Малигнозия
Towerdevil
Читать историю на нашем портале
«Aмброзия — в древнегреческой мифологии «пища богов» (нектар, «напиток богов»). Согласно легендам, амброзия дарует богам вечную юность и бессмертие» «Большая Советская энциклопедия»
∗ ∗ ∗
Паулина поспешила схватить стакан с подноса на барной стойке и нырнула в толпу. В своем пиджаке из тончайшей кожи, на высоченных лабутенах и «рэйбанах», скрывающих пол-лица она быстро слилась с пританцовывающей под ретровейв группкой хипстеров. Теперь нужно было «закрепиться». Лучше всех для этой цели подходил коренастый пацан в клетчатой рубашке с торчащей из-под шапки розовой челкой.
— Слушай, а классно оформлена хата — восьмидесятые в полный рост! — Паулина кивнула на поблескивающие бархатом синие портьеры и крупную черно-белую клетку кафеля.
— Вообще-то, — гнусаво возразил парень, на поверку оказавшийся пацанистого вида лесбой, — это типичное ар-нуво. На это указывают плавные линии в мебели и вычурное оформление.
Действительно, к низким диванам с неестественно высокими спинками было боязно подходить — до того тонкой казалась работа краснодеревщика. Лишь сейчас Паулина как следует оглядела барную стойку — по низу та была украшена яркими витражами, изображавшими мотыльков. Посреди огромного зала взвивалась к потолку винтовая лестница, напоминающая изысканно выполненную головоломку. Обилие деталей поражало воображение, и впрямь — ни одной прямой линии.
— Еще одним аргументом в пользу определения стиля как модерн являются эти люстры из цветного стекла. Если бы Аластор угорал по восьмидесятым, здесь висели бы дискоболлы…
— Точняк, их-то здесь и не хватает! — выдавила смешок Паулина, пытаясь слезть со скучной темы. — Слушай, а я тебя нигде раньше не видела?
— Ну, теоретически… — замялась лесбиянка.
— Точняк, видел. Ты же Йонакано? — произнесла Паулина подслушанное пятью минутами ранее имя. Девушка утвердительно кивнула. — А я Эйприл! Да ты по-любому обо мне слышала, меня тут все знают…
— Да, точняк, слышала… — неуверенно согласилась та. Дурочка старалась изо всех сил делать вид, что здесь она «своя в доску», хотя свою кличку Паулина придумала пять минут назад, взглянув на календарь.
— Ну вот, теперь будем знакомы лично! — она с энтузиазмом, по-мужски тряханула руку лесбиянке — той это явно польстило. — Ладно, пойду, поищу еще знакомых.
Паулина отсалютовала лесбе стаканом с каким-то бурым коктейлем, который так и не успела попробовать, и бросила напоследок: — Если что надо — обращайся к Эйприл, Эйприл все знают!
Нырнув обратно в толпу, она раствориась в ней; лавировала меж ритмично двигающихся локтей и плеч. Знакомых лиц она в ней не искала. Более того — знала, что их, скорее всего, не обнаружится.
Паулина была «прилипалой». Так она мысленно называла свою «профессию». Чтобы быть вором-домушником, мошенником или щипачом ей недоставало ни смелости, ни ловкости. Вдобавок, вся эта блатная романтика откровенно претила Паулине — любительнице гламурных вечеринок и светских раутов. Здесь она чувствовал себя в своей тарелке — втиралась в доверие к гостям и хозяевам, завлекала стройными бедрами и милым личиком, с легкостью направляла разговор в нужное русло, чтобы пафосные ублюдки концентрировались больше на себе, чем на ней. Паулина играючи добывала приглашения на закрытые тусовки, узнавала пароли от тайных квартирников и прибивалась к полупьяным компаниям, проникая в VIP-залы. Там эта «золотая молодежь» упивалась до свинячьего визга элитным алкоголем, накуривалась синтетики до полной потери чувствительности, неистово трахалась, закинувшись «волшебными» таблетками и потерянно триповала, перебирая в воздухе руками. Счастливые, беззаботные, потерянные в бурлящем океане гормонов и сладких ядов, они были щедры на любовь, дружбу, подачки… И не слишком внимательно следили за своими вещами, а наутро, держась за голову, если о чем-то и догадывались, то поиски девушки с выдуманной кличкой — вроде «Мэрилин» или «Фрайдэй» — никогда ни к чему не приводили. Каждый раз она ощущала себя тайным агентом: когда в любую секунду тебя могут разоблачить, изгнать, а то даже и побить, и задание будет провалено. Подобно шпиону, она изучала все входы и выходы, делала мысленные заметки относительно встреченных людей, старалась не попадаться никому на глаза дважды, и чаще всего называла за вечеринку две или три клички; то снимала, то вновь надевала очки, меняла парики, а однажды даже переоделась дважды за вечер. Один раз — в мужское.
