении пересек двор. Бабка — зеркальное отражение той, что томилась на лавке у подъезда Колиной мамы — сплюнула в ладонь шелуху от семечек.

— Как ты говоришь, любезный?

— Руслан Павлюк, — повторил Коля громко. — На восьмом этаже квартира.

— А! Руслан! Жил здесь, да.

— Уже не живет, — покивал Коля.

— Не живет, любезный. Помер он.

— Помер… — У Коли екнуло сердце.

— С балкона выпал, — поделилась бабка.

— Убил себя? — Коля побледнел.

— А кто ж ведает? Нюрка, вдова его, не верит в самоубийство, мне говорила, мол, только наладилось все, погасили кредиты, сын из армии пришел. Нюрка на кухне была, а он — бух!

Шишковатый палец прочертил линию от верхних балконов к земле. Коля сглотнул слюну, чуть горьковатую, как известия о смерти людей, о которых не вспоминал годами.

— Ты следующий, — сказала бабка, глядя на Колю из-под платка.

— А? — Он моргнул.

— Ты следователь, говорю?

— Нет… я… а в каком году это случилось?

— На прошлой неделе, любезный. В тот четверг схоронили.

«Ты же отдаешь себе отчет, что это совпадение?» Внутренний голос звучал деликатно. Коля шел под шелестящими кронами каштанов, ветер поднимал пыль на пустыре. «Папе было семьдесят. В семьдесят люди падают с лестниц. И ситуацию Русика ты не знаешь».

Но расшалившаяся фантазия ошпаривала сюрреалистичными образами убийц, крадущихся в тени. Русик и папа погибли в течение нескольких дней. В порядке, предсказанном в письме.

«Ты сейчас серьезно? Если бы кто-то посторонний был в квартире Русика, его жена сказала бы полиции».

«потом мать потом всех кого ты люшь».

Ветер норовил вырвать бумажку из пальцев. Русик поддался увещевающему голосу, заставил себя мыслить здраво. Совпадение. Именно оно. Никто не вынашивает план абсурдной мести два десятилетия. Не убивает из-за нарушенных правил книжного клуба. Это беллетристика. Смерть — она по-настоящему.

Коля выдохнул, не веря, что секунду назад готов был принять наиглупейшую версию о нанятых издательством киллерах, эстонских киллерах, как в анекдоте. Он перешел с нервной рысцы на вальяжный шаг, попытался вспомнить что-то хорошее, связанное с другом, но в голову лезли то свисающие сзади подштанники обдриставшегося Русика, то попытки Русика доказать, что помощник главного злодея главнее, чем главный злодей.

«Отлично…»

Коля проводил рассеянным взглядом перекати-поле, прыгающее, как мяч по зеленой траве стадиона. Ветер усиливался. В пылевых вихрях у футбольных ворот скучилась небольшая группа людей. Примерно в ста пятидесяти метрах от него, и пусть Коля не видел их лиц, казалось, замершие люди смотрят на него в упор. Трое мужчин, светловолосая женщина и…

Язык Коли прилип к небу. Он напряг зрение. Пятый член компании был неимоверно высок: качок в маске, какие носят на «Комик Конах». Бычья морда и устрашающие рога.

«Маска, чувак. Просто маска и обувь на платформе».

Ледяные иголки кололи загривок Коли. Серебристый костюм светловолосой сверкал на солнце. Мужчина с длинными седыми косами…

Капитан Самаритянин, это капитан Самаритянин!

…поднял руку и указал прямо на Колю.

Вместо голоса разума гневное шипение раздалось в голове:

«Крыса Гершака!»

Экипаж «Мельмота Скитальца» высадился на школьном стадионе, а Коля бросился наутек, оборачиваясь и по-рыбьи хлопая ртом. Он твердо решил сегодня же ехать в Москву.


Никуда он не уехал. Ни в тот день, ни на следующий. Сдал билеты, позвонил Ларе в полубреду. Нет, нет, сюда не прилетай. Даже не думай. Какие-то женщины сновали вокруг, входили в мамину квартиру без стука, старушка деловито занавесила зеркала, научала непонятным церемониям, отдающим кромешным язычеством. Что-то втолковывал хлыщ из ритуального агентства, похожий на сильно пьющего Дэниэла Крейга. В морге выдали свидетельство о смерти, еще какую-то бумажку в ЗАГСе. Утром появилась мамина двоюродная сестра, взяла в руки бразды правления, Коля сидел на кухне, в уголке, контуженно кивал. Тетя бомбардировала чудными вопросами: в каком платье мама хотела бы лежать, гранит выбрать или мрамор, и решил ли он, что делать с квартирой.

