Медведь выходит, часть 4
XI
Октябрьское утро было пусть и не таким солнечным, как в день, когда Вите пришлось снова пойти в школу, или когда Глеба допрашивал Николай, но на порядок более теплым. Город еще не был сотрясен убийством школьницы, его жители лениво плелись по своим делам: кто на завод, кто на рынок, кто на дачу. Прохладная речка текла, огибая каменистые бережки, текла быстрее, чем после убийства.
В школе перед единственным девятым классом выступал милиционер. Он говорил какие-то общие правильные вещи про важность выбора будущего пути, про закон и порядок, про то, как он хотел бы видеть ребят в школе милиции, и про то, что нельзя бросать родную страну, родной край, родной город. Конечно, Глеб его не слушал. Не по масти пацанам с последней парты ментовские проповеди слушать.
Все внимание Глеба было приковано к его возлюбленной однокласснице, которая сидела на одной из первых парт, и смотрела в рот лектору. В такие моменты Глеб не особо думал ни о пацанах, ни об общаке, ни, тем более, о душной лекции товарища милиционера: только о том, как они с Галей будут проводить вместе время у него дома или в подвале, что находится в распоряжении его отца, с соской пива и «парламентом».
Глеб поймал Галю после уроков, разминувшись со своими дружками. Он нашел ее, пока та шла домой, и обозначил свое присутствие звонким шлепком, отчего девушка подскочила, резко выпрямившись в спине.
— Пойдешь пиво пить? — властно спросил Глеб, не допуская возражений.
— Пойду, — смутилась девушка, — давай чуть попозже встретимся, я не хочу, чтобы нас заметили.
— Тогда можно в каморку бати моего, у меня ключики есть. Он сегодня отдыхает, а значит дома опять собутыльников созвал, — заключил парень.
Галя хихикнула.
После уроков они шли вдвоем. Галины школьные принадлежности были в аккуратном портфеле, а Глеб, как полагается пацану, нес их в пакете.
— Ты слушал милиционера? Что ты будешь делать после школы? — поинтересовалась Галя у возлюбленного.
Глеб рассмеялся.
— Нет, Галюша, не слушал я морду красную. По жизни главное двигаться правильно, а после школы или во время, это не так важно, — подмигнул он своей возлюбленной.
— Мама с папой хотят, чтобы я образование получила. И я хочу. С Анной Николаевной встретились как-то в коридоре, она говорит, что не набирается десятый класс, никто не хочет учиться дальше. Да и про другие школы не знаю…
— Анна кто?
— Анна Николаевна. Моя классная руководительница из начальных классов, — Галя вздохнула и посмотрела на щурящиеся глаза своего улыбчивого жениха. Жениха ли?
Неторопливым шагом парочка дошла до ларька у остановки. В таких продается все, что нужно молодежи: от жвачки «бумер» до пива «Невское». На самой остановке смиренно ждали транспорт ребята помладше.
— Галюш, — парень наклонился к ней, — можешь того шпендика к нам позвать? А то мне совсем чуть-чуть на пиво не хватает, — закончил он и подмигнул.
— Ну блин… — девушка засмущалась и начала описывать круги ногой.
— Давай, чё ты как не своя, — закончил свое убеждение Глеб.
Галя, держа двумя руками портфель перед собой, подошла на остановку.
— Ребята, помогите мне сладость выбрать, у брата День Рождения скоро, денег немного у родителей.
Один светленький мальчик с неровной стрижкой, лет 12, смотрел в рот старшекласснице, и, недолго слушая, пошел помогать ей с выбором, рассуждая под нос о том, какой батончик вкуснее. Девушке оставалось лишь невинно улыбаться.
— Здоров молодым! — путь мальчика преградил Глеб, — А я что-то не помню тебя здесь!
— Привет, — мальчик тихонько начал пятиться.
— Как зовут то тебя, малой?
— Дима…
— А меня Глеб. Ты стой давай, куда идешь? — Глеб взял его за шиворот и присел, — не куришь?
— Нет, мне домой надо, я автобус жду…
— Эх! — Глеб резко замахнулся свободной рукой, от чего Дима вздрогнул. Но рука ушла назад, чесать лысый затылок, — может накинешь немного?
