Катилинарский цикл. Часть 1-4

Часть 1. Царство коррупции

Коррупция существовала в Риме всегда. Еще в законах 12 таблиц, введенных в 5 веке до н.э., были наказания за подкуп судьи. Но в те “наивные” времена коррупция и её размеры были столь незначительны, что не оставили о себе никакой памяти. Оно и понятно - Рим был бедным маленьким городком, где пара гектаров земли и стадо овец считалось уже большим богатством. Да и вопросы в ту эпоху решались скорее по блату/родству, а коли дело дошло до взятки, то скорее всего речь шла о каком-то плебее без патрона. Но шли столетия, Рим из пассивно-агрессивного доминатора Лация превратился в гегемона Средиземноморья и как-то тут все и завертелось.

Сам по себе рост богатств, которые стекались после успешных завоевательных кампаний и которым сами же римляне и объясняли упадок нравов, начиная со 2 века до н.э., был вовсе не причиной, а скорее важным катализатором. Римские нобили действительно немного поехали крышей, когда после пуники Рим начал концентрировать богатства, считавшиеся до сего момента несметными. Тот старый добрый Рим, который являлся образцом для Катона, был городом, где показная роскошь осуждалась. Но стоило римлянам почувствовать вкус роскоши, и их было уже не остановить.

Греческие скульптуры, роскошные виллы ценой в годовой доход небольшого царства, обилие золота и серебра в домашней утвари и роскошные пиры к 1 веку до н.э. стали привычным уже признаком статуса. Успешный политик, особенно из древнего и уважаемого рода, должен был демонстрировать свое положение, и показная роскошь была самым ярким и зримым свидетельством этого. Катон Старший мог сколько угодно возмущаться испортившимися нравами римлян, но в обществе, где аристократов с детства обучали, что едва ли не самое важное достоинство римлянина это его ЧСВ (чувство собственного величия), а римский dignitas наиболее емко описывает именно эта характеристика, по-другому быть и не могло.

Тем не менее, это почесывание ЧСВ было далеко не единственным и даже не главным способом потратить деньги, потому что была еще и политика. Опять же, когда-то, давным-давно, римскую политику определяла знатность рода, размер его клиентелы и политических связей. Политика была междусобойчиком пары сотен патрицианских и плебейских родов, которые вполне успешно уживались друг с дружкой. Но потом случилась Вторая Пуническая и Канны, где римский политический класс лишился разом то ли пятой, то ли четвертой части. После этого, с одной стороны, в сенате произошло усиление нескольких наиболее сильных родов, с другой - для обеспечения стабильности государственного аппарата пришлось начать активно включать в состав сената хомо новусов - талантливых выходцев из муниципального всадничества, для которых до этого путь в большую политику пролегал исключительно через принятие патронажа одного из аристократов.

Появление группы родов, которые могли за счет своего веса в обществе устроить настоящий олигархический междусобойчик, серьезно изменило политический ландшафт. В старой римской политической системе победить таких олигархов было бы почти невозможно, но в новой, только зарождающейся, был один способ - деньги. Выборы магистратов ведь делает народ, а значит, его благосклонность можно заслужить, активно тратя деньги на его увеселения или прямой подкуп. Да, в центуриатных комициях больший голос имеют более богатые и влиятельные, но даже их голоса можно было купить. Делая подарок или обещание оказать услугу, кандидат мог купить сразу всю его сеть клиентов, которые проголосуют за того, на кого укажет их патрон.

В общем, подкуп хорош всем, а потому его начали применять все чаще, но пока все это было чинно и благородно. А потом, в 130-е годы до н.э., реформаторы сумели продавить сенат и комиции на принятие закона о тайном голосовании. Он подрывал способность патрона контролировать голосование своих клиентов и тем самым лишал наиболее влиятельные роды одного из самых эффективных инструментов политического влияния в их арсенале. С этого момента единственное неравенство в положении условных Метелла с генеалогией длиной в историю самой Республики и муниципалом типа Сертория или Цицерона было лишь в размере имевшихся у них средств, который только на первый взгляд был несопоставим.

Ведь главное богатство значительной части римской аристократии было буквально зарыто в землю. Землевладение в Риме было краеугольным камнем всей жизни. Оно было стабильным способом получения дохода, как пассивного, так и активного. А кроме того, размер земельных владений определял ценз, будучи гарантией платежеспособности владельца. Поэтому значительная часть средств аристократов были именно в форме земельных участков, которая хоть и конвертировалась в звонкую монету, но это дело небыстрое и не всегда возможное - продав слишком много земли, можно было вылететь из сената за несоответствие цензу. Поэтому свободных средств на руках аристократов было не так и много, но это была не беда - ведь есть же ростовщики.

