Алексей Комогорцев. Старые волки в новой шкуре: оккультные корни трансгуманизма

Алексей Комогорцев. Старые волки в новой шкуре: оккультные корни трансгуманизма


Эзотеризм и постчеловеческая эра

«Если под идеалом ты понимаешь какое‑то божество, то оно у нас имеется. Это бог-плут, бог-обманщик, бог-каннибал, рождённый от кровосмесительной связи и пожравший своих родителей. Служа этому богу, мы плюем ему в лицо, приносим ложные клятвы, сквернословим, предаёмся всяческим извращениям. Он не только позволяет всё это, он принуждает нас поступать подобным образом. Таково его естество, таковы его заповеди…»

Ю. Брайдер, Н. Чадович «Клинки максаров»

Некоторые малоизвестные или скорее малоафишируемые истоки такого явления, как трансгуманизм, были опубликованы в весьма примечательной работе теоретика интегральной психологии, профессора философии Университета Колорадо в Боулдере Майкла Зиммермана «Религиозные мотивы в технологическом постгуманизме»[1].

Автор искренне изумляется сделанному им в процессе подготовки этой работы открытию: учёные «подчас подчищают истоки модерна» для сокрытия факта, что он отчасти сформировался под влиянием взглядов, которые сегодня принято именовать эзотеризмом. После чего профессор Зиммерман констатирует, что т.н. пострелигиозная современность не преуспела в избавлении от «оккультных мечтаний, духовных трансформаций и метафизической тоски». Напротив, они «ушли в подполье, выгрызли свой путь в культурные, психологические и мифологические мотивационные структуры, которые лежат в основании мира модерна»[2].

Используя для обозначения постчеловеческой эры, глашатаями которой являются современные трансгуманисты, постгуманисты и иже с ними, термин сингулярность[3], профессор Зиммерман постулирует, что в основании современного «гуманизма сингулярности» лежат две основные эзотерические «установки»: герметизм и гностицизм

Он пишет: «Учёные нередко используют алхимические метафоры для того, чтобы описать прорывы, которые порождают знание (гнозис), необходимое для сотворения новых форм жизни, преображения жизни человеческой и конструирования наших богоподобных преемников. Согласно Гленну Маги, прототипом современного учёного был “герметический идеал человека как мага, достигающего тотального знания и владеющего богоподобными силами, чтобы привести мир к совершенству”[4]» [5].

В противовес расхожему представлению философов о «современности как о решительной борьбе с предрассудками и замене их беспристрастным рациональным исследованием» профессор Зиммерман предлагает альтернативный нарратив: распад традиционных религиозных, космологических и общественных порядков открыл «пространство возможностей», благодаря которому мыслители, испытавшие влияние различных эзотерических традиций (гностицизма, герметизма, каббалы, розенкрейцерства, масонства и т.д.), смогли реализоваться как «серьёзные игроки», определившие цели и устремления современности[6].

Профессор Зиммерман пишет: «Герметизм, алхимия, магия и прочие эзотерические верования и практики пронизывали ранний этап современной науки, на каком‑то уровне оставаясь влиятельными и по сей день. Герметические, алхимические и прочие эзотерические школы помогли сформировать видение, зачем вообще заниматься наукой и технологией. Они не были “незаинтересованными” предприятиями, вместо этого они мотивировались целой совокупностью факторов, как возвышенных, так и своекорыстных, как и в случае с наукой и технологией сегодня»[7] [8].

