Иди всё время вниз

За дверью в подвал оказалось несколько бетонных ступенек. Вова быстро спустился по ним, и попал в длинный коридор с синими стенами. Через четыре метра от него горела лампочка, но дальше за ней постепенно начиналась темнота. Пока что дорога была понятна.

Он шёл широким шагом, и его тень быстро удлинялась. Вова уже почти не видел того, что впереди, и думал включить фонарик. Но заметил, что через несколько шагов темнота слева становилось какой-то неестественно чёрной. Так и оказалось — коридор поворачивал под прямым углом. Где-то далеко горела ещё одна лампочка, но всё, что было перед ней, разглядеть было почти невозможно.

Вова нащупал фонарик в кармане джинсов, но боялся тратить его зря — тем более, в самом начале. Он так спешил, что не успел спросить у того малого, когда в нём последний раз меняли батарейки.

Пока он шёл до следующей лампочки, глянул направо, и увидел два боковых ответвления. Оба вели в совершенно тёмные туннели — только во втором можно было разглядеть на расстоянии трёх-четырёх метров непонятные чёрные контуры, как будто там что-то лежало на полу. Вова не хотел знать, что — точно не то, что он здесь искал. Отвлекаться было нельзя. Даже смешно было так думать, если учесть, что он шёл по лабиринту наугад — но времени было мало.

Недалеко за лампочкой коридор раздваивался. За обоими поворотами было темно, но из боковых выходов пробивалось какое-то освещение. Вова пошёл направо.

Синие стены с побелкой, которая начиналась примерно на уровне его глаз. Под потолком — дыры вентиляции с железными решётками. Иногда из такой же решётки были сделаны плафоны для ламп — белых, жёлтых, красных. Гофрированные трубы под потолком, жёлтые узкие трубы вдоль стен, вертикальные металлические трубы такого же синего цвета, как и сами стены. Иногда встречались двери. Большинство — закрытые, за двумя оказались пустые маленькие комнаты. За третьей — шахта глубоко вниз, причём ни тросов, ни лестницы там не было.

Налево. Прямо. Поворот. Развилка. Направо. Вова даже не пытался считать повороты и выходы — он пришёл сюда не за этим, и пытался гнать от себя мысль, как он будет выбираться. Сейчас это было неважно. Нужно было только найти лестницу вниз.

Через какое-то время коридор поворачивал направо, и в конце его была приоткрытая дверь. Он глубоко вдохнул, чтобы успокоить дыхание, и потянул ручку двери на себя.

Первое, что он заметил — в этом коридоре стены уже были не крашеные — снаружи были просто голые кирпичи. Освещался он уже получше — на развилке метров через двадцать под потолком на чёрном проводе висела лампочка. Он зашагал к ней, но почти сразу остановился.

Волосы на его руках встали дыбом. Ему очень не понравился этот звук. Он боялся сейчас обернуться — а поэтому, просто для гарантии, сделал ещё два шага.

Это эхо. Просто эхо. Странный подвал, странные коридоры, и странное эхо, которого до сих пор не было. Может быть, и так. А, может быть, кто-то стоял у него за спиной.

Вова сам не понял, как заставил себя обернуться — а когда обернулся, то не заорал только потому, что от страха не мог дышать.

Скорее всего, это было эхо — за ним и правда никто не шёл, но Вова забыл про это уже через секунду. Потому что за его спиной не было никакой двери — только длинный коридор с голыми кирпичными стенами, от которого чуть дальше отходили другие. Недалеко под потолком висел плафон с четырьмя длинными трубчатыми лампами — горели только две, причём одна противно мигала. Между ними в паутине висел жирный белый паук.

Вова вспомнил то пасмурное утро три дня назад, когда Швабра отчитывала их на построении. Ему бы очень хотелось, чтобы тех событий, и всего, к чему они привели, просто никогда не было. Но он нашёл то, что искал. Прямо под лампами, с правой стороны бетонные ступеньки вели в темноту. На второй уровень.

∗ ∗ ∗

— Так, а ну тихо! — Швабра стояла спиной к окну, и было видно, как в окнах за ней на большой скорости пролетают серые тучи. Из-за этого казалось, что в её полупрозрачных волосах неясного тусклого цвета что-то шевелится. — Тихо, я кому сказала! В «Ласточке» воспитателей, вообще-то принято уважать!

