I confess I've sinned, but with such pleasure

Пальчики твои — порхающие мотыльки, трепетали над изысканными тканями платьев, выбирая самый благоухающий цветок. Бежевое платье, как нежный бархат, ласкало бледную кожу и подчёркивало изящные ключицы, делая их подобными лебединым крыльям.

Облачившись в сие воздушное одеяние, ты ощутила себя подобно принцессе, готовящейся к встрече с принцем. Однако глубокий вырез платья заставлял сердце трепетать от волнения.

В те времена, когда женихов выбирали за дам, столь откровенный наряд мог быть истолкован как дерзость.

Матушка твоя, с ее нежной заботой, всегда внушала важность скромности и сдержанности. Однако это платье, на вид столь соблазнительное и вызывающее, казалось, бросает вызов этим устоям. Ты боялась, что оно может создать ложное впечатление, будто ты — легкомысленная кокетка, чья добродетель столь же хрупка, как лепестки розы на утреннем ветру, но ничего краше из девичьего гардероба не было.

В смятении ты металась по своей обители, словно лань, преследуемая охотниками, пока взор не упал на кружевную шаль, нежную, как паутинка, сплетенную умелыми руками. С облегчением ты накинула ее на свои плечи, а она ниспадала мягкими волнами, скрывая откровенный вырез, что прежде столь дерзко подчеркивал пышность твоей груди.

Тонкие вуалевые перчатки окутали твои руки, а изящные золотистые браслеты, звенящие мелодично, как колокольчики на ветру, завершили твой образ, придав ему нотку изысканной утонченности.

Ныне ты ощущала себя более уверенно, хотя твое сердечко все еще колотилось от волнения. Юная душа ведала, что грядущая встреча с незнакомцем станет поворотным моментом в твоей судьбе, и жаждала произвести на него самое благоприятное впечатление.

Не желая бросить тень на честь своего рода и стать мишенью для пересудов, ты смирилась с мыслью, что будущий супруг будет значительно старше.

Твой долг — вступить в союз супружеский с тем, кого изберёт твоя семья, дабы обеспечить себе благополучное будущее.

Сердце твое жаждало любви пылкой и романтики бурной, но ты смиряла свои порывы, ибо знала, что судьба твоя уже предначертана. Старалась не думать, что благоверный мужчина может оказаться не по нраву, и сосредоточиться на том, чтобы стать достойной невестой.

Но судьба, как мудрый ткач, знала, какую нить вплести в узор твоей жизни.

Установленный час пробил. Ты стоишь у окна; трепещущие пальчики поправляют край изящной шляпки, атласные ленты которой нежно обвивают шею, подобно виноградным лозам.

С каждой минутой ожидание становилось невыносимым. Мысли вихрем кружились в голове, словно стаи ласточек, наперегонки стремящихся к небу.

«Вот-вот он появится» — размышляла про себя. «Тот, кого я так долго ждала. Мое сердце замирает от предвкушения и страха одновременно. Как будто я стою на краю пропасти, готовая сделать шаг в неизвестность».

Долгожданный стук в дверь эхом разнесся по старинному поместью. Ноги, обутые в неудобные туфли, словно окрыленные, помчались навстречу источнику звука.

Двери распахнулись с величественной грацией, приглашая войти в мир изысканности и очарования. На пороге стоял он — высокий, статный джентльмен, облаченный в белоснежную рубашку со стоячим воротником, которая выгодно подчеркивала его широкие плечи и выраженную талию. Его пронзительно голубые глаза, подобные морской глади в ясный день, сразу приковались к твоей юной особе, стоявшей перед ним.

Он пытался скрыть свой оценивающий взор, но провалился с треском.

Сделав шаг вперед, он взял твою руку в свою и повел внутрь поместья. Его движения были плавными и изящными, словно танец. Остановившись на пороге, он развернулся и с галантным поклоном поднес к огрубелым губам тыльную сторону твоей кисти, покрытую вуалевой перчаткой.

«Прошу прощения, миледи, но через порог не приветствуются», — проговорил он, глядя снизу вверх с легкой улыбкой, игравшей на уголках его персиковых губ. Голос был подобен мёду, а манеры — безупречны. Ты почувствовала, как по телу пробежала приятная трепещущая дрожь от волнения.

