Дочь Монтесумы. Сердце Мира

XVII
Проклятие Зибальбая

Мне помогли подняться с земли.
– Смерть была близка! – заметил сеньор не то с улыбкой, не то с сожалением.
– Она по-прежнему близко! – ответил я ему. – Но мы выиграли пока несколько дней.
– Благодаря Майе!
Нас отвели в небольшую комнату на вершине пирамиды, предназначенную для стражи, и закрыли за нами тяжелую дверь. Зибальбай молча опустился на скамейку, уставив в стенку взгляд. Можно было подумать, что он видит сквозь препятствие. До нас доносился шепот спускавшихся по лестнице людей.

– Вы спасли на время нашу жизнь, – обратился сеньор к молодой девушке, – но что делать теперь?
– Не знаю! В пирамиде есть комната, где нас будут держать до дня суда… Я так думаю, потому что они не решатся оставить нас на свободе, опасаясь волнений.
Не успела она закончить, как открылась дверь и вошел Тикаль в сопровождении Маттеи и еще нескольких знатных людей.
– Что вам угодно? – спросил их Зибальбай.

– Чтобы вы последовали за мной, – ответил Тикаль. – А у тебя, Майя, прошу прощения, что подвергаю заключению тебя и твоего отца, но у меня нет иного средства спасти вас от народной мести.
– Нам не мести народа надо страшиться, а твоей ненависти!
– В твоей власти ее уничтожить!
– В моей власти, быть может, но не в моем желании!

Через прилегающее небольшое помещение, в котором жили дежурные жрецы, и сквозь искусно сделанную в задней стене подвижную дверь нас привели к крутой лестнице, ведущей вниз. Через двадцать ступеней оказалась еще дверь, потом узкий проход, затем опять дверь и внутренняя лестница. После нескольких таких переходов мы остановились перед широкими дверьми, за которыми была расположена очень большая комната со многими дверьми: некоторые были открыты и вели в другие небольшие комнаты, некоторые были закрыты. Большая комната, как я узнал позднее, некогда служила для собраний жрецов, но теперь их было уже так мало, что они в ней совершенно не нуждались, и комната служила темницей для знатных преступников. Освещена она была несколькими серебряными светильниками; в разных местах стояли столы и скамейки. Маттеи указал нам еще на несколько меньших комнат, которые должны были служить нам спальнями. Он же обещал присылать нам пищу.

После этого нас оставили одних.
– Теперь его час, – сурово произнес Зибальбай, – но пусть Тикаль молит богов, чтобы мой час никогда не наступил!
Он отошел в сторону и опустился на одно из приготовленных лож, Майя направилась к нему, желая услужить и помочь, но он отослал ее прочь, и она снова вернулась к нам.
– Грустное место! – заметил сеньор шепотом, так как эхо звенело по всей комнате. – Но как оно ни мрачно, все же здесь пока безопаснее, чем у освещенной солнцем пирамиды, с ножами у горла.

– Здесь в полной безопасности сохранятся наши кости до окончания мира! – с горькой усмешкой проговорила Майя. – Здесь смерть сторожит людей, и отсюда нет спасения. Не была ли я права, остерегая вас от нашего города и его народа? Я предупреждала вас обоих, а теперь вы жизнью заплатите за свое безумство.
– Чему быть, того не миновать! – сказал сеньор. – Я надеюсь, что худшее прошло и что нас не убьют. На нас накинулись из-за резкости вашего отца, но теперь несчастье укротит его.

– Никогда! Ведь они правы: он безумец, как и вы, Игнасио… Лучше осмотрим темницу, я ее еще никогда не видела.
Она взяла один из светильников и стала обходить комнату. Напротив тех дверей, через которые мы вошли, располагались такие же. Сквозь щели шел свежий воздух, по-видимому, извне.
– Куда они ведут? – спросил я.
– Не знаю. Быть может, в святилище, через потайной ход. Вся пирамида полна комнат, служивших складами оружия и припасов; здесь же хоронили жрецов….

Шаг за шагом мы обходили комнату, стараясь пройти все двери. Одна из них не была заперта на замок, и мы вошли. На длинных полках мы нашли множество свернутых в трубки рукописей под толстым слоем пыли. Открыв одну из них наудачу, Майя показала нам очень необычный вид письменности.
– Этой рукописи много веков! – сказала Майя. – Чтобы не скучать, будем изучать историю…
И она небрежно бросила на пол бесценную рукопись.

Соседняя деревянная дверь была заперта, но сильным ударом ноги сеньор вышиб замок, и мы вошли в небольшую комнату, где лежали перевязанные желтыми и красными лентами металлические бруски.
– Медь и свинец! – сказал сеньор, разглядывая их.
– Нет! – возразила Майя. – Золото и серебро, за которыми вы так гоняетесь по ту сторону гор… Смотрите, что написано на стене: «Получено с южных рудников, отложено особо для храма Сердца и для храмов Востока и Запада».