Опираясь на работы немецко-американского философа Эрика Фегелина (1901–1985), последовательно вскрывавшего и разоблачавшего гностическую природу тоталитарных режимов XX века, Реформации, английской пуританской революции, революции «просвещенцев» и позитивистов XVIII–XIX вв.[9], профессор Зиммерман проводит параллель между «гностическими и герметическими установками, свойственными гуманизму сингулярности»: «Такие виды гуманизма считают, что: 1) есть многое в мире, в отношении чего можно иметь недовольство (включая заточение в жалком, слабом, смертном человеческом теле); 2) этот мир переполнен страданием, невежеством и смертью, которым следует положить конец; 3) спасение от подобного зла возможно; 4) порядок бытия надлежит изменить и усовершенствовать посредством человеческого процесса развития и эволюции; 5) люди способны претворить такие изменения вначале через трансгуманизм, а окончательно — через постгуманизм; 6) люди теперь открывают гнозис, который необходим для осуществления такого изменения»[10].

В другой своей работе «Последний человек или сверхчеловек? Трансгуманистические интерпретации ницшеанской темы», посвящённой влиянию концепции сверхчеловека Ф. Ницше на идеологический фундамент трансгуманизма, профессор Зиммерман продолжает развивать тему о взаимосвязи эзотеризма и трансгуманизма: «Ницше мог не предвидеть особые обстоятельства, которые могут сделать возможным появление постлюдей, всё более независимых от биологических потребностей и использующих широкий спектр технологических средств для того, чтобы ваять из себя художественные выражения власти. Тем не менее он был хорошо осведомлён о магах-герметиках, которые мечтали о приобретении знания, необходимого для превращения людей в богов. Об этой версии гуманизма, воодушевляющей транс- и технопостгуманистов, Ницше пишет: “Верите ли вы в то, что науки возникли бы и достигли зрелости, если бы им не предшествовали кудесники, алхимики, астрологи и ведьмы, те самые, кто своими предсказаниями и подтасовками должны были сперва вызвать жажду, голод и вкус к скрытым и запретным силам? И что при этом должно было быть предсказано бесконечно больше, чем может быть когда‑либо исполнено, дабы в области познания вообще исполнилось нечто?”[11]

До Нового времени и в раннее Новое время алхимики и маги стремились к власти над природой, которая исполнила бы человеческое предназначение быть богами на земле. Стивен МакНайт утверждал, что эти желания не испарились с “эпистемологическим прорывом”, который, по общему мнению, отделил средневековые практики от ранней современной науки. Наоборот, “эзотерические традиции сильно повлияли на интеллектуальные достижения Ренессанса, которые, в свою очередь, внесли вклад в научную революцию”[12]. Переоткрытие предположительно древних, дохристианских священных рукописей, особенно “Герметического корпуса”, стало сенсацией среди ренессансных интеллектуалов и художников. Как отмечает МакНайт, “новое понимание человеческой природы” как движущейся к земной божественности было сформулировано такими ренессансными интеллектуалами, как Фичино и Пико, подхвачено фигурами XVI и XVII веков, такими как Агриппа, Бруно и Кампанелла, и в конечном счёте нашло выражение в “утопических темах трёх патриархов эпохи модерна: Бэкона, Конта и Маркса”[13]. Гегеля тоже следует добавить в этот список[14]» [15].

Для понимания настоящих истоков трансгуманизма и связанных с ним течений особенный интерес представляют обозначенные профессором Зиммерманом фигуры знаменитого философа и мистика Джордано Бруно (1548–1600) и основателя флорентийской Платоновской академии в Кареджи, итальянского философа-неоплатоника Марсилио Фичино (1433–1499).

Помимо «очага» изучения и распространения герметической традиции Платоновская академия в Кареджи являлась одним из важнейших европейских центров по изучению оккультизма и различных магических техник. Эту ипостась деятельности Фичино раскрывает в своей книге «Эрос и магия в эпоху Возрождения»[16] профессор сравнительного религиоведения Йоан Петру Кулиану (1950–1991).

