Шестнадцать из Бургоса

Пример стратегического планирования насильственной кампании. Если будет время, мы приведем три отрывка из разных исследований, иллюстрирующих относительно успешное стратегическое поведение движений: один отрывок для насильственного крыла при ненасильственном движении (Gupta2002), один отрывок для ненасильственного (McAdam1983) и один отрывок для слабо-насильственного крыла (Ellefsen2018).

Текст ниже — не дословно точный перевод из Devashree Gupta, "Radical Flank Effects: The Effect of Radical-Moderate Splits in Regional Nationalist Movements". Мы выбрали только одну историю из множества приведенных автором в качестве иллюстрации стратегической артикуляции эффектов крайнего крыла, потому что она показывает, как насильственная стратегия подполья может привести к успеху.

16 из Бургоса

Когда баскская крайняя организация ЭТА была только сформирована, она в основном состояла из людей, вдохновленных ненасильственными протестными тактиками Ганди и других сторонников гражданского неповиновения. Однако, к середине 60-х, ранние лидеры ЭТА были маргинализированы молодым поколением лидеров, которые придерживались более крайних взглядов и поддерживали революционные и конфликтные тактики (Sullivan 1988; Conversi 1997).

Эти тактики были нарочно спроектированы, чтобы спровоцировать режим на неизбирательный и жесткий ответ. Который, как верили лидеры ЭТА, мог бы гальванизировать поддержку публики делу баскских националистов. Боевики ЭТА начали серию силовых конфликтов с властями, как в 1968, когда два члена ЭТА столкнулись с Гражданской Гвардией после ограбления банка. Член Гвардии был убит, а позднее в ответ был убит один из участников ЭТА.

Этот случай и запустил серию насильственных столкновений в Стране Басков. В качестве возмездия за смерть члена ЭТА, крайние убили Melitón Manzanas, полицейского комиссара, который, как считали многие, использовал пытки на допросах баскских националистов. В ответ, режим Франко ввел в регионе басков особое положение, в течение которого были приостановлены определенные базовые права. Больше двух тысяч подозреваемых националистов и членов ЭТА (“etarras”) подверглись арестам, допросам, и в некоторых случаях — пыткам. В 1970, правительство арестовало шестнадцать подозреваемых этаррас в связи с убийством Manzanas, и устроило для них военный трибунал в городе Бургос.

Первоначально, государство намеревалось жестоко наказать «16 из Бургоса» по всей строгости закона. Оно надеялось, что послав недвусмысленный сигнал движению баскских националистов, сможет контролировать движение и предотвратит дальнейшие вызовы. Так, Preston пишет: «и поведение армейских офицеров, которые занимались делом, и поведение осужденных, сделали ясным, что всё это подразумевалось как суд над целым баскским народом, и наказание баскского народа» (1986: 32). Однако, режим не был готов к массовому вниманию и симпатиям, которые вызвал суд — не только в Стране Басков, но и в мире. Zirakzadeh (1991: 183-184) описывает здесь лишь часть общественных реакций:

«Зарубежные журналисты сообщали, что трибунал многократно нарушал международно признанные принципы судопроизводства, и описывали драматические действия защищающихся, включая детальное описание полицейских пыток в открытом суде. Читатели по всей Западной Европе были шокированы жестокостью государства. Жан-Поль Сартр сочувственно сравнил движение ЭТА с анти-германским движением Сопротивления во Вторую Мировую Войну. Рабочие доков во Франции и Германии отказывались грузить испанские суда. После того, как были вынесены приговоры — включая несколько смертных — Ватикан попросил испанское правительство проявить милосердие. В регионе басков, малые дети вскоре могли перечислить имена осужденных... студенты оккупировали церкви, а рабочие-иммигранты забастовали. Несколько марксистских партий успешно призвали к всеобщей забастовке».

Столкнувшись с неожиданной широкой общественной поддержкой этаррас, и с продолжающимся давлением конфликтных тактик ЭТА, правительство уступило. Франко отменил все смертные приговоры по мере того как популярность ЭТА и поддержка ЭТА взлетели до небес.