Значительная часть римских политиков проводили свои предвыборные кампании в кредит. Деньги брали у всадников-коммерсантов или более богатых коллег-сенаторов. Практика эта стала привычна уже во втором веке до н.э. и породила еще один вид коррупции - разграбление провинций. Ведь беря деньги в долг, их нужно было возвращать. Магистратуры сами по себе денег не приносили, скорее даже наоборот - приходилось иногда из своего кармана докладывать на текущие нужды. А вот наместничество в провинциях - уже другое дело, там промагистрат (бывший магистрат) мог развернуться на полную, так как сфера финансов провинций регулировалась слабо и главное было не воровать положенные Риму налоги.

Собственно, типичный путь римского политика в 2-1 веках до н.э. был прост: копим долги, продвигаясь по лестнице магистратур - доходим до претуры или консулата - получаем богатую провинцию в управление - грабим её - возвращаем долги и на остаток средств строим себе виллы и скупаем землю. Ну или пролетаем с выборами и распродаем все имеющееся имущество, чтобы расплатиться с долгами, превращаясь в родовитых или не очень бомжей. Сами понимаете, что такие светлые перспективы делали политическую борьбу еще более ожесточенной. Особенно после проведения ценза 70 года до н.э., когда включение италиков в цензовые списки увеличило число граждан вдвое.

Были, конечно, и честные политики, отлично понимавшие, что вся эта коррупционная вольница - путь в никуда: провинциалы сами начинали набирать долгов у римских банкиров, чтобы расплатиться с поборами, и впадали в долговую кабалу, римские же политики, набравшие долгов, все глубже погружали провинции в эту яму. Но так как коррупция была плотно интегрирована в политику Рима, то и борьба с ней носила ярко выраженный политический окрас.

Вы же помните, что вопрос судов по делам о коррупции был чуть ли не самым болезненным еще со времен Гракхов и до первого консульства Помпея? Сначала эти суды создали, чтобы укротить коррупцию в провинциях, заседали в них сенаторы и осуждали чаще всего всадников-откупщиков и политических соперников. Потом эти суды стали вотчиной исключительно всадников, и те начали активно с их помощью терроризировать несговорчивых сенаторов. И только после 70 года до н.э. в них стало заседать поровну сенаторов, всадников и эрарных трибунов (более бедных нежели всадников граждан). Решило ли это проблему провинциальной коррупции? Лол, нет конечно. Потому что коренная причина коррупции никуда не делась и даже еще более усугубилась, приобретя совсем уж гротескные формы.

Ведь введение тайного голосования на выборах привело к постепенному развалу старой общественной системы, где результаты выборов часто определяли сети клиентов. Теперь подкупать можно и нужно было куда больше граждан совершенно разного достатка. Естественно, что это требовало еще больше денег и людей. Улицы Рима перед выборами начали заполонять “друзья” кандидатов, которые либо внаглую раздавали подарки, либо приглашали за ними в свои дома. Эта практика, равно как и предвыборные празднества, которые устраивали кандидаты, были довольно быстро запрещены. Но свято место пусто не бывает, особенно, если речь идет об очень больших деньгах.

В 1 веке до н.э. ведущую роль в обеспечении голосования стали играть избирательные коллегии - объединения “неравнодушных граждан”, которые предлагали под ключ услуги продвижения кандидата: от раздач подарков и агитации до привлечения титушек для обеспечения нужного результата голосования. Такие коллегии обычно имели территориальную природу и контролировали определенный район города, но во время выборов могли вывести своих людей на форум или Марсово поле, где собирались центуриатные комиции, и добрым словом и угрозой рукоприкладства запугать избирателей достаточно, чтобы те проголосовали нужным образом. Причем титушек не могли остановить даже магистраты - тех могли спокойно побить, чтобы они не мешали "свободному" волеизъявлению народа. И если во времена Сульпиция подобные вещи были чем-то новым, то в 60-е годы до н.э. редкие выборы обходились без массовых драк.

Это прозвучит нелогично, но подобная ситуация с электоральной коррупцией не нравилась очень многим сенаторам. Да, большая часть сенаторов наживалась на своих должностях, использовала деньги в предвыборной кампании и даже, о ужас, пользовались услугами коллегий. Но масштаб злоупотреблений был таков, что и ярые консерваторы, и хомо новусы-сторонники реформ регулярно принимали разные законы о борьбе с коррупцией, которые… не работали. Потому что кроме закона нужно еще и желание преторов, выполнявших судебно-полицейские функции, их выполнять. А с учетом того, что многие политики сами могли легко стать жертвой закона о предвыборной коррупции, то чаще всего подобные процессы проходили в рамках политических разборок разных сенатских групп, а системной работы против коррупции не велось. Поэтому ситуация с ней все усугублялась.

