ДРАМТЕАТР. Часть 2

«ЕСЛИ Б МНЕ СКАЗАЛИ: «УЧИ КИТАЙСКИЙ, ЗДЕСЬ ЗАВТРА БУДЕТ КИТАЙ И БУДЕТ МИР», Я БЫ, НАВЕРНОЕ, КИТАЙСКИЙ УЧИЛА. Я ТАКОЕ ПЕРЕЖИЛА...» — МАРГАРИТА ПРОЖИЛА В ТЕАТРЕ 10 ДНЕЙ ВМЕСТЕ С МУЖЕМ И СЫНОВЬЯМИ. ЕЕ СУПРУГ В МОМЕНТ АВИАУДАРА НАХОДИЛСЯ НА ПОЛЕВОЙ КУХНЕ. ОН ПОГИБ

Чистяковы — Игорь с Маргаритой и их сыновья, Давид и Тимур — жили возле «Азовстали», на ул. Карасевская, «почти у самого ада». 5 марта их район очень сильно обстреляли.

«В ту ночь, 5 марта, мы как чувствовали, у нас дети были в погребе, а сами лежали в комнате на полу. У нас потолки высокие были — вы знаете, раньше была такая гипсовая лепка. Все это обрушилось на пол. Мне повредило голову, мы спустились в подвал и кое-как дожили до утра. На следующий день вышли и просто обалдели. В районе 6 домов — их просто не было.

Ради безопасности детей Маргарита приняла решение отправить их к родителям в Покровск. Чистяковы слышали, что у драмтеатра собирают людей на эвакуацию, но когда прибыли туда, то узнали, что никакого зеленого коридора нет. Было решено вернуться домой за вещами, и дожидаться эвакуации в драмтеатре. Оставаться на Карасевской было невозможно — с каждым днем район бомбили все активнее. 

Увидев гигантское количество людей в театре, Маргарита с Игорем вызвались помогать: «Муж у меня был активист. Я не хочу говорить «был», я надеюсь, что может быть еще где-то он объявится. Он сразу из своих побуждений волонтерских там устроился: они там людям помогали, с ж/д вокзала одежду и матрасы привозили, привозили из разбитых магазинов продукты. Нам разрешила их брать полиция и военные — чтоб мародеры не растащили, потому что в драмтеатре было очень много людей, детей. Со всех окрестных магазинов и кафе продукты свозили в драмтеатр. Я сама поваром работала, поэтому я устроилась готовить на кухне».

Маргарита рассказывает, что сначала в драмтеатре было около 1000 человек, затем 1500, а потом, по ее словам, и вовсе доходило до 2000. 

В зрительный зал никого не пускали, поскольку это было очень опасно. В основном людей расселяли в коридорах, фойе, комнатках. Чистяковы же жили в полуподвальном помещении, где хранился инвентарь и театральные декорации. 

«Мой муж с ребятами был на «складе». Продукты привозили, сортировали. Одежду выдавали, детское питание, памперсы. У всех ребят, кто работал на «складе», висели на шее жетончики — чтобы допуск был. Их сделали из номерков в гардеробе — и отдали персоналу, у которого был доступ к продуктам, вещам, медикаментам. У нас был свой врач — тоже человек, который просто пришел сюда. Детки очень сильно болели, потому что было холодно и сыро. Февраль был холодный, дождливый, и март, и апрель. Те, кто близко к драмтеатру жил, бегали домой, приносили куртки и одеяла. Тем более в подвалах — света нет, отопления нет. Спали одетые.

Мы сами сделали из камней печи, мангалы, и на них кипятили воду, готовили есть. Потом нам солдаты привезли полевую кухню. Мы там даже селедку сами солили и хлеб пекли. Говорили: «Нас надо в книгу Гиннеса занести, потому что мы на улице пекли хлеб». И раздавали все это на кухне. В принципе, там можно было жить нормально. Питание у нас было очень хорошее: детям мы и конфеты, и печеньки, и соки, и фрукты раздавали. Люди с окрестных домов приходили, просили кипятить воду, мы и им насыпали кушать. Мы не голодали. И одежду давали, и памперсы — все было очень хорошо налажено», — говорит Маргарита. 

«Сначала мы вели счет, списки. Но потом когда была возможность, люди хватали момент, садились в машины и уезжали, и из списков они не выписывались. Но когда мы в начале начинали готовить, мы готовили на 1500 человек. В 8 утра собирались на полевой кухне, там была «оперативка», новости читали, нас ставили в известность. У нас был приемник, на какой-то волне там скрипело, шипело. Плюс еще приходила телефонограмма отпечатанная — может, военные приносили, я не знаю. И оперативка решали, сколько там готовить». 

