Фиеста длиною в жизнь
Terra Incognita
(1899-1961)
Он проживал свою жизнь, будто писал роман, и писал свои романы, словно заново проживал жизнь. Литературный труд перемежался охотой и боем быков, любовные романы совмещались с войнами и алкоголем. Всю жизнь он как будто пытался доказать, что он лучше, чем он есть, – и доказав все, что мог, разуверился в этой жизни…
Поскольку статья вышла объемной, я поделил ее на основные главы и второстепенные. Главы без гиперссылок являются частью основной статьи, т. е. - Фиеста длиною в жизнь. А с гиперссылками - это второстепенные статьи. Читаем от корки до корки, история жизни Эрнеста Хемингуэя также удивительна, как и его романы. Приятного чтения!
- Семья и детство
- Учеба и первая работа
- Доброволец на Первой мировой
- Канада, Франция и журналистика
- Писатель "потерянного поколения"
- Сафари и военная журналистика
- Премии и депрессия
Семья и детство
Эрнест Миллер Хемингуэй был родом из иллинойсского городка Оук-Парк, респектабельного пригорода Чикаго. Здесь на одной улице жили его предки: Хемингуэи на одной стороне, Холлы – на другой. Кларенс Эдмонт Хемингуэй по праву гордился своими предками, среди которых были участники Гражданской войны, врачи, этнографы и миссионеры, и хотел стать достойным своей семьи: в молодости он даже провел пару месяцев в Южной Дакоте с индейцами племени сиу, изучая их обычаи и народную медицину. Он окончил медицинский колледж, мечтая когда-нибудь отправиться с врачебной миссией на край света, и сделал предложение своей соседке Грейс Холл, мечтая найти в ней верную спутницу жизни и хорошую мать своим будущим сыновьям.
Грейс еще в школе выделялась прекрасным голосом. Она усиленно занималась вокалом и даже с успехом дебютировала на нью-йоркской сцене, но замужество с молодым врачом из хорошей иллинойсской семьи показалось ей предпочтительнее карьеры певицы, и в 1897 году Грейс Холл стала миссис Хемингуэй. Уже скоро она родила первенца – дочь Марселину, через год – 21 июля 1899 года – сына Эрнеста Миллера, а потом еще трех дочерей, Урсулу, Мэделин и Кэрол. Второй сын, Лестер, родится, когда Эрнесту будет уже шестнадцать лет. Вспоминают, что Кларенс Эдмонт, которого к этому времени в Оук-Парке все называли Доктор Эд, лично присутствовал при рождении всех детей: приняв на руки сына, выходил на крыльцо и трубил в рог, чтобы все соседи знали, что у него появился наследник.
Хемингуэи жили в доме викторианской архитектуры, принадлежавшем отцу Грейс – выходцу из Англии Эрнесту Миллеру Холлу, в честь которого они назвали своего первого сына. Эрнест-младший любил деда, мальчик обожал слушать рассказы старика и на всю жизнь сохранил о нём добрые воспоминания, часто перенося их в свои произведения в будущем. Когда Эрнесту было пять, дед умер, и на оставшиеся от него деньги семья построила себе новый дом, в три раза больше и роскошнее прежнего. В доме всем заправляли женщины: Грейс, ее дочери, кухарка и горничные. Говорят, что Грейс довольно долго одевала сына в вещи его старшей сестры и даже отдала их в школу в один год, чтобы они сошли за близнецов. Грейс, обладавшая немалым честолюбием, со временем поняла, что продешевила, променяв карьеру на семейную жизнь, а контракт с Метрополитен-опера – на пение в хоре и уроки музыки соседским детям. Свою неудовлетворенность жизнью она вымещала на муже, с милой улыбкой читая ему нотации и делая замечания. Она придерживалась очень строгих пуританских взглядов и пыталась воспитать детей похожими на себя, прививая им протестантскую этику и любовь к музыке. Сына она учила игре на виолончели – он же терпеть не мог инструмент, предпочитая сбегать от деспотичной матери в объятия отца.