По словам автора книги «Эрос, магия и смерть профессора Кулиану» Теда Энтона, Кулиану был вхож в ряд оккультных организаций и анализировал современные медийные технологии на предмет их связи с древними магическими практиками[17]. В своих работах Кулиану возводил научнофилософские парадигмы Нового времени к архаическим мифологиям, развивая интуиции своего учителя религиоведа, историка и этнографа Мирчи Элиаде о влиянии европейского мистицизма и герметизма на Просвещение, и особенно тезисы швейцарского писателя и философа Дени де Ружмона[18] о решающем влиянии гностической традиции катаров и альбигойцев на европейскую культуру эпохи Просвещения[19]. В работе «Дуалистический гнозис на Западе»[20] профессор Кулиану убедительно доказывал, что парадигма европейского Модерна, при всём её рационализме, является версией дуалистического гностицизма, основанного на противопоставлении человека Богу и миру[21].

В 1984 году в чикагском доме учителя Кулиану Мирчи Элиаде случился загадочный пожар. Пламя уничтожило значительную часть источников и редких документов, касающихся религиозных истоков западной цивилизации начиная с XVI века до наших дней. Пожар произошёл именно в тот момент, когда Элиаде в работе над своей многотомной «Историей религиозных идей» дошёл до описания периода, с которым были связаны сгоревшие документы. Спустя два года, так до конца и не оправившись от колоссальной утраты и не доведя до конца последнее дело своей жизни, Элиаде умер.

В том же 1984 году профессор Кулиану сказал специалисту по магическим обрядам в румынской народной культуре, религиоведу и этнологу Андрею Ойштяну, что «приблизился к очень рискованным темам, которые представляют собой «настоящие зыбучие пески»[22]. В том же самом году вышла в свет его работа «Эрос и магия в эпоху Возрождения», в которой Кулиану обращается к творческому наследию Марсилио Фичино и Джордано Бруно.

Великий Манипулятор

Анализируя трактат Бруно «О связях как таковых»[23], Кулиану делает вывод, что по своему значению эта работа превосходит многие труды по политической и социальной теории современности. А по своему цинизму и откровенности она сравнима лишь со знаменитым трактатом «Государь» Никколо Макиавелли.

В своей работе Бруно раскрывает механизмы магической манипуляции отдельными индивидами и массами, а также механизмы дистанционного контроля над людьми. Кулиану откровенно указывает на то, что фигура мага, или Великого манипулятора, стоящая в центре концепции Бруно, является прототипом безличных систем масс-медиа, механизмов по промыванию мозгов, которые осуществляют тёмный (оккультный) контроль над массами в западном мире.

Задача мага — выстроить сеть, связать (добиться своего, как мы бы сейчас сказали) методом непрямого воздействия. Модель Бруно состоит из манипулируемых индивидов и Великого Манипулятора, активно использующего сети и ловушки, а также прочие инструменты «связывания».

Бруно отмечает, что задачей Манипулятора является не прямое оболванивание или пропаганда, а создание иллюзии удовлетворения человеческих желаний и потребностей. Поэтому он должен знать и предвидеть эти потребности и желания, ожидания общества.

Главным инструментом манипуляции для Бруно является Эрос. Все человеческие чувства, как низменные, так и возвышенные, он сводит к любви. Тщеславие является любовью к чести, жадность — к богатству, зависть — любовью к себе, которая не выносит превосходства другого. Ненависть, которая особенно выделяется Бруно в качестве инструмента контроля, также является любовью, только с отрицательным знаком.

Наиболее успешная манипуляция, по мнению Бруно, осуществима, если удается разжечь в манипулируемых любовь к себе — эгоизм. Для Великого Манипулятора важно, чтобы люди оставались подверженными страстям, а общество состояло из разрозненных, легко манипулируемых эгоистов и эгоистичных групп.

Главной целью манипуляции является контроль над человеческой фантазией или воображением, которые Бруно называет «главными воротами» или «связью связей». Так как в большинстве случаев не человек управляет своим воображением, а оно управляет им.

В XX веке ровно к тем же самым выводам пришла школа социологии воображения Жильбера Дюрана, выдвинувшего теорию, согласно которой все важнейшие элементы социального предопределены различными типами и режимами работы воображения, его символическими структурами и архетипами[24].