Я не верил своим глазам: в одной кладовой, притом всеми забытой, золота было больше чем достаточно, чтобы привести в исполнение мои самые смелые планы.
– Быть может, вы это все получите, Игнасио, но я боюсь, что здесь вы найдете себе только могилу, как и я, и сеньор!

Продолжая осмотр, мы наткнулись на кладовую с разными сосудами, употреблявшимися при богослужении, очень тонкой, редкой и чеканной работы, золотыми и серебряными. Сеньор случайно толкнул ногой какой-то большой ящик, который оказался незапертым. В нем мы увидели священные тканые золотые одежды жрецов и пояс с крупнейшими изумрудами. Майя взяла этот пояс и передала мне со словами:
– Это очень пойдет к вашему стану, наденьте пояс, ведь он вам нравится!

Я взял пояс и надел, но не поверх одежды, а под нее. Впоследствии я этими изумрудами заплатил за асьенду и окружающие ее земли. Вот происхождение того изумруда, который теперь принадлежит вам, сеньор Джонс.
Шум шагов заставил нас прекратить поиски. В комнату вошли люди, принесшие несколько блюд с кушаньями. Они дождались, пока мы насытились, потом собрали остатки и посуду, наполнили светильники маслом и ушли, за все это время не проронив ни одного слова, ни доброго, ни худого.

Посидев еще некоторое время, мы разошлись по своим отдельным комнатам и вскоре заснули. Мы ели, когда нам приносили еду, ложились спать и опять вставали, совершенно потеряв счет часам и дням, так как к нам не проникал ни один луч дневного света.
Судя по числу приходов тюремщиков с едой, должен был, по моему расчету, быть третий день нашего заточения, когда опять явился Тикаль в сопровождении четырех стражников.

– Их немного, но достаточно, чтобы нас прирезать! Нам нечем защищаться! – сказал сеньор.
У нас действительно было отобрано все оружие.
– Не бойтесь, друг, – успокоила его Майя. – Они не сделают этого так открыто.
– Что тебе нужно, предатель? – грозно спросил Зибальбай. – Если ты пришел убить меня, то действуй скорее, потому что я должен предстать перед лицами богов, которых я молю о мщении за меня!

– Я не убийца! Если ты умрешь, то только согласно закону, который ты нарушил… Мне нужно поговорить с тобой наедине.
– Говори перед ними или сохрани свои слова несказанными!
Тикалю пришлось уступить. Он отослал стражу в сторону и тихо заговорил:

– Слушай, Зибальбай! Я видел твою дочь на вершине пирамиды и говорил ей, что люблю ее по-прежнему и что взял себе другую жену, только поверив словам Маттеи. Я сказал ей, что если она согласится быть моей женой, то я отпущу Нагуа, а тебе уступлю место касика. Я сказал ей также, что если она откажется, то я буду врагом тебе, ей и ее друзьям. Она ответила с презрением. Что случилось затем, ты сам знаешь.
Зибальбай повернулся к Майе:
– Он говорит правду?
Она хотела ответить, но Тикаль перебил:

– К чему ее ответ? Этот чужеземец – и он указал на меня – тоже слышал мои слова. Теперь я вновь повторю свое предложение на тех же условиях. Я все это готов сделать из любви к ней, потому что она – свет моих очей, дыхание моей груди, и без нее нет мне никакой радости в жизни.
Зибальбай сложил руки и громко воскликнул:

– Благодарю вас, о боги, что услышали мои молитвы и указали путь к устранению междоусобия! Возьми Майю, Тикаль, если хочешь. С Маттеи придется бороться, но вместе мы его легко одолеем! Радуйся, Игнасио, ты совершишь свое великое дело!
Я не радовался, потому что знал, что моя мечта будет принесена в жертву прихоти женщины. Поэтому я сказал Зибальбаю:
– Погоди, Майя еще ничего не ответила.
– Что же ей отвечать?

– То же, что я уже ответила Тикалю, – заявила девушка, – что мне нет до него никакого дела.
– Нет дела? Нет дела! Ты забыла, дочь, что он – твой жених?!
– Отец, я не выйду замуж за человека, который изменил клятве и не мог подождать один только год.

– Будь благоразумна! Тикаль ошибся и теперь хочет все исправить. Я ему прощаю, ты тоже должна простить… Не думай больше, Тикаль, о сумасбродстве девчонки, а вели принести пергамент и чернил, чтобы написать договор. Я стар, и у меня мало времени; не пройдет, пожалуй, года, как ты получишь по праву то, чего теперь добиваешься силой.
– Я принес с собой условие, но Майя согласна?
– Да-да, она согласна!
– Я не согласна, отец! Я обращусь к народу за защитой и лучше наложу на себя руки.