Наш комментарий:

• Крайним в этом примере удалось достичь с помощью своей стратегии умеренного успеха: повышенного внимания и поддержки общества, дополнительной мобилизации сил в ЭТА.
• Основной действующий механизм этой стратегии — такой же, как и во многих ненасильственных стратегиях протеста. Спровоцировать мобилизацию общества, используя естественные склонности людей к поляризации в конфликте. Для этого активисты первыми наносят удар по государству. Активистам нужно, чтобы целевые группы общественности испытали на себе ответный удар государства (либо через общую идентичность с пострадавшими, либо через сочувствие к пострадавшим представителям других групп), и поднялись против него — это называется "backfire" репрессий. Группа населения испытывает угрозу со стороны государства; происходит сплочение и укрепление идентичности группы; она начинает вести себя воинственно; это провоцирует новые удары правительства — и процесс пошел.
• Но есть и отличие от ненасильственных стратегий. Ненасильственная стратегия эксплуатирует то же чувство несправедливости, что и насильственная, но при этом сохраняет сильную асимметрию несправедливости. Жертва получает новые и новые удары, но никогда не компенсирует их симметричным ответом. Активность протестующих привлекает внимание; устойчивая несправедливость привлекает поддержку. Моральный рычаг действует преимущественно в одну сторону — почувствовать несправедливость в отношении тех, кто расстреливает мирные собрания, зрителям много сложнее. Это поляризация, но асимметричная поляризация. «Моральный блицкриг». Почему это не действует в России и Беларуси? По той же причине, по которой не работают и насильственные тактики: для успеха нужно, чтобы страх и физические ликвидации не останавливали активности движения.
• Описанная в статье выше кампания — это пример успеха насильственной стратегии. То, как она должна работать. Но так происходит отнюдь не всегда. В некоторых случаях, могут образоваться две примерно равные устойчивые группы людей, каждая из которых пестует свои обиды против другой. Это «моральная позиционная война». Если контрдвижение в поддержку властей такие же мощное, как протестное движение — это определит долгий, истощающий страну конфликт, который создает все условия для дальнейшего сползания в нищету и диктатуру. Революционные организации будут нести сильное давление, склоняющее их к «перерождению» в новую партию большевиков. Даже победив, протестующие в определенном смысле проиграли. Именно такую симметричную мобилизацию пытались спровоцировать европейские террористические группировки 70х: РАФ, различные группы итальянских «свинцовых лет» («стратегия напряженности»). Но это не обязательно аргумент в пользу принципиального ненасилия. Об этих рисках знали сапатисты и субкоманданте Маркос. Они выстроили свой микс вооруженного восстания и постмодернистских смысловых игр именно чтобы избежать устойчивого полярного конфликта. А баски в примере выше сумели мобилизовать достаточно широкую поддержку, действуя даже вооруженными методами. Но главным рычагом в этом случае все же были осужденные и подвергнутые пыткам участники организации: жертвы.
• Стратегическое планирование насильственных и ненасильственных кампаний часто довольно манипулятивно — проект сапатистов попытался обойти и этот недостаток.
• Можно сделать предположение: для поддержки общественностью, и соответственно, широкой протестной мобилизации, важно не «насилие» или «ненасилие» как таковые, а разница в жестокости сторон, которая создает асимметрию в чувстве несправедливости. Государство Франко было чрезмерно жестоким даже по сравнению с вооруженными атаками ЭТА. Очевидно, фактическая разница не влияет на поведение людей напрямую каким-то магическим образом — люди должны получить информацию о сравнительной жестокости сторон. Например, через медиа.
• Еще одна вещь, которая могла играть большую роль для мобилизации: правительство Франко и общество Страны Басков изначально обладали разной национальной идентичностью. Известно, что сочувствие и подражание лучше распространяются внутри одной идентичности. Возможно, проблема протеста в России — не отсутствие жертв, а то что удары приходятся по узкой идентичности «городского среднего класса». Широкая общественность пока не чувствует несправедливости, направленной против их собственных групповых идентичностей.

Стратегическое взаимодействие умеренных и крайних. Еще один отрывок из Gupta

Чтобы лучше понять этот отрывок, читайте текст об RFE-игре, а лучше серию текстов про эффекты крайнего крыла.