Третий отряд стоял полукругом в прихожей четвёртого этажа и смотрел на неё. Она была высокая, костлявая, и так плотно сжимала губы, что они всегда дрожали. Швабра ещё раз прошлась глазами по шеренге из тридцати детей, убедилась, что все они внимательно её слушают, и продолжила:

— Значит так. Вчера я слышала, как одна из девочек сказала мерзкое, и совершенно неприемлемое слово. Мы, конечно, не будем называть её по имени. — Её взгляд остановился на Оле Романовой, и весь отряд посмотрел на неё. Большинство заулыбались, кто-то опять зашептался. Оля покраснела, опустила голову, и стала рассматривать бетонный пол, который было видно через дыру в линолеуме у неё под ногами. — Я не хочу заострять внимание, на том, кто это сказал. Но вот, что вы все должны усвоить о культуре поведения в нашем санатории…

Пока Швабра говорила, она медленно шла мимо шеренги детей. Чтобы не слушать воспетку, Вова поднял голову и посмотрел в угол под потолком. Там, на почти трёхметровой от пола высоте, белый паук крутился вокруг мухи, которая с визгом пыталась вырваться из паутины. Если не считать голоса Швабры и свиста ветра через щели в оконной раме, это были единственные звуки в прихожей.

Вова пытался не слушать её голос, но полностью его игнорировать не получалось. После обсуждения Оли — которую Швабра так и не назвала по имени — она стала возмущаться насчёт шума во время обеда в столовой. Потом пошли стандартные угрозы, что в случае повторения этого «возмутительного поведения», им запретят идти на дискотеку. Никто этого особо не боялся. Хоть они и слышали такие угрозы каждый день, такое случилось только один раз, пять дней назад — и то, во втором отряде, когда какой-то малой кинул в другого камнем, и чуть не выбил ему глаз.

Вове было интересно другое — расскажет Швабра что-нибудь про то, что случилось вчера, или сделает вид, что этого никто не слышал? Видимо, это было интересно не только ему. Когда воспетка закончила речь, Ира из четыреста десятой комнаты посмотрела на неё испуганным взглядом и медленно подняла руку.

— Виталина Альфредовна…

— Да? — Швабра улыбнулась сжатыми губами и повернула голову к Ире.

— Виталина Альфредовна, а что вчера случилось со Стёпой? Почему он кричал?

Улыбку на лице воспетки, казалось, кто-то выключил. Несколько секунд она смотрела на Иру, пока та не опустила взгляд. Потом, видимо, решила, что объяснить придётся.

— Степан поссорился с родителями. — Швабра опять зашагала вдоль них. Иногда было слышно, как её каблуки скрипят по линолеуму. — С его стороны это было совершенно возмутительное поведение. Его забрали домой, и я очень надеюсь, что наказание будет достаточно суровым. Детям ни в коем случае нельзя прощать подобных вещей — а особенно детям вашего возраста, со всякими вашими тетрисами, покемонами, этим жутким рэпом…

Муха в углу под потолком до сих пор визжала — наверное, пауку мало было трёх минут, чтобы её замотать.

Вова услышал всё, что хотел. Вчера он видел своими глазами Стёпкино «непростительное поведение». То, что он кричал своему отцу под дверями санатория, и его взгляд, когда его пинками ног заталкивали в машину, не помещались в обычную «ссору с родителями». Степан вёл себя так, как будто не сомневался — он умрёт, если его заберут домой.

∗ ∗ ∗

— Смотри сюда! Смотри, как я умею!

Вова перестал целовать Алёну, вздохнул, и повернул голову к младшему брату. Они сидели на лавочке, которую трудно было заметить за деревьями, но Костя нашёл его даже здесь. Он притащил сюда старый, в нескольких местах порванный футбольный мяч, и теперь набивал удары правой стопой так, чтобы мяч не падал на бетонные плиты у него под ногами. Но после третьего удара мяч, всё-таки, упал, и покатился влево.

— Блин! — Пластмассовая бутылка из-под пива хруснула под его ногой, когда Костя побежал за ним. — Только три! У меня пять получалось!

Вова глянул на Алёну, закатил глаза и покачал головой. Алёна внимательно на него смотрела, но никак не отреагировала. Ей было тринадцать лет — как и Костя, она была во втором отряде, — и своими огромными глазами она напоминала Вове персонажей из японских мультиков.

— Смотри, смотри! — Костя пригнал мяч обратно. — Сейчас получится!

— Смотрю.

На этот раз после второго удара мяч улетел в траву. Костя в два прыжка его догнал, и прибежал обратно.

— Сейчас пять раз будет! Честно! Смотри!