— Да мне на проезд надо оставить…
— Да не ссы давай, Димасик, зайцем проедешь или пешком. Старшим помогать надо, тебя же мама с папой учили этому?
Мальчик начал едва заметно дрожать.
— Да не трясись ты! — Глеб хлопнул его по плечу, — ты же пацаном растешь, не лошком каким-то? На грев для старших скинешь? Не для меня, для нуждающихся. А то не уйдешь никуда, — строго продолжил юноша.
Дима услышал шум автобуса, а оглянувшись увидел, как тот готовится раскрыть двери. Мальчик попробовал рвануть к нему, но этого оказалось недостаточно. Хулиган крепко держал мальчика за шиворот.
— А с лохов, Димасик, спрос выше, — холодно заключил старшеклассник.
Галя в это время ушла в ближайший двор и мирно гладила дворовую кошку. Она отвлеклась от своего занятия только когда увидела довольного Глеба с двумя бутылками «Балтики 7», которые он ловко нес в одной руке. Девушка попрощалась с животным, встала и пошла со своим парнем. Их заметила одна из местных старушек в серой вязаной кофте.
— Проститутка идет с клиентом, тьфу, — мудро оценила та ситуацию.
Путь был недалеким, всего через пару кварталов на углу хрущевки находился тот самый подвал. Как Глеб и обещал, дверь была на замке, да и внутри никого не было. Гале, конечно, не нравилось полное отсутствие уюта, но мысль о том, что у них есть такое укромное гнездышко, грело ее. И сырой матрас на не менее сырых деревянных досках может быть ничем не хуже оттоманки в ее родительском доме.
Но внутри себя девушка четко осознавала, что им в жизни не по пути. Даже закрыв глаза на возможные протесты родителей, она мечтала уехать покорять столицу, и самым простым и одобряемым путем для этого видела поступление в какое-нибудь приличное учебное заведение. В то же самое время простор мыслей ее жениха был ограничен тем, как бы стрясти денег с очередного лошка или где можно поприкольнее убиться синькой, или чем покрепче.
Первая бутылка улетела почти мгновенно, Галя успела сделать только несколько робких глотков. Но для девушки из хорошей семьи этого было достаточно, чтобы немного опьянеть. Глеб в это время жадно присосался ко второй бутылке, попутно поглаживая свою возлюбленную по причинным местам.
— Глеб, нет… Я не хочу…
Парень молча продолжал.
— Нет… хватит! — осмелевшая от алкоголя девушка отмахнулась, случайно шлепнув по лысой голове. Глеб заметно разозлился.
— Чё-то ты совсем попутала самую малость. Ты со мной двигаешься или как?
— Я не хочу. И не готова. Я вообще не хочу здесь жить. Хочу уехать из этого проклятого города. Живем здесь как бомжи. Все. Кто огородами побирается, кто бутылками… Я может хочу не бояться того, что завод, на котором папа работает, продадут? По ресторанам ходить, а не по подвалам? — на покрасневшее недовольное лицо начали накатываться слезы.
Подвыпивший юноша воспринял это за личное оскорбление. Может, это оно и было?
— Ну ты дуреха у меня просто, не со зла же такие гадости говоришь… Давай сюда… — протянул парень, после чего властным движением сорвал блузу.
Глеб воровато оглянулся. Вокруг никого не было. Зрелище захлебывающейся слезами девушки пьянило его сильнее водки, даже сильнее планчика, которым с ним однажды поделились местные авторитеты. Или те, кого он ими считал. Галя попыталась спихнуть Глеба, чем раздразнила его еще сильнее. В глубине души она понимала, что в подобных отношениях это неизбежный этап. В ее животе отнюдь не роились бабочки, но сердце было готово выпрыгнуть из девичьей груди.
Конечно, она завопила.
XII
Николай слушал рассказ, не моргая и практически не перебивая юношу, лишь изредка задавая наводящие вопросы.
— Мы просто лежали вместе, пока я, ну, не понял, что мне пора уходить.
Николай повел бровью.
— Охренеть, ты только что изнасиловал свою даму сердца и тут решил уйти?
Глеб, до этого смотревший в одну точку на столе, опустил взгляд еще ниже, испытав небольшую дрожь.
