Хтонический смех здорового человека
Проект “Уютная Россия”
Славянское фентэзи у нас сочиняли задолго до «Ведьмака».
Если кто не знает, «Ведьмак» — это художественно слабый сериал, качественная компьютерная игра и, главное, серия популярных романов Анджея Сапковского в жанре «славянское фентэзи». Главные достоинства книг: материал славянского фольклора и отличное чувство юмора современного автора. Примерно то же самое (сочетание архаики и актуального юмора) делал Абрам Кузьмич Новопольцев, вот только жил он лет на сто с лишним пораньше в деревне недалеко от Симбирска и писать, скорее всего, не умел. Зато располагал другими преимуществами перед польским писателем. А сюжеты у обоих примерно одни и те же.
Симбирщине повезло с двумя вещами: во-первых, с фольклором, а во-вторых, с фольклористами.
Сначала поясним за фольклор. Регион заселялся русскими начиная с XVII века. Колонисты приходили из разных мест: из соседней Нижегородчины, с казачьих территорий, современные фольклористы отмечают даже небольшое северное влияние. Короче, это был, простите за штамп, «плавильный котел» русской крестьянской культуры, каковая сохранила архаику, но в то же время в целом представляла собой нечто средневзвешенно русское с легкими ягодными нотками татарского, чувашского и мордовского. Вплоть до начала ХХI века тут можно было встретить бытование головокружительно древних практик. Например, в 2003 году в Ульяновской области на основе данных от живых еще носителей традиции реконструировали весенний обряд «Похороны Ярилы». Представляете? До появления айфона буквально пару лет остается, а здесь еще — Ярила!
Теперь о фольклористах. Местные дворяне записывают здесь образцы устного народного творчества (УНТ) с самого начала Золотого века русской культуры. В числе первых деятельно поучаствовал в этом друг Пушкина Николай Языков и его родственники, сюда приезжал пионер фольклористики Петр Киреевский. Именно на Симбирщине были сделаны одни из первых вообще в России записей былин Киевского цикла. В середине XIX века главной фигурой в фольклористике стал симбирский дворянин, поэт Дмитрий Садовников (1847-1883): его «полевые» записи уже были максимально похожи на научные, то есть сохраняли аутентичность повествования.
Наиболее плотно и уже на новом уровне изучением местного фольклора занялись здесь после ВОВ: собирание велось на базе Ульяновского пединститута. Расцвет направления случился с приходом в вуз Маины Павловны Чередниковой, ученицы легендарного Владимира Проппа. Она создала сильную фольклористскую школу. Под ее руководством в области были проведены масштабные и местами уникальные исследования русского фольклора. Та самая реконструкция яриловых похорон — дело рук команды Чередниковой.
Итак, зафиксируем это: богатые региональные традиции фольклора и фольклористики; завершаем вступление и переходим к делу.
Самым драгоценным алмазом среди местных носителей УНТ был, конечно же, Абрам Кузьмич Новопольцев (1820 — 1886). Он жил в селе Помряскино — сейчас это Старомайнский район в левобережной части Ульяновской области, а тогда село относилось к Самарской губернии. Поэтому теперь оба этих региона считают старика своим. Для нас эти административные условности не важны.
О самом Новопольцеве практически ничего неизвестно. Даже то, как он выглядел.
Вроде бы жил обычной крестьянской жизнью, иногда развлекал своими сказками господ в ближайшем поместье. Там-то его и повстречал Садовников, и это была большая удача (для всех нас). На основе сделанных Садовниковым записей Русское географическое общество в 1884 году выпустило книжку «Сказки и преданiя Самарскаго края». Большая часть вошедших в нее текстов — записи выступлений Абрама Кузьмича.
Новопольцева принято называть «сказитель». Но это слово теперь звучит как-то душно, затхло. А Новопольцев — это как дуновение свежего ветерка в распахнутое окно.
Или как бодрящий пинок по жопе от того, кому ты действительно нужен (нет времени объяснять, чуть позже поймете).
Новопольцев — это легкость. Новопольцев — это… Представьте взрыв здорового доброго гогота в компании мужиков после хорошей шутки — вот, оно самое.
Традиционный фольклор, как известно, мертв. Невозможно представить себе, чтобы кто-нибудь сейчас читал, например, былины, кроме как по работе или по учебе. Народные сказки в детской редакции выхолощены и надоели еще в младшем школьном возрасте. Главное шокирующее открытие от прочтения новопольцевских записей: архаичный жанр внезапно заходит современному взрослому образованному человеку, выросшему при постмодернизме. Благодаря Садовникову мы слышим сказки именно так, как они звучали. В таком, натуральном, виде их реально ИНТЕРЕСНО читать.