— Смотрю. — Вова опять на секунду глянул на Алёну. На этот раз она немножко улыбнулась. Первые три раза Костя бил не слишком сильно, и удерживал мяч. Но когда на четвёртом ему пришлось отпрыгнуть назад, его левая нога поскользнулась на пластмассовой бутылке.

— А-а-а-ай! — Мяч опять улетел в кусты, а Костя с размаху упал боком на бетонное покрытие. — Блин! Вова встал и поднял брата. Тот смотрел на свежую ссадину возле левого локтя.

— Ничего, заживёт. — Рана у Кости не выглядела серьёзной.

— Больно. — Костя старался не заплакать.

— Хочешь, сходи в медпункт, там тебе это зелёнкой замажут.

— Нет! Не надо мне медпункт! Я уже взрослый для зелёнки.

— Хорошо. — Вова был рад, что не придётся вести брата в корпус на другом конце территории. — Тогда, иди тренируйся! Чтоб у тебя каждый раз получалось по пять раз, хорошо?

— У меня получалось! — Костя уже забыл про ссадину, и поднял на Вову огромные глаза. — Честно говорю!

— Я верю. — Старший брат старался говорить серьёзно, поэтому пытался сдержать смех. — Молодец! Но надо, чтобы каждый раз получалось, хорошо? Так что, иди и тренируйся, покажешь мне завтра.

Костя закивал, достал мяч из кустов, и убежал. Лучше пусть займёт себя футболом, чем будет лазить непонятно где. Буквально позавчера Жаба — жирная старая воспетка их отряда — подняла весь лагерь на уши. Костя не пришёл на обед, и она решила, что он пропал. Пока та не догадалась вызвать спасателей с вертолётами, Вова прошёлся по территории и проверил все тёмные труднодоступные места, которые его брата притягивали как будто магнитом. Оказалось, Костя залез в какую-то заброшенную будку, которую не использовали уже лет двадцать, чтобы наловить там ящериц. Жаба на построении визжала на него минут двадцать, а Костя после этого забился в кровать и рыдал там весь вечер. Разбираться с этим, опять же, пришлось Вове.

Налетел резкий порыв ветра, и разогнал по бетонной дорожке листья и бумажный мусор. Алёна втянула в плечи голову.

— Тебе холодно? — Вова вернулся к ней и обнял за плечи.

— Немножко. — Алёна прижалась к Вовиному плечу и руками обхватила его за талию.

Наверху дуло гораздо сильнее — серые тучи закручивались, рвались и переплетались, пока летели на большой скорости над спальным корпусом.

— Может, зайдём внутрь?

— Нет, нет! — Она замотала головой. — Посидим тут лучше, на лавочке. Тут хоть не ходит почти никто.

Вова посмотрел по сторонам — возле их лавочки никого не было, а малые, которые бегали где-то рядом, не могли их видеть за деревьями. Алёна смотрела на него своими большими карими глазами. На шее она носила чёрное ожерелье в виде сердечка. Он наклонил голову, и начал медленно её целовать, а его левая рука нырнула под её футболку и обхватила маленькую грудь. Через минуту, как только их губы освободились, Алёна спросила:

— Тот парень, Степан, твой друг… Что с ним случилось?

Вова помолчал пару секунд, но не придумал, что сказать.

— Без понятия.

Это была неправда. Час назад он пытался дозвониться до Стёпки, и кое-что узнал.

∗ ∗ ∗

Они были лучшими друзьями ещё с детского сада. Стёпкин тетрис, вовина «Денди», раздолбаный велик «Аист» — у них всегда всё было общее. Они вместе убегали от шпаны из двора напротив, вместе лазили по заброшенной стройке, вместе в первый раз попробовали сигареты. Костя тоже любил с ним тусоваться — Степан научил его играть в бридж, в квадрат, и в шахматы, он отдавал ему свои старые книжки и комиксы, так что малой сразу подсел на фантастику. Когда Стёпка убежал из дома, то неделю жил в палатке, которую Вова украл у отца, да и сам Вова тоже почти что жил там, и даже не очень врал родителям, что ночевал у Степана. В их компании было много других пацанов — да и девчонки там были — но с остальными они могли не видеться по несколько недель, зато друг с другом гуляли почти каждый день.

Когда Вове сказала мама, что достала ему и брату направление в санаторий, первым же про это узнал Стёпка. Его мать была со связями, и ему нашлось такое же. Жаль только, что когда их поселили в разные палаты, Швабра отказала всем просьбам поменяться с кем-то койками.