— Это было такое… Чувство… Что надо сделать что-то. Если не сделаешь, то все. Нет тебя.
Дрожь Глеба усилилась. Николай насупился.
— Что. Заставило. Тебя. Уйти?
Вдохнув побольше воздуха, парень ответил:
— Страх. Я понял, что если сейчас не уйду, то все. Я оделся и вышел… нет, выбежал.
Николай недовольно откинулся на спинку стула. Казалось, он перестал разделять удовольствие от страха юноши.
— Я одного нихрена не понимаю. А как труп девушки оказался в реке?
— Не знаю. Я оставил ее в подвале, — после того как Глеб произнес эти слова, его глаза не выдержали и начали намокать.
Николай встал и вышел из комнаты, оставив парня наедине со своими мыслями. Человеческая память избирательна, и простая память Глеба не была исключением. Она старательно вымещала из его памяти события того дня, но все же он, практически до последнего момента, смог все вспомнить. Но что же случилось в конце? От чего он убежал, оставив свою возлюбленную?
Николай вернулся с противогазом в руках. Закрыв дверь, оперуполномоченный швырнул противогаз на стол.
— Надевай, — приказал он, подойдя к парню.
Тот, в свою очередь, прекрасно понимал, к чему все идет.
— Нет… — не успел договорить Глеб, как Николай, взяв того за лысый затылок, ударил его голову об стол.
— Как девчонок насиловать так ты пацан, а как законным требованиям сотрудника подчиниться так нахрен кто? Отрицала? С такими, как ты, знаешь, что на зоне делают? Надевай давай, сукин сын.
Теперь Глеб подчинился.
— Бери табуретку в руки. Вытягивай их… не сачкуй, ублюдок. Приседай.
Глеб подчинился и в этот раз. Николай ощутил прилив слюны.
По мере затруднения дыхания, мысли роились в голове парня. Он уже перестал испытывать обиду или даже ненависть к менту, эти эмоции были вымещены другой, еще более примитивной. Он снова испытал страх: но не как тогда, когда он оставил Галю в подвале, но страх перед другим человеком. Последний раз он испытывал его в раннем детстве, когда отец, еще не спившийся, лупил его за то, что сын своим поведением расстраивал еще живую мать. И сейчас он снова ощутил себя отлупленным ребенком, чья шкодливость привела к смерти его любимой. Возможно, такие же эмоции испытывали лошки, которых он прессовал.
Перед глазами Глеба образовалась густая синяя дымка. Он уже не знал, были это запотевшие стекла противогаза или что-то еще. Дымка постепенно превращалась в глубокое синее море, по которому испуганно плыли рыбы: как косяками, так и поодиночке. Даже хищники вроде акул куда-то спешили, не отвлекаясь на потенциальную добычу.
Гремел гром, и боги швыряли молнии о земную, или даже о водную твердь. Одна беременная косатка отбилась от своей стайки, потому что наружу уже рвался ее детеныш. Маленький хищник неуверенно вывалился в водную плоть, а его испуганная мама отметила это кровавым фонтаном из своего чрева. Но было уже поздно: тьма объяла косатку-мать с ее новорожденным чадом. Малышу так и не доведется испытать удовольствия от вольного плавания.
Челюсти гигантской твари захлопнулись с двумя косатками внутри, а также небольшим числом других рыб, которые оказались недостаточно проворны.
Разрывая водную твердь, вперед плыл бледный кит с выпирающими из пасти несколькими рядами зубов и светло-коралловыми глазами-бусинками.
Глебу практически никогда не снились сны. Но сейчас? Он и сам не был до конца уверен, сон ли это.
Юноша остановился. Заведенный Николай повел бровью.
— Я вспомнил, — промямлил Глеб через противогаз, — когда я убегал, то обернулся, и…
Милиционер оживился.
— Что там было, сукин сын?! — рявкнул тот, после чего толкнул парня. Обессилевший Глеб упал.
— Я видел… Заходил… — Глеб жадно глотал остатки воздуха, но его предательски не хватало, чтобы закончить.
— В подвал?! Кто заходил?! — неторопливость Глеба разозлила милиционера, из-за чего его глаза налились кровью. Поддержать парня он решил пинком под дых.