Часть 2. Пчелы против меда

Всеобъемлющая коррупция в 60-е годы до н.э. стала одной из главных тем политической жизни. Так, 68-й год до н.э. заканчивался совершенно потрясающей историей - избранный на 67-й год до н.э. консулом Гай Кальпурний Пизон был обвинен во взяточничестве во время предвыборной кампании. Чтобы судьи не аннулировали результаты выборов, он подкупил их на сумму в 3 миллиона сестерциев, о чем активно ходили слухи по городу, но так как консул был оправдан судом, то как бы ничего и не было. Круто ведь, да?

Но это все меркнет на фоне последующих событий. Напомню, что 67-й год до н.э. - это тот самый год, когда народный трибун Габиний провел закон о борьбе с пиратами в пользу Помпея, а Пизон - тот самый консул, что активно с этим законопроектом боролся.

На фоне всей этой эпохальной борьбы проходила своя не менее значимая. Один из народных трибунов, Гай Корнелий, активно поддержавший закон Габиния, пытался в том же году провести ряд антикоррупционных законопроектов. Один из них - о требовании к преторам соблюдать их судебные эдикты. Речь шла о произносимых каждым претором при вступлении в должность наборе принципов, которым он будет следовать. Обычно там было за все хорошее против всего плохого, а вот в ходе исполнения своих обязанностей претор мог положить болт на свои обещания и, например, начать отмазывать друзей-коррупционеров, что не нравилось плебсу.

А вот у сенаторов отношение к подобным вещам было несколько иным, но закон приняли, чему, вероятно, немало поспособствовал скандал с новым пропретором провинции Африка, который меньше чем за год успел так навороваться, что сенат был вынужден удовлетворить требования прибывшей делегации провинциалов.

С другим законопроектом вышло сильно сложнее. Корнелий предложил закон о суровых наказаниях, вплоть до изгнания, за подкуп избирателей не только самими претендентами, но и избирательными коллегиями. Сенаторам этот законопроект не понравился, так как рисковать изгнанием за его нарушение, а нарушали все, никто не хотел. Но и не принимать каких-то ограничительных мер для обуздания коррупции тоже было нельзя, так как сам институт выборов все больше напоминал соревнование кошельков. Поэтому консулу Пизону (sic!) сенат поручил разработать более мягкий законопроект и поставить на голосование его.

Шедшие параллельно этим событиям выборы консулов на 66-й год до н.э. отличались каким-то совершенно немыслимым уровнем политического хаоса и разгула коррупции. Город бурлил из-за озвучивания законопроекта Габиния, а тут массовый открытый подкуп, уличные драки титушек, убийства и даже сорванные выборы преторов, результаты которых дважды пришлось отменить, и консулов, результаты которых отменили всего один раз. В сенате от всего хватались за голову, так как город все сильнее скатывался в хаос и анархию. На время выборов вся законодательная деятельность приостанавливалась, и в сенате похоже всерьез испугались, что если хотя бы не попытаться обуздать коррупцию сейчас, то после окончания выборов законопроект Корнелия не встретит сопротивления в комициях.

Поэтому сенатконсультом было разрешено консулу Пизону выдвинуть свой законопроект в качестве экстренной меры. Его ключевыми отличиями от закона Корнелия были смягченные наказания - всего лишь штраф и запрет на занятие магистратур и отсутствие наказаний для помощников (коллегий). В комициях сторонники трибунов Корнелия и Габиния встретили законопроект в штыки, а сами трибуны угрожали ветировать его, если не будут включены наказания для помощников.

Когда Пизон пошел на уступки и дополнил законопроект, то против него уже ополчились коллегии и начали натуральную осаду его дома, не пуская того на форум. Только привлечение наемной охраны позволило Пизону ворваться на форум и толкнуть там речь о “Республика в опасности” и “долг каждого гражданина проголосовать за мой законопроект”. В конце концов lex Calpurnia был принят и несколько охладил атмосферу в городе. Решил ли он проблему? Лол, нет конечно.

Как я уже писал в первой части, чтобы любой закон начал работать - нужно желание его исполнять. Римские законы - всегда были палкой, которой можно было огреть вот вообще любого, и поэтому применяли их осторожно и в основном в ситуации, когда ты сам уверен, что по тебе не прилетит в ответ. Поэтому прилетало в основном только тем, кто совсем уж терял берега и вызывал всеобщее общественное осуждение. И то сенаторы при любой возможности пытались отмазать своих, чем подрывали всякие усилия по исправлению ситуации.

