Окончание
Павло(Курсивом отмечены те фрагменты моего текста, которые не были опубликованы интервьюером. К нему претензий у меня нет никаких. Он опубликовал на своём сайте то, что посчитал нужным. Я опубликовал свой полный текст, так как всё-таки же я его писал. Итак сокращал, как мог.)
Про что ещё можно сказать? Про АУЕ, воровское и тому подобную дрянь. В больнице это присутствует в виде некоторого призрака. Некоторые пациенты любят потрепаться про понятия друг с другом, козырнуть своим якобы криминальным прошлым, рассказать о том, кого они знают из «блатных», но как уже видно из описанного выше, ход в больнице ярко-красный.
В больнице существует только 2 масти: мужики и обиженные. Среди мужиков большая часть на лагере считалась бы красными или даже обиженными. Обиженных очень много — около 30%. Есть даже целая палата, в которой живут только обиженные. В остальных палатах - вперемешку. Часто мужики семейничают с обиженными, только пользуются разными кружками и курят в строгой очерёдности. Администрация сегрегацию поощряет. Например, в столовой у мужиков и обиженных разная посуда. Обиженным запрещено брать ту посуду, которая им не положена по жизни. Питаются разные касты пациентов, сидя за разными столами. Администрация, поощряя дискриминацию, использует одну группу пациентов в качестве инструмента воздействия на другую, так как большинство обиженных являются стукачами. (Впрочем нового в этом ничего нет. В двадцатом веке эта кастовая система была создана органами НКВД именно для этих целей.)
С гомосексуализмом это разделение точно никак не связано. А блатных в больнице нет, есть немного тех, кто хотел бы ими казаться. За исключением может быть только одного пациента по фамилии Мошков. Это один из немногих пациентов, с кем я играл в шахматы и обсуждал юридические моменты наших дел. Он - порядочный, авторитетный мужчина, хоть и немного агрессивный, руководитель сообщества других авторитетных мужчин из города Барабинска. Мошкову удалось недавно совершить побег с Тульской, но через несколько дней он был пойман. Выражаю человеку сочуствие и уважение. Да, побеги с Тульской происходят регулярно. Это не сложно. Иногда, как в случае с Мошковым, об этом сообщают в местных СМИ.
Ну и вот ещё грустная история в завершение. Обычно пациенты стремятся выписаться из этого учреждения побыстрее. Но бывает и иначе. Например, есть такой пациент То-ой. Он не принудчик, а доизлеченец, то есть в случае его выздоровления, его преследование продолжится. А обвиняется он по ч. 4 ст. 228.1 УК РФ. То есть грозит ему от 10 лет лишения свободы и выше. По версии следствия, он продал кому-то пакетик «ромашки». Сам он, как чаще всего и бывает в таких случаях, говорит, что просто купил на двоих с приятелем закладкой, покурили с ним вместе, и его часть он ему отсыпал, а тот уже сотрудничал с ментами и дал соответствующие показания. В итоге сбыт крупного размера.
В его ситуации гораздо выгоднее быть принудчиком, полечиться пусть даже 5 лет и выйти на свободу, чем уехать в лагерь в лучшем случае на 10. К тому же он обиженный, так как совершил такое недостойное действие — покурил после обиженного. И в результате сам стал обиженным. Вроде как заразился «обиженностью» воздушно-капельным путём. Вот такая дичь. И так как на лагере он никогда не был, он боится туда ехать, потому что думает, что его там будут сексуально использовать. Поэтому он не хочет выписываться, всячески косматит и требует дополнительную экспертизу, которая бы перевела его в категорию принудчиков и послужила основанием для прекращения преследования.
Но врачам до всего этого дела нет. Они доизлеченцев год-полтора держат и выписывают. Этот пациент, когда комиссия врачей установила его выздоровление, не смотря на его усилия казаться больным, и обратилась в суд с соответствующим представлением, просто перестал есть. К моменту, когда состоялся суд, прекращающий ПММХ по представлению врачей, То-ой не питался уже 3 недели. Суд, не смотря на этот факт, удовлетворил представление врачей. Врачи уже радовались, что скоро избавятся от проблемного пациента, но я ему написал апелляционную жалобу, и дело было отправлено в областной суд. Вот здесь у врачей началась паника, ведь человек не ест уже месяц, а его этапирование в СИЗО пока отложилось. Сперва начались уговоры. Потом ему стали делать капельницы с глюкозой. А потом, через 2 месяца голодовки, ему стали вводить питательный раствор через зонд, пропускаемый в ноздри. Промежуточного результата таким усилием воли То-ой добился. Апелляционная инстанция учла очевидное болезненное состояние человека, который 2 месяца не принимает пищу и угрожает суицидом в случае отправки в СИЗО. Дело было возвращено в районный суд на новое рассмотрение. Но То-ой продолжил не принимать пищу.
Врачи были вынуждены закупить специальные девайсы для разжатия челюстей. Этого пациента связывали, запихивали ему в рот эти железяки и толкали туда еду. Он орал как резаный, пытаясь выплюнуть, словно ему не приемлемо есть. Это происходило 3 раза в сутки по полчаса. У персонала явно добавилось работы. Все были злы на него. Но в итоге районный суд всё-таки продлил лечение. Конечно, через полгода после этого, вопрос снова возникнет, так как То-ой так и остаётся доизлеченцем. А дополнительную экспертизу кто ему назначит? Это не в компетенции ни врачей, ни того судьи, который продлевает или прекращает ПММХ.
Однако человек борется. Он демонстрирует огромную силу воли, которая заключается не только в том, чтобы не есть, а в том, чтобы не есть в такой ситуации, когда на него вокруг все давят, принуждают, насильно запихивают еду в рот и ставят капельницы. Умным бы я этого человека не назвал, но он очень волевой. На таких людях должно строиться общество, но российское общество предпочитает их убивать.
В сентябре 2018-го года мне ПММХ прекратили, а в ноябре 2018-го следователь обратился в суд с ходатайством об избрании мне меры пресечения в виде подписки о не выезде и о назначении мне дополнительной экспертизы. Поэтому из больницы меня забрали оперативники, свозили на суд и отвезли в психиатрическую больницу №3. В ту, где я уже проходил экспертизы 2 раза в 2017-м году. Только отвезли меня уже конечно не в десятое отделение (для лиц, находящихся под стражей), а в двенадцатое — вольное. Там я уже просто отдыхал, отсчитывая дни до свободы.
В двенадцатом отделении находятся те, кто не под стражей, то есть в основном за лёгкие преступления. Что для меня было необычным (или я просто отвык от этого?) — это совместное нахождение в одном отделении и мужчин, и женщин, и стариков, и детей.
Например, там была 14-летняя девочка, которую обвиняли в том, что она избила свою сверстницу. И было слишком много бывших военных. Например, был бывший участник контртеррористической операции в Чечне, которого обвиняли в том, что он тоже кого-то поколотил. Был бывший доброволец из ДНР, который уехав туда, перестал платить алименты, а потом был вынужден вернуться, так как там начались репрессии против многих добровольцев. И был офицер ГРУ, участвовавший в боевых действиях на территории Сирии по фэйковым документам, укравший какую-то мелочь у своей бывшей подруги.
Да, ветераны войны в Сирии уже попадают в психушки! И они могут рассказать очень много интересного о том, чем же там на самом деле они занимались, сколько им платили и сколько трупов они видели. Все эти вояки, конечно, слегка «ненормальны», но исходя из своего опыта, полагаю, что их всех должны признать вменяемыми. Оно и лучше для них. Получат условные срока или штрафы, а не несколько лет лечения.
11.12.18 я вышел на свободу, отбыв 1 год и 5 месяцев. Преследование меня возобновлено. Прокуратура ходатайствовала перед судом о том, чтобы прекратить моё преследование по ст. 282 УК РФ в связи с частичной декриминализацией. Я возразил, так как полагаю, что в моих действиях нет состава преступления. Поэтому преследование было продолжено и по ст. 282 УК РФ, и по ст. 228 УК РФ. Дело в суде. Продолжается допрос свидетелей.