Эрнест был очень близок с отцом, видя в нем единственную родственную душу. Кларенс научил его всему, что знал и умел, и разделил с ним все свои увлечения: чтение, рыбалку и охоту. Отец с сыном целыми днями бродили по окрестным лесам, охотясь на мелкую дичь или наблюдая за повадками птиц, или отправлялись в индейские поселки, или просто молча сидели рядом на берегу, поджидая крупную рыбу. Иногда они вдвоем отправлялись в загородный дом семьи Windemere на озеро Валлун в Западном Мичигане: приобретенный там опыт жизни в тесном контакте с природой навсегда оставил след в душе Эрнеста, породив страсть к приключениям и пристрастие к уединенной жизни. В двенадцать лет мальчик получил в подарок первое ружье и с тех пор почувствовал себя настоящим мужчиной.
Однажды маленький Эрнест бежал за молоком на соседнюю ферму, споткнулся и упал, проткнув горло палкой, которую держал в руке. Отец остановил кровь, а потом сказал: «Когда тебе больно, не реви. Лучше свисти. Когда больно, свисти, и слезы закатятся обратно». С тех пор никто не видел Эрнеста плачущим.
Учёба и первая работа
Мальчик посещал местную школу: об уровне образования в ней может сказать тот факт, что с тех пор любимыми писателями Хемингуэя стали Шекспир, Марк Твен, Чосер, Джек Лондон, Дюма и Киплинг. Однако чтением – постоянным и неограниченным – не исчерпывались школьные занятия. Эрнест был капитаном команды по легкой атлетике, членом сборной по водному поло, играл в футбол, а также ездил в Чикаго, где усиленно занимался боксом. «Бокс научил меня никогда не оставаться лежать», – позднее скажет он. В боксерской среде он нахватался крепких словечек и жизненных историй, о которых и не догадывались жители респектабельного Оук-Парка. Эрнест захотел поделиться ими, и скоро его первые литературные опыты были напечатаны в школьной газете «Трапеция» и ежегоднике «Скрижали»: это были рассказы из местной жизни и спортивные репортажи, юморески и «страшилки». Поздние критики особенно выделяют среди них основанный на индейском фольклоре рассказ «Суд Маниту», повествование о закулисье боксерских поединков «Все дело в цвете» и «Сепи Жинган» – историю кровной мести, в которой больше внимания уделяется оценке трубочного табака и собаке, чем рассказу о расправе над обидчиком.
Уже в этих рассказах проявилось то, что потом прославит Хемингуэя: рубленые диалоги, краткие, полные намеков фразы. Позже писатель объяснял, что учился писать, читая Библию: ее сдержанные и одновременно полные скрытого смысла строки стали для него образцом литературного стиля.
В 1916 году Хемингуэй первый раз ушел из дому, сбежав от назойливой родительской опеки в Северный Мичиган, однако к началу последнего учебного года все же вернулся. Окончив в 1917 году школу, Эрнест отказался поступать в университет, как того требовали родители. Он рвался на фронт, но унаследованное от матери плохое зрение вкупе с полученной на ринге травмой закрыли ему путь в действующую армию. Вместо этого Тайлер Хемингуэй, младший брат Доктора Эда и крупный лесопромышленник, устроил его на работу в газету Kansas City Star. «Моей удачей стал большой пожар», – вспоминал Эрнест: молодой репортер не только разнюхал все подробности произошедшего, но и не побоялся сунуться в самое пекло, испортив искрами дорогой костюм. Счет за костюм он выставил редакции – и не получил ни цента. «Это научило меня не рисковать ничем, что ты не готов потерять», – скажет позже Хемингуэй.