Выводом трактата Джордано Бруно является то, что всё манипулятивно, а единственно возможным инструментом манипулятивной магии является пронизывающая всё любовь, или Эрос. При этом сам Манипулятор должен быть абсолютно индифферентен любому внешнему воздействию, а значит, любой форме любви, включая любовь к добру и правде или ко злу. Образ Великого Манипулятора вполне сопоставим с одним из главных фетишей транси постгуманизма — всемогущим искусственным интеллектом.

Социальный мир, выстраиваемый вокруг Великого Манипулятора, организован по принципу сети связей вокруг анонимного мага, который осуществляет негласный контроль посредством подчинения воображения. Уже в XVI веке Бруно писал, что магическое воздействие на общество, эксплуатирующее человеческие страсти, осуществляется Манипулятором через использование визуальных образов и звуков.

Описанная профессором Кулиану концепция Джордано Бруно демонстрирует поразительное сходство с реалиями современного западного мира. Концепция сетевого общества стала практически общеупотребимой, а власть во многом осуществляется именно за счёт контроля над воображением. В этом смысле стоит особо упомянуть американскую «фабрику грёз» — Голливуд, оказавший максимальное влияние на культуру человечества за последние 100 лет.

В современном мире тотальный контроль над воображением осуществляется с помощью аудиовизуальных средств: телевидения, кино, виртуальной реальности. Современное атомизированное общество потребления — это общество, где царствует культ эгоизма и чувственного удовлетворения, пронизанного сексуальными энергиями низшего порядка.

Кулиану видел прямую связь между положением дел в современном западном обществе и магическими рецептами Великого Манипулятора Джордано Бруно. Это не вызывает удивления, если помнить о той популярности, которой пользовалось интеллектуальное наследие Бруно у оккультных организаций Запада, претендующих на высшее знание, а значит, и на вполне конкретную политическую власть.

Заслуживает упоминания, что памятник Джордано Бруно, установленный в Риме в 1889 году на месте его казни, был заказан масонами. А его непосредственный автор итальянский скульптор и парламентарий Этторе Феррари являлся по совместительству Великим мастером регулярной масонской ложи Великий восток Италии.

К тому же именно Джордано Бруно был важнейшим участником того процесса, который английский историк Возрождения Фрэнсис Йейтс окрестила «Розенкрейцерским Просвещением»[25]. Именно оно оказало решительное влияние на формирование европейской эпохи Просвещения и создание нового буржуазно-капиталистического общества. Общества, в котором на смену христианской иерархии приходит власть невидимых центров силы, претендующих на роль глобального центра силы — Великого Манипулятора.

Профессор Кулиану полагал, что способность активного управления человеческими фантазмами была доведена до совершенства ещё в рамках культуры Возрождения, которую он определял как «культуру воображения». По его мнению, именно в этой эпохе кроются настоящие истоки современных манипулятивных технологий.

Далеко не случайно один из аспектов чрезвычайно популярного в те времена Царского (Королевского) Искусства алхимии состоит в знании рычагов управления тайными общественными силами и умении на них нажимать надлежащим образом и в нужной последовательности.

Профессор Кулиану отмечает, что концепция Великого Манипулятора Джордано Бруно является во многом продолжением идей руководителя флорентийской Платоновской академии Марсилио Фичино. Он констатирует, что для Фичино, как и для Бруно, любая магия основана на сексуальной энергии (Эросе). Для обоих магия является, в том числе, социальной и политической технологией. Фичино, как и Бруно, активно использует в отношении магии и любовной игры термин «сеть», а также такие выражения, как «капкан», «ловушка», «силки», «приманка». В магических формулах, используемых в трактате Бруно, призывается «великий демон» (Daemon Magnus), но именно так именовали любовь итальянские неоплатоники. Первым же это выражение применил Фичино в комментариях к «Пиру» Платона[26].