Новопольцев, конечно, был настоящим скоморохом. Исконно-посконным стендапером. Но из тех стендаперов, которые могут с легкостью перейти от смешного к эпическому или глубоко философскому — и ни разу не сфальшивят.
Абрам Кузьмич берет тебя за шкирку и тащит по перипетиям сюжета, как по американским горкам. Дух захватывает, а остановиться невозможно. И ты с веселым страхом ждешь следующего поворота, зная, что будет круто, — а там и правда случается «круто»! В этом смысле Абрам Кузьмич никогда не подводит.
Только детям не показывайте. Сказки, чтобы вы знали, жанр отнюдь не детский. «Я сказки-то вѣдь поматерно сказываю», — говорит Новопольцев устами своего героя. И правда, в текстах, где «б…» бытует как вполне обычное слово, еще много ярких терминов прячутся за отточиями (и современному читателю, увы, далеко не всегда удается отгадать слово целиком). Вот что это такое, ваши версии?
Но для создания ярких запоминающихся образов Новопольцеву совершенно необязательно материться.
Эти сказки легко читаются даже в оригинальном издании (в Сети можно и нужно скачать пдф), с ерами и ятями, несмотря на диалектизмы и архаизмы с историзмами.
Самая большая заслуга Садовникова, конечно же, в том, что эти сказания он записал дословно, будто на диктофон, с точностью до буквы – во всяком случае, такое складывается впечатление. И в этих расшифровках Новопольцев потрясающе живой. Хитрый, умный, глумливый, умеющий в трагедию. Болтун, который, однако, никогда не заговаривается.
А вместе с ним оживают и герои. Они тоже разговаривают обычным языком. Иронизируют, скабрезничают, «не стесняются» показать простую человеческую слабину. И это внезапно оправдывает весь присущий сказкам гротеск. Богатырей мы встречаем, например, в таком виде:
Извалявшись, как в прикабачной грязище, в иронии рассказчика, эпические герои становятся вдруг художественно-убедительными и в момент проявления своей хтонической силушки вроде испития полутора ведер водки или побивания многоголового змея. В этих богатырей веришь, ими восхищаешься. И гордишься.
Ну чистый Сапковский, только намного лучше.
Фольклор состоит из общих мест, формул, сюжетов. Новопольцев, кажется, знает их все (он оставил нам 72 текста, больше, чем любой другой сказитель) и тасует — когда по канону, а когда и разрушая этот канон, сознательно и последовательно. Так он обращается со стандартным сюжетом, например, в сказке «Богатый и бедный брат»: в бытовую сказку добавляются волшебные и религиозно-легендарные мотивы. Получается, по сути, авторское произведение.
Кажется, хорошее фентэзи примерно так и делается. Только современные авторы, в отличие от нашего героя, не настолько, что называется, «в материале».
Новопольцев одинаково органичен и в «низком», и в «высоком» и виртуозно умеет их смешивать, не портя «телесное» пафосом высокой драмы и не пачкая высокий пафос христианской братской любви какими-нибудь выделениями человеческого организма, но сочетая одно и второе так, что читатель одновременно достигает состояния «мимими» и состояния «ОРУ». Оцените отрывок, когда Ивашка Белая Рубашка Горький Пьяница нарушает данный кузнецам запрет быть приветливым со всеми встречными:
Есть у Абрама Кузьмича один сюжетец, известный в фольклористике как «морок». Когда главный герой — например, солдат — погружает слушателя в иную реальность. В сказке “Морока” жадный до впечатлений старик укладывается вместе с главным героем на полатях (высоко устроенных лежанках) и просит рассказать что-нибудь интересное:
Здесь-то, наверно, и раскрывается тема «поэта и поэзии» в новопольцевском изводе: он создает идеал сказителя, способного вырвать другого человека из реальности, поместить в созданный им мир и уже там, в этом мире, сделать с ним что душеньке угодно. И как-то абсолютно веришь в эту его способность ТАК воздействовать на слушателя in real life — что уж говорить, если похожий эффект производится всего лишь транскрипцией его речей на опытного, можно сказать, профессионального читателя — филолога? Как же это воспринималось простыми неграмотными крестьянами, главной его публикой, слушавшей его вживую?
«Сказки и предания Самарского края» — абсолютный мастрид, независимо от того, где ты живешь и насколько интересуешься краеведением. Это вообще не про краеведение, не про Самарский край и не про Симбирский. Это про народный победительный оптимизм, пушкинскую легкость, гоголевский смех и толстовскую эпичность. Никакая статья, никакие краткие выдержки не смогут передать волшебства этой книги.
Новопольцев — абсолютный национальный герой. И то, что о нем почти никто не знает, — это наш национальный факап. Давайте исправлять!