Каждый элемент его гардероба был продуман до мелочей, от начищенных до блеска ботинок до изящности фрака. Его одеяние, сшитое из тончайшего полотна, сидело на нем как вторая кожа, облегая его статную фигуру.

Было сразу видно, что мужчина был состоятелен, явно не из низшего сословия. Его манеры выдавали в нем человека благородного происхождения.

Однако и ты была не так проста, не желая показывать своего мнения о нем. Но он все видел и знал, что ты уже в его плену.

«Господин, позвольте поинтересоваться, разве Вас не учили тому, что в дом без приглашения не входят, так нагло и по-хозяйски?» — спросила ты, гордо вскинув голову.

«По какому праву?»

Твой голос звучал спокойно, скрывая ноты симпатии за элегантным движением губ, сложенных аккуратным бантиком. Он держался прямо, как оловянный солдатик из сказки, однако, позволил себе дерзость удерживать твою руку на своей ладони. Ты хмыкнула, и сама высвободила ее.

«По праву Вашего жениха, само собой разумеется, юная моя» — вымолвил мужчина, одарив тебя нежной улыбкой и скользнув взглядом по твоим плечам, прикрытым кружевной шалью, что, оказалось, лишь подчеркивала прелестные изгибы твоей фигуры, а не скрывала, как ты этого ожидала. Мужчина выпрямился.

В изящном особняке, где солнечные лучи ласкали светлые стены, ты – юная леди, отвернулась от настойчивого взгляда незнакомца. Казалось, ты искала в нем изъян, ибо в столь безукоризненном на вид мужчине непременно должен был скрываться какой-то подвох.

«Вы слишком далеко смотрите, я даже Вашего имени не знаю» — изрекла ты, всем своим существом выражая неприятие его взгляда.

Взмахнув шалью, ты грациозно проследовала вглубь поместья.

Барышням твоего возраста не полагалось оставаться наедине с мужчинами, особенно в стенах собственного дома. Их оберегали компаньонки, родственницы или, как в твоем случае – гувернантки. А бдительный взгляд твоей матушки, восседавшей на белоснежном диване в гостиной, не оставлял тебе ни малейшего шанса на уединение.

Матушка благоволила к этому незнакомцу, отзываясь о нем исключительно в превосходных тонах. Но ты решила составить собственное мнение, поскольку в первую очередь, тебя интересовала его душа и что лежит за ней, а не то сколько у него золота в таких выглаженных брюках.

Его черты лица казались тебе смутно знакомыми, но ты не могла вспомнить, где ты их видела. Тайна окутывала его, словно густой туман, будто он не такой уж и не знакомый.

С хозяйским взором дворянин окинул взглядом окружающее убранство и с грацией присел на мягкий стул с кожаной обивкой, пока вокруг вас порхала прислуга, своевременно и заботливо преподнесшая чай.

«Граф Леон Скотт Кеннеди, генерал-лейтенант, Ваша светлость, как Вам будет угодно», — произнес он спокойным голосом, отбросив прежнюю лукавость. В то же время на твоем лице удивленно взметнулись брови.

Военный? Впрочем, его выправка и осанка говорили об этом красноречивее всяких слов. А также его манеры. Похоже, твои предположения о его возможной "темной" тайне разбились вдребезги, словно хрупкий фарфор о каменный пол. Выдыхаешь с неким облегчением.

«Извольте, будем знакомы», — произнесла ты, обвивая пальцами изящную ручку чашки, в которой томно покоился душистый черный чай, исходящий паром под дуновением твоих губ, пытавшихся остудить его. Мужчина, по-видимому, не был склонен к чаепитиям и потому решил сразу перейти к делу.

«Не удостоите ли Вы, Ваша грация, как моя невеста, составить мне компанию на новый мюзикл в грядущую субботу?»

Его слова застали тебя врасплох, и ты невольно покраснела, чувствуя, как сердце начинает биться чаще. Ты была наслышана о светских раутах и увеселениях, но никогда не думала, что сама станешь их частью. Отчего замялась на долю секунды.

«С превеликим удовольствием, граф» — промолвила ты, но робость взяла верх, и слова стали едва слышны. Боже, как ему было мило трепетание перед ним. Твоя скромность – милая дебютантка, очаровала его, но он скрывал это под маской слегка потрескавшейся вежливости и стойкости.

