Ловец снов

20

Здесь не было ни коровника, ни сарая, ни загона, а вместо предвыборных плакатов в витрине красовался снимок Куэббинского водохранилища. Под ним светился заманчивый призыв: ЛУЧШАЯ ЕДА, ЗАХОДИ СЮДА, но во всем остальном это вполне могло быть магазином Госслина – такие же убогие дощатые стены, такая же грязно-бурая черепица, такая же покосившаяся труба, плюющаяся клубами дыма в дождливое небо, такая же ржавая бензоколонка у крыльца. На табличке, прислоненной к колонке, было написано: БЕНЗИНА НЕТ, ВИНИТЕ ЗЕЛЕНЫХ.

В этот ноябрьский день магазин был пуст, если не считать владельца, джентльмена по имени Дик Маккаскелл. Как и большинство соотечественников, он все утро не отходил от телевизора. После выпусков новостей (в основном повторяющихся) шли снимки той части Северных Лесов, что была окружена кордонами военных, неба, прорезанного истребителями и вертолетами, танков и ракет. И только потом началась речь президента. Дик прозвал президента «мистер-Ни-то-ни-сё», из-за путаницы и суматохи с его выборами, неужели, черт возьми, никто не мог посчитать голоса как следует?

Правда, он сам не пользовался предоставленным ему правом голоса со времен Рейгана – вот это был президент!

Дик ненавидел президента «Ни-то-ни-сё», считал его склизким, ненадежным мудаком, с лошадиными зубами (жена, правда, у него ничего), и полагал одиннадцатичасовую речь президента обычной трепотней. Сам Дик не верил ни единому слову старины «Ни-то-ни-сё». По его мнению, вся эта история – просто «утка», запущенная с целью заставить американского налогоплательщика охотнее давать денежки на оборону и, конечно, платить налоги. И в космосе никого нет, наука это доказала. Единственные пришельцы (кроме самого «Ни-то-ни-сё», разумеется) – это мокроспинники, переходящие мексиканскую границу и отбивающие хлеб у честных американцев. Но люди, напуганные слухами, сидели дома и смотрели телевизор. Кое-кто забежит попозже за пивом или бутылочкой вина, но сейчас торговля сдохла, как кошка, раздавленная автомобилем.

Дик выключил телевизор с полчаса назад – с него довольно, Господи спаси – и наконец дождался. Колокольчик у двери звякнул в четверть второго, как раз в ту минуту, когда он изучал журнал с самой дальней полки своего магазина, где табличка гласила: ТОЛЬКО ПОСЛЕ ДВАДЦАТИ ОДНОГО ГОДА. Это специфическое издание называлось «Леди в очках», что было чистой правдой – леди на каждой странице действительно носила очки. Правда, ничего кроме, но это уже детали.

Дик взглянул на потенциального клиента, хотел пробормотать что-то вроде «Как поживаете» или «На дорогах вроде бы скользко», но слова замерли на языке. Почему-то стало не по себе, и вместе с неловкостью появилась твердая уверенность, что его ограбят, и еще очень повезет, если дело закончится только ограблением. Его
никогда

не грабили, за все двенадцать лет, что он владел магазином: если кто-то был готов рискнуть свободой за пригоршню банкнот, поблизости было немало местечек, где эта пригоршня получалась куда толще. Должно быть, парень…
Дик сглотнул.
Скорее всего парень спятил,
подумал он, и может, так и было, может, это один из тех маньяков, который только сейчас замочил всю свою семью и решил порезвиться еще немного, прикончить еще парочку человек, прежде чем пустить себе пулю в лоб.

Дик по натуре вовсе не был параноиком (скорее уж тугодумом, тупицей, как часто твердила бывшая жена), но тем не менее остро чувствовал зло, исходившее от первого за день посетителя. Он недолюбливал парней, которые слонялись по магазину и пускали слюни из-за «Патриотов» или «Ред сокс» или часами трепались о «во-от таких щуках», пойманных в водохранилище, но сейчас много отдал бы за такого, а еще лучше – за целую компанию.

Мужчина постоял у двери – и действительно, было в нем что-то не то. Оранжевая охотничья куртка, когда сезон охоты в Массачусетсе еще не начался! Но это еще бы пустяки. Вот царапины на щеках мужчины беспокоили Дика гораздо больше. Вид такой, словно он несколько дней продирался сквозь заросли, а судя по осунувшемуся лицу, его преследовали. И губы двигаются, будто сам с собой говорит. И ко всему прочему – в сером неярком свете, пробивающемся сквозь витрину, его подбородок подозрительно поблескивал.

Да сукин сын истекает слюной!
 – охнул про себя Дик.
Будь я проклят, если это не так!
Вошедший быстро, по-птичьи, вертел головой, хотя тело оставалось абсолютно неподвижным. Ну в точности филин, выслеживающий добычу! Дик решил было соскользнуть со стула и спрятаться за прилавком, но прежде чем рассмотрел все «за» и «против» такого шага (шестеренки в его голове и в самом деле ворочались не слишком быстро, это и бывшая жена говорила), голова парня снова дернулась и глаза уставились прямо на него.

Рациональная часть сознания Дика все еще питала надежду (не совсем, правда, оформившуюся), что он все это навоображал себе, просто крыша немного поехала из-за всех этих нелепых новостей и еще более нелепых слухов, долетавших с севера Мэна, каждый из которых старательно муссировался прессой. Может, малому просто потребовались сигареты или упаковка пива, а то и бутылочка бренди или порнушка, чтобы продержаться долгую ненастную ночь в мотеле, на подъезде к Уэйру или Белчертауну.

Но и эта слабая надежда умерла, когда их глаза встретились.

Нет, это вовсе не был взгляд маньяка-убийцы, пустившегося в последнее плавание в никуда, но почему-то Дику показалось, что уж лучше бы к нему забрел маньяк. Глаза покупателя, отнюдь не пустые, казались даже чересчур заполненными. Миллион мыслей и идей метались в них, этакое броуновское движение молекул, биржевой аппарат, с суперскоростью выдающий котировки. Глазные яблоки, казалось, даже подскакивают в глазницах от чрезмерного напряжения.
И за всю свою жизнь Дик Маккаскелл не видел

более голодных
глаз.
– Мы закрыты, – выдавил он голосом, более похожим на воронье карканье. – Мы с моим партнером… он в задней комнате, сегодня решили закрыться. Из-за того, что творится на севере. Я… то есть
мы
забыли повесить табличку. Мы…
Он, как испорченная пластинка, мог бы повторять одно и то же часами, если бы мужчина в охотничьей куртке не перебил:
– Бекон, – бросил он. – Где?

Дик понял, внезапно и отчетливо, что не окажись в магазине бекона, этот тип просто прикончит его. Он и так вполне способен на убийство. Но без бекона… да, конечно, бекон имеется. Слава Богу, слава Христу, слава мистеру «Ни-то-ни-сё» и всем «зеленым», у него есть бекон.
– Холодильник там, – произнес он своим новым странным голосом. – В конце зала.
Рука, лежавшая на журнале, казалась замерзшей, как кусок льда. В голове раздавался шепот, ему не принадлежащий. Красные мысли и черные мысли.
Голодные

мысли.
Что такое холодильник?
 – спросил нечеловеческий голос, и усталый,
очень