Левиафан

Восторженно захлебывающийся лай Гретель был слышен от самого входа на придомовой участок. Она каждый день встречала таким образом каждого члена своей человеческой семьи, неизменно вызывая у тех широкие искренние улыбки. Ладвик Фритриксон пригладил на ходу редкие седеющие волосы и вставил ключ в замок двери под табличкой с номером 45.

- Дорогая! Я дома!

Аккуратный, но без какой-либо роскоши коттедж, из тех, что все больше покрывали окрестности портовых городков Исландии, встретил его резковатым, но совершенно родным запахом собачьей шерсти. Хлопнула дверь. Громко, но вовсе не от злости, скорее наоборот, из-за благодушно-веселого настроения, которым ему не терпелось поделиться с женой и сыном. Гретель, молодая длинношерстная колли, с лаем скакала вокруг Ладвика до тех пор, пока он не опустился на колено, чтобы уделить ей пару минут почесывания за ушами.

- А я как раз поставила чай, - прозвучал из гостиной самый любимый на свете голос. - Проходи и рассказывай, Оскар жаждет деталей о твоей новой работе.

- Ну ма-а-ам, - со смущенным смехом пробасил "жаждущий".

Парой размашистых движений Ладвик расшнуровал ботинки, поставил их на благообразную металлическую полочку у двери и, посмеиваясь в пышные рыжие усы, направился на голос. Гретель обогнала его и вбежала в гостиную первой, громко и радостно возвещая его приход.

Берта Фишер конечно же сидела в своем любимом кресле и вязала что-то вроде носка из кислотно-розовой шерсти. Это что-то и впрямь выходило узким, длинным и чуть изогнутым в середине, только вот сама она, когда начинала данное произведение авангардного рукоделия, почему-то называла его шапкой.

Оскар же с ноутбуком расположился за журнальным столиком. На экране было открыто и поставлено на паузу видео с пареньком харизматичного вида в дурацкой, повернутой набок, кепке. Эм-Джей? Эм-Гей? Оскар недавно называл его имя, говорил, что он "прикольно" рассказывает о мировых новостях. Ладвик дал себе слово позже выяснить, как его зовут, самостоятельно и больше не забывать - ему не хотелось, чтобы сын думал, что отцу плевать на его интересы.

- Рассказываю, - он дурашливо приставил ладонь ко лбу, изображая американское воинское приветствие. - Меня повысили!

- Ого, - живо откликнулась Берта. - Поздравляю. Я знала, что не всю жизнь тебе пробирки мыть. Чем же теперь будешь заниматься?

Гретель наконец угомонилась и устроилась на своей лежанке в углу комнаты, бросая влюбленные взгляды на своих хозяев поочередно.

- Практически ничем, - Ладвик, хитро прищурясь, выдержал паузу. - Пить чай у себя в кабинете...

- У тебя будет свой кабинет? - глаза Оскара округлились. - Ого, это так круто!

- Ну, еще бы, - Ладвик опустил чайный пакетик в свою кружку, размерами напоминающую пивную, и залил доверху кипятком. - Так вот, моя работа заключается в том, чтобы следить за рядом зеленых лампочек, а когда они все загорятся, дернуть за рычаг и убедиться, что лампочки погасли. Только и всего.

- Звучит ответственно, - по-доброму поддела его Берта, улыбаясь своими теплыми голубыми глазами. - Ты уверен, что справишься?

- Разумеется, - не растерялся он. - Это же тебе не шапки вязать.

Оскар, как раз отпивший чая из своей кружки, прыснул и закашлялся, а Берта рассмеялась в голос. Когда она переезжала из Германии в Исландию, то мечтала именно о таких отношениях - легких, простых и искренних. Пускай Ладвик был до этого дня обыкновенным лаборантом в никому не интересном институте на богом забытом краю земли, именно в нем она видела свой идеал мужчины. Пускай ей самой пришлось променять семейный бизнес на скромную работу в магазине, принятое в 2010 году решение остаться здесь и родить Оскара было, пожалуй, лучшим в ее жизни.

