Гость художника, часть 3

<Предыдущая часть

На следующий день Павел забрал у меня мерзкую находку вместе с магнитолой. Надев перчатки, участковый подобрал каждый зуб, сложил обратно в целлофановый пакетик из-под молока, упаковал в прозрачную плёнку и запечатал. Я обрадовался, что он не тянул и явился утром. Мне был нужен стол, но заставить себя подойти к нему, пока там лежало это, казалось попросту невозможным. Когда участковый ушёл, я обработал квартиру всеми санитарными средствами, какие только отыскал в кладовке. Затем сходил в магазин, купил антисептические аэрозоли и кварцевую лампу. Последнюю я использую до сих пор, включаю её на время прогулок.

Позже Павел заходил ко мне ещё пару раз, а незадолго до нового года рассказал подробности случившегося. Как показало следствие, одиннадцать обнаруженных нами баков содержали останки девятерых девушек в возрасте от девятнадцати до двадцати семи лет. Восемь из них опознали быстро и легко, по тем самым картинам. Личность девятой удалось выяснить лишь к декабрю, когда провели сравнение образцов ДНК родственников местной пропавшей с полурастворившимися останками. Портрета той женщины среди работ художника не нашлось. Видимо, даже у заключившего пространную сделку творца получились далеко не все картины. Быть может, одну из них он не дописал, либо уничтожил. Также имелась версия, что девятая натурщица заподозрила неладное до начала работы и была убита ради пущей конспирации.

Что самое интересное, зубов в злосчастном пакете оказалось слишком много, человек на пятьдесят, а то и больше. При повторных обысках полицейские вскрыли в квартире все возможные полости, но других тел не обнаружили. По итогам поисков, следствие решило не заострять своё драгоценное внимание на столь неприятной и мелкой детали как несоответствие количества выдранных зубов.

Вина почившего художника была полностью доказана. Огромное количество его отпечатков на обнаруженных баках не оставляло никаких сомнений.

Мне эта история очень неприятно аукнулась. Я больше не коллекционирую, не восстанавливаю и не торгую винтажными магнитолами. Уже к зиме я продал все свои аппараты, оставив лишь один, самый первый, который достался от отца. Мне сложно, практически невозможно быть уверенным в других магнитолах, ведь они приобретаются с рук, меняют множество хозяев прежде чем попасть к своему последнему владельцу. Я осознал, что больше никогда не смогу взять бывшую в употреблении вещь. Никогда. Вдруг она стояла в комнате умирающего туберкулёзника и впитала в себя миазмы его последних выдохов? Или, что ещё банальнее, в квартире могли водиться клопы. Хотя почему именно клопы? В старых домах встречается великое множество самой разнообразной неприятной живности, которая запросто может облюбовать корпус старого магнитофона. Помимо прочего, окружающие нас вещи – немые свидетели дурных эмоций и ужасных людских поступков. Кто сказал, что желтеющий пластик покрывается только слоем грязи и не может впитать нечто другое, не физическое, но куда более мерзкое и токсичное?

От стола тоже пришлось избавиться. Ну его к чёрту. Мало приятного смотреть на своё рабочее место и тут же вспоминать как по нему дребезжали и подпрыгивали упавшие из пакета зубы.

Стеллажи я выкинул следом за столом. Теперь ставить на них было нечего, они напоминали лишь о прожитых годах, демонстрируя голые полки, словно беззубую улыбку.

Однушка опустела. Сбережений от проданного должно хватить ещё на год, а потом, возможно, удастся что-нибудь придумать. Придумать позже, не сейчас. У меня отсутствовало всякое желание участвовать в жизни. С утра не было воли даже встать с кровати. Всё стало серым, ненужным и пустым, даже свежевыпавший снег за окном – и тот казался бесконечно унылым.

Старый телевизор сломался и больше не отвлекал. Всё вокруг успокоилось, но тревога из сердца не уходила. В доме и в душе не достаточно чисто, всё раздражающее, всё нервирующее, как внутри, так и снаружи. Меня бесила моя жизнь, моя квартира, бесили до безобразия белые обои на которых так свободно пляшут тёмные тени: я снова начал часто уходить в себя, особенно в те моменты, когда следил за их медленным танцем. Ложился и смотрел на них каждый вечер, проваливался в транс и плавно падал в сон.

На следующее утро новый поход в магазин, новая скупка еды. Затем неумелая готовка, а после неё унылое чревоугодие через силу. День за днём, каждый день, одно и тоже.

Пока не село солнце, я не оставлял глупые попытки занять себя, но к вечеру так и не находил даже капли интересного в мире. Всё потеряло вкус. Наступала очередная ночь, снова нужно было ложиться и пытаться заснуть, всматриваясь в тревожные предзакатные тени на белых обоях. Вот ветки предстали словно причудливый парусник, вот стоящий за окном фонарный столб смешался со светильником и цветочным горшком на моём подоконнике. Их странный союз родил человекоподобную тень, неприятную, недобрую. Такая не благоволит хорошим сновидениям.

Я встал с кровати, подошёл к окну и переставил светильник в сторону. Силуэт распался, стало спокойнее. Я снова вернулся в кровать, но сонливость уже исчезла. Пришлось вновь пялиться в пустоту.