— В подвал… Там… — хулиган не успел договорить, после чего замолчал.
Отдышавшись, оперуполномоченный снял противогаз и проверил пульс юноши. «Слабак», — подумал Николай.
XIII
Нина безучастно ковыряла вилкой дольку соленого огурца в своей тарелке. Прошедшим вечером они с бабушкой серьезно говорили о ее будущем. Мысли роились в ее маленькой русой голове, отодвигая аппетит на задний план. За соседним столом сидела компания друзей.
— Вы юпи купили мне? Я же просил поделиться, мы вместе бутылки собирали, по подвалам ползали. И чипсы вы брали? Или сухарики? — допрашивал Витя своих друзей.
— Юпи купили, твой я взял, у меня в рюкзаке с собой, — оправдался Пашка.
— А что еще? Мы же столько бутылок собрали!
— Мы взяли, но… Не донесли, — Пашка осекся.
— Как это не донесли?
— Старшаки отобрали, Пашка завыкобенивался, пошли, блин, не по тем дворам, — выпалил Толик, – нет тут нормальных дворов. Везде фигня какая-то происходит. Юпи хоть по курткам распихали. Их не отобрали.
Витя не мог поверить своим ушам и просто открыл рот. Его еще не били с целью отобрать вещи, а сложные социальные ритуалы казались ему чем-то маловажным по сравнению с миром идей, в котором он жил. Мальчик надулся от обиды.
— Да ладно тебе, — подбодрил его Пашка, — Глеба вон в школе сегодня даже нет. Может чипсы вообще отравленные были?
Витя заметно прибодрился.
— А если юпи отравлен? Нина, давай ты первая попробуешь? — обратился он, повернувшись, к однокласснице за ближайшим столом. Толик усмехнулся шутке друга. Пашка цокнул. А сама Нина вздохнула и отложила вилку в сторону. Говорить ей пока совсем не хотелось. Девочка встала, взяв свою тарелку с несчастным огурцом, чтобы отнести ее на раздачу, и вышла из-за стола.
— Не стыдно девочек обижать? — спросила соседка Нины по столу.
— Я никого не обижал! — заявил Витя.
Уроки прошли скучающе обычно. Анна Николаевна даже не ворчала в конце уроков. Она ощущала, что что-то изменилось в этом учебном году, хотя тот не успел даже толком начаться. Но учителям, как и другим бюджетникам, зарплату сейчас платили исправно, в отличие от предыдущих лет, а потому мысли о смене места ей не прельщали. Должно быть, она все еще думала о Гале.
К Вите, стоящему в школьном коридоре после последнего урока, подошел Толик с рюкзаком наперевес.
— Вить, а ты сказал взрослым про подвал?
— Толик, ты дурак что ли, нас мама Вити и спалила, — покрутил пальцем у виска Пашка, подкравшийся за Толиком.
— Я папе сказал. У него друг – милиционер. Он разберется, — с чувством выполненного долга сообщил Витя.
Ребята направились в гардероб.
У гардероба Пашка поймал Нину.
— А ты чего такая грустная сегодня? Как язык проглотила.
Нина посмотрела на Пашку. «Горшок» на его голове визуально гармонировал с её челкой. Незнакомый с ними человек мог принять их за брата с сестрой. Мальчик казался ей тем, кому можно что-то рассказать. Объяснить.
— Я уеду к Новому Году в другой город, в областной центр. Там у нас родственники. Баба не справляется. Старенькая уже.
— А... Ты вернешься потом? Мы еще увидимся когда-нибудь?
Нина засмущалась.
— Ну я же не завтра уезжаю… Я думаю, увидимся еще… Когда-нибудь, — девочка покраснела.
Вечер тоже обещал быть скучающе обычным. Мама, после очередной порции ругани с папой, отправила Витю делать уроки. Тут-то он и заметил, что забыл записать домашнее задание по математике на завтра. Пашка учился хуже всех, поэтому для звонка он выбирал между Ниной и Толиком. Выбор пал на Толика.
— Здрасьте, а позовите Толика к телефону, мне домашнее задание спросить.
— А это кто? — уточнил звонкий женский голос.
— Это Витя Мюллер!