Наметанный глаз Паулины быстро подмечал, от кого стоит держаться подальше, а кого — с особенно дорогими часами или цепочкой — лучше как следует подпоить и не выпускать из виду, пока алкоголь не сделает свое дело. Клофелин Паулина никогда не использовала — счастливые и беззаботные, они зачастую сами делились секретами и содержимым кошельков. Единственны запретом были телефоны. Хоть она и не раз облизывалась на инкрустированные драгоценными камнями «Вертушки» и Айфоны в золотом корпусе, знала — найдут, как пить дать. Заявятся прямо в утлую однушку на самой окраине Ржевки-Пороховых, будут валять ногами, возможно что-нибудь сломают, как в прошлый раз. Нет уж, никаких больше телефонов.
∗ ∗ ∗
Аластор сидел за столом в кабинете, слушая, как внизу беснуется толпа дармоедов. Бесполезные пустышки! Все, чего они ждут от жизни — сплошные развлечения, и сюда, в его дом пришли за тем же. Вся их суть, весь их смысл — сгореть и сгнить как можно скорее, освобождая место для себе же подобных бесконечных потоков полой человеческой скорлупы. Они готовы опустошать себя сами. Аластор же лишь способствовал этому и собирал сливки. Он посмотрел на лунный календарь. Завтра должны явиться Гости, и нужно подготовить угощение.
Вздохнув, маг тяжело поднялся с вычурного тяжелого кресла, вгляделся в черненое зеркало. Отражения не было. Тени — ничего больше. Будущее оставалось туманным и непредсказуемым, как и должно.
Прихватив со стола большой пухлый конверт, он направился к лестнице громко стуча по полу тростью. Сжимая рукоять в виде головы черного пуделя, Аластор с силой вколачивал ее конец в ступени так, чтобы все слышали — хозяин идет.
∗ ∗ ∗
Паулина с любопытством блуждала по огромной квартире, пытаясь хотя бы приблизительно прикинуть размеры этих хором. По всему выходило, что хозяин выкупил позднюю сталинку целиком, а после — переломал к чертовой матери все несущие стены и несколько этажей, каким-то неведомым образом создав из этого место для самых престижных и закрытых тусовок в городе.
Приглашение она силилась добыть всеми правдами и неправдами. В итоге просто повезло — якобы кто-то из прихлебателей одной скандально известной журналистки решил сбыть свое через аукцион в Даркнете. Паулина без сожалений перевела в криптовалюту всю имеющуюся у нее наличность и получила-таки заветный кусок пластика. Взяв его наконец в руки, была даже несколько разочарована — приглашение оказалось обычной игральной картой. Крестовый туз, на котором кто-то вывел фломастером большую черную спираль. Она тогда горько усмехнулась — то, за что она отдала свою добычу почти за два месяца, можно было воссоздать за пять минут по цене маркера и колоды карт за тридцать рублей.