В Kansas City Star он занимался тем, что наиболее соответствовало его неугомонной авантюрной натуре: он был полицейским репортером, и ему постоянно приходилось выезжать на места преступлений, в тюрьмы, больницы и притоны. Целыми днями он мотался по городу, а ночью работал, причем, как вспоминал один из его тогдашних коллег, постоянно пропускал буквы, печатая на машинке, ибо его мысль не поспевала за пальцами. Работа в газете дала ему прекрасную школу: здесь его научили объективно излагать происходящее, писать кратко и сжато, не злоупотреблять сленгом и красочными эпитетами. «Работая в Kansas Star, я научился писать просто о простых вещах», – признавался позже Хемингуэй.
P.S.: Историю о том, как Хемингуэй изменился навсегда, став свидетелем бесцельной и беспощадной бойни в Первой мировой войне, где простые люди гибли за чьи-то непонятные им интересы, а также о его первой любви, читайте в отдельной статье - "Доброволец на Первой мировой".
Канада, Франция и журналистика
Проведя весну 1919 года безвылазно в своей комнате, а лето на рыбалке в Мичигане, осенью Хемингуэй вернулся в родной дом, где его отношения с родителями становились все тяжелее. Они требовали, чтобы он устроился на нормальную работу, а не исписывал бумагу, нашел себе приличную девушку и женился. Эрнест не желал подчиняться ни деспотичной матери, ни подкаблучнику-отцу, с которым у него давно не было ничего общего. Он хотел уехать на Восток, но отец отказался дать ему денег; хотел устроиться в местную газету, но мать заявила, что писание – неподобающее занятие для мальчика из приличной семьи. В конце концов, после очередной ссоры, Эрнест хлопнул дверью и навсегда уехал из дома.
Он с друзьями поселился в Чикаго, где работал в экономическом журнале, а затем ненадолго перебрался в Торонто, где начал писать для Toronto Star Weekly. С конца 1920 года Хемингуэй поселился в Чикаго у своего приятеля по фамилии Смит: в его доме все интересовались литературой, и там Эрнест чувствовал себя как нигде хорошо. Добрым знакомым Смитов был известный писатель Шервуд Андерсон, который очень одобрительно отозвался о ранних рассказах Хемингуэя. В доме Смитов Хемингуэй познакомился и со своей новой любовью.
Ее звали Элизабет Хедли Ричардсон, она мечтала стать пианисткой, и она была на год старше Агнесс. Ее жизнь не была счастливой: отец покончил с собой, мать долго болела и недавно скончалась на руках у Хедли, и сама она долго страдала от травмы позвоночника. Хедли была уверена, что ее никто не полюбит, что она будет обузой для любого мужчины; Эрнест все еще переживал разрыв с Агнесс и считал, что он ущербен и ни одна женщина не решится посмотреть на него. Короче, они были созданы друг для друга.
На первое свидание Эрнест пригласил ее на футбольный матч. Накануне Хедли подвернула ногу, и туфля никак не налезала на распухшую ступню. Тогда она надела на ногу красную домашнюю тапочку – и в таком виде гордо вышагивала под руку с Эрнестом. Такая непосредственность и пренебрежение условностями покорили Хемингуэя. К тому же она очень ценила его рассказы и даже подарила ему пишущую машинку. Растроганный Эрнест сделал ей предложение: пара обвенчалась 3 сентября 1921 года в методистской церкви в местечке Хортон-Бей на Валлунлейк – любимом мичиганском месте отдыха Хемингуэя, подальше от формальностей Оук-Парка. После церемонии Эрнест на весельной лодке переправил Хедли, которую он стал называть Хэш, через озеро к Windemere, где молодожены провели медовый месяц.
Грейс надеялась, что теперь-то Эрнест возьмется за ум, но он хотел уехать как можно дальше от Оук-Парка. И тут редактор Toronto Dayly Star предложил ему должность разъездного корреспондента в Европе: редакция оплачивала бензин и гонорары, а остальное – за свой счет. Эрнест с радостью согласился, и 8 декабря 1921 года чета Хемингуэй отплыла в Европу. Жить они планировали на гонорары и деньги, которые Хэш достались от матери.