Примечательно, что Кулиану всего на пять лет пережил своего учителя Элиаде: 21 мая 1991 года он был убит в туалете Чикагского университета выстрелом в голову. Его лицо было обезображено настолько, что коллеги не смогли сразу опознать убитого. Все говорило в пользу того, что это было не простое убийство, а ритуальная казнь. Несмотря на то что к расследованию подключилось ФБР и что оно находилось в поле зрения правительства США, личность убийцы и мотивы преступления не были установлены. Детектив Чикагского департамента полиции, опросивший более 100 человек, через два года после случившегося сказал, что в этом «таинственном» деле слишком много вопросов, на которые нет ответа. Весьма симптоматично, что в день убийства в Чикагском университете Кулиану читал заключительную лекцию своего курса, посвящённую гностицизму[27].

На примере истории профессора Йоана Кулиану и его учителя Мирчи Элиаде можно заключить, что на современном Западе, похоже, не только учёные «подчас подчищают истоки модерна».

Гностицизм: душа марионетки

На гностические корни современного транс- и постгуманизма указывают не только профессор Кулиану (опосредованно) и профессор Зиммерман (непосредственно). Того же мнения придерживается современный британский философ Джон Грей, считающий трансгуманизм «научной формой гностицизма». В своей книге «Душа марионетки» Грей утверждает, что сегодня «не только эта горстка потерянных душ» (трансгуманисты), но и большинство людей на Западе придерживаются гностических убеждений[28].

Преподаватель философии Джеймс Хоскинс также полагает, что жаждущие постчеловеческого будущего, растворённого в цифровой среде, — это современные гностики[29]. Однако, в отличие от Грея, Хоскинс считает, что гностической позиции придерживаются далеко не все трансгуманисты. Мировоззренческое ядро другой группы, в состав которой входят и представители христианских конфессий, состоит в том, что физическая реальность — это благое творение Бога и людей, призванных участвовать в уходе за этим творением и заботе о нём, в т.ч. с использованием новейших достижений науки и техники[30].

Как уже упоминалось выше, такая идеологическая неоднородность современного транс- и постгуманизма не прошла мимо внимания профессора Зиммермана, который выделяет две основные эзотерические «установки» «гуманизма сингулярности» — герметическую и гностическую. Констатируя фундаментальную оппозицию этих «установок», профессор Зиммерман пишет: «Тогда как первый (герметизм) подчёркивает, что человечество может обрести знание, требуемое для трансформации Творения, последний (по крайней мере, в своём древнем варианте) считает Творение в сущности своей ошибочным и тем самым недостойным сохранения»[31].

В качестве примера «герметического гуманизма» профессор Зиммерман приводит технопостгуманизм известного американского изобретателя и футуролога Рэймонда Курцвейла, обосновавшего технологическую сингулярность: «С его точки зрения, люди важны, но они никоим образом не являются финальной формой на длинном эволюционном пути, когда материя становится жизнью, затем обретает самосознание и, наконец, достигает статуса имманентной Божественности. После превращения себя в виртуальных бессмертных, пророчествует Курцвейл, технопостгуманисты начнут колонизацию галактики Млечного Пути, в процессе пересоздавая вселенную по своему собственному образу. Курцвейл представляет себе сингулярность как исполнение древнего религиозного чаяния, а именно — избавления вселенной от страдания и неведения и превращения её в самосознающее целое[32]. “Когда мы насытим материю и энергию вселенной интеллектом, они «пробудятся», станут сознательными и высокоразумными. Это так близко к Богу, как только я способен себе представить”[33]» [34].

При этом профессор Зиммерман констатирует, что «такие разговоры о Боге не пользуются поддержкой среди атеистичных транс- и постгуманистов»[35].