«Уверяю, это будет настоящее пиршество для чувств…» — произнес он, и финальный аккорд на фоне звуков пианино послужил сигналом к действию. Он привычным жестом подошел к тебе, улучив момент, когда твоя матушка отвлеклась, и склонился неприлично близко, чтобы ярче уловить сладкий вкус конфетного парфюма, щекотавшего нос похлеще крепкого чая, так и оставшегося нетронутым на столике.

«До встречи…»

И с этими словами он исчез, оставив тебя в плену сладостных ожиданий и волнения.

До встречи...

В преддверии посещения театра Леон прибыл за тобой на изящной карете, дабы сопроводить на это светское мероприятие. Вместе вы представляли собой картину неподдельной элегантности, словно изначально были предназначены друг для друга.

Его белый твидовый костюм, сшитый по последней моде, и пышное жабо на мужской шее подчеркивали аристократический вид, придавая его волосам смольный оттенок. Тщательно выглаженные стрелки на безупречно чистых штанах свидетельствовали, что этот мужчина не чужд домашних забот. Значит, он сможет стать достойным помощником своей даме в повседневных делах, ибо ты не желала иметь в своем будущем гнездышке более двух гувернанток, предпочитая также вносить свой вклад в семейное благополучие, а не проводить дни в праздности.

Нежные дамские ручки с изяществом коснулись локтя графа, когда вы направлялись к карете, ожидавшей у величественного входа в поместье.

«Позвольте…» — молвил он, распахивая перед тобой дверцу. Галантный и прекрасный, как и подобает мужчине той эпохи. Он помог удобно устроиться и сам занял место рядом, ненароком задев рукой твой наряд, украшенный золотыми нитями. Ты смутилась и отвела взгляд в маленькое окошко, размышляя о предстоящем вечере.

Тишина слов и стук копыт по земле, лишь изредка перекидываетесь чувственными взглядами.

Ваши места были расположены в партере, на возвышении, словно олицетворяя ваше положение в обществе. Мюзикл был восхитителен, ты смотрела с упоением и восторгом, а он, наблюдая за твоей реакцией, лишь слегка улыбался, потирая переносицу. Для него это была попытка сблизиться и узнать тебя лучше. Он жаждал познать твои интересы и увлечения, от чего уже мысленно поставил галочку на походы в театр.

«Похоже, моя прелестная леди очарована представлением», — произнес он, глядя на сцену, но сам сосредоточен на движении своей ладони, которая столь удачно легла на твою кисть сверху, скрывая ее. Мужчина ощущал тепло женского тела, по которому тосковал долгое время.

Пальцами поглаживает кожу, доводя твое личико до состояния клюквенного пунша.

Неловкость и смущение прельщали.

Ты прикрыла лицо веером, пытаясь скрыть свое смятение. «Почему я так теряюсь от него?» — пронеслось в твоей голове. Оставшуюся часть мюзикла ты не могла сосредоточиться на происходящем на сцене. Присутствие статного графа рядом не давало покоя, подбрасывая хворост в разгорающийся костер симпатии.

Вы были скрыты от взоров окружающих каскадными шторами алого оттенка, создававшими интимную атмосферу. Однако мужчина дал себе слово, что не прикоснется к твоей невинности до брака.

Даже поцелуи он запрещал себе, ограничиваясь лишь жестами.

Покинув партер после представления, ты порхала вокруг Леона, словно легкая бабочка. Слова восторга лились рекой, а сама ты светилась от счастья, оказавшись наконец вне стен своего занудного дома. Неловкое падение было предотвращено его быстрой реакцией, и он бережно подхватил тебя, не дав коснуться земли.

Его взгляд скользнул по твоей фигуре, но он был сдержан и не приблизился. Прокашлявшись, отпустил твою талию, которую придерживал.

Оказалось, что развязанные тонкие ленты на твоих острых туфельках были причиной такой неловкости.

Уже хотела было завязать ленты, но…

«Не пристало столь нежной особе как Вы, совершать столь тривиальные действия. Позвольте мне оказать вам содействие», — промолвил, галантно опускаясь на колено, дабы помочь в столь простом деле. Его ухаживания были исполнены изысканной любезности.

Он было уже взял твою ножку, однако…

Замер в ошеломлении.

Его пальцы, словно закованные в ледяные оковы, застыли в воздухе над женскими туфельками, отказываясь повиноваться. Дрожь, пробежавшая по могучей спине, сковывает. С трудом сглотнув, уставился на изящную лодыжку, на которой красовалось еле заметное родимое пятнышко.