В Париже Хемингуэев поразила дешевизна и неописуемая легкость бытия, привлекавшая сюда писателей и художников со всего света. Шервуд Андерсон дал Эрнесту рекомендательные письма к живущим в Париже Эзре Паунду и Гертруде Стайн. Те весьма благосклонно отнеслись к молодому журналисту, введя его в круг парижской богемы, полноправными членами которой тогда были Пикассо и Матисс, владелица культового книжного магазина «Шекспир и К?» Сильвия Бич и ирландский романист Джеймс Джойс, которого она со временем опубликует, писатель Макс Истмен и Френсис Скотт Фицджеральд со своей взбалмошной супругой Зельдой. Все они стали его друзьями, а Паунд и Стайн еще и литературными учителями, которых Хемингуэй чтил долгие годы, – впрочем, с Гертрудой, слишком упорно навязывающей свое мнение, он со временем рассорился.
В Париже Хемингуэй полностью отдался литературе, не забывая, впрочем, о рыбалке, охоте и горных лыжах, ради которых не ленился проезжать полконтинента. В 1922 году он был на Ближнем Востоке во время греко-турецкого конфликта, наблюдая за сожжением Смирны, присутствовал на Генуэзской и Лозаннской конференциях, и обо всем писал в газету. Также в Торонто отправлялись путевые заметки, рассказы о жизни американцев в Европе, статьи о ловле рыбы в Испании и спортивных состязаниях в Италии.
Денег такие заметки приносили немного, но на жизнь хватало. Они с Хэш были счастливы: французская писательница Колетт даже заметила как-то: «Они умрут в один день! Нет, ну вы поглядите только, как они патриархально, по-детски, невозможно счастливы!» Поначалу все так и было: завтраки в парижских кафе и идиллические каникулы на Ривьере, лыжи в Швейцарии и ночи любви под звездами в Испании. Однако все было далеко не так просто: Хемингуэй всегда был человеком тяжелым в общении, а когда писал, бывал просто невыносим, и жену или игнорировал, или срывал на ней свое напряжение. Впрочем, она готова была стерпеть и не такое. А однажды, когда она ехала к мужу в Лозанну, на вокзале у нее украли чемодан, в котором были все рукописи Хемингуэя, – и он готов был обвинить ее в умысле и даже попытке разрушить его карьеру. Впрочем, нет худа без добра: Хемингуэй давно чувствовал, что в его стиле, слишком явно замешанном на газетных приемах, пора что-то менять, и воспринял потерю рукописей как повод начать все с чистого листа.
В начале 1923 года выяснилось, что Хэш беременна; Хемингуэй был в ужасе – он говорил Стайн, что не готов стать отцом, что ребенок осложнит его и без того нелегкую жизнь… Но вскоре смирился и с энтузиазмом возил беременную супругу на боксерские матчи, бой быков и на горнолыжные курорты: так у Хэш, по его мнению, родится настоящий мужчина. В то же время он – тиражом 300 экземпляров – за свой счет выпустил свою первую книгу с незатейливым названием «Три рассказа и десять стихотворений». Гордый сыном Доктор Эд заказал шесть экземпляров – однако, едва открыв, выслал обратно с гневным письмом: «Мне казалось, что всем своим воспитанием я давал тебе понять, что порядочные люди нигде не обсуждают свои венерические болезни, кроме как в кабинете врача. Видимо, я заблуждался, и заблуждался жестоко…». Гнев отца был вызван не только упоминанием неприличных болезней, но и непристойными словами, которые его сын позволял употреблять своим героям, и тем откровением и внешним спокойствием, с которыми Эрнест говорил о немыслимых в Оук-Парке вещах: войне, плотской любви, страданиях и человеческой жестокости. Больше Эрнест о своих литературных успехах домой не писал, да и вообще надолго прекратил с родителями всякое общение.
Осенью 1923 года Хемингуэи вернулись в Торонто, где 10 октября родился их первый сын Джон Хэдли Никанор – последнее имя ему дали в честь известного тореадора. В то же время разгорелся конфликт с редакцией Toronto Star, статьи Хемингуэя были для них чересчур либеральными. Уволившись из газеты, Хемингуэй с семьей возвращается в Европу, твердо решив посвятить себя писательскому делу.
Принципом Хемингуэя стало: «главное – сочинить одно предложение правды, а дальше само пойдет». В рассказах того периода он вспоминает войну и свою первую любовь, события на Ближнем Востоке и бой быков, детские впечатления от Мичигана и услышанные от знакомых истории простых людей. Он стремится быть наблюдателем, а не оценщиком, не упустить ни одной мелочи, и в то же время не давить на читателя своей точкой зрения. «Даже если вы убиты горем, стоя у постели умирающего отца, вы должны замечать все, до последней мелочи, пусть даже это причиняет вам страдания», – говорил Хемингуэй. Так рождался его стиль – экономный и сдержанный, и знаменитый хемингуэевский принцип «айсберга», когда за немногими сказанными словами скрываются подводные горы переживаний и происшествий. В 1924 году он выпустил свою вторую книгу «В наше время» – сборник коротких рассказов, больше похожих на стихотворения в прозе. Изданный тиражом всего в 170 экземпляров, сборник, тем не менее, был отмечен критикой, а через год в расширенной редакции был даже переиздан в США.
Писатель «потерянного поколения»
В 1925 году Хемингуэй с женой и компанией друзей в очередной раз побывал на корриде в испанской Памплоне. Эта поездка была отмечена влюбленностью Эрнеста – правда, безрезультатной – в скандально известную американку Дафф Твисден, прославившуюся вольным образом жизни, шпионажем и романом с собственным кузеном при живом муже-аристократе, – и тем, что Хэш по настоянию мужа прервала вторую беременность. Через два месяца Хемингуэй написал роман «И восходит солнце» (в русском переводе «Фиеста»), посвященный этой поездке: главная героиня, коротко стриженая и элегантно одетая, беспечная и страдающая, была списана с Дафф. Роман был опубликован в октябре 1926 года и весьма тепло встречен критикой.
Пока Хемингуэй зарабатывал себе литературную славу, его семейная жизнь рушилась. Хэш – располневшая, погрязшая в заботах о сыне, уставшая и недовольная, больше не привлекала Эрнеста, зато ее подруга Полин Пфейфер – да. Дочь богатых американцев, Полин была женственна и элегантна, работала для Vogue и Vanity Fair и умела покорять мужчин. Уже скоро Эрнест пал к ее ногам. Хэш не противилась: она лишь попросила сто дней не видеться с Полин: если за это время страсть мужа не остынет, она даст ему развод.
Эрнест развелся с Хэш в апреле 1927 года и уже через месяц женился на Полин, приняв ради любимой католичество. Развод сильно повлиял на него: он считал, что поступил подло, изменив Хэш, бросив жену и сына на произвол судьбы, едва ему улыбнулся успех… Весь гонорар за «И восходит солнце» он отдал Хэш, но муки совести не прекращались, вылившись по слухам во временную импотенцию. К тому же Полин оказалась взбалмошной, своенравной и очень избалованной. Депрессивные настроения вылились в рассказы, опубликованные в 1927 году в сборнике «Мужчины без женщин». Для Хемингуэя наступали времена славы, но он уже был не рад…
К концу года Полин забеременела. Подумав, Хемингуэй решил перебраться обратно в США: по совету своего друга, писателя Дос Пассоса, он поселился на острове Ки-Уэст недалеко от побережья Флориды. С тех пор он больше никогда не жил подолгу в большом городе.