— Толя, тебя Витя к телефону! Возьми дневник! — услышал Витя. Меньше, чем через минуту Толик уже обнимал кудрями верхнюю часть трубки.
— А кстати, помнишь, Пашка говорил, что Глеба, ну который старшак, в школе не было сегодня?
— Помню, что Пашка говорил. Старшака не помню, — честно признался Витя.
— Папа с мамой обсуждали, что к папе в больницу положили старшеклассника из нашей школы, тоже Глеб, думаю он же, — сказав это, Толик поймал неодобрительный взгляд мамы, — он сейчас в коме лежит, — тихо закончил он.
— В коме? Это как?
— Это можно сказать он спит. И непонятно проснется ли.
— Умер что ли? — Витя помнил, как родители объясняли ему смерть. Это когда человек засыпает и уже не просыпается. Поэтому и говорят: уснул вечным сном.
— Нет. Он жив. Но спит. Может умереть… Блин, все, давай, меня родители зовут.
На оставшийся вечер Витю захлестнули мысли о коме. Как и полагается любом ребенку, Витя спросил родителей. В гостиной, по совместительству – спальне родителей, папа смотрел телевизор. Он ответил примерно то же самое, что и Толик. Готовящая на кухне мама отмахнулась от недетской темы, снова ругнувшись на папу.
Отделаться от этих мыслей мальчик не мог. Что, если однажды он так же уснет? Будет ли он видеть сны? И какие? Он вспомнил свой прошлый сон, в котором похожее на медведя чудовище с глиняной шерстью расправилось с охотниками, и сглотнул. «Сны ведь короткие. Явно короче ночи», —рассуждал он. Но как видят их люди в коме? Неужели за одну кому можно увидеть только один короткий сон? С такими размышлениями мальчик и заснул.
Этой ночью Витя снов не видел.
XIV
— Вставай! В школу пора! — командирский тон мамы вырвал Витю из постели. В этот раз Витя встал быстрее обычного. Бывали ли у него ночи без снов? Однозначно бывали. В этот раз нежиться в кровати совершенно не хотелось. Даже меньше, чем после кошмара.
День был удивительно тусклым на контрасте с предыдущим. В школу Витя шел один. Мысли и страхи о коме уже не гнели его, да и окружающий мир уже, кажется, не таил столько опасностей. Шел Витя без оглядки и без страха за то, что кто-то за ним следит.
На обед в школе было картофельное пюре с толстой котлетой. Друзья снова сидели за одним столом. Но за все время большой перемены Витя не увидел одного знакомого лица с жиденькой челкой.
— А где Нина? Заболела что ли? — поинтересовался он за столом.
— Наверное заболела, — ответил Пашка с задумчивым видом. Он помнил вчерашний разговор у гардероба, но постеснялся говорить о нем Вите с Толиком.
— Так вчера же нормальная была. Ладно.
— Ты сам в понедельник школу пропустил, может тоже отдохнуть хочет.
Толик что-то промычал с забитым ртом, и ребята быстро сменили тему разговора.
В этот же день в квартире Зинаиды Антоновной широкая фигура Михаила впервые за долгое время вышла из своей комнаты не по нужде. Чувство тревоги, на удивление, ненадолго отпустило ее владельца. Фигура обошла все комнаты и вышла на балкон гостиной. Черно-белые фотографии родителей внимательно наблюдали за ней. Не успокоившись, фигура посетила кухню, где обнаружила другую фигуру, сгорбленной и плачущей старушки.
— Не было печали, Мишенька... Чертовщина здесь происходит сплошная… Не смогла я Ниночку уберечь…
— С ментами говорила? — просипел Мишенька.
— Только пришла… Девочка, совсем молодая, заявление приняла. Как ты, наверное, возрастом, — бабушка выдержала паузу, — опер придет чуть позже. Мне обещали. Ты сиди, не высовывайся. Вдруг в части ищут. В наше то время помню вообще дезертиров не было… Эх, ты… В монастырь бы тебе, да поскорее…
Михаил не стал выслушивать нотации бабушки и покинул кухню. В монастырь ему отправляться не хотелось. А с Ниной он был действительно близок, и не только кровью. Именно ему приходилось защищать ее от пьяного отца и его с матерью собутыльников. Неужели он не смог защитить ее в этот раз? Как не смог своего сослуживца. «Костян», — вспомнил Михаил, после чего поджал губы. Он еще не забыл его имя. И, в глубине души, не хотел забывать.