Солнце продолжало ползти к закату и тени медленно передвигались супротив него, оставаясь на стене благодаря последним лучам, что косо ложились через оконные стёкла. Свет опять подходил к моему светильнику. Добравшись, он перемешал его силуэт с фигурой старого штатива, который был увешан повседневными шмотками.

Тень человека возникла вновь, снаружи порывисто дунул ветер и оконные рамы протяжно застонали. Стало ещё тревожней. Я понял, что страшиться игры света – это дурной звоночек. Мне пришлось буквально заставить себя остаться в кровати и не складывать чёртов штатив. Спокойствие будет залогом хорошего сна, хороший сон подарит новый день, приятный день, не такой как все предыдущие. Нужно пытаться настраивать себя на лучшее.

Шквальный порыв ветра повторился, распахнув окно. Я с ужасом заметил, как причудливая тень приветливо помахала мне рукой. Моё сердце ёкнуло, наполнилось тяжестью, и по телу прошёл холодный ливень.

Нет. Долой трусливые мысли. Это был всего лишь рукав футболки, затрепетавший от внезапного ветра, а тень – лишь обычная тень. Она беспомощно исчезнет с заходом солнца и никакие суеверные страхи не дадут ей силы остаться. Я знал это, но всё же не мог отвести взгляд от того, как силуэт медленно ползёт по стене. Невыносимо долго тень двигалась вместе с тонущим небесным светилом, дошла до угла спальни и растворилась в сумерках.

Внезапная паранойя была повержена, томная сонливость возвращалась ко мне мелкими волнами в безветренный день. Наступила тьма и я спокойно уснул.

Этой ночью мне снился удивительно лёгкий сон. Обычно я забываю их, но последний стал очень приятным исключением. Ко мне в гости приехал старый друг, его лицо было очень знакомо, знакомо до светлого чувства радости в душе. Я встретил гостя у порога, мы смеялись, вспоминая что-то былое из института или даже из школьных лет, перекидывались очень личными шутками, внутренними приколами, которые понимали только мы двое. Старый друг повесил на штатив свою шляпу, сел за новый стол, поставил рядом что-то стеклянное и холодное. Наш разговор летел легко и душевно, живое общение уносило от меня былые тревоги и грусть. Отличной шуткой гость с лёгкостью развеял остатки моей глупой печали, все проблемы уже начали казаться далёкими, совсем несущественными. Я снова осознал, что молод, понял, что ещё найду себя.

Разносился смех, мой и его. Через окно комнаты вновь светило горячее летнее солнце. Как, должно быть, гостю жарко в чёрном костюме. И зачем он выбрал столь тёплый наряд? Слышались звуки наполняющихся стаканов, наш разговор шёл дальше, переходя к более серьёзным вопросам. Кажется, я спросил у старого, почти забытого друга его мнение. Что-то о собственной жизни, вроде бы.

Он отвечал, но я не запомнил слов.

«… и ещё эта комната. Она очень бледна, – добавил гость. – Слишком серы и скучны эти белоснежные стены. В квартире нет яркости, оттенков любви и великой страсти. Мне кажется, тут не хватает алого цвета.»

Сон менялся, становился более спутанным, местами абсурдным. Его бессвязные куски остались в памяти, но стоит только попытаться пересказать их – и вместо слов выйдут лишь пространные многоточия.

Сумбур длился долго, крутился в разуме, достиг пика, и я проснулся.

Утро встретило меня отличной погодой. Начинался солнечный зимний день, ясный и свежий. Я почувствовал сильный холод – всему виной было приоткрытое ветром окошко, которое надувало морозный воздух с самого вечера. Мне пришлось обернуться одеялом, чтобы подойти к подоконнику, смахнуть за козырёк накопившуюся за ночь шапку снега и плотно прижать пластиковые створки.

Только после этого я заметил странное изменение. Не в комнате, не в окне, а в себе. Апатия ушла, вид за испещрёнными инеем стёклами вызывал в душе восторг, снова пробуждал желание жить. Запорошенный снегом двор, седые панельные дома и белоснежные улочки вновь казались уютными, даже романтичными. Я понял, что каким-то образом вышел из затяжной депрессии. Теперь всё будет нормально, мне ясен мой путь. Я точно знаю, как изменить свою жизнь. Нужно начать с квартиры, внести в неё чуть-чуть яркости, страсти и, разумеется, добавить немного алого цвета.

Солнце становилось всё ярче, играя бликами, проникая сквозь давно немытые стёкла. Надев заношенные тапки я прошаркал к дальнему углу комнаты: неаккуратные стыки обоев, отклеившийся край у самого плинтуса, пыль. Ничего пугающего, абсолютная пустота, только я в компании со своей тенью. Однако всё же что-то меня настораживало, заставляло оставаться на месте в безуспешных попытках вспомнить все подробности сумбурного сна. Вспомнить тот разговор…

Вскоре восход достиг своей цели и оранжевый свет полностью залил комнату. Тень стала контрастнее. Отблеск карниза расчертил кривую улыбку на моём чернеющем силуэте, заставив меня улыбнуться в ответ. Внизу что-то зашуршало, хрустнуло, зашевелилось и я невольно вздрогнул: рассохшиеся края старых обоев разошлись сильнее, по обе стороны, чем-то напоминая полы длинного плаща.

«Слушай… Слушай…» – шёпотом донеслось откуда-то из глубины угла.

Это вернулся мой ночной гость.

Я всё вспомнил. Нам предстоит много работы.

Читать историю на нашем портале.