В конце мая 1928 года поехали в Америку, где навестили сначала родителей Полин в Арканзасе, а затем отправились к его семье. По дороге, в Канзас Сити, 8 июня Полин родила сына Патрика. Роды были тяжелые, пришлось применить кесарево: почти сутки Эрнест провел в больничном коридоре, уверенный, что Полин скоро умрет и что это будет его вина. Однако и она, и сын выжили.
Через несколько месяцев стало известно, что в Оук-Парке покончил с собой Кларенс Эдмонт: он страдал тяжелой формой диабета и как врач прекрасно понимал свои печальные перспективы. Кроме того, он прогорел, неудачно вложив деньги в недвижимость. Эрнест винил во всем деспотичную мать, хотя считал, что самоубийство – удел трусов; Грейс он отныне называл только «эта стерва» и не приехал на ее похороны…
Все свои переживания он описал в романе «Прощай, оружие!». Двадцать лет спустя в предисловии к новому изданию он напишет об отце: «Мне всегда казалось, что отец поторопился, но, возможно, больше терпеть он не мог. Я очень любил отца и потому не хочу высказывать никаких суждений».
Роман имел необыкновенный успех, которому не повредил даже начавшийся экономический кризис. Впрочем, он наоборот способствовал успеху романа: герои Хемингуэя, которые не сдаются даже перед лицом смерти, которые проживают жизнь как подвиг и подвиг – как простую жизнь, оказались необыкновенно востребованы в обществе, потерявшем всякие ориентиры в жизни, а скупая и неэмоциональная манера письма как нельзя лучше подходила для людей, уставших от елейной пропаганды и фальшивых обещаний.
В 1930 году он попал в серьезную аварию – Эрнеста, который был за рулем, ослепило фарами встречной машины; его автомобиль, перевернувшись, оказался в кювете. Он получил сильнейшие ушибы, переломы руки и пальцев, пострадало зрение, которое с детства являлось его ахиллесовой пятой. Следующие полгола он страдал от болей в руке, которые не давали ему писать.
В 1931 году Хемингуэй строит в Ки-Уэст свой первый собственный дом. Здесь в ноябре 1931 года родился его третий сын Грегори. Несмотря на разросшуюся семью, Эрнест никак не может осесть на одном месте и угомониться. Он то снова едет в Испанию (после этой поездки появился роман «Смерть после полудня», описывающий традиции и церемонии испанской корриды), то путешествует по США. Не успокоится и его сердце: в сентябре 1931 года он влюбился в Джейн Мейсон: богачка и красавица, которую президент Кулидж однажды назвал самой привлекательной женщиной, когда-либо посетившей Белый дом, она была несчастлива в браке и искала утешения в любовных эскападах и алкоголе. Говорят, что она залезала в номер Эрнеста по пожарной лестнице, и нередко они на спор – кто первый остановится – гоняли без тормозов по заброшенным дорогам. Она была очень похожа на Эрнеста, отягощенная той же депрессивной страстью к саморазрушению, даже пыталась покончить с собой. Может быть, именно это сходство и заставило, в конце концов, Эрнеста оставить неуравновешенную любовницу.
Некоторые критики считают, что в это время Хемингуэй заболел «звездной болезнью», в его случае выразившейся в стремлении доказать всем, что он – «настоящий мужчина»: интерес к охоте, корриде и алкоголю, демонстративные романы и вызывающее поведение многие рассматривали не как движения его души, но как «игру на публику», призванную составить в глазах читателей образ Хемингуэя-сверхчеловека, «вечного мачо», покорителя «мужского мира». Что думал об этом сам писатель, он никому не говорил – он лишь активнее участвовал в «мужских играх».
P.S.: Перед тем, как читать дальше, прочтите главу о путешествии Эрнеста в Сафари и его военной журналистики - "Сафари и военная журналистика".