В течение всего процесса, умеренные баски из организации PNV, не пытались активно дистанцироваться от крайних тактик ЭТА. Учитывая жестокость франкистского режима и неизбирательные, суровые репрессии, наложенные на регион басков, множество людей в PNV, как и большинство в баскском обществе, относились к ЭТА с симпатией (Moxon — Browne 1987). Насилие ЭТА рассматривалось как оправданное, учитывая политическую среду в авторитарном режиме (Pérez — Agote 1999). Но даже если сами умеренные выбрали не посылать четких сигналов, противопоставляющих себя насильственным тактикам ЭТА, вскоре нашлись другие, кто это сделает. Сами «16 из Бургоса» сделали публичное заявление, осуждающее соперничающие баскские организации и фракции, как предателей Дела. Группы, которые были привержены идеалам ненасилия, были отвергнуты напряду с теми, кто демонстрировал недостаточную приверженность пролетарскому, социалистическому видению баскской нации (Zirakzadeh: 184). Так как в течение правления Франко, умеренные националисты уже уступили добрую часть внимания публики более радикальным фракциям, это заявление еще ослабило любые выгоды умеренных после Бургоса.

В то время как суд в Бургосе увеличил общественное внимание и поддержку для националистического движения в целом, он сильно поднял престиж, популярность и известность в первую очередь ЭТА (Conversi 1997); умеренные же, по контрасту, не получили таких выгод. Таким образом, этот эпизод иллюстрирует RFE-исход.

Чтобы объяснить, этот результат был достигнут, мы обратимся к RFE-игре. Государство начинает с предположения, что находится в позиции силы. Будучи автократическим режимом, у которого нет недостатка в способности к принуждению и в решимости использовать эту способность до самой крайней степени, оно оценивает убытки и выгоды выбора между уступкам умеренным или отвержением умеренных и подавлением всего движения. И выбирает отвергнуть умеренных. В верхней части дерева решений, цена репрессии была приемлима, а воспринимаемые прибыли от ослабления движения (СДв) казались достаточно привлекательными, чтобы игнорировать возможный опасный эффект усиления крайних.

Больше того, для авторитарного государства, которое ценит централизацию и единство, цена торга с крайними сепаратистами вроде ЭТА, вероятно, воспринималась чрезмерно высокой. В нижней части дерева решений, правительство должно было бы отвергнуть умеренных, если СДв + Р > СДв + УСТ + Лв. СДв вычеркиваются, и сравнивается цена уступок и падения легитимности с ценой репрессий. Учитывая, что цена репрессий воспринималась приемлимой, а цена уступок значительно выше, государство оттолкнуло бы умеренных и в этой части дерева.

Следовательно, для умеренных, выбор «подавать сигнал отстройки или нет», зависел бы от цены этого сигнала. Два других параметра, Лу и СДу, взаимно вычеркиваются. Учитывая, что правительственные репрессии движения были широкими и неизбирательными, маловероятно, что сигналинг умеренных дал бы какой-то весомый эффект. Больше того, учитывая общественные симпатии к ЭТА и ее насильственной кампании против авторитаризма, выпускать сигнал с дистанцированием от известных и популярных конкурентов, могло стоить группам вроде PNV потери дальнейшей поддержки. Опираясь на эти соображения, умеренные не выпускают сигнал отстройки.

При таких выборах, и в случае сильного государства, мы ожидали бы увидеть исход DECR.

Однако, в бургоскском эпизоде, происходит два интересных поворота. Первый: хотя государство делает выборы, опираясь на изначальное предположение о собственной силе, по мере того как продолжается суд и вспыхивает местный и интернациональный протест, режим неожиданно обнаруживает, что он уязвим. Следовательно, вместо исхода DECR, те же самые выборы акторов (умеренные — не сигналить, государство — отвергнуть умеренных), привели бы к исходу INCR.

Второй поворот происходит, когда крайние решают дистанцироваться, публично отвергая умеренных. Описывая умеренных как предателей делу Басков, «16 из Бургоса» отделяют себя как крайних акторов от умеренных организаций движения. Таким образом, даже хотя умеренные выбрали не посылать четкий сигнал отстройки, их выбор не играл роли из-за действий крайних. Игра разворачивалась так, будто умеренные подали сигнал. Эта комбинация ходов в игре дает исход RFE- — исход, который как будто соответствует произошедшему в действительности.