«Мы замечали, что как-то в фойе начинает пустеть, но потом пешком из других районов снова приходили люди.

Потом думали, может сократим, потому что людей стало меньше. Но приходили и местные жители, насыпали и им. Решили все равно готовить такое же количество, чтобы кормить тех, кто приходит». 

Маргарита на вопрос, были ли в театре военные, отвечает категорическим «нет». «К нам приезжала иногда полиция, наши ребята ходили в сопровождении полиции в магазины, на склады. И солдаты там подходили иногда. Они смотрели, следили, чтоб не разграбили магазины. Мой сын рассказывал, что тех, кто пытался своровать, клали прикладом в пол за мародерство: «Высыпай все, что взял». Свозилось специально все для нас, для беженцев, для детей.

Единственное, где-то дня за 3 до 16 марта был прилет ракеты, который задел здание и поломал сосну. Эти ребята с полевой кухни уже привыкли к взрывам — они просто приседали под стенку и все. Ну, привыкаешь ко всему — к плохому тоже. Они уже по звукам различали: если свистит, значит пролетит. Получилось так, что с правой стороны елка там сразу [снарядом] была срублена. И буквально через 15-20 минут приехали вояки, извинялись, говорят: «Никто не пострадал? Все ли нормально?». Ну, там только одна женщина пострадала, на нее сосна упала, ее увезли тогда в больницу. И они реально извинялись, потому что ракета чуть-чуть по косой летела и задела.

А так мы военных даже не видели. МЧС приезжали, потому что качали возле драмтеатра воду, там пожарные гидранты стояли. Вот МЧСовцы нам рассказывали, что в городе и как. Где бои, где связь есть, где затишье. Но то, что там был штаб и кто-то кого-то удерживал — это просто неправда». 

16 марта. Авиаудар

«16 марта мой муж покушал и пошел сменить своего напарника на полевую кухню. Он только-только вышел на улицу. Полевая кухня была прямо у стен драмтеатра. Если смотреть на центральный вход, это было с правой стороны. Там все рухнуло. Это были, наверное, самые благородные ребята. И их очень много там полегло. 

Мы с детьми в тот момент находились в подвале. В подвале был старый инвентарь — к новому году всякие теремки и деревянные стеллажи. На меня упали плиты, меня сильно придавило, а дети, получается, лежали на матрасах, и когда все рухнуло, они были под стеллажами — они немного удержали это все. У меня получился перелом грудной клетки со смещением. Меня дети как-то вытащили из-под плит. В задней часть драмтеатра была широкая белая красивая лестница. То место, откуда мы выходили, уже очищено. Если смотреть сзади, мы были с правой стороны внизу в подвале. Возле нас была щитовая, и там внизу справа было помещение. И вот мы спаслись. Нас господь, наверное, как-то… Нас там было человек 14-15 — мы вышли все. Среди нас самый маленький ребенок был возрастом год и 4 месяца. Я перезванивалась с этой семьей недавно — они все живы. Вот мой муж с ее мужем были на кухне. Как раз этот муж ее пришел, Виталий, покушать, я его кормила. А мой заступил на смену на полевой кухне.

«Был Дима, лет 35-ти. Он живет на Торговой. Я потом с ним интервью увидела в интернете. Я его узнала. Так вот, его вытащил мой сын. Дима после взрыва был просто невменяемый, контуженный или что. Из драмтеатра он вышел весь белый, в побелке, в штукатурке, как инеем покрытый. Он пришел в себя только когда его уже отправили в другой подвал. На следующий день еще они ходили с сыном — мы думали, вдруг начнутся раскопки. Может он папу увидит. Он пришел тогда, говорит мне: «Мам, там ничего не делалось». 

Я не понимаю! Такими большими буквами мы писали «Дети», светоотражающими красками. Мы ночью драмик застилали, закрывали, фонарики тушили, потому что комендантский час.

Никакого там штаба не было! Штаб был наших хлопцев, которые есть готовили и которые детей кормили, старались всех согреть кофтами, свитерами, носками, шапками, рукавицами, укутывали их». 

После авиаудара Маргарита с сыновьями вернулись к себе домой, на Карасевскую. Женщина была сильно травмирована — из-за перелома грудной клетки она еле дышала. Их забрала к себе соседка, которая жила еще ближе к «Азовстали». Там они смогли прожить лишь 3 дня: «Раз 30 за ночь у нее вылетали окна, они снова их затыкали. И когда поняли, что и ее дому конец, я сказала, что мы не можем больше оставаться. Я ее просила: «Давайте, Люда, пойдемте с нами, хоть куда-нибудь, я не знаю, куда идти, просто выйти из города». Ну, она старая женщина, сказала: «Я свой дом не оставлю. Спасай детей, у тебя и так хватит потерь». 