– Тикаль, оставь нас на некоторое время. Она с ума сошла. Вернись через несколько часов: она будет тогда иного мнения.
Когда мы опять остались одни, он обратился к дочери:

– Твои уста произнесли ложь, когда ты говорила, что не хочешь идти за Тикаля, потому что он не сдержал данного тебе слова. Твой отказ имеет другую причину. В нем замешан этот белый человек, которого в его собственной стране зовут Джеймсом Стриклендом. Ты так долго смотрела на него, что не можешь уже выкинуть его образ из своей груди. Правду ли я говорю?
– Правду, отец. Тебе я не буду лгать!

– Я очень огорчен из-за тебя и из-за этого белого человека, если только он не видит в тебе временной забавы, но ты должна подчиниться требованию во имя общего блага. Твои желания ничто в сравнении с исполнением пророчества о спасении и восстановлении нашего народа. Неужели все мои планы должны рушиться из-за упорства сумасбродной девушки?

– Мой долг перед собой и тем, кого люблю, выше моих обязанностей по отношению к тебе и выше твоих мечтаний о народном счастье. Проси, кроме этого, все, что хочешь, даже жизнь мою, и я повинуюсь.
– Чем я могу убедить эту упрямую девчонку?.. Хоть вы скажите ей, белый человек, что отказываетесь от нее. Я надеюсь, что ваше сердце мужественно и что вы поймете, о каких важных вопросах идет речь!

– Зибальбай, мне предстоит огорчить вас, но судьба моя связана с судьбой Майи, и я не могу убедить ее выходить замуж за ненавистного ей человека.

– Слушай теперь ты, друг Игнасио. Ведь ты не влюблен, подобно твоему белому брату. Научи их, что надо приносить в жертву собственные прихоти, когда затронуто столь важное дело. Ведь ты сам заинтересован в успехе… Я тебе отдам все сокровища, которые находятся здесь, и мечта твоей жизни, из-за которой ты столько перенес, будет исполнена. Скажи им те слова, которые нужны, чтобы склонить мою дочь или ее обожателя на нашу сторону… Иначе через несколько дней нам всем предстоит вместо торжества позорная смерть от руки Тикаля и его сторонников.

Сердце мое замерло. Он говорил истину. Если Майя примет предложение Тикаля, то мой народ будет спасен от тяжелого ига иноплеменников. Но что я мог сделать с ней? Что может поколебать любящее женское сердце? Но в отношении моего друга дело обстояло иначе. Я собирался сказать ему, что от одного его слова зависит не только моя жизнь, но и жизнь целого народа, что нельзя ему, белому, ожидать счастья от любви цветной девушки и что лучше ему с ней расстаться для их же обоюдной пользы.

Майя точно читала мои мысли и сказала:
– Игнасио, помни свою клятву!
Тут я вспомнил свои слова, сказанные в пустыне, и ответил Зибальбаю:
– Я не могу помочь твоему желанию, потому что обещал не становиться между твоей дочерью и моим другом. Сегодня, во второй раз в моей жизни, женщина разрушает все мои надежды, столь близкие к осуществлению, но я ничего не могу поделать.
Зибальбай мне ничего не сказал, но обратился к сеньору:

– Белый человек, вы слышали слова своего друга, они должны сильнее всяких просьб проникнуть в вашу душу. Но если вы будете упорствовать, я скажу все Тикалю и отдам вас в его распоряжение. А он мстителен и не постесняется принять все меры, чтобы вас убрать. Вас ожидает смерть. В последний раз спрашиваю, что вы выбираете: жизнь или смерть?

– Смерть лучше! – твердо ответил сеньор Джеймс. – Мне очень жаль вас, Зибальбай, и еще больше вас, друг мой Игнасио. Но, видно, такова судьба! Если Игнасио не может забыть своей клятвы, то как я могу нарушить свое обещание, которое дал Майе? Трусость всегда постыдна. Если только Майя не откажется от меня, то я буду ей верным до смерти.

– Я буду твоей и в жизни, и после смерти! Делай, отец, что хочешь, пусть Тикаль умертвит нас, но я не отдамся ему живая и в долине смерти найду избранного супруга.
Зибальбай вскочил с места и, сверкая глазами, громко произнес:

– При последнем своем издыхании я буду призывать на тебя и твоих детей проклятие богов. Пусть сердце твое разрывается на части от горя, имя твое пусть будет словом позора, пусть слова в твоих устах будут пеплом!.. Мне кажется, что я провижу будущее! Ты достигнешь своей цели, ты с помощью обмана станешь его женой, он будет некоторое время близок тебе, но ты должна будешь заплатить за это дорогой ценой, которую с тебя спросят, – ценой гибели всего твоего народа!

– Отец, пощади! Возьми назад свои слова!
– У меня столько же жалости к тебе, сколько у тебя – к моим сединам и моим печалям. Ты не щадишь меня, а я должен пощадить тебя?! Пусть проклятие мое разобьет твое сердце и сердце того, кто отнял тебя у меня!
И он тяжело свалился на пол.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь