Грандасанго 2. Клуб Эпох и Химер
Глава 1. Карта из сберкнижки
Дни на календаре отсчитывало жаркое лето 1970 года. Солнце нагрело воды Яузы до тропических температур, и пятнадцатилетний Семён Стрельников собирался отправиться с приятелями на пляж. Наскоро позавтракав, он выскочил во двор, где сорвал с верёвки махровое полотенце. На песчаной дорожке около почтового ящика стоял его дед Андрей Яковлевич. Старик задумчиво перебирал в руках документы: рассматривал паспорт, перелистывал пенсионное удостоверение, вертел в руках профсоюзный билет и с явным удивлением разглядывал многочисленные грамоты за выдающиеся заслуги перед образованием на посту школьного учителя английского языка. Но какое дело мальчишке до старчески причуд? Напевая под нос песенку, что прилипла к нему с вечера, Семён прошёл мимо Андрея Яковлевича и…
– Дед, смотри! Сберкнижка улетела! – рассмеялся парнишка, подавая Андрею Яковлевичу жёлтую книжицу, упавшую в песок. – А что это? – спросил Семён, вынимая из сберкнижки яркую карту.
– Откуда знаешь песню? – проскрипел старик.
– Какую песню?
– Ты только, что пел: «Иди, где не ждут, бери, что дают, колоду собери, жизнь измени…»
Дед так сильно сжал Семёну руку повыше локтя, что парнишка, ойкнув от боли, даже не пытался ничего выдумывать, а сразу сознался:
– Жорка Фрейзе научил! Деда, пусти!
– Чему научил? – спросил старик, крепче сжимая руку – Что тебе рассказал Фрейзе?
– Да, ну, дед! Детский лепет!
– Фрейзе и детский лепет? Я так не думаю. А ну отвечай, что он рассказал!
– Про волшебную игру рассказал, и не мне, а Лерке, – чуть не плача, ответил Семён. – Я случайно услышал.
– Кто такая Лерка? – продолжил допрашивать внука старик.
– Ты чего, дед?! – разозлился Семён. – Фрейзе знаешь, кто такой, а Лерку не помнишь?! Твоя внучка, сестра моя двоюродная! Будто опомнившись, старик отпустил внука. Пошарив по карманам, он нашёл и надел очки, и стал рассматривать карту. Рыжеволосая девушка в короткой безрукавке, потертых джинсах и забавных очках-сердечках стояла на фоне кричаще голубого неба. Через плечо у девушки висела сумка с бахромой, её руки, шею и волосы украшали бисерные нити и кожаные ремешки. Девушка на карте улыбалась так весело и свободно, что ей, казалось, было невозможно не улыбнуться в ответ. Но Андрей Яковлевич и не думал улыбаться. Приблизив карту к глазам, он внимательно рассмотрел маленький картуш, изображенный под ногами девушки – овал, внутри которого были нарисованы перекрещённые гитара и роза.
– Теперь это Эпоха… – протянул старик. – А в моё время была Химера.
– Химера? – переспросил Семён.
– Да, – кивнул головой старик. – Видел я эту карту в… кхм… в молодости, короче. Не помню, как называется, но видел. Только тогда в овале были не гитара и красный цветок, а синяя гусеница, курящая кальян.
– Как в Алисе? – рассмеялся Семён.
– Какая ещё Алиса? – ворчливо переспросил старик.
– Ну, даёшь, дед! Книга «Алиса в Стране чудес»! Ты мне в детстве читал. И на английский сходу переводил.
– Ах, Элис! – усмехнулся старик. – Вот ты о чём.
– Ты как себя чувствуешь? Может, в поликлинику пойдешь? Или врача вызвать?
– Я в порядке, – сказал Андрей Яковлевич, лихо присев несколько раз, будто делая производственную гимнастику. – В таком порядке, как никогда! Байкало-Амурская магистраль!
– Что?! – уже не на шутку перепугался за деда Семён.