- Интересно, - откашлявшись, подал голос тот. - Как эта работа вообще связана с рыбой? Я хочу сказать, вы же ничего другого в своем институте не изучаете, только глупых рыб. При чем здесь какие-то лампочки и рычаги?

- Представления не имею. Это для какого-то нового секретного проекта. Только мы в основном изучаем китов, - с легкой укоризной поправил его отец и важно пригладил мокрые от чая усы. - Они не рыбы, а млекопитающие, и очень даже умные. Может быть, и поумнее нас с тобой. Это видно уже из истории их эволюции. Посуди сам: предки человека вышли из моря на сушу, обзавелись хватательными конечностями, освоили инструменты, основали цивилизацию...

- Но ведь киты и близко не достигли ничего подобного, - возразил Оскар.

- А ты подумай, что хорошего мы принесли миру? Только горы пластика, способного пережить все живое. Вся планета от него задыхается. Но посмотри на китов. Они в свое время вышли на берег вместе с нами - да-да, не удивляйся - но вместо того, чтобы встать на путь освоения инструментов, ведущий лишь к разрушению, они поступили умнее: стали единственными животными, вернувшимися с суши обратно в океан. Там и места больше, и пищи, а влияние человека напротив, гораздо слабее. Что это, как не эволюционно-стратегическое мышление на два шага вперед относительно всех остальных? И вот еще тебе тема для размышлений. Как ты знаешь, киты временами поют. Например, есть у них брачные песни, но есть и другие, значение которых нам до сих пор неизвестно. Помогают ли они китам ориентироваться в пространстве? Служат ли для развлечения и эстетического удовлетворения? Или имеют совершенно иной смысл, который мы не способны постичь в силу своей недоразвитости как вида? - Ладвик подмигнул сыну и взъерошил его рыжий ежик на голове. - Так-то, Оскар Ладвиксон. Так-то.

∗ ∗ ∗

Оскар высыпал остатки хлопьев в миску с молоком. Надо сходить в магазин, промелькнуло в его голове. Впрочем, подумать было куда легче, чем сделать - когда он решил взять перерыв в учебе перед поступлением в колледж, он не предполагал, что болото расслабления и прокрастинации затянет его так глубоко. Родители давно были на работе, когда он встал, а завтракать в одиночестве Оскар не любил. Гретель спала на своем месте, так что он решил устроиться в гостиной и включить телевизор. По местному телеканалу редко рассказывали о чем-то стоящем траты времени на просмотр, но его приземленные темы дополняли атмосферу безмятежности и беззаботности.

Талкнафьордур в 2028 году оставался тихим маленьким городком, построенным на основе большой китобойни и возведенного при ней незадолго до рождения Оскара института. До появления последнего он и вовсе был деревней населением всего в несколько сотен человек. Там просто неоткуда было взяться настоящим новостям. Тем не менее, на сей раз взволнованный тон корреспондента, облаченного в строгий деловой костюм, явно слишком душный для хорошо отапливаемого помещения, предвещал нечто, по меньшей мере не совсем обычное.

- ...таким образом, сегодня мы стоим на пороге выдающегося открытия в области медицины, способного перевернуть с ног на голову привычные стандарты здравоохранения. Верны ли слухи, что учеными наконец найдено "лекарство от старости"? Слово ведущей научной сотруднице института океанологии, Дарине Голдман.

Оскар разочарованно вздохнул. Медицинские вопросы и в особенности связанные с ними обывательские домыслы его не сильно интересовали, но переключать канал он уже не стал и, не особенно вслушиваясь в диалог на экране, принялся за поглощение завтрака.

- Спасибо, Ричард, - откликнулась подтянутая женщина средних лет в смешных круглых очках, то и дело сползающих к кончику носа с изящной горбинкой, и белом халате, вероятно, накинутом специально для интервью. - Действительно, этот проект - возможно, самый важный из всех, над которыми когда-либо работал институт. Разумеется, пока рано делать окончательные выводы, но наше открытие вполне может ознаменовать собой новую эру в развитии человечества...

- Но в чем же оно заключается? - перебил ее корреспондент и потянул ворот своей рубашки, пытаясь впустить под нее хоть немного воздуха. Бедняге, похоже, не терпелось избавиться от костюма. Впрочем, Дарину это не смутило.

- Мы синтезировали принципиально новый препарат на основе китовьего жира, - ученая поправила очки средним пальцем и задумчиво повела широкой бровью, подбирая слова для объяснения простым языком. - Испытания на лабораторных животных показывают поразительные результаты. Его применение запускает немыслимые прежде процессы омоложения организма, начиная с клеточного уровня. Это сложно описать, не углубляясь в сложные медицинские термины. Самое близкое к истине определение, которое я могу придумать: этот препарат - сама жизнь, материализованная в виде сложного химического соединения.

- А в чем подвох? - спросил Ричард и быстрым движением вытер рукавом пот со лба. - Не поставит ли производство этого препарата под угрозу популяцию китов, из жира которых вы его добываете?

- Ни в коем случае, - Дарина широко и даже немного хищно растянула тонкие губы в улыбке. - Метод производства чрезвычайно экологичен и не требует хоть сколько-то значимого повышения объема китобойного промысла. Поверьте, как ученые, мы обязаны быть осторожными, так что все вообразимые риски были проверены и перепроверены.

- Но я слышал, комитет по этике...

- О, это всего лишь его работа, - на сей раз перебила собеседника Дарина. - Они и должны беспокоиться о каждом нашем шаге, взвешивать каждое действие с точки зрения его гуманности и целесообразности. Смею вас заверить, правительство уже в курсе ситуации и по его специальному разрешению, мы официально отклоняем жалобу комитета. В ближайшее время будет поднят вопрос о старте испытаний препарата на людях. Затем в наших планах - налаживание промышленного производства в других китобойных портах, переговоры с иностранными коллегами, и тогда...

- Деньги в государственный бюджет потекут рекой, - перехватил на полуслове корреспондент с натянутой улыбкой. - Не говоря уже о пользе для всего человечества...

Не в силах больше наблюдать за его мучениями, Оскар выключил телевизор и не спеша отправился мыть тарелку. Он мало что запомнил из репортажа. Просто еще одно "сенсационное" открытие еще одних "британских ученых". У Оскара были дела поважнее. Погулять с Гретель, к примеру. Ему предстоял очередной долгий и ленивый день.

∗ ∗ ∗

Зима пришла в Талкнафьордур по расписанию, с уютной предсказуемостью. Это был вторник или, быть может, четверг где-то в конце октября. Выпал робкий первый снег, выглядевший так, будто вот-вот растает. Сменщик Ладвика отпустил его домой пораньше, чтобы тот успел приготовить для своей семьи кьотсупа. Кто же встречает Гормандур без кьотсупа, верно?

Аккуратно нарезав сочный кусок баранины с косточкой (и поделившись с Гретель, конечно же), он уложил его в большую кастрюлю с водой, довел до кипения. После снял пену, добавил рис и засек время. Никто не допускался на кухню в этот момент - Ладвик хранил в полушутливом секрете точный отрезок времени, после которого в блюдо добавлялись репа, картошка, морковь и лук. Точность в этом деле нужна была для сохранения ими нужной консистенции. Когда Берта вернулась домой, то сразу поняла, что кьотсупа уже готов - весь дом был наполнен ароматом наваристой бараньей похлебки.

Они уже успели доесть (Оскар - даже две порции), когда услышали этот звук. Сначала Оскару показалось, что вдалеке сработала сигнализация чьей-то машины. Но звук нарастал, становясь все громче. Не ближе, именно громче. Он свободно проникал сквозь стены, заглушая гудение холодильника и рев проезжающих мимо машин. Он будто распространялся не в воздухе, а в какой-то другой, более звукопроницаемой среде, и шел не с улицы, нет. Он звучал прямо у Оскара в голове. Но глядя на удивленные лица родителей, тот без слов понял: они тоже это слышали.

Гретель забилась под стол и едва слышно заскулила. Звук теперь больше походил на высокий и чистый переливающийся крик, одновременно музыкальный и очень искренний. От него веяло такой неподдельной тоской, таким невыразимым отчаянием, что весь праздничный уют вечера сдуло словно порывом ледяного январского ветра. С улицы, вторя ему, завизжали тормоза - две машины почти синхронно заскользили боком по тонкому слою мокрого снега. Одна из них въехала колесом в канаву, стукнувшись о соседский забор. И звук оборвался, оставив после себя лишь соленый привкус черной печали.

Взгляды семейства обратились к окну. Из остановившихся машин вышли водители. Тот, что попал в небольшую аварию, потирал лоб - то ли ударился, то ли просто пребывал в недоумении относительно произошедшего. Берта положила ложку в тарелку и не спеша поднялась, будто в легком трансе.

- Я уберу посуду, - мягко сказала она.

- Хорошо, - ответил Ладвик с чуть виноватой улыбкой, оторвав наконец взгляд от окна. - А я... мне, похоже, пора.

- Куда? - встревоженно спросил его сын.

Ладвик тяжело поднялся, обошел стол и положил ему руку на голову.

- Оскар. Мальчик мой. Ты ведь помнишь, в каком году ты родился?

- Пап? Что с тобой? - в голосе Оскара должна была прозвучать паника, но ее будто что-то блокировало, не давая развернуться во всю ширь.

- Все хорошо, - в глазах отца было еще больше тепла, чем обычно. - Просто подумай. Если бы мир стал настолько ужасен, что жизнь в нем превратилась бы в ад. В таком случае, разве ты не согласился бы умереть, чтобы это исправить?

Было в его глазах что-то жутковатое наряду с каким-то полуосознанным сожалением и грустью.

"Что же это?" - подумал Оскар, когда отец убрал руку и направился ко входной двери.

"Пустота," - понял он, когда отец вышел из дома - прямо в домашней одежде, даже не прикрыв дверь.

Папа сделал еще пару шагов, задрав голову к небу. Оскар не видел, но чувствовал его счастливую улыбку.

"Та самая. Последняя".

Ладвик Фритриксон, не отрывая взгляда от неба, рухнул на колени. Его тело покачнулось и впечаталось лицом в мерзлую землю. Гретель выбежала к нему с подвизгивающим лаем и стала толкать его носом в плечо, отказываясь верить, что он больше не встанет. С кухни послышался шум воды и неспешный перестук тарелок о раковину. Это был обычный октябрьский день. Зима пришла в Талкнафьордур точно по расписанию.

∗ ∗ ∗

- ...российские и украинские дельфинарии наконец признали общую тенденцию, по поводу которой давно бьет тревогу весь цивилизованный мир. Содержащиеся в неволе дельфины, косатки и белухи массово отказываются от еды и травмируют себя, пытаясь протаранить головой стены мест своего заточения. Экоактивисты требуют немедленно отпустить животных на свободу. Их оппоненты же ссылаются на печальный опыт Германии. Напомним, что отпущенные из Штральзундского "Оцеаниума" афалины были позже найдены мертвыми на побережье острова Рюген среди сотен своих диких сородичей. Как было установлено экспертами, прибывшими на место, все они выбросились на берег еще живыми. Мировая популяция всех известных видов китообразных продолжает стремительно сокращаться. Зоологи до сих пор не пришли к единому мнению относительно причин их суицидального поведения. Наиболее популярной на сегодня является версия доктора Амелии Лоуренс. Она предполагает появление в мировом океане нового вида мозговых паразитов, поражающих лишь китообразных. Причиной этого могли стать мутации, вызванные загрязнением океана. Однако заметим, что эта версия не объясняет заражения животных, содержащихся в неволе, и до сих пор не была подтверждена многочисленными вскрытиями. О других версиях нашим зрителям расскажет профессор Института Океанологии Дари...

Оскар убавил звук, прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Экологическая катастрофа, которую он наблюдал в новостях последнюю неделю, приобретала все более тревожные масштабы. Поначалу она казалась настолько далекой, что почти не воспринималась как что-то реальное и значимое. Однако со временем, по мере ее разрастания, пришло ощущение ее повсеместности - она будто нагрянула прямо в Талкнафьордур и сжала его своими костлявыми пальцами. Но естественно, в доме под номером 45 главной катастрофой была другая. Та, с которой его обитатели столкнулись непосредственно.

Оскар не обсуждал произошедшее с матерью. Да и не верил, что они смогли бы сказать друг другу хоть что-то стоящее. Большую часть времени Берта проводила в своем магазине. Когда же она возвращалась домой, то прямо в куртке и в обуви проходила в комнату к сыну и заключала его в холодные физически, но согревающие эмоционально объятия. Несколько минут проходило так, в обоюдно понимающем молчании, после чего она шла наконец раздеваться. Иногда Оскар слышал, как она плачет ночью. Иногда плакал и сам. Но в целом они, все трое, включая Гретель, были скорее траурно спокойны. Да и не только они. Мягкое и тяжелое спокойствие, сквозь которое лишь изредка пробивались нотки тревоги и печали, окутало Талкнафьордур по самые его невысокие крыши.

Оскар открыл ноутбук. Долю секунды экран оставался темным и из этой черноты на Оскара глянуло чье-то чужое осунувшееся лицо. Впрочем, логика тут же подсказала, что там, внутри, никого быть не может. Что это лицо - его собственное, просто отраженное в стеклянной поверхности. Но почему тогда оно показалось таким незнакомым?

На экране приветливо высветилась не закрытая в прошлый раз вкладка - канал Майкла Коллинза. Последнее видео, вышедшее 40 минут назад, было единственным, не помеченным как просмотренное. Предыдущее, как помнил Оскар, было несколько тревожным, но в целом бодрая болтовня этого блогера хоть ненадолго отвлекала от всепоглощающей горечи утраты. Дважды с небольшим интервалом щелкнула мышь и видео запустилось в полноэкранном режиме.

- Хей, с вами Эм-Кей, - махнул с экрана рукой парень в желтой толстовке - на сей раз это задорное приветствие прозвучало как-то сдавленно. - Сегодня у меня к вам не совсем обычный разговор, но мне кажется как бы правильным поднять эту тему еще раз. В прошлом ролике я упоминал странную смерть одной моей знакомой. Да, это печально и все такое, но, как выяснилось, это еще не все. Дело в том, что после этого я получил несколько пугающих писем и комментариев от своих зрителей. Мы как бы пообщались немного, подняли несколько официальных документов и, честно сказать, я пришел в ужас. За эти дни только среди ваших друзей и родственников умерло несколько десятков человек. И что хуже всего - почти все они погибли одной и той же смертью, практически в одно и то же время. Каждый из них просто бросил то, чем занимался, буквально на середине дела, и вышел на улицу, не одеваясь. Это в конце октября-то, прикиньте. И в этот самый момент у КАЖДОГО из них как бы отказали одновременно сердце и мозг...

Остановка сердца и смерть мозга. Так врачи и сказали про отца. Рабочие органы здорового пятидесятилетнего мужчины просто взяли и отказали. Безо всякой видимой причины. Это прибавляло к скорби Оскара какую-то смутную обиду, неизвестно на кого. Почему именно он? Почему Ладвик Фритриксон, счастливый отец, не имеющий хронических болезней и вредных привычек? Почему? Теперь же перед Оскаром замаячили новые вопросы, не менее волнующие: стало быть, он не один? Как это возможно?

- Понимаете ли, какая штука, - продолжал блогер, понизив голос. - Если я правильно нагуглил, обычно при остановке сердца мозг продолжает жить еще минут 10-15, что иногда позволяет реанимировать человека в этот срок. Мгновенная смерть нетипична, а такое количество одинаковых случаев не может быть совпадением. Я подчеркну: этих людей ничто между собой не связывало, все они из разных стран и социальных слоев. Поймите меня правильно, я не хочу раздувать панику раньше времени, как те ребята, что называли эболу вирусом зомби и началом апокалипсиса. Но мне кажется, что это может быть как минимум новой, неизвестной науке болезнью. Знаю, некоторые из вас думают, что я как бы шучу или гонюсь за каким-то хайпом, но поверьте, это не так. Позвольте напоследок зачитать одну цитату, что я слышал когда-то, - он поднял к лицу руку со смартфоном и четко продекламировал. - „Пожар начался в театре за кулисами. Клоун вышел на сцену, чтобы предупредить зрителей об опасности. Они решили, что это шутка и начали аплодировать. Клоун с мольбой повторил предупреждение — в зале началась овация. Возможно и наш мир окончится так же: под аплодисменты зрителей, считающих, что это всего лишь шутка.“ Кьеркегор.