Именно поэтому сегодня, попав, наконец, в дом Аластора, Паулина особенно внимательно вглядывалась в лица гостей и обстановку, выискивая цели для своей утренней жатвы. Выглядела ситуация уныло — размалеванных фиф в золоте и коктейльных платьях не наблюдалось, зато жались по углам какие-то неформалки с выбритыми висками и ботанки в растянутых джинсах. Вместо оранжевых от автозагара «стремяг к успеху» здесь усасывались пивом наркоманского вида панки и нарочито оригинально одетые хипстеры. Ловить было явно нечего. Вдобавок, выйдя из танцевального зала, Паулина потерялась в бесконечном лабиринте синих портьер. Прихлебывая из стакана весьма недурной, надо заметить, «лонг-айленд» она тоскливо бродила по бархатистым коридорам и разглядывала репродукции Магриба на стенах. Кожа под париком из натуральных волос страшно зудела, и девушка, пользуясь безлюдностью «лабиринта» то и дело почесывалась.
Буквально на каждом шагу ей встречались изящного вида бронзовые вазы с закрепленными сверху стрелками, надпись на которых гласила практичное, но совершенно неуместное «Блюй в меня!». То и дело на пути попадались высокие стойки с маленькими, с обувную коробку размером, клетками с запертыми в них кроликами. Красноглазые пушистые зверушки самозабвенно и яростно трахались, не замечая ничего вокруг. Таких клеток Паулина насчитала по меньшей мере с десяток.
Вдруг над головой раздался какой-то стук, потом еще и еще. Звук расходился по всему зданию, точно раскаты грома. Музыка притихла, и в этой прерывистой тишине из-за портьер зашелестело благоговейное:
— Аластор… Аластор идет…
Увидеть хозяина вечеринки собственной персоной было делом первой необходимости. Наплевав на условность в виде синих бархатных портьер, Паулина устремилась на голос. Она преодолевала эти «стены» одну за другой, подныривая под тяжелую ткань. Оказывается, портьеры скрывали под собой удивительнейшие вещи. Паулина оказалась в лишенной входа «комнате» посреди которой царственно вздымалось гинекологическое кресло. Рядом на тумбочке находились разнообразные расширители, фаллоимитаторы и большая банка смазки. В углу стояла одна из вездесущих ваз с почти кэролловским призывом.
Где-то совсем близко раздались неистовые аплодисменты и свист, и Паулина заметалась, потеряв направление. Громыхнуло властное:
— Достаточно! — голос, рокочущий из гигантских колонок, закрепленных под потолком, казался усталым. — Я рад вас всех видеть в своем доме. Этой ночью здесь надорвется ткань реальности, нарушится граница нормы, а мы все обнажим свои истинные лики, чтобы предаться трансцендентальному танцу, в ритме которого движется Вселенная. Сегодня мы своим разумом дотянемся до самых звезд и обратно, а все, что вы переживете здесь, навсегда изменит вас, но никогда не покинет стен сей обители. Здесь вы можете позволить себе все. Попробовать то, о чем никогда даже не задумывались…
Одновременно с этими словами хозяина послышался какой-то металлический скрип, и вдалеке одна из портьер взлетела высоко под потолок.
— … любые удовольствия и ощущения, какие вы себе не представляли даже в самых безумных фантазиях.
И вновь скрип. Очередная портьера скаталась в рулон и зависла под потолком. Толпа исторгла дружное оханье.
— Да-да, аттракцион для самых смелых. Впрочем, вот развлечение попроще…
Скрип раздался совсем близко. Ткань прямо перед лицом Паулины с шуршанием уползла вверх, и та обнаружила себя под бесчисленными взглядами собравшихся в шеренгу гостей. На одном из пролетов винтовой лестницы стоял сам хозяин — лысый грузный дядька лет сорока, из тех, что спорят с цифрой в паспорте, прибиваясь к компаниям помоложе и пытаясь сойти за своего. Впрочем, не Паулине его осуждать. Круглое, гладкое, с легкими восточными чертами лицо расплылось в надменной улыбке.
— Смотрите-ка, этой молодой особе уже не терпится…
Публика разразилась подобострастным хохотом. Паулина почувствовала себя крайне неуютно — словно ее вытолкали на сцену перед залом, не дав прочесть сценарий пьесы. Она в ответ неловко улыбнулась и развела руками, пытаясь сгладить ситуацию, пискнула:
— Я искала туалет…
Гости вновь одарили ее единодушным смешком и вновь обратили взоры на Аластора. Тот, однако, продолжал сверлить ее своими маленькими и холодными, точно шляпки гвоздей, зенками. Похоже, придется снова переодеться… Без добычи Паулина уходить не собиралась — на это приглашение ушли почти все ее сбережения.