Премии и депрессия
Переживания и болезни привели к тому, что писатель почти перестал писать. Он очень тяжело переживал кризис, и Мэри пыталась, как могла, развлекать его. Зиму 1948 – 49 годов чета Хемингуэев провела в Италии, где невезучий писатель снова получил травму: на охоте пыж попал в глаз, что вызвало воспаление. Несколько недель он провел в больнице Падуи, и все это время его навещала его новая любовь Адриана Иванчич, с которой он познакомился незадолго до несчастного случая. Девятнадцатилетняя красавица из аристократического венецианского рода, Адриана была незаурядной личностью и талантливой поэтессой; говорят, Хемингуэй мечтал жениться на ней, но боялся, что она откажет. Их отношения так и остались платоническими; образ Адрианы Хемингуэй воспел в романе «За рекой, в тени деревьев».
Чтобы мужу было удобнее работать, Мэри построила в Финке трехэтажную башню, отведя Хемингуэю весь второй этаж. Он проводил там дни в окружении множества кошек и любимого пса Блек Дога, однако работа не ладилась: Эрнест тосковал по Адриане, страдал от головных болей и приступов раздражительности, иногда по целым дням исчезая из дома и гуляя по гаванским барам с проститутками. Когда Адриана приехала его навестить, он словно расцвел. Юную графиню поселили в башне, где она по утрам писала картины, а вечером в обществе Хемингуэя и его друзей гуляла по Гаване, не обходя вниманием любимые места писателя – ресторан Floridita и бар Bodegita del Medio. После ее отъезда он, наконец, смог писать.
К слову, Адриана была не единственной платонической любовью Хемингуэя: у него были долгие романы в письмах – с Марлен Дитрих (говорили, что они оба были бы не прочь сделать его реальным, но никак не совпадали во времени: когда он был свободен, она была занята, и наоборот), Ингрид Бергман и несколькими поклонницами его таланта, однако ни один из них не оказал большого влияния на жизнь и творчество писателя.
Считается, что приезд Адрианы вдохновил стареющего писателя на одну из вершин его творчества – повесть «Старик и море» была опубликована в 1952 году в журнале Life и сразу признана одной из вершин современной литературы. Сюжет о рыбаке, поймавшем огромную рыбу, Хемингуэй впервые записал в 1936 году, по одним воспоминаниям – со своего опыта, по другим – услышав рассказ одного из моряков. Позже в одном из интервью он скажет: «Я слышал о человеке, попавшем в такое положение с рыбой. Я знал, как это бывает в лодке, в открытом море, один на один с большой рыбой. Я взял человека, которого знал двадцать лет, и вообразил его при таких обстоятельствах». За «Старика и море» Хемингуэю была присуждена Пулитцеровская премия 1953 года.
Как нередко бывало, после серьезной работы Хемингуэю надо было развеяться: в 1953 году он вместе с Мэри второй раз приезжает на африканское сафари, вновь проезжает по тем же местам, что и двадцать лет назад, встречается с теми же людьми. Но и новая поездка кончается неприятностями, да еще такими, что Хемингуэй едва выжил. Сначала разбился самолет, в котором писатель летел с женой. Мери сломала два ребра, а Хемингуэй серьезно повредил правое плечо. Посланный на поиски пропавших самолет нашел лишь обломки – и газеты по всему миру сообщили, что писатель погиб в авиакатастрофе. Меж тем пострадавших подобрал пароход, зафрахтованный режиссером Джоном Хастоном для съемок фильма «Африканская королева». За писателем и его женой был направлен самолет – однако на взлете он упал и загорелся; Хемингуэй выбрался из кабины последним, снова получив несколько травм. Страдая от боли и кровотечения, писатель преодолел 50-мильную дорогу до больницы в поселке Масинди. Хемингуэй признавался, что это было самое мучительное и долгое путешествие в его жизни. Позже его перевели в госпиталь в Уганде, откуда Хемингуэй надиктовал статью для журнала Look с опровержениями слухов о своей смерти. Но и это было не все: неподалеку от лагеря разгорелся лесной пожар, и помогавший его тушить Эрнест упал в огонь, получив множественные ожоги. Чудом Хемингуэя доставили в Италию, а после первого курса лечения – на Кубу. В это время Хемингуэй переживает последнюю влюбленность – в свою секретаршу Валери Денби-Смит, которая снова закончилась ничем.