– Ничего. Иди-иди…
Старик сунул внуку карту и поприветствовал подъехавшего на велосипеде почтальона. Получив пенсию, пачку газет и журналов, Андрей Яковлевич глянул на обложку журнала «Огонёк», где чернела большая фотография. Хмыкнув: «Ох уж мне эта кириллица», старик присмотрелся к фото, едва шевеля губами, озвучил подзаголовок: «Черчилль, Рузвельт и Сталин у Пантикапейского дворца» и расхохотавшись, как безумный, сказал: «Так вот ты кто, Фокусник, а я думал, ты на радио выступаешь!» Сказал и, вытирая мокрые от смеха глаза, бодрым шагом отправился домой. Вечером того же дня Семён, прихватив с собой кузину Леру, отправился в гости к однокласснику Жоре Фрейзе.
– Так, как дед говорил? Повтори! – попросил Жора, выслушав рассказ друга об утреннем происшествии.
– Байкало-Амурская магистраль! Говорил… Орал на всю улицу!
– Я не об этом. «Была Химера, стала Эпоха?» Так? – уточнил Жора.
– Да.
– Пробовал расспрашивать?
– Да.
– И как?
– Стал притворяться глухим, – ответила за Семёна Лера. – И уехал в Ленинку читать иностранные газеты и журналы.
– Странно, никогда не слышал, чтобы Химера превратилась в Эпоху, но второе имя Грандасанго – сюрпризы. Никто всех правил игры не знает. Сидите здесь, сейчас кое-что принесу и покажу, – велел Семёну и Лере Жора.
Он оставил друзей на балконе и ушёл в соседнюю комнату. Вернулся со старинной лупой с бронзовой ручкой и черным блокнотом.
– Каталог «Грандасанго», – объяснил он.
– Маленький какой, – презрительно отметила Лера.
– Пятнадцатое дополнение к четвёртому тому, – снисходительно заметил Жора, раскрывая блокнот там, где алела закладка.
– Хоть бы картинки или фотографии были, – сказала Лера, мельком заглянув в блокнот.
Девушка терпеть не могла, когда кто-то оказывался хоть в чем-то, хоть не намного лучше ее – больше знал или умел. Другой бы на месте Жоры давно бы отправил Леру куда подальше, но Фрейзе с самурайской невозмутимостью объяснил, что перерисовывать и фотографировать карты Грандасанго категорически запрещёно – только устные описания.
– Кем запрещёно? – поинтересовался Семён.
Жора пожал плечами.
– Производителями карт. Или крупье. Или казино.
– Крупье? Казино? – удивлено повторил Семён малознакомые слова.
– То есть, он сам не знает! – противно засмеялась Лера.
– Знаю, не знаю – не важно, – подвёл итог разговору Жора. – Внимание! – сказал он, приготовившись зачитать записи блокнота. – Вот карта, похожая по описанию на твою. Колода называется «Дети цветов». Рубашка – летний луг в цветах.
Семён перевернул карту. Действительно, изумрудно-травяную обложку украшали пестрые цветы.
– Смотрим дальше! – торжественно объявил Жора, беря в руки лупу. – На лицевой стороне обязательно присутствует символ Пацифик. Может быть почти незаметен. Ищем!
Все уставились в лупу, несколько минут напряженно всматривались в рисунок, пока Семён и Лера смущенно не признались, что понятия не имеют, как выглядит этот символ.
– Круг, в котором отпечаток лапки голубя, – терпеливо объяснил Жора.
Вскоре такой символ был найден. С помощью лупы удалось рассмотреть подвеску на чокере, украшавшем шейку девушки – крошечный металлический значок Пацифик.
– Номер 17. Рыжеволосая девушка в очках-сердечках. черепаховой оправой. Название карты – «Черри».
– Её так зовут? – скривила губы Лера. – Дурацкое имя.
– Черри – значит вишенка, – сказал Семён, про себя отметив, что это имя очень даже ему нравится.