Маргарита с детьми вернулись в центр города и нашли бомбоубежище недалеко от драмтеатра, в доме, где находилась центральная стоматология [Сергей Забогонский, еще один свидетель, рассказал, что в это бомбоубежище ушла часть выживших при авиаударе]. Там, по словам Маргариты, им пришлось пережить гораздо более страшную ситуацию, чем то, что произошло в драмтеатре. 

«Поскольку нам идти было некуда, мы просто забрели в эту стоматологию. Там нас, конечно, приняли. Мы прибыли туда 19 марта. 24 марта нам в подвал кинули какую-то зажигательную смесь или газовую шашку, я не знаю, что. Было 9-10 вечера. Там дым пошел, началось что-то страшное.

Мы выбрались и лежали под открытым небом — там была темнота, все горело, пылало. Мы не стали дожидаться, опять побрели. Там «жабки» эти выскакивали по сторонам: то растяжки, то еще что-то. Нас было человек 12, мы сообща вышли из стоматологии. Ночью идти по городу было очень страшно. Потом нас остановили военные. Сказали: «Стой, кто идет?». Мы говорим: «Мы мирные жители». Это были солдаты «ДНР». Мы им сказали, что нас отравили в подвале, мы не знаем, кто травил. Они нас привели в подвал жилого дома, вызвали какого-то главного из жильцов, и он нас забрал туда в подвал. Солдаты нам дали молока грамм по 50, потому что у нас была рвота, мы все кашляли от этой гари. Во рту все страшно жгло». 

В том жилом доме, куда Маргариту и других пострадавших отвели военные, уже сформировалась своя компания: «Местные жители в том подвале — у них был, так сказать, свой клан, а мы там были чужие.

В итоге Маргарита с детьми набрели на церковь, где укрывались до 26 марта — до момента, когда случайно не увидели на улице микроавтобус с символикой «Красного креста»: «Машина побитая вся была, ни окон, ни дверей. Водитель нас спросил, где улица такая-то. Мы его спрашиваем: «А что вы хотите?». Он говорит, что поехал за людьми, что он волонтер. Мы встали чуть ли не на колени, попросили его вывезти нас оттуда. И он нас 18 человек посадил в этот бусик — мы не знаем, как мы туда влезли. Он вывез нас в Мангуш. А на следующее утро — 27 марта — он приехал за нами, и ни за копейку, ни за что — вывез нас всех в Запорожье. Волонтер Володя, мы ему так благодарны были».

Маргарита позже узнала, что тот самый волонтер попал в плен к солдатам «ДНР», и сейчас находится в СИЗО на территории республики. За что — неизвестно. 

Владимир находится в колонии в Еленовке (ДНР). Вместе с ним в окрестностях Мариуполя исчезли 29 других волонтеров — о них подробно писала «Медиазона Беларусь».

Женщина очень хочет вернуться в родной город, даже под контролем России — там у нее осталась дочь с затем и внучка. Маргарита также надеется узнать хоть что-то о муже, который остался под завалами драмтеатра.

«Я все равно, только появится паспорт, я буду пороги обивать, я хочу вернуться. Потому что у меня там муж остался. За мужа я вообще не знаю, кого просить, к кому обращаться. Как мне хоть что-то о нем узнать? Я уже до чего дошла — я писала, в чем он одет, в чем обут. Я хочу знать, где он, где он похоронен, если не дай бог… В общем, это очень страшно, жутко.

Мы все потеряли, все. Я осталась с двумя детьми. И с котом — я еще кота вытащила. Он у меня шотландский вислоухий. Он прошел с нами все, он был и в драмтеатре, мы его вытаскивали и из той газовой дымовухи. И сейчас он у меня лежит на кровати здесь. Я его оберегаю в память о дочке, это ее подарок, это для меня последняя связь с дочкой. У меня была работа стабильная, дети учились, мальчики профессию получали. Все рухнуло, дом, документы. Вот у меня два пацана, как я без мужчины, без кормильца и опоры? Я вот осталась полу-калекой. Зачем, зачем, почему нельзя было это мирно все решить? Для меня, если честно, лишь бы только не было войны.

Чтоб только увидеть своих детей, своего мужа… Может быть, это неправильно, может, я плохая патриотка, но я просто хочу сохранить семью, детей, я хочу мира! Я хочу, чтобы они жили и не боялись, когда какой-то самолет летит. Не знаю… Может это даже глупо, но когда такое пережил и видел все это…