Однажды он рыбачил на «Пилар», когда ему доставили телеграмму: шведская академия присудила ему Нобелевскую премию по литературе, во многом благодаря «Старику». Хемингуэй не был рад: «Премия – это проститутка, которая может заразить дурной болезнью. Слава – сестра смерти», – говорил он, считая, что подобные премии дают как надгробный памятник и после них никто не может создать ничего хорошего. По состоянию здоровья писатель не смог выбраться в Стокгольм, однако множество журналистов добрались до Кубы, замучив полуживого Хемингуэя интервью и фотосессиями так, что он был вынужден прятаться от них в запертом доме. «Я чувствую себя так, словно кто-то оправился в моей личной жизни», – писал Хемингуэй.
Однако скоро он поправился достаточно, чтобы вновь побывать в любимом Париже. Тут его ждал сюрприз: в кладовой отеля Ritz обнаружили два чемодана писателя, стоявшие там с двадцатых годов, набитые рукописями, заметками и письмами. Неожиданный привет из молодости вдохновил Хемингуэя на роман о днях, проведенных в Париже, когда он и его друзья были молоды и счастливы. Так родился роман «Праздник, который всегда с тобой».
В 1960 г. Хемингуэй покинул Кубу и поселился в усадьбе Сан-Вэлли в городке Кет-чум на западе США. Скоро его друзья стали замечать тревожные симптомы: у Хемингуэя возобновились боли, он стал очень плохо видеть. Он почти не мог писать: даже одна строчка требовала от него неимоверных усилий: мысли разбегались, отказывали глаза… К тому же начались явные неполадки с психикой. Он изводил жену, которая, по его мнению, хочет его смерти, считал, что за ним следят, что он под колпаком у ФБР, что он разорен… Наконец Мэри уговорила его – под предлогом лечения гипертонии – анонимно лечь в клинику Майо в Рочестере, штат Миннесота. Однако скоро журналисты пронюхали, кто лежит в больнице под именем Джорджа Сэвиера, и врачи сочли за лучшее отпустить его домой.
В Кетчуме он снова пробовал писать: «Тружусь вновь с напряжением», – сообщал он в письме. Каждое утро он вставал в семь утра и садился за письменный стол, однако результата по-прежнему не было. Осознание того, что он не может больше писать, было столь мучительным, что он даже плакал – впервые с детских лет. Однажды Мэри увидела его с заряженным ружьем: она напомнила супругу, что у него трое сыновей, что он мужественный человек… Его снова отправили в клинику, где лечили электрошоком, что сильно отразилось на его памяти: «Какой был смысл в том, чтобы разрушать мой мозг и стирать мою память, которая представляет собой мой капитал, и выбрасывать меня на обочину жизни?» – возмущался Хемингуэй.
Через несколько дней после выписки из клиники, утром 2 июля 1961 года, Мэри нашла его мертвым: он застрелился из любимого ружья, не оставив предсмертной записки.
После его смерти стали говорить о проклятии, нависшем над его родом. Покончили с собой его отец, брат, сестра Урсула, внучка Марго и один из биографов писателя. Критики, осмелев, наперебой писали о том, что значение Хемингуэя для американской литературы сильно преувеличено, а его собственные подвиги наполовину выдуманы им самим. Говорили, что его мужественные герои скоро забудутся, а его романы перестанут читать. Однако время показало, что все они ошибались…