Степан был одним из тех, у кого был мобильный — новенькая чёрно-белая «Моторолла» — на ней Вова часами мог играть в «змейку». Так что, как только малой из второго отряда наговорился со своим братом, и освободил карточный телефон-автомат, Вова сразу набрал Стёпку — но его телефон был отключён. Его домашний номер он помнил наизусть, и, хотя боялся того, что может услышать, всё-таки, позвонил. Трубку взяла мама. Она явно ещё не пришла в себя, но в общих чертах Вова узнал, что случилось с его другом.

Стёпку забрали в психушку с нервным срывом. До того, как ему вкололи успокоительное, он только кричал, а потом — сразу заснул, так что узнать от него удалось немного. Получалось, что за два дня до того, как к нему приехали родители, и с ним случилась истерика, Степан был в каком-то «лабиринте». Видимо, речь шла про большой подвал на территории санатория — с коридорами, лестницами, дверями. Иногда он упоминал имя какого-то Макса, так что он там был точно не один. Больше она ничего не смогла понять из того, что мог сказать сын. Персонал санатория говорит, что за эти два дня — как и за всё остальное время — за Стёпкой не замечали никакого странного поведения. Психиатры сказали, за ближайшие несколько дней основная фаза шока должна пройти, и тогда он сможет рассказать всё более подробно. Вова поблагодарил её и повесил трубку.

∗ ∗ ∗

Вовины руки были заняты попой Алёны, когда он почувствовал, что она легонько его отталкивает.

— Что такое? — Он открыл глаза, и увидел, что она смотрит вправо.

— Глянь.

Вова повернулся туда же. Между ними и облупленной стеной спального корпуса стоял и смотрел на них пацан из его отряда. Его, кажется, звали то ли Митя, то ли Миша — странный тип, тощий и высокий, с перепутанными волосами. Было видно, что он смотрел на них с явной злобой.

— Что такое? — Вова крикнул громко, чтобы тот его услышал сквозь ветер.

Митя (или Миша) молчал и не двигался. Мимо него пролетала пыль и листья, нестриженые волосы лезли в глаза, но он даже не пытался убрать их с лица.

— Чего ты смотришь? — Вова крикнул ещё громче, но пацан стоял на месте.

Он ничего не сказал, только отвернулся и пошёл дальше. Через несколько секунд его уже не было видно за деревьями.

— Что за дебил? — Он опять повернулся к Алёне.

— Ты его лучше знаешь, он же из твоего отряда.

— Та, я даже не говорил с ним никогда. Как его зовут, Миша там, или Митя?

— Макс.

По спине Вовы пробежали мурашки.

— Точно? — Он старался сделать безразличное лицо.

— Я слышала, на него говорили «Макс».

∗ ∗ ∗

Ветер немного успокоился, и без него стало даже жарко. Только что закончился обед, и Вова шёл по дороге от столовой к себе в палату. Его друзья на турнике играли в «лесенку», но ему после еды было лень.

Спальный корпус санатория был похож на психушку из британских фильмов ужасов. В высоту он был не меньше двадцати метров, хотя в нём было всего четыре этажа. Серая краска давно облупилась, во многих местах отпала и штукатурка — почти по всему правому крылу выглядывали голые бледно-оранжевые кирпичи. К узким окнам двухметровой высоты на первом этаже были приварены металлические решётки. По бокам от главного входа стояли по две ненастоящие колонны — на самом деле, это были просто выступы в стенах. Когда-то они были белого цвета, но побелки на них не было уже, наверное, тридцать лет.

Вова уже подходил к крыльцу, но глянул в окно возле входной двери, и остановился. Между скотчем, который закрывал трещины в стекле, он увидел Макса.

Тот вышел через дверь на крыльцо. Плечи опущены, руки в карманах, глаза смотрели себе под ноги. Вову он заметил только когда подошёл к нему меньше, чем на метр. Макс хотел сделать вид, что не обращает на него внимания, и пройти мимо, но Вова сделал шаг ему наперерез.

— Слышь, чувак, можно тебя?

— Что? — Макс остановился.

— Поговорить надо.

— Я не на вас смотрел, если что, а на дерево.

— Та забей, я про другое. — Вова махнул рукой. — А что на дереве?

— Птица там была. — Макс поправил волосы, которые лезли в лицо. Себе на руку он навёл перебивачку в виде черепа. — Аист, по ходу.

— Ладно, я не про это. — Вова не замечал, чтобы аисты жили на деревьях. — Пошли, там упадём?

— Ну, ладно. — По лицу Макса было видно — он не очень понимает, что от него хотят.