— Что же, я вижу, многие из вас уже томятся ожиданием, — продолжил хозяин. — А потому, я перестаю разглагольствовать и приглашаю вас веселиться! Объявляю одиннадцатый Телемский Вечер открытым! Творите свою волю, и таков будет закон!
Произнося эти слова, Аластор выбросил вперед руку с открытым конвертом. Тот разорвался от резкого движения, и по воздуху вниз, кружась, устремилось какое-то конфетти. Толпа тут же ринулась к подножию лестницы, воздела руки к потолку и принялась ловить эти разноцветные бумажки.
«Неужели деньги?» — изумилась Паулина. Нет, слишком мелкие.
— Веселитесь, дети мои, ибо жизнь коротка и полна слез! — подытожил Аластор, и музыка вновь наполнила помещение.
Паулина застыла, не зная, что ей делать дальше. Гости разбредались по ставшему гораздо больше и шире помещению, сжимая в руках заветные бумажки размером с ноготь. Оттолкнув девушку, дылда в кожаном пальто на голое тело уселась в гинекологическое кресло, развела в стороны целлюлитные бедра. Какой-то парень тут же защелкал взятым с тумбочки расширителем.
— Марочку за мамочку? — пробасила та, положив пойманную бумажку на язык. Ее спутник кивнул и проделал то же самое. Паулина даже фыркнула от досады — и это вся тайна разнузданных Телемских Вечеров? Кислота и секс-игрушки? Разочарование какое-то…
— Девушка, позвольте вас угостить? — элегантный блондин с волосами до плеч в покрытой заклепками косухе подошел со спины обдал ухо спиртным баритоном. В пальцах он сжимал заветные марки — на каждой был изображен затейливый символ из двух треугольников. — Я тебя еще на входе приметил. Горячая…
Кавалер шумно втянул ноздрями воздух. Паулина привыкла к более церемонному обращению, но… какого черта? В конце концов, если бы ей все это не нравилось, она сидела бы дома и облапошивала похотливых дурачков через веб-камеру. Вырвав обе марки из пальцев блондина, она закинула их на язык. Тот смешно оттопырил нижнюю губу, произнося обиженное: «Ты че?»
Притянув его голову, Паулина впилась губами в блондина, они соприкоснулись языками. Чуть погодя, вытолкнула обе марки обратно в рот их владельцу, но было уже поздно — девушка почувствовала, как реальность ползет по швам, а мозг принялся строить совершенно новые случайные нейронные связи.
∗ ∗ ∗
Сам Аластор Высвобождение, конечно же, не принимал. Во-первых, слишком дорого ему обошелся последний из подобных трипов. А во-вторых, ему, чтобы проникнуть сквозь ткань реальности не нужны были вещества.
При виде хозяина все уважительно кивали, расступались, подобострастно здоровались, представлялись. Аластор не пытался запомнить все эти выдуманные и нарочито пафосные имена — Носферату, Сильвер, Агония. От его пронзительного взгляда было не укрыться скучным Машам, не закончившим филфак; жалким Алешам, которые пришли в надежде хотя бы на вялый перепихончик; смешным Сережам, которые и вовсе не знали, чем удостоились приглашения и пришли «чисто поугорать».
— О да, вы все угорите! — одними губами шептал Аластор, шагая через толпу, а та расступалась точно льдины под напором ледокола. Славный король шел через ряды своих подданных.
∗ ∗ ∗
Первая ясная мысль всплыла в сознании Паулины, когда пульсирующая плоть у нее во рту изверглась солоноватой густой жижей. Совершая глотки одновременно с пульсацией, Паулина четко осознавала, что в бедро ей упирается ее же чудовищной силы эрекция. Даже скотч не помог. Член четко выделялся под обтягивающими черными леггинсами.
— Теперь давай я тебе сделаю приятно! — сладострастно прохрипел блондин, когда рот Паулины с чмоканьем выпустил начисто вылизанную головку.