– А некрасивая какая, – продолжила критиковать девушку на картинке Лера. – Ещё и очкарик! Тощая, рыжая, патлатая дылда, – подытожила она, гордо проведя рукой по своим волосам.
Лерина мама работала парикмахером, и только вчера сделала дочке модную прическу сэссон. Семён рассматривал Черри, ловя себя на мысли, что в чем-то кузина определенно права. Он представил себе Черри в школьной форме на комсомольском собрании. Вот она сидит с серьезным лицом, её волосы заплетены в длинную тугую косу цвета ржавчины. На шее не чокер с Пацификом, а воротничок из кружева. На веснушчатом носу не задорные очёчки, а обычные «колёса от телеги» с толстыми линзами. Серая унылая мыша! То есть рыжая. Тускло-рыжая. Комсорг вызывает её к трибуне, чтоб вручить грамоту за отличную учебу или за успехи в сборе макулатуры. Черри идёт, сутулясь, всё также не улыбаясь, краснея, как колхозный помидор. Коричневая форма висит мешком, придавая стройной девчонке смешное сходство с огородным пугалом.
– А что означает Эпоха? – спросил Семён у Жоры, отвлекаясь от невесёлых фантазий.
– Есть несколько классификаций карт Грандасанго, – с видом профессора сказал Жора. – Самая распространенная в наши дни – это триада: Реальность, Эпохи и Химеры, которые делятся на множество подвидов: база, идеал, романтика, альтернатива, прогресс, регресс, книжность, комби и тому подобное.
Реальность, как объяснил друзьям Фрейзе, означает улучшение своей жизни здесь и сейчас, а вот с Эпохами и Химерами не всё так однозначно. Много неясностей, поэтому их собирают только самые отчаянные игроки. Эпоха – это то, что было, но чего уже нет – то есть прошлое, как оно есть, как записано в учебниках истории, либо прошлое альтернативное. Химера – это то, чего никогда не было, то, что существовало лишь в чьих-то мечтах или фантазиях, это то, что может быть, но может никогда и не случиться. То есть, будущее, основанное на чьих-то хотелках, или альтернативное настоящее.
– Подождите, ребята! – запаниковал Семён, перебивая пояснения Жоры. – Вы, что, и, вправду, верите в магию карт? Я думал, вы шутите! Ведь шутите? Признавайтесь!
– А ты сам как карту нашел? – хором спросили у Семёна Жора с Лерой. – Пел песню?
– Пел. Нашёл. Но это всё случайность!
– Лера, а покажи-ка ему наш фокус! – засмеялся Жора.
Сняв со спинки стула сумочку, Лера вынула из нее жестяную коробку оливкового цвета. Открыла. В коробке лежало несколько карт. Лера выбрала ту, что была похожа на афишу иностранного фильма. Французского или итальянского. Про любовь. Черноволосый мужчина с четким профилем стоял рядом с женщиной с прической, как у Леры. Вернее, у Леры была стрижка, как у загадочной красавицы на карте. Нежно, и одновременно, весьма брутально, мужчина касался рукой подбородка женщины, заставляя ее приподнять лицо вверх для страстного поцелуя. Положив карту на стол, Лера провела над ней рукой влево-вправо. Карта взлетела и приклеилась к ладони девушки, будто та была намазана чем-то липким, повисела так несколько секунд и отпала.
– Да ладно! – воскликнул Семён и тоже провёл рукой над картой, как Лера, но ничего не произошло.
Тогда, по совету Фрейзе, Семён провел рукой над «Черри». Карта взлетела и приклеилась к ладони.
– Колода «Дети цветов» тебя выбрала, как Леру выбрала «Дольче Вита», – объяснил Жора столь странный эффект. – Можешь начинать собирать. А как соберешь пятьдесят четыре карты – разложи по порядку и трижды перемешай.
– «Детей цветов»? Хм. Соберу, разложу, перемешаю, и что будет? Попаду в тот мир, где живёт Черри?
Жора лишь пожал плечами.
– В тот мир, в то время. Не знаю. Никто не знает.
– А что собираешь ты? Какую колоду?
Фрейзе слегка смутился и замешкался с ответом.
– Никакую.
– А что так?
– Первую карту найти легко. Даже… – Жора задумался, поднял глаза к потолку, будто что-то высчитывая, – …даже первые три-четыре карты найти можно без проблем, даже полдюжины, но вот потом… Карты можно находить только в рискованных для жизни, здоровья и ре-пу-та-ци-и… – последнее слово Фрейзе произнёс намерено по слогам, – ситуациях!
– Например?
– Например, зайти в учительскую и залезть в чью-то сумку или ящик или в карман пальто. Слабо?
– Слабо, – покивал головой Семён. – За такое в тюрьму сажают. Или хуже! Могут и из комсомола исключить, и из школы. Так что, да. Слабо.
– А мне нет! Я бы выкрутился! – рассмеялся Жора. – Но тут другая проблема. Нужно собрать 54 карты из определенной колоды, а «свои» карты находят очень редко. Придётся искать других игроков, общаться, меняться. Цена вопроса – время. На сбор колоды могут годы уйти, десятилетия, а то и вся жизнь.
– А ты знаешь, хоть одного человека, которому удалось собрать колоду Грандасанго? – задала Лера весьма разумный вопрос. Миша кивнул на портрет, висевший в круглой рамке на стене.
– Говорят, ему удалось.
Все обернулись и посмотрели на портрет мужчины, висевшем на стене в аккурат напротив открытой балконной двери. Мужчине было лет сорок с небольшим: мелкие черты лица, бородка клинышком; одет в строгий деловой костюм из темно-коричневого драпа.
– Кто это?
– Предок. Пётр Фрейзе, – с гордостью объяснил Жора, вставая и уважительно смахивая пыль с дубовой рамы с остатками позолоты.
Жора рассказал, что Пётр Фрейзе жил ещё до революции, был он инженером, промышленником, изобретателем и предпринимателем. Но вместе с этим, непоседой, скитальцем и авантюристом, побывавшим во всех уголках земного шара. А ещё адски везучим человеком, мечтавшим разбогатеть, занимаясь любимым делом – созданием автомобилей.
– Вот ему и удалось собрать свою колоду, – сказал Жора. – Хотя есть другой вариант семейного предания, где говорится, что Пётр Фрейзе нигде особо и не бывал, кроме Москвы, Тифлиса и Екатеринбурга, женился он на богатой вдове, которой от покойного супруга досталась почти собранная колода «Российский автопром».
– Прямо так и называлась? – засомневался Семён.
– За что купил, за то и продаю, – развел руками потомок везучего Фрейзе. – Больше добавить нечего. А! Скоро летнее солнцестояние. Могу свести вас с другими игроками, собирающими Эпохи и Химеры.
Лера сказала, что не так глупа, чтоб собирать невнятный мусор – девушка была решительно настроена собирать колоду «Дольче Вита», а вот Семён сказал: «А почему бы и нет? Давайте, сходим. Каникулы же!».
Глава 2. Клуб ЭиХ
По традиции, которой было уже не менее двухсот лет, московский Клуб Эпох и Химер – сокращенно ЭиХ, собирался дважды в год около Ростокинского акведука – на летнее и зимнее солнцестояние. И вот, под высокой аркой акведука, посеревшей от времени и исписанной нехорошими словами, Семён с товарищами ожидал встречи с Клубом. Лера ныла, что её закусали комары, Жора рассказывал про «Парижск» – колоду Грандасанго, которую, якобы, собирает Владимир Высоцкий, а Семён вслушивался в мерный плеск Яузы, чувствуя, что засыпает.
– Идут! – закричала Лера, вырывая кузена из объятий Морфея. – Наконец-то! – встрепенулась девушка, первой заметившей симпатичных плечистых парней, что шли по дорожке, тянувшейся параллельно теплотрассе.
В лучшие свои годы, а они, как ни странно, совпадали с кризисами и войнами, московский Клуб ЭиХ насчитывал более сотни членов. Но в начале семидесятых двадцатого века в Клубе состояло только два человека: студенты пятого курса МГПУ – физкультурник и комсорг курса Сергей Дроздов и историк и техник-любитель Эрнест Епифанов. Новоприбывшие подошли, поздоровались, представились. И, не теряя времени, показали, с чем они, собственно, пришли на встречу. Таковы были традиции Клуба: старожилы представлялись новичкам.
Дроздов собирал Химеру базовую «Лихие 90-е». Им было собрано уже более трети колоды. Рубашки карт «Лихие 90-е» напоминали серо-черный отполированный гранит, а на лицевых картинках были изображены мужчины в смешных пиджаках с золотыми цепями на шее, женщины, накрашенные так ярко, что напоминали клоунов. Также на картах колоды было много оружия и диковинных заграничных вещей.
– Зачем такое собирать? – задал риторический вопрос Семён, вертя в руках карту, где на капоте машины, как на маленьком пьедестале, стоял раскаленный утюг. – Как эта карта называется?
– Это номер 50 «Рэкет», – встрял всезнающий Жора.
– А я бы хотела себе красный пиджак, или малиновый, или вишневый, а лучше – тёмно-розовый, – кокетливо произнесла Лера, рассматривая картинки Химеры.
– Ну, ты, мать, размечталась, – свысока осадил девушку Дроздов. – Это мужская одежда. В том мире, куда я собираюсь, так одеваются только мужчины. Не все, конечно, а те, кто силен, смел и не боится риска. И, самое главное, это тоже наш мир! Только другой. Смотрите! Сергей достал из колоды карту номер 19, где на заднем фоне раскинулся Ростокинский акведук, а на первом плане – стоял черный, непривычно длинный автомобиль.
– Эта карта называется «Шестисотый», – прокомментировал Жора.
– А это что такое? – со смешком спросил Семён, указав на карту, где был изображен вырвиглазный безвкусный перстень золотистого цвета. Печатка с инициалами «С.Д» и остроклювой птичкой, вычеканенной над буквами, скорее забавляла, чем привлекала. Такую «гайку» мог бы сделать фрезеровщик за смену, но кто бы захотел такое носить?
– Это номер 7 «Кольцо дрозда», – сказал Жора с таким серьезным видом, что Лера прыснула и покатилась со смеху.
– Пора и честь знать, – слегка обиженно заметил Сергей, пряча свою колоду. – Всё! Хорошего понемножку! Пусть теперь Эрнест вас развлекает. Рубашка Эпохи, которую собирал Епифанов, была выдержана в спокойных золотисто-сиреневых тонах, и по стилистике напоминала плакат или скорее мозаичное панно, которым обычно украшали вестибюли школ, институтов или Дворцов культуры. Идеально-прекрасные люди с одухотворенными лицами и совершенными телами заняты безумно важными делами, от которых их ни в коем случае нельзя отвлекать. А картинки словно сошли со страниц журнала «Юный Техник»: тут и космический лифт – там, где в нашем мире памятник Героям Освободителям, и странный автобус на высоких опорах, движущийся по Ярославскому шоссе.
– Я называю эту колоду – Мир творцов, – слегка заикаясь, пояснил Эрнест.
– Но на самом деле колода называется Эпоха альтернативная «Золотые 40-е», – пояснил Жора. – Я думаю, что это мир, где не было Второй мировой войны, да и Первой, наверное, тоже.
– Да ладно! – это так заинтересовало Семёна, что он стал рассматривать «Золотые 40-е» очень внимательно. Полигон экспериментальных звездолётов в Бомбее, Музей Научного Подвига в Москве, фабрика солнечных парусов на Урале… Чудеса, да и только!
– А это что за уродина в берете? – неприятным голосом протянула Лера, заглядывая Семёну через плечо.
– Это Хесса, – ответил Эрнест. – Самая красивая девушка во всех мирах.
– Это карта номер двадцать «Музей Научного Подвига». Мне Эрнест много раз свою колоду показывал, я всё знаю наизусть, – объяснил Жора. На фоне окна, на высоком железном стуле без спинки сидела девушка в сером лабораторном халате – не то старшекурсница, не то аспирантка. Правая рука девушки замерла в жесте рассказчицы, кудрявые волосы льняного цвета выбились из-под бежевого берета. Пытливый ум исследователя светился в её глазах, гармонично сочетаясь с благородными чертами лица. Нет, в Лере говорила откровенная женская зависть! Если Черри была, скажем так, на любителя, то Хесса, безусловно, была и умна, и утончённо красива.
– В том мире – Музей Научного Подвига, а в нашем – это институт МГПУ. Это там, где мы учимся, – пояснил Эрнест.
– А почему Хесса? – не унималась Лера. – С чего вы взяли, что её так зовут?
Жора выдал Лере лупу. В ногах девушки на карте Лера смогла рассмотреть металлическую табличку, приваренную сбоку к перекладине стула – «Хесса».
– Зачем тебе туда? Здесь что ли девушек мало? – стала кокетничать Лера.
– А я уже там.
И Эрнест продемонстрировал Лере карту номер 26, которая называлась «Победитель времени».
– Эту карту я нашел у бабульки в деревне за иконой, – рассмеялся Дроздов. – И отдал Эрнесту. Мне она не к чему, хотя я бы такую – но свою, найти бы не отказался.
– Лучше расскажи, как бабка крестилась, и хотела сжечь карту вместе с иконой и домом! – сразу повеселел хмурый Епифанов.
На той карте не было изображения окна. Нарисованный свет падал от лампочки под потолком, едва рассеивая тьму в подсобке. На стене висел, скособочась, плакат: «20 лет МНП! Поздравляем с юбилеем!». На колченогом стуле сидел, чуть ссутулившись, мужчина в таком же сером халате, как и у Хессы. Изображённый сидел в пол-оборота, он смотрел на плакат и действительно походил на Эрнеста. Сказать точно этого было нельзя – у человека на карте от краешка губ до уха шла красная полоса: не то порез от неловкого движения, не то след от удара. С помощью лупы удалось рассмотреть бумажку, приклеенную к ножке стула со словом (именем?), которое точно начиналось с буквы «Э».
– Жорик рассказал нам про то, что твоей дед знает про Грандасанго, – сказал Сергей Семёну. – И мы хотели бы с ним переговорить.
– О чём? – удивился Семён. – Он со мной говорить не захотел, с вами тем более не станет.
– Ты главное в гости нас пригласи, и так чтоб родителей дома не было.
– Очень важный у нас разговор намечается, – подтвердил слова Сергея Эрнест. – Не нужно, чтоб кто-то мешал.
Семён растерянно оглянулся на Жору, смущенно смотрящего в сторону, потом на Леру, которая явно была не прочь познакомиться поближе с двумя симпатичными студентами, и холодок неотвратимой беды, надвигающейся как лавина, пробежал у него по спине.
– Не знаю, зачем вам дед Андрей понадобился, но я вас домой не поведу, – отрезал он.
– Никогда не соберёшь свою колоду, если нам не поможешь! Застрянешь в этом мире навечно! – вскипел Сергей, не понимая, что давить на неофита, который ещё не втянулся в игру Грандасанго – бесполезно, а главное – вредно.
– Да триста лет мне сдались ваши дурацкие карты! – вспылил в ответ Семён. – Тоже мне – клуб!
Семёна напугало лицо Сергея, холодный жесткий взгляд, что больше пошел бы бандиту из черно-белых фильмов про старорежимные времена, чем комсоргу и физкультурнику, да и тихий Эрнест выглядел, как одержимый.
…Прошло чуть больше недели. Семён Стрельников уже и думать забыл о своих знакомцах из Клуба ЭиХ. Почти всё свободное время он проводил с друзьями на пляже, купаясь, загорая и зачитываясь замечательной книгой о полёте к Туманности Андромеды. – Семён! – тревожный голос вывел мальчишку из полудрёмы. – Семёёёён! – разносилось над пляжем, возвращая юного мечтателя из черных глубин космоса под хмурое перед дождём июльское небо. – Семёёёён!
Уже через пять минут Семён на крыльях беды летел домой, куда, по словам Жоры, Лера повела парней из Клуба ЭиХ, сдав деда за стопку журналов мод и заграничный купальник, купленный для неё у фарцовщиков.
Улицы мелькали свежеуложенным асфальтом, мягким, липнущим к подошвам сандалий, а нечастые прохожие охотно уступали дорогу несущимся сломя голову мальчишкам. Семён с разбегу толкнул ногой обитую дерматином дверь – она оказалась не заперта. За дверным проемом, прикрытым тюлевой занавеской, маячил неясный силуэт.
– Ну, заходите, раз пришли! – Дроздов, вынырнувший из темноты, грубо схватил мальчишек за ворота рубах и втянул в комнату деда Андрея. Дед лежал связанный на диване с заткнутым кляпом ртом, Эрнест затягивал узлы на веревках потуже. На прикроватной тумбочке зачем-то грелся утюг.
– Деда! – воскликнул Семён, и, не задумываясь, кинулся к Андрею Стрельникову на помощь.
Сильный, короткий удар под дых остановил мальчишку, заставив согнуться пополам и упасть на колени. Библиотечная книжка в потрепанной обложке выпала у него из-за пазухи. Эрнест подобрал ее, открыл наугад и прочёл строку: «Труд в полную меру сил, только творческий, соответствующий врожденным способностям и вкусам, многообразный и время от времени переменяющийся – вот что нужно человеку».
– Мой любимый роман, – заметил он с одобрительной улыбкой, возвращая книгу Семёну.
– Правда? Как можно такие книги любить, и быть такой сволочью? – глотая слезы, закричал Семён.
– Я просто очень хочу туда, – глаза Эрнеста не выражали ни тени сомнения и неуверенности в правоте своих действий. – Туда, где это правда, а не фантастика, туда, где меня ждёт Хесса.
– Ведите себя тихо, не дёргайтесь. Иначе свяжем и засунем в кладовку, – пригрозил мальчишкам Сергей. «Лерка! Гадюка! Всё им, наверное, рассказала. И что родители уехали, и про соседей, что отправились на неделю к морю…» – понурив голову, подумал Семён.
– Кричать бесполезно, – будто прочитал мысли Семёна Эрнест. – Никто вас не услышит. Некому! Лера сказала, что соседи ваши отчалили Рижское взморье посмотреть. Да, в романах Стругацких и Ефремова герой всегда находил выход из самой безнадежной ситуации, но жизнь, увы, не роман…
– Парни, да, что же вы творите, – наконец подал голос перепуганный до смерти Жора. – Вас же уже завтра утром арестуют!
– Надеюсь, нас к утру уже здесь не будет, может и раньше, – сказал Сергей, выдергивая кляп изо рта старика.
– Что вам нужно? – просипел дед, вращая оловянными от страха глазами.
– Ты кто такой? – наехал на него Дроздов.
– Андрей… Стрельников, – едва слышно выговорил дед.
– Что? – переспросил его с издёвкой Дроздов. – Повтори, а то я не расслышал. А что б тебе легче было… вот… – Сергей выдернул утюг из розетки и занес его над дедом, с явным намерением поставить на живот несчастного старика.
– Аааа! – не сговариваясь, закричали в один голос Семён и Жора, а дед прошептал:
– О кей, о кей… Май нейм из Эндрю Джейкоб Арчер. Сергей снова вставил штепсель утюга в розетку, а Семёну показалось, что на него рухнул потолок.
– Дед, ты что, шпион?!
– Бери выше, Семён! – воскликнул раскрасневшийся от возбуждения Дроздов. – Твой дед – Грандмастер! Не веришь? Господин Эндрю, скажи нам, сколько существует этот мир?
– Две недели, – устало ответил старик. – Нет, три. Сёма, когда там почтальон мне пенсию привозил? Точно, три. Может, развяжите? Я расскажу вам всё, что захотите.
– Нет, – рассмеялся Дроздов. – Развязывать тебя пока не будем. Что ты такое знаешь, что нам интересно было послушать?
– Что вам нужно?
– Тоже хотим стать Грандмастерами.
– Всего-то? – настала очередь смеяться старика. – И чем могу помочь?
– Ты Грандмастер, ты и скажи. Ты как им стал?
– Да как-то само получилось, – искренне ответил Эндрю Арчер, поерзав на диване.
Тугие веревки сильно сдавили ему и щиколотки, и запястья.
– А ты что скажешь, Жора? – спросил Дроздов у перепуганного мальчишки.
– Не говори ничего! – крикнул Семён.
– Да сами они всё знают, – махнул рукой Жора. – Грандмастер распоряжается всеми картами нашего мира, и они хотят получить те карты, которых не достаёт в их колодах, и создать собственные миры.
– Совершенно верно, – подтвердил слова Жоры Эрнест.
– Но это жульничество, – продолжил Жора. – Грандасанго такого не любит и не прощает. Не боитесь?
– Нет выхода! – твердо сказал Епифанов. – Мы до старости будем свои колоды собирать. Твоему предку как колода досталась? Не напомнишь? Сам собрал или как?
– Или как… скорее всего, – утвердительно покачал головой Жора, ухитряясь при этом пожимать плечами.
– А то, что мы узнали о существовании Грандмастера Эндрю Арчера – это случайность? Как думаешь? – спросил Епифанов.
– Нет, не случайность, – согласился Жора. – Все случайное есть частью плана Грандасанго.
– Ты как свою колоду заполучил, Эндрюня? – спросил Дроздов у старика.
– Кое-что нашёл, кое-что поменял, а так, да… Большую часть колоды я получил от Грандмастера своего мира. Из первых рук, так сказать. Хе-хе. И цену за то заплатил немалую, – заметно успокоившись, и даже, повеселев, ответил старик.
Дед Семёна – Эндрю Арчер, больше не выглядел напуганным и смотрел на своих мучителей так, будто сидел в первом ряду кинотеатра с бумажным ведром попкорна в одной руке и стаканом кока-колы в другой.
– Говори уж, раз начал, американец, – презрительно фыркнул Дроздов. – И про Грандмастера своего мира – поподробнее!
– Ноу проблем! Родился я в городе Гринбоу, штат Алабама в 1913 году…
– Как же так, дед, ты же сам сказал, что наш мир существует только три недели! – с нервным смешком перебил старика Семён.
– Каждую секунду от Мирового дерева отделяются новые миры… – начал объяснять Семёну Эрнест, но Сергей остановил приятеля, заметив раздраженно:
– Две недели! Три недели! Пока ты сопли вытирал, возникла тысяча новых миров, где есть Семён Стрельников, что помнит то же, что и ты! Понял? Не понял? Заткнись!
– Смотрю я на вас, – старик обвёл глазами мальчишек и парней, – …и завидую. Молодые, полные сил. Впереди учёба – бесплатная, работа гарантированная; больничные, отпуска, восьмичасовой рабочий день. Пенсия по выслуге лет! Да я об этом мог только мечтать!
– Хорош, Эндрю, не на партсобрании. Про нашу жизнь мы и без тебя знаем, рассказывай про свою, – грубо прервал старика Сергей.
– Про свою, так про свою, – не стал спорить Арчер. – Слушайте!