Примечательно, что упомянутый выше британский философ Джон Грей в книге «Комиссия по бессмертию»[36] в качестве одного из главных источников «магического мышления» Рэймонда Курцвейла и олицетворяемого им сегмента трансгуманизма называет именно СССР 1920‑х годов с его намерениями, по выражению Грея, «создать здесь, на Земле, новые коллективные небеса»[37].

Как бы то ни было, мы должны констатировать, что в трансгуманизме, как, впрочем, и во всём современном Западном мире, «первую скрипку» играют отнюдь не Курцвейл и его немногочисленные единомышленники, а представители «правого» гностицизма, для которых «дольний» материальный мир изначально и по определению погружён во зло окончательно и неисправимо. А потому гнозисное магическое действие следует направлять либо на личный уход из этого «проявленного» мира, либо на власть над этим «злым» миром, либо на полное уничтожение материального мира как тотального зла[38].

Одной из главных аксиом «правого» гностического мировоззрения является фундаментальное и непреодолимое неравенство человеческих существ. Н.С. Ищенко в работе «Идеи гностиков в советской фантастике» пишет по этому поводу следующее: «Наш мир — это обречённое тлению и ужасу место, которое нельзя улучшить, а можно только уничтожить. Однако в этом ужасном аду есть светлые моменты — это души людей. Души людей как искры истинного света, они занесены в этот мир из того самого высшего и самого светлого предела и состоят, по существу, из добра, противоположного злу. И тут появляется самая главная гностическая идея, которая выступает маркером гностического мировоззрения: такие души-искры имеют не все люди, а только некоторые. В гностических учениях большинство людей имеют душу из той же материи, что и всё остальное в этом мире. Такие люди зовутся людьми природными, гиликами, и они погибнут вместе с душой, когда умрут. Есть люди душевные (психики. — А. К.), которые имеют шанс попасть в нижний круг рая, если будут вести строгий образ жизни и соблюдать все предписания морали. И наконец, есть истинные люди, люди духовные, пневматики. Только их души заброшены к нам сюда из верхнего мира, и только эти души возвратятся туда после смерти[39]. Однако для того, чтобы вернуться в высшую сферу, пневматик должен владеть особыми техниками и обладать неким особым знанием. “Знание” по‑гречески “гнозис”, отсюда и происходит название “гностики”»[40].

Ищенко констатирует, что гностицизм во многом явился реакцией умирающего античного мира на появление христианства. Гностическое учение в первые века н.э. можно рассматривать как попытку перехвата инициативы и использования в своих целях новых, набирающих популярность христианских образов и идей: «Согласно гностическим учителям, Иисус пришёл в наш мир только ради них, ради пневматиков. Всё, что написано в Евангелиях, это истории для простаков, сквозь которые только иносказательно просвечивает подлинный смысл, а на самом деле Иисус принёс тайное знание, тот самый гнозис, который с тех пор гностики передают друг другу, чтобы вернуться на свою сияющую родину[41]. Нужно особо отметить, что пневматики попадают в высшую сферу не за своё поведение и не за свои заслуги, а только по своей природе. Они не обязаны соблюдать моральные нормы и могут вести себя как угодно — они будут спасены просто потому, что их души изначально оттуда, из царства света, туда они и вернутся»[42].

Благодаря активному сопротивлению христианской церкви указанная попытка перехвата инициативы была сорвана, и после нескольких веков упорной борьбы гностики переместились в тень, на задний план исторической авансцены. Однако вместе с возрождением античной культуры в эпоху Ренессанса происходит возрождение гностических идей, которые с тех пор составляют имплицитный интеллектуальный горизонт западной культуры. Гностические смысловые ядра оказываются чрезвычайно востребованными в среде западных элит (в т.ч. интеллектуальных), поскольку соответствуют их жизненной философии, но в ещё большей степени — их социальному статусу. Идея о людях, изначально обладающих особыми качествами, удачно наложилась на аристократические представления об особой («голубой») крови как буквальном носителе этих самых качеств. Вместе с ослаблением и вытеснением традиционного христианства различные изводы гностической доктрины постепенно замещают место мировоззренческого и метафизического ядра западного цивилизационного проекта[43].

Гностики последовательно пытаются не только получить доступ к рычагам актуальной политической власти, но и стать «властителями душ и умов» всего человечества, включая презираемых ими психиков и гиликов. Дело в том, что в «правом» гнозисе душа вообще никак не зависит от носителя, структуры носителя и его действий — гностический пневматик может вести себя как угодно, с его душой всё равно ничего не случится. Пневматик не может лишиться «сверхчеловечности» и «избранности» ни при каких обстоятельствах и всё равно будет спасён. Одновременно с тем «правые» гностики всегда одержимы идеей уничтожения (или как минимум радикального переустройства) всего мира, поскольку мир, сотворённый «злым богом», держит в плену их светлые (опять же только их, а не остального человечества, которое вообще мусор) души, «падшие из Света в материю»[44].

Один из наиболее характерных гностических сценариев спасения из плена «злого» Демиурга Ищенко излагает на примере религиозного учения пророка Мани (III век), с которым «правый» гностицизм тесно смыкается в вопросе отношения к нашему миру: «Манихеи не признают иерархии миров; по их учению, наш единый мир сотворили добрый и злой бог, которые равны по силе между собой. Злой бог сотворил материю и человеческие тела, а добрый — души. Смерть — это освобождение из земного ада, из плена материи, и после смерти души возвращаются к светлому богу. Казалось бы, для манихея естественная жизненная стратегия — самоубийство. Однако и гностики, и манихеи признавали переселение душ. То есть уходить надо всем вместе, потому что, пока на земле рождаются дети, душе придётся возвращаться обратно, и хорошо, если на день или на год, а если нужно будет провести в этом плену лет пятьдесят? Потому манихеи, как и гностики, выбирают следующую стратегию: нужно обратить в свою веру всё человечество и коллективно покончить с собой. Этого можно достичь, если перестать рожать детей. Тогда в следующем поколении человечество вымрет и все освободятся (выделено нами. — А. К.)»[45].

Подобного рода сценарии «освобождения из плена материи» следует рассматривать как настоящую отправную точку современного транси постгуманистического мэйнстрима (de facto — гностического техно-сатанизма) вкупе со всеми прелестями вроде «постлюдей 2.0», «чипов в мозг», «иммунной системы из нано-роботов» и, шире, всей совокупной морали Большого Запада, придуманной не Курцвейлом и даже не ультралибералами с «неоконами»46. Только трезво осознавая, что в данном случае мы имеем дело не с чем‑то ультрасовременным, а, наоборот, чрезвычайно древним, но заполучившим в своё распоряжение новейшие технологические возможности, мы сможем надлежащим образом отрефлексировать надвигающуюся угрозу и адекватно к ней подготовиться.

Продолжение статьи

Анонс:

Распад традиционных религиозных и общественных порядков открыл пространство возможностей, благодаря которому мыслители, испытавшие влияние различных эзотерических традиций (гностицизма, герметизма, каббалы, розенкрейцерства, масонства и т.д.), смогли реализоваться как серьёзные игроки, определившие цели и устремления современности. Герметизм, алхимия, магия и прочие эзотерические верования и практики, пронизывавшие ранний этап современной науки, остаются чрезвычайно влиятельными и по сей день. Способность активного управления человеческими фантазмами была доведена до совершенства ещё в рамках культуры Возрождения, которую можно определить как «культуру воображения». Именно за счёт контроля над воображением концепция сетевого общества стала практически общеупотребимой. В эпохе Возрождения скрываются настоящие истоки современных манипулятивных технологий, активно задействованных американской «фабрикой грёз» — Голливудом, оказавшим максимальное влияние на культуру человечества за последние 100 лет.

Статья также опубликована на сайте History.eco


Report Page