В тот же миг графа пронзило холодным потом осознание.

Воспоминания нахлынули на него, пронзая его разум, словно острые иглы. Он узнал это пятнышко. Оно было таким же, как у той блудницы, которую он…

Нет, это невозможно! Не здесь и не сейчас! Однако судьба, словно насмехаясь над ним, решила иначе. Она решила показать ему, что его грехи не останутся забытыми в стенах этого города.

Пока ты, нежная и беззащитная, не могла прочитать удивления и страха на его лице, Кеннеди быстрыми движениями завязывал ленточную шнуровку на изящных туфельках. Его сердце разрывалось от воспоминаний, что нахлынули на него.

Он не мог поверить в то, что осквернил такую невинность, лишил ее того, что она должна была хранить до брака. До вашего брака.

Да, ты была его… но какой ценой?

Тот злополучный день, когда он словно потерял рассудок; связанные армейским ремнем руки; бледные, дрожащие бедра…

Он заглушал голос совести, твердя себе, что ты сама этого хотела.

Но нет, ты не хотела.

Ты не могла хотеть…

Он вспомнил твои мольбы о пощаде во взгляде пронзающим его черную душу, которые он проигнорировал в беспамятстве. И теперь ты стояла перед ним, живое воплощение его греха; одновременно сладкого и горького.

Глаза, смотрящие с нежностью и благоговением, в которых он когда-то видел отражение своей собственной похоти. Боль, такая словно он получил шальную пулю в лоб на дуэли и пал обмякшим трупом на голый асфальт.

Кеннеди хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе, лишь бы не видеть твоего влюбленного взгляда сейчас.

Но он не мог.

Знал, что недостоин твоей любви, но не мог не желать тебя. Ощущение словно собственная душа гниет изнутри.

И в тот момент, когда он понял, что никогда не сможет искупить свою вину, его сердце остановилось.

Тяготы военной службы ложились на его плечи тяжким бременем.

Лишенный утешения любящей супруги и радости отцовства, он, несмотря на свой почтенный возраст, не обзавелся ни семьей, ни теплым домом, где мог бы обрести покой. Вместо этого он искал услады в публичных домах, довольствуясь вниманием продажных женщин, которые могли одним лишь прикосновением развеять его печали… причем в самом прямом смысле.

Он живо помнил, как после особенно тяжелого дня, исполненный раздражением и злобой, он отправился в это заведение с единственной целью — трахнуть молоденькую девицу падшего происхождения. 

Публичные дома были истинным раем для состоятельных джентльменов, подобных Леону, которые не скупались на траты и с наглой ухмылкой совали деньги в нижнее белье очередной дамы, чьи прелести так соблазнительно покачивались перед ними. Однако статус военного давил на Кеннеди тяжким грузом совести, от чего он боялся, что однажды кто-то его увидит в этом месте, поэтому платил вдвойне за сохранение его ночных визитов в тайне перед приличным обществом.

Бархатные маски, скрывающие лица, и яркие наряды, едва прикрывавшие изгибы, были неизменным дамским атрибутом.

Ныне он жаждал чего-то необычного. Чего-то…незабываемо легкого.

Того, что можно растоптать и забыть.

Покуривая сигару, он выпустил облако дыма вверх и откинулся назад в кресле, чувствуя, как его член начинает набухать под тугими твидовыми брюками не давая расслабиться. Настоящее логово разврата и похоти во плоти, не предназначенное для философских размышлений.

Три куртизанки предстали перед ним, юные и бледные, словно полотна. Он окинул их взглядом, оценивая, кто из них удостоится чести ублажить его в этот вечер.

Поднявшись с потертого кресла, остановил свой взор на самой тощей на вид, с родимым пятном на левой щиколотке. Ее хрупкое телосложение обещало покорность, позволяя ему предаваться своим плотским утехам без опасений, что она взбрыкнет и вонзит в него свои коготки, как разъяренная кошка.

«Эта сгодится», — пробормотал Кеннеди себе под нос. «Будет послушной, как ягненок на заклании».

Его плоть пылала желанием, подобно раскаленным углям, и он жаждал излить свою страсть в ее нежное, молочное тело. Хотел наполнить ее до краев, заставить кричать под тяжестью своего тела; разорвать ее девственную чистоту изнутри и превратить в дребезжащие лоскуты.

Сегодня он не был в настроении для нежных ласк.