Иронично, что главными союзниками сенаторов в очистке политической системы могли бы стать народные трибуны, но консерваторы в сенате вообще-то были в большей степени заинтересован в борьбе со сторонниками Помпея среди них. Габиния сразу после окончания его полномочий пытались подвести под суд, но благодаря Цицерону тот успел отправиться в качестве легата в армию Помпея. Так же попытались осудить и Корнелия, но его, благодаря заступничеству Цицерона, удалось оправдать. А вот Гаю Манилию так не повезло, и он был осужден. А ведь сенаторы пытались преследовать и других, менее ярких политиков, связанных с Помпеем. И во всех этих случаях сложно было отделаться от мысли, что это все не из-за их борьбы с сенатской коррупцией.

Так что попытки привлечь преторами некоторых из участников выборов к ответственности ничуть не уменьшили остроту борьбы, что на выборах следующего, 66-го года, что на выборах 65-го года до н.э. Антикоррупционные меры провалились. И наиболее ярко это подтверждает история Катилины, который уже появился на страницах этого цикла, но пока инкогнито.

Часть 3. Хороший, плохой, злой

Луций Сергий Катилина был типичным сулланцем. Патриций, чей род потерял славу и влияние еще на заре Республики. Но во 2 веке н.э. на фоне некоторой либерализации политической системы, вызванной лютейшими потерями сенаторов в войне с Ганнибалом, Сергии вернулись в римский политикум, не в первый ряд, но стабильно начали занимать низшие магистратуры. Такое положение дел не очень-то вязалось с подчеркнутым аристократизмом Сергиев, но шансов переломить ситуацию в свою пользу у них было не так много.

Карьера Луция начиналась типично для эпохи - во время Союзнической войны он в качестве военного трибуна попал в армию Помпея Страбона. Не смотря на то, что род Помпеев был плебейским и возвысился совсем недавно, Катилину, похоже, вполне устраивала служба у Страбона. Когда в 87-м году до н.э. разразится гражданская война между консулами Цинной и Октавием, Катилина все еще будет служить Страбону, участвуя с ним в войне до самого конца. Что делал Катилина после этого - неизвестно, но после высадки в Италии Суллы он быстро окажется в его армии.

Разразившаяся гражданская война открывала неплохие возможности поправить свое положение. Катилина, примкнув к Сулле, стал одним из многих, кто без вопросов готов был выполнить волю будущего диктатора, даже если для этого придется по полной замараться в крови. Когда Сулла введет проскрипции, Катилина заработает неплохое состояние, которое, как и многие сулланцы, промотает в пьянках и гулянках. А чтобы поправить финансы, Катилина будет брать взаймы на политическую карьеру, довольно скандальную, надо отметить.

Будучи одним из видных и активных участников проскрипций, после смерти Суллы он станет мишенью для пока робких попыток мести. В 73-м году до н.э. его попробуют обвинить в сожительстве с сестрой Цицерона, которая была весталкой. Обвинение было совсем нелепым, и поэтому Катилина легко от него избавился. Хуже было, когда в 70-м году до н.э. друг Катилины Веррес оказался выкинут на мороз из-за лютейшей коррупции, устроенной им на Сицилии. Тогда Катилина лишился своего покровителя. Не смотря на все это, Луций в 68-м году до н.э. смог избраться в преторы, а уже в следующем году, когда он был назначен пропретором Африки, чтобы покрыть долги, устроит там коррупционный марафон. Да, это он был тем самым претором, на которого в 66-м году делегация жителей провинции будет жаловаться сенату, и в результате Катилину отзовут для суда.

Сами понимаете, что репутация у Катилины была паршивая. Но Луций тут же по прибытию в Рим, не дожидаясь открытия суда по его делу, подал заявку на участие в повторных выборах консулов, чтобы получить судебный иммунитет. Как раз к этому моменту закончился суд над Суллой и Автронием, и были назначены новые выборы. Но Катилину на них не пустили консульским декретом, то ли из-за близости суда, то ли чтобы перевыборы консулов снова не превратились в гонку “кто больше заплатит”. Ну а уже в следующем году (65 до н.э.) в защиту жителей провинции Африка на Катилину подал в суд… Публий Клодий, тогда еще Клавдий, так как в плебеи он перейдет сильно позже.