— Неадо! — отказалась она в один слог, прикрывая эрекцию сумочкой. — Я хчу умысся.
— Я провожу.
На ответ у Паулины не осталось ни сил, ни желания. Она просто отпихнула опустошенного ухажера к стенке и, шатаясь на каблуках, неловко отправилась куда-то прочь. По языку перекатывался этот ни с чем не сравнимый вкус плоти и греха. Мимо нее через коридор портьер пронесся «паровозик» голых мужиков в масках с птичьими носами. Где-то за тканью раздавался свист плети и удары, сопровождаемые сладострастными стонами. Что-то налипло на глаз. Проведя пальцами по лицу, Паулина обнаружила у себя на ладони нечто похожее на волосатую гусеницу. Запоздало дошло: «Отклеились ресницы». Стояк все никак не желал опадать; торчал вперед точно киль корабля или стрелка компаса, указывающая путь.
— Пош-шел в жопу! — взвизгнула Паулина, стукнула сумочкой по мерзкому отростку, а спустя секунду сама же скрючилась от боли. Перевалилась через спинку не пойми откуда взявшегося дивана, споткнулась, скатилась на клетчатый кафель, оказавшись по ту сторону портьеры. Над ней нависало нечто розовое, китообразное, покрытое омерзительными шелушащимися наростами, напоминающими морских уточек. Голая толстуха с короткой стрижкой висела в воздухе, закрепленная на тросах, уходящих под потолок. Крючья пронзали спину в нескольких местах, и в натянувшихся отверстиях можно было даже видеть желтую прослойку жира. Паулину затошнило.
— Ли-жи! Ли-жи! Ли-жи! — скандировало с дюжину наблюдателей. Какие-то гоблины с ирокезами — почти одинаковые — ткнули лысого голого заморыша лицом в покрытую густой шерстью складку между ног толстухи. Та трубно застонала.
Содержимое желудка Паулины вновь взбрыкнуло, и ноги сами понесли ее дальше. Кругом творился какой-то болезненный, странный разврат.
Угловатый мужик, одетый в одно лишь боа из перьев залез на барную стойку и сосредоточенно насаживался на бутылку «Кристалл». Группка изящных «готических лолит» по-кошачьи лакали из огромного блюда на полу, от которого явственно несло дерьмом. У Паулины вдруг сломался каблук, и она полетела на пол. Уперлась руками, едва не опрокинув блюдо. «Лолиты» разъяренно зашипели испачканными ртами. Вскочив, девушка побежала прочь в поисках какого-нибудь укромного места, где можно прийти в себя, привести лицо и одежду в порядок. Кто-то дернул ее за волосы, и парик слетел с головы. Оглянувшись, она увидела, как шикарное фиолетовое каре утекает прочь по залу вместе с «голым паровозиком». На гинекологическом кресле творилось странное — железисто воняло кровью, во влагалище дылды ковырялись щипцами сразу несколько человек, то и дело резко выдергивая какие-то кровавые куски. Паулина смогла разглядеть в зажиме маленькую, будто игрушечную, ручку. Девушка хотела всмотреться, но в затылок ей прилетело что-то тяжелое и острое.
— Сорян! — раздалось сзади. Повернувшись, она увидела подвешенного за ноги полного мужичка с иссиня-черными яйцами. Напротив стояли трое панков и по очереди из рогатки стреляли по нему зелеными шипастыми каштанами. Раздался очередной приглушенный кляпом вскрик — кто-то попал в цель.
Нужно было валить отсюда, найти местечко потише, пока Паулина сама не стала предметом чьих-нибудь жестоких развлечений.
Нырнув под очередную портьеру, она сначала услышала какое-то булькающее приглушенное «не надо», и только потом увидела источник звука.
Хозяин вечеринки прижимал к себе уже знакомую Паулине Йонакано, держал ее грубо за короткие волосы, направляя голову куда-то вниз к медному тазу, а второй рукой шерудил у нее в выбритом паху. Возвратно-поступательные движения делали слова девушки прерывистыми.