Он щелкнул пальцами, и двое других распутниц покинули комнату, оставив их наедине.

Его взгляд скользнул по молоденькому телу, оценивая ее прелести.

Хороша чертовка.

Грудь, хотя и невелика, была упругой и полной, с розовыми сосками, которые твердели под его пристальным взглядом. Бедра были округлыми, а лоно гладко выбрито, обнажая нежную плоть, которая обещала безграничное наслаждение, словно райский сад полный запретных грехов. От этого вида он ощущал себя словно дикое животное. Порой в его голове роились мысли о том, чтобы прекратить это, однако первобытное желание было сильнее всяких слов и вот он уже тянет свои мозолистые ладони к не запятнанному тельцу.

Грубо схватил ее за руку, оставляя на нежной к касаниям коже красные отметины от своих пальцев, которые позже превратятся в синяки, словно печать его обладания. Девчушка взвизгивает, как только пластина его ногтей впивается в плоть.

Кеннеди не обращал внимания на слабые протесты или завывания. Они забавляли его алчное до удовлетворения эго.

Бросив ее на кровать, он навалился на нее всем своим весом, заставляя свой член упереться в низ ее живота, так, что даже сквозь ткани ощущалось его величие.

На исшарканном ложе, под тяжестью страстных тел, раздался скрип, словно вздох усталой земли. Колени Леона с силой отворяют гладкие, словно лист с записями, ноги прелестницы, обещая ей сладостную пытку. Она отчетливо ощущала каждый выпуклый холмик на его теле, будь то его солдатская эрекция или выпирающие тазобедренные кости, что так больно впивались в кожу внутреннего бедра.

Дразнит ее, прижимаясь к прелестному лобку, облаченному в тонкую сетчатую ткань, лаская ее чувствительную влажность между бедрами.

Хотя тело блудницы было лишено излишних округлостей, ее ноги были воплощением желанной полноты – крепкими и в меру пышными, созданными для неспешных «ласк».

Про таких говорят: «Есть за что подержаться»

Долгие прелюдии, никогда небыли его идеальным планом, но в этом случае, ему доставляло удовольствие видеть, как на ткани плотных брюк выявляется пятно от девичьих излияний.

Треск одеяния, и хрупкое кружевное белье было разорвано, а девичье тело полностью в его распоряжении. С жадностью он упивался тем, как сладко на его языке ощущалась возбужденная кожа ее розовых сосков, вызывая у нее стоны наслаждения, с каждым покусыванием; оттягиванием. Он упивался каждой секундой, смаковал и хотел большего, словно гурман, дегустирующий изысканное блюдо. — «Молодые тельца всегда так сладки, что не можешь напиться»

Руки графа блуждали по телу, царапая и сжимая каждый миллиметр открытой взору плоти, пока она извивалась под ним, отдаваясь его доминированию. Тело ныло от боли, но она терпела, губы были приоткрыты в безмолвном стоне.

Она — его пленница, игрушка, и была полна решимости доставить ему удовольствие, каким бы болезненным оно ни было.

Деньги есть деньги. Они требовали отработки.

Он отстранился и ударил ее по упругой и эластичной коже бедер, усмехаясь ее покорности. На коже алел отпечаток от его ладони — клеймо. Ах, эта грязная распутница, не более того.

Очередная секс-игрушка, что вожделела его; вздумалось ему.

Пальцы Кеннеди, с точностью, даже при свете свечей, находят свой путь к бляшке армейского ремня, который мгновением позже уже туго обернут вокруг тонких женских запястий, делая ее полностью подвластной.

«Я польщен, милая», — прорычал он, голос был груб и похотлив. «Ты будешь наслаждаться каждым мгновением и каждой секундой…».

В перерыве между делом он сделал паузу, дабы выдохнуть остатки сигарного дыма из своих прокуренных легких. В этом кратком мгновении обнажилась вся его внутренняя гниль.

— «Тебе не повезло, куколка. Сегодня я разрушу твой розовый кукольный домик».

С этими словами, он немедля одним ловким движением снимает с себя хлопковую рубашку, что минутой ранее прилипала к его мокрой от пота коже. Юная куртизанка взирала на него сквозь прорези маски, скрывавшей ее лик, и по лицу ее покатились две слезы, чистые, словно родник, и теплые.

Узрев сие зрелище, он воспылал еще большим вожделением.

— Part 2