Некоторое время Оскар просидел перед экраном, уставившись в никуда. Он никак не мог переварить услышанное. Новая болезнь? Значит и мама, и он сам тоже под угрозой? И все-таки, почему? Почему именно папа?

Всплыли в памяти его последние слова. "Разве ты не согласился бы умереть..." Что бы это могло значить? Отчего мог захотеть умереть такой благополучный и жизнерадостный человек? Связано ли это как-то с болезнью? Говорили ли что-то подобное те, другие пострадавшие?

Мозги Оскара начали закипать от количества крутившихся в них безответных вопросов. Он почувствовал, что ему срочно нужно хоть немного развеяться.

- Гретель, - окликнул он свою любимицу.

Та вопросительно подняла голову и шевельнула хвостом.

- Хочешь прогуляться?

Конечно же, она очень хотела. Возможно даже больше, чем он сам.

На улице было удивительно тихо. Ветер, большую часть года яростно свистевший меж рядов одинаковых домиков новой застройки Талкнафьордура, в этот день явно решил его пощадить. Крупные хлопья снега неторопливо сыпались на крутые крыши.

"Если это не прекратится до утра, дороги явно придется чистить," - флегматично подумал Оскар.

Гретель, казалось, тоже думала о чем-то своем. Немного опустив голову, она мягко тянула хозяина вперед, без особого рвения, хотя редкие движения ее хвоста из стороны в сторону говорили, что некоторое удовольствие от прогулки она получает.

За 10 минут они добрались до окраины городка, сошли с дороги и поднялись на невысокий холм. Оскар любил этот холм за то, что с него открывался вид на весь фьорд в обе его стороны. Встав лицом к воде, он мог практически целиком видеть слева Талкнафьордур, усыпанный теплыми вечерними огнями. У самого берега высилось хищно-модернистское здание Института, самое высокое на всем побережье, поблескивающее зеркальным стеклом и металлом. К нему примыкала низенькая плоская крыша, нависающая над самой водой - китобойная станция. Их общую территорию ограждал высокий металлический забор, недавно выкрашенный в темно-красный. Справа же находилась коса, уютно закрывающая восточную часть фьорда от ярости океана, а за нее, на северо-запад вдоль берега тянулась длинная и пустая дорога в сопровождении редких одиночных строений. Там не было ничего интересного - с настоящей цивилизацией это место соединяла другая дорога, ведущая из городка на юго-восток. У самого конца фьорда она выходила на Бильдудальсвегур - широкое по местным меркам шоссе, а уже оттуда можно было всего за несколько часов добраться на машине до самого Рейкьявика. Противоположный, южный берег покрывали мрачные скалы, такие же, как те, что находились у Оскара за спиной. Они в любое время года выглядели одинаково неприветливо, но именно эта суровость и подкупала в них Оскара. Отчасти этот вид успел утомить его за 17 лет жизни в Талкнафьордуре, но он знал, что будет скучать по нему, когда уедет.

Он ждал, что Гретель начнет валяться по снегу, как обычно, но та, похоже, была не в настроении. Поняв, что дальше ее сегодня не поведут, она просто уселась на землю и обратила не то обеспокоенный, не то просто печальный взгляд к морю. Оскар присел на корточки и положил руку ей на загривок.

- Скучаешь по нему? - вполголоса спросил он.

Гретель тихонько заскулила.

- Я тоже, сестренка, - по щеке Оскара пробежала одинокая горячая слеза. - Я тоже. Вижу, ты не в настроении играть. Пойдем домой.

Продолжение>