— Не… На...до… По… жа… луй… ста…
— Давай же, сучка, давай! — бормотал Аластор, выпростал руку из трусиков лесбиянки и бесцеремонно пропихнул два пальца той в глотку. Йонакано тут же изогнулась в спазме, в таз полилась какая-то студенистая, полупрозрачная, со сгустками гадость.
— О, да-а-а! — выдохнул Аластор, пропихивая испачканную рвотой кисть глубже в пищевод несчастной. — Еще! В тебе точно есть еще!
Это зрелище стало последней каплей касторового масла для Паулины. Первый спазм заставил ее судорожно прикрыть ладонью рот и надуть щеки. Глаза почти машинально выцепили очередную медную вазу. Стрелочка дружелюбно предлагала: «Блюй в меня». Паулина воспользовалась приглашением, и второй спазм выбил из стенок вазы мелодичный звон, а из желудка девушки — все лишнее. Организм, избавившись от накопившегося дерьма, с чувством выполненного долга отключил сознание Паулины. Та сползла с края вазы лицом куда-то за портьеру, подползла к стенке, улеглась прямо на холодный кафель и спустя секунду громко, по-мужски захрапела.
∗ ∗ ∗
Пробуждение для Паулины оказалось куда болезненнее всего, что вытворяли с гостями Телемского Вечера. Пищевод саднил, будто по нему прошлись туалетным ершиком, в уголках рта кислыми козявками налипла рвота, нестерпимо белый свет люстр резал глаза. Окон здесь не было, но тело сигнализировало — ломотой в костях, затекшими конечностями, песком в уголках глаз — наступило утро. Впрочем, гигантские напольные часы в одном из углов зала показывали полдень.
Обнаружила себя Паулина глубоко под портьерой в узкой нише в стене — наверное, раньше здесь стояла батарея. Сумочка оказалась рядом — и как не потеряла по пути? А вот с ноги сиротливо свисал единственный оставшийся лабутен. Парик нашелся под бурыми от спекшейся крови крючьями, но трогать его девушка побрезговала — тот плавал в какой-то мутной жиже. Найти «Рэйбаны» она уже не надеялась. Вместе с сознанием проснулся и мочевой пузырь, надавил возмущенно на внутренние органы, требуя к себе внимания. Стоило подняться с липкого кафеля, как желание помочиться стало всеобъемлющим и нестерпимым. Паулина с двенадцати лет не писала стоя, но сегодня готова была нарушить это правило — найти бы хоть одну чертову вазу. Те, как назло, будто испарились. Пробежав несколько поворотов бархатного лабиринта, она отчаялась и закричала сиплым надсадным басом:
— Да где здесь туалет?
Никто не ответил. Эхо заметалось под металлическими нефами. Взгляд девушки упал на лестницу.
«Придется побыть плохой кошечкой и нагадить в хозяйский лоток!»
— Извините! Извините! Есть тут кто? — «пинговала» она, но не слишком громко, чтобы оставить хозяину шанс не заметить ее присутствия. Ступени чертовой лестницы все не заканчивались, Паулину вело в стороны, и она наваливалась торсом на перила, рискуя в любую секунду полететь на шахматную плитку. Отсюда, сверху было видно все закоулки портьерного лабиринта. Похоже, Паулина осталась последним гостем Телемского Вечера.
— Эй! — позвала она еще раз в темноту лестничного проема. Никого. Осторожно, стараясь не производить лишнего шума, девушка поднялась в завешанный портретами коридор. Бархат изображал странных, неприятных на вид людей — на Паулину пучил глаза безумец с треугольной подушкой на голове; подпирала жабий подбородок тяжеловесная баба; злобно щурился лысый мужик с козлиной бородкой, а на плече его сложил кольца питон. Воняло здесь зверски — какой-то болезненной кислятиной, точно кто-то варил в кастрюле человеческую рвоту. Приходилось зажимать нос сгибом локтя. Странная квартирка. А еще Паулина еле сдерживалась, чтобы не описаться прямо на густой махровый ковер, гасивший звуки ее шагов. Вдруг маяком надежды блеснул дверной проем в конце коридора. Именно таким белым ровным светом освещались операционные, фотостудии, но главное — санузлы…
И, конечно же, складские помещения. Девушка запоздало удивилась толстой массивной двери, похожей на сейфовую. Паулина еле удержалась, чтобы не застонать от разочарования. Со всех сторон ее окружали «магазинные» холодильники со стеклянными дверцами. Лишь спустя секунду, когда она бегло пробежалась взглядом по содержимому, пришло осознание — да ведь это — настоящий Клондайк!