Раздался дверной звонок.
— Иду, иду, — вскочила все еще заплаканная бабушка.
В глазке она увидела мужчину с крючковатым носом в милицейской форме, после чего с облегчением открыла дверь.
— Здравствуйте! А я даже выйти не успела встречать Вас… Хотя все равно замок сломан…
— Добрый вечер, — ответил тот, переступая порог, и сразу же представился, — старший оперуполномоченный, лейтенант Солянов. Замок починили. Но там соседка Ваша выходила, я за ней следом вошел, —снимая туфли, он продолжил, — где Вам будет удобнее говорить?
— На кухню пройдемте, я там почти весь день уже сижу…
Скрипучие половицы проводили хозяйку квартиры и гостя. Последний даже не смотрел на бдительно следившие за ним портреты и другие фотографии. Он твердо понимал, зачем он здесь.
— Зинаида Антоновна? Повторите, будьте добры, где Вы в последний раз видели Нину?
— Ох… — глубоко вздохнула бабушка, — да как в школу вчера отправила, она девочка самостоятельная, всегда такой была…
Михаил послушно сидел в своей комнате. Тревога так к нему и не вернулась. Но щемящее в грудине чувство давило на него изнутри за то, что тот сидел без дела. Конечно, показываться менту, будучи дезертиром, не следовало. Но природное любопытство взяло верх. Михаил слегка приоткрыл дверь в комнату. Достаточно, чтобы получше слышать разговор бабушки с ментом, и при этом не настолько сильно, чтобы выдать свое присутствие. Он осторожно заглянул в щель, и увидел только спину гостя.
— Зинаида Антоновна, сочувствую Вашему горю, мы делаем все, что в наших силах, — милиционер замолчал. Выдержав паузу, он продолжил, — вы своего внука давно видели?
Бабушка едва заметно насторожилась.
— Да вот, на поезд его провожала, как он в армию пошел. Там ведь знаете, что творится… Срочников в горячие точки отправляют… Неужели лишусь всех внуков.
Старший оперуполномоченный улыбнулся. Но решил не давить на горюющую пожилую женщину.
— Я думаю жив Ваш внук, нам тут запрос пришел, от коллег, нахрен, по цеху, из военной комендатуры…
Михаил отсел подальше от двери, и продолжил слушать.
Прошел еще один час с небольшим. Михаил неустанно вел наблюдение. Наконец, гость встал и повернулся к едва ли приоткрытой двери лицом. У Михаила перехватило дыхание. В армии его, да и весь его взвод учили, что в случае попадания в плен необходимо запомнить лица своих пленителей, чтобы передать в будущем своим товарищами. И Михаил запоминал лицо мента. Короткая стрижка, разваливающаяся на глазах, мощный крючковатый нос, как у ястреба или коршуна, маленькие, глубоко посаженные, точно крысиные глазки… Чем дольше он смотрел на него, тем меньше человеческого он видел. Но Михаил чувствовал, что это ему и не нужно. Он уже видел это лицо, этот образ... Но никак не мог вспомнить где.
Наконец, гость ушел. Михаил вышел из комнаты.
— Ищут тебя уже, — передала уже известную ему информацию бабушка, — в монастырь пора.
Тут же в квартире зазвонил телефон. Зинаида Антоновна подошла к нему и осторожно сняла трубку.
— Здрасьте, а можно Нину к телефону?
— Нина… Нет Ниночки здесь. Не знаю, есть ли вообще, — ответила бабушка, после чего на ее морщинистое лицо снова начали накатываться слезы.
Мальчик по ту сторону провода замолчал. Послышались гудки.
— В мое время пиво только алкоголики пили. Потому что купишь – пей сразу, иначе выдохнется. А вот водку пили те, кто впрок ее закупали. Потому и у нас есть всегда.
Михаил молчал. Он все пытался вспомнить, где же он видел этого мента.
— Выпьешь с бабушкой своей?
— Нельзя сейчас пить, — отрезал тот, и пошел в свою комнату, где встал у окна.