Для людей, которые не очень хорошо знают историю Рима, это имя, должно быть, известно мало, но вот для интересующихся более поздним относительно этого цикла периодом оно говорит многое. Всего через 5 лет он станет одним из влиятельнейших народных трибунов и лютым врагом консерваторов (давайте вслед за большинством историков называть их оптиматами, хронологически это будет верно) в сенате и в частности одного сенатора с очень гибким позвоночником. Но пока что он молодой оболтус, типичный представитель сенатской золотой молодежи, который прославился лишь тем, что агитировал солдат против их командующего Лукулла, будучи его родственником! И вот он подает в суд на Катилину, то ли от скуки, то ли ради приобретения славы, так как дело-то громкое - второй Веррес как-никак.

Вот только каким бы плохим Катилина не был, но он все еще был близок к верхушке оптиматов, особенно Катулу. Вписываться за Катилину в явном виде они не хотели, но вот если бы они попали в состав судей, то были бы максимально лояльны обвиняемому. И как-то так оно вышло, что Клодий при отборе судей набрал максимально лояльных Катилине людей, причем сплошь уважаемых - консуляров, преториев и даже одного из консулов. Что сразу же породило слухи, что Клодия тупо купили, причем возможно, что еще до суда.

Еще более забавно, что за Катилину захотел вступиться главный борец с коррупцией в Риме - Цицерон. Пять лет назад он яростно обличал Верреса, а сейчас желал защищать “невинного” Катилину. Зачем? Да все просто - Цицерон хотел пойти в следующем году на выборы консулов. Катилина же был удобным партнером или соперником на выборах, на фоне которого сам Цицерон смотрелся бы еще более выигрышно. В итоге суд Катилину оправдал, и тот мог спокойно выдвинуть свою кандидатуру на консульские выборы в 64-м году до н.э. А консульство Луцию Сергию было очень нужно, так как подкуп Клодия, судя по всему, заставил его вновь занять много денег, причем скорее всего у Красса.

Весь этот судебный процесс протекал в довольно нервной обстановке. В конце прошлого года Сулла и Автроний активно использовали титушек и во время суда, и после - во время повторных выборов, для борьбы с лишившими их консульства оппонентами. На рубеже 66 и 65 годов до н.э. состоялся суд над трибуном Манилием, которого уважаемые сенаторы обвинили в оскорблении величия римского народа, что также вызвало беспорядки. Все это, на фоне дурных предзнаменований, породило слухи о некоем заговоре против сената, который готовит неизвестно кто. Народная молва в эти "неизвестно кто" записывала любого яркого политика, в том числе и Катилину, что и породит в будущем слух о "первом заговоре Катилины".

Пока шел суд над Луцием Сергием, сенат натужно пытался решить проблему распоясавшихся коллегий с титушками. Консулы решили рубить с плеча и вообще запретить коллегии, но народные трибуны наложили на этот проект вето. Да, народные трибуны боролись с сенаторской коррупцией, а коллегии были чуть ли не главными бенефициарами сложившейся ситуации с коррупцией при выборах. Но вот незадача - трибуны ведь собирались и дальше строить свою политическую карьеру на популярности у плебса, а городской плебс в роспуске или запрете коллегий видел ущемление собственных прав, так как коллегии выполняли функции социальной поддержки.

Сенат решил преодолеть вето очень оригинальным способом - лишить оппозиционных народных трибунов при цензе их мест в сенате, чтобы испортить планы на дальнейшую карьеру. Но вот незадача - оба цензора, Красс и Катул, имели по всем вопросам диаметрально противоположную позицию: в начале они вдрызг разругались из-за желания Красса включить жителей Транспаданской Галлии в число римских граждан, потом по вопросу аннексии Египта, а потом попросту блокировали инициативы друг друга, после чего их вынудили сложить полномочия, так как очевидно, что цензоры не выполняли свои функции. Интересно, что против Красса активно выступал Цицерон, обвинявший его в коррупции и с тех пор видевший руку Красса за любыми событиями. Быстренько выбрали замену цензорам из числа консуляров, которых трибуны и титушки коллегий очень скоро убедили также отказаться от своих полномочий, так и не проведя ценза.

Складывалась совершенно парадоксальная ситуация, когда те, кто действительно хотел бороться с коррупцией, погрязли в борьбе друг с другом, из-за чего ситуация едва ли не ухудшалась от года к году. И все это не фоне вставшего пока на паузу конфликта оптиматов и Помпея. Республике, очевидно, было очень плохо, а решения накопившихся проблем ни у кого не было. В таких условиях Рим вошел в год 64 до н.э., когда на выборы должны были пойти Катилина и Цицерон.

ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ --->

___________________________________________________________________________

___________________________________________________________________________

НА КОРМ КОТИКАМ ---> 💰