Чего тут только не было! Бочонки с вином, коньяки — явно не меньше пятисот евро за бутылку, шампанское «Кристалл» и красные крабовые клешни — каждая с миниатюрную ладонь Паулины. Она едва не застонала от досады — почему нельзя унести все сразу? Подобно крысе, что забежала в амбар, ей было позволено взять лишь то, что уместится в желудке. Или точнее — в розовой сумочке от Furla, украденной еще год назад, но ничуть не истрепавшейся. Девушка лишний раз порадовалась современным тенденциям в моде — в тренде как раз были сумки размером едва ли не с хозяйственную. Не раздумывая долго, Паулина вытряхнула на пол заношенные кроссовки, скучный джемпер и «адидасовские» треники. Кроссовки тут же надела — на одном лабутене далеко не уйдешь, а свои «конспиративные» шмотки затолкала ногой за ряд винных бочек.
Паулина лихорадочно изучала содержимое холодильников, пытаясь вспомнить соотношение цен на дорогостоящие деликатесы. Интернет ей был не помощник — на «дело» девушка всегда брала с собой лишь дешевую кнопочную звонилку.
Само собой, в первую очередь в сумку отправились несколько банок черной икры. Следом туда с тихим «звяк» приземлилась бутылка коньяка — из тех, что повычурнее. Глаза с жадностью оглядывали полки. Может быть, есть здесь что-то еще, что-то подороже; нечто, что позволит ей собрать, наконец, необходимую сумму…
«Malignozia» — гласила изящная гравировка на боку высокого металлического термоса объемом где-то в литр. Под крышкой в парах морозного конденсата блестело что-то похожее на мелкие стекляшки.
«Неужели бриллианты?» — задохнувшись от нахлынувшей алчности, подумала Паулина.
Вдруг откуда-то из глубин квартиры раздался шум — точно засвистел чайник. Паулина вздрогнула — похоже, хозяин где-то поблизости. И в любой момент может захотеть разбавить свое чаепитие клешней краба или ложечкой черной икры. А что? У богатых свои причуды. Повинуясь неведомому порыву, девушка зашвырнула термос в сумку и рванула прочь по мягкому ковру. Боковым зрением она уловила какую-то тень, и это заставило лишь прибавить шагу.
Едва не скатившись по лестнице, Паулина нырнула под единственные в помещении красные портьеры — те выделяли место «перехода», когда шикарный зал Аласторского лофта превращался в грязную ленинградскую парадную — с расколотыми ступенями, потрескавшейся штукатуркой, одинокой лампочкой под потолком и вездесущим запахом кошачьей мочи. Строгие секьюрити — крепкие парни с тяжелым взглядом — больше не дежурили, что логично — зачем стеречь дверь, если вечеринка окончена? Паулина, тяжело врезавшись в металл, изо всех сил вжала палец в кнопку домофона.
Дневной свет ударил в глаза всплеском хлорированной воды, желудок кувыркнулся, изо рта Паулины вырвалась раскатистая, совсем не женская отрыжка. Рванув прочь из двора, девушка пробежала несколько домов, пока, наконец, не свернула в первую попавшуюся арку. Подойдя вплотную к стене, она стянула леггинсы; выматерившись, сдернула наполовину отлипший кусок скотча с головки члена и блаженно выдохнула, когда мощная струя врезалась в серую от потеков стену. Сам собой из легких Паулины вырвался счастливый беззаботный смех, отразился от покатого потолка арки. Какая-то бабка, проходя мимо, сплюнула в сторону девушки, но та засмеялась лишь громче. Вечеринка определенно удалась!