Вова сбросил на землю фантики от конфет, которые валялись на лавочке, и сел. Макс сделал то же самое.

— Ты Степана нормально знаешь?

— Ну как… — Макс думал, как ответить. — Так себе. Живём в одной палате. Жили, точнее. Ты про то, что с ним случилось?

— Да, про это. — Вова кивнул. — Я с ним говорил вчера, и он сказал, что за пару дней до этого лазил в какой-то подвал здесь, на территории. Ты что-то про это знаешь?

Какое-то время Макс молчал — наверное, пытался догадаться, что знает Вова.

— Я так понял, он тебе сказал, что лазил туда со мной?

Пацан был не тупой. Вова опять кивнул.

— Может, расскажешь?

Макс скривил губы, как будто подбирал слова.

— Да нечего тут особо рассказывать.

Степан уговорил двух девчонок из второго отряда встретиться с ними ночью в беседке за столовой. За день до этого он вылез через дырку в заборе, сбегал в село и купил пива с сигаретами. Макс жил с ним в одной палате, а возле неё на стене снаружи как раз была пожарная лестница. Через час после отбоя они вылезли на улицу и как можно тише добрались до места. Девчонок не было. Они уже думали, что те не придут, но решили подождать, и через полчаса они таки появились.

Дальше всё понятно — открыли пива, накурились, выпили, начали к девчонкам приставать. Те сначала ломались, но уже скоро все начали обниматься и лизаться. Правда, потрахаться не дали. Но дело не в этом.

Степан заметил, что в задней стене столовой есть дверь в подвал. Дверь была приоткрыта, и оттуда шёл свет. Он предложил посмотреть, что там, но девчонки не хотели. Стёпке по пьяни захотелось показать, какой он крутой, и он сказал, что остальные как хотят, а он идёт посмотреть, что там. Пиво уже допили. Девчонки сказали, что возвращаются в палаты. Так что, Макс и Степан полезли без них.

За дверью был длинный освещённый коридор. Синие стены с побелкой под потолком, ржавые трубы, железные двери — все закрыты на замок. В конце коридора от него отходили ещё два — вправо и влево. Правый заканчивался другой закрытой дверью, а посередине левого была лестница вниз.

Они спустились на второй уровень. Под лестницей горела только красная аварийная лампочка в плафоне из прутьев арматуры. Коридор вёл направо и налево, в обоих было темно. Они пошли направо.

В общем, Степан и Макс нашли настоящий подземный лабиринт. Коридоры пересекались, раздваивались, иногда — замыкались в кольцо. На втором уровне они уже нашли несколько дверей — они вели в маленькие комнаты. В одной из них были свалены стальные разборные полки — на таких в кино во всяких архивах хранят папки с документами. В другой был письменный стол, а над ним на стене висела военная карта какой-то непонятной местности. Другие были гораздо больше, похожие на склады, или заводские цехи, но там было темно и пусто. Где-то всё время капала вода. В коридорах было настолько тихо, что звук капель можно было услышать где угодно. Наверное, протекала какая-то труба, но они её так и не увидели.

На нижних уровнях света уже было гораздо меньше. На четвёртом Степан в темноте налетел ногой на какую-то железяку на полу, и чуть не сломал себе голень. Сначала они подсвечивали дорогу зажигалкой, но она у них была одна и быстро закончилась. Они решили вылазить — всё равно ничего не было видно. А если честно, им обоим стало просто страшно. Звук капающей воды действовал на нервы. Иногда они оборачивались, и не могли узнать проход, по которому только что шли — понятно, что там везде темно, и коридоры похожие, но им всё время казалось, будто они меняются прямо у них за спиной. Непонятно откуда взялся сквозняк, и иногда было слышно, как где-то за поворотом скрипит дверь. Когда одна из них в полной темноте хлопнула прямо перед ними, Макс подумал, у него встанет сердце.

Кое-как они нашли дорогу с четвёртого уровня на первый, хотя несколько раз чуть не заблудились. Максу всё время казалось, что возвращались они не совсем тем же путём, что спускались вниз. Иногда они шли по знакомым проходам, а иногда искали лестницу наугад, и находили в совершенно незнакомом месте. Но, скорее всего, так получалось из-за очень сложного переплетения коридоров.

Когда они вышли, уже начинался рассвет. Пока ещё было достаточно темно, чтобы их никто не заметил, они аккуратно пробежали под стеной к пожарной лестнице и забрались назад к себе в палату.

Продолжение>

Читать историю на нашем портале.