— Что ж я, — охнула тетя Лена, — загрузила тебя совсем. Отдыхай, Николай. Я разберусь. К мужу Зою подселим, лучшее надгробие купим. Главное, она успела завещание составить. — И, приценившись к Коле, вздохнула: — Бедный, бедный мальчик.

В промежутке — то ли в четверг, то ли в пятницу — Коля пошел к участковому. О письме, Русике и межгалактических наемниках не обмолвился, но спросил, не могли ли маму толкнуть под этот грузовик.

— А с чего такие мысли? — озадачился участковый. — У Зои Дмитриевны врагов вроде не водилось.

— Верно, — замялся Коля. — Просто они оба упали. И мама, и папа. Странно это.

Участковый сочувственно похлопал Колю по плечу.

— Понимаю ваше состояние, Николай. Но есть записи с камеры регистратора и другой камеры, которая у рынка. Дурно вашей маме стало, сердце, жара, то-се, повело на проезжую часть и прямо под колеса. Водитель пытался затормозить, но…

Той ночью Коле приснилась голая Лара, лежащая на металлическом столе в морге. Живот жены был вспорот и нафарширован письмами от издательства «Лабрис», из влагалища торчал свернутый в трубочку членский билет Межгалактического клуба. Во сне Коля знал, что жену распотрошил своими рогами Рикптос с экзопланеты Димилтар, потому что в бесконечных странствиях команда «Мельмота Скитальца» сошла с ума.

— Прости меня, — простонал Коля.

Лара открыла глаза и спросила, шевеля синюшными губами:

— Это правда? Ты действительно предатель?

Коля проснулся в слезах. Он стучал зубами и трясся, тщетно пробуя дозвониться Ларе или Никите, отбивая звонки маминой кузины. Лара перезвонила сама, по видеосвязи. От души отлегло.

— Я вас так люблю, — сказал Коля. — Как бы я хотел вас сейчас обнять.

— Скоро обнимешь, — сказала Лара и сместила камеру, чтобы в кадр попали Никита, оранжевая бочка с надписью «Квас» и название города на здании вокзала.

— Я же просил!

— А мы не послушались. Полюбуйся на себя, Коль. Мы тебе нужны.

Он провел пятерней по щетине. Футболка промокла от пота.

— Диктуй адрес, — сказала Лара, — тут слабый вай-фай.

Он продиктовал и через полчаса действительно обнимал жену и сына.

— Господи, родной! Дрожишь весь. Бедный мой…

— Все будет хорошо, — цитировал Коля Верку Сердючку. — Завтра обратно поедем. Все вместе.

— Пап, а я вокзальный беляш ел. Скажи, мам! Он что, реально с собачкой?

— Реально, енот, реально…

И сын не возразил насчет «енота».

Воссоединившись с семьей, Коля взял себя в кулак. Накупил продуктов, мчал из магазина домой, каменея от мысли, что у подъезда его будет ждать полиция, и дал себе слово ни на миг не покидать близких до тех пор, пока лайнер не взлетит. Он заново забронировал билеты: повезло с послезавтрашним рейсом. Не сводил с жены и сына глаз, не сводил глаз со двора, незаметно проверял, заперта ли дверь.

— Что ты там выискиваешь? — спросила Лара, хлопоча у плиты.

— Тетю жду, — сказал он, отлипая от окна.

— Ты от меня ничего не скрываешь? — нахмурилась Лара.

— Ну что ты.

Лара окутала заботой. Втроем они ели спагетти, листали семейные фотоальбомы, играли в шахматы и допотопные настолки. Никита просил рассказать о бабушкиной молодости, Коля рассказывал, заполняя пробелы вымыслом, а в его голове персонажи идиотской космооперы стояли на футбольном поле, и пыльные вихри закручивались вокруг их грозных фигур. Наступила ночь, но призраки не выползли из гнездилищ.

Спал Коля беспокойно. Рано утром приснилось, будто он открывает глаза, а под боком, вместо жены, — Сандра Фрагеза, бездонные глаза, манящие губы, и Коля, осознавая во сне, что сегодня мамины похороны, занялся сексом с межгалактической наемницей. Зубы внутри ее вагины нежно царапали и игриво покусывали пенис.

«Я сейчас кончу», — подумал Коля.

«Черта с два, ублюдок», — сказала Фрагеза с ненавистью, и вагинальные зубы сомкнулись.

«Господи», — Коля сел в постели. За окнами серело небо. Рядом свернулась калачиком Лара. Ощущая себя грязным, слыша на задворках разума хохот фантомов, Коля прошмыгнул в свою бывшую спальню. Сын мирно спал. Под его локтем лежал томик «Клешней Марса». Колю замутило, и в ванной с занавешенным зеркалом он выблевал в умывальник желчь.


Похороны отца казались чудовищной репетицией маминых похорон, омерзительное чувство дежавю сковало грудную клетку Коли. Тот же поп, те же автобусы, практически те же гости. Никита держался, но под конец отпевания слезы потекли по его щекам. Лара утирала глаза и сжимала Колину руку. Коля не плакал, отупело таращился в гроб и думал о космических кораблях. Позже, у разрытой ямы, он вспомнил, как во вторник, кидая на другой гроб ком земли, грустил, что никогда больше не посетит папину могилу. В горле запершило, он попробовал заплакать, но тут увидел межгалактических наемников.

Был чудесный день на исходе лета, голубое небо над кладбищем, легкий ветерок. Экипаж «Мельмота Скитальца» устроился за оградкой семейного участка в тридцати метрах от маминых гостей. Словно притомившиеся путники на привале. Отдохнут — и вновь будут толкать тех, кого предатель любит. С крыш, с платформ метро, в шахты лифтов.

Коля устал бояться. Он ткнул недрогнувшим пальцем в Рикптоса и спросил старушку-специалистку по мертвячьему православию, видит ли она там мужика с рогами.

— Тебя черти блазнят, сынок, — сказала старушка рассудительно. — Перекрестись, они сгинут.

— Я сейчас приду, — шепнул Коля жене. Она кивнула, придерживая косынку. Коля двинулся по тропе. Чем дальше шел, тем тяжелее становились ноги.

Наемники следили за ним, не шевелясь. Существа, сошедшие с вульгарных книжных обложек, «Комик Кон» на кладбище, карнавал в Колином личном аду.

Капитан Самаритянин привалился к гранитному надгробию раба божьего Завена Налбандяна, запрокинул голову, принимая солнечные ванны, глядя на Колю из-под полуопущенных век. Сандра Фрагеза оседлала соседнюю плиту, раздвинула ноги, облепленные серебристыми брючинами, и уперла локти в бедра. Первый пилот Вик и Кит «Красавчик» Кросс сидели на ограде. Рикптос набычился за надгробиями, но Коля старался не смотреть в ту сторону. Он опасался, что облик минотавра погасит и так ненадежные лампочки рассудка.

Коля встал напротив Самаритянина. С близкого расстояния стало заметно, что наемники не просто устали в дороге длиной в двадцать лет. Они больны. Возможно, они умирают — эта мысль показалась Коле живительным глотком студеной воды. Струпья на коже. Запавшие слезящиеся глаза. Колтуны в волосах. «Красавчик» Кросс, выковыривающий лезвием ножа грязь из-под ногтей, походил на киношного зомби или жертву острой лучевой болезни. Серое лицо, тронутое некрозом, кровоточащие десны, истекающие гноем шишки на лбу. Лишь Сандра Фрагеза выглядела относительно нормально, не считая россыпи прыщей вокруг губ и мраморной бледности.

Наемники ждали, когда он заговорит, и Коля с большим трудом активизировал речевой аппарат.

— Что вам надо? — интонации пацаненка-ботаника, столкнувшегося с хулиганами в подворотне.

— Нам надо, чтобы ты страдал, — спокойно ответил Самаритянин. У него во рту отсутствовала половина зубов. Авторы «Межгалактических наемников» не поясняли, каким образом общаются персонажи с разных планет и из разных галактик. Они понимали друг друга, и баста. Самаритянин говорил по-русски.

— За что? — спросил Коля. — За то, что я вырос, съехал и прекратил покупать книги паршивого издательства, которое давно закрылось? За это вы убили моих родителей?

— Ты нарушил клятву, — сказал Самаритянин.

— Я что, один состоял в книжном клубе?

— Ты единственный, кто поклялся.

Коля обвел взглядом наемников. Сандра Фрагеза презрительно сморщилась и харкнула на землю. Кит Кросс обнажил в угрожающей ухмылке пеньки моляров. Вик почесал почерневший кончик носа и вопросительно вскинул брови: проблемы? Рикптос оставался размытой громадой на периферии зрения.

— Почему так? — спросил Коля, сжимая кулаки. — Так подло, сзади — не в честном бою?

— Ты не заслужил честного боя, — сказала Сандра Фрагеза. — Не заслужил, чтобы мы испепелили твоих близких лазером. Ты — отродье фомор.

— Я! — воскликнул Коля. — Я, а не они! — Он сложил руки в молитвенном жесте. — Не убивайте мою семью. Убейте меня, пожалуйста, но не их! Меня!

— Нет, — отрезал Самаритянин. — Сперва жена и сын. Ты — последний.

Коля попятился, мерещилось, что рой ос жалит его горящее лицо. Взор зацепился за Рикптоса. Налитые кровью звериные глаза прожигали Колю насквозь, рогатая башка ворочалась, из раздувающихся ноздрей сочились розовые сопли. Не маска. Не механический спецэффект. Не графика. Настоящий мифический минотавр стоял на могиле супругов Налбандян и жаждал убить Лару с Никитой.

Сандра Фрагеза ощерилась и громко клацнула зубами. Коля посеменил прочь.

— Куда ты ходил? — спросила Лара, озабоченно разглядывая мужа. — Там лежит твой знакомый?

— Да. Одноклассник.

Коля сгреб Лару в медвежьи объятия и окольцевал запястье сына. В автобусе сворачивал шею, но наемники исчезли с кладбища. Никита положил голову ему на плечо.

— Пап, а бабушка с дедушкой в раю?

— Конечно, — сказал Коля, зажмурился и дотронулся губами до мягких сыновьих волос.

Дорога уроборосом похорон привела в столовую училища, где сервированные столы пахли корицей и котлетами и тетя рассаживала гостей. Колю затошнило, он опустился на стул, глотнул сладкого компота, уставился на старуху, с аппетитом уплетающую поминальный обед, подумал, что эта мерзкая карга будет так же жрать на похоронах Никиты и Лары, и резко вскочил из-за стола.

— Ты чего? — потянулась к нему Лара.

— Все нормально. Подышу воздухом.

Он прошагал между рядами жующих и пьющих людей и вывалился в пустой коридор. Прижался к стене, стиснул челюсти, чтобы не завыть, отпихнулся и побрел на заплетающихся ногах. Силы покинули у выхода из училища. Пришлось опереться о стол дежурной. В вестибюле, как и в коридоре, не было ни души. Двоились в глазах колонны, картинки с электриками и сварщиками, стационарный телефон на столе. Коля заскулил и в бессильной злобе стукнул кулаком по кнопкам дурацкого телефона. Трубка свалилась с рычажков. Пелена слез заволокла полутемный вестибюль. Коля сел на край столешницы и уронил голову. В голове тасовались картинки: Лара в гробу… Никита в гробу…

Коля шмыгнул носом, сморгнул тяжелые капли, посмотрел рассеянно на телефонную трубку. Подобрал ее, поднес к уху и спросил, пьянея от настигающего безумия:

— Гроссадмирал Гершак?

В динамиках потрескивало. Потом глубокий раскатистый голос сказал:

— Я слушаю.

Коля оцепенел. Сердце металось, как крыса под раскаленной кастрюлей.

Хозяин вызывающего мурашки голоса молчал, и Коля выпалил, испугавшись, что связь прервется:

— Межгалактические наемники здесь. Они…

— Оставайтесь на линии, — промолвил гроссадмирал Гершак, — чтобы мы установили ваше местоположение.

Коля кивнул и подумал, надо ли сказать, что он звонит по проводному телефону из ПТУ №3? Не решился. В ухе пошипело и затихло. Коля опустил руку с трубкой.

— Милый… — Лара вышла в вестибюль. За ней шагал Никита.

— Папуль, ты как?

Коля бросился к ним, обнял порывисто. «Голодной Луне» и фоморам требовалась минута, чтобы материализоваться в любой точке вселенной.

— Что это, пап? — спросил Никита, глядя в окно за отцовской спиной. Ослепительный свет залил Поликарповых и отбросил на бетонный пол длинные монструозные тени. — Папа, что это??

— Это космос, сын, — прошептал Коля и подбадривающе улыбнулся ошеломленной Ларе. — Он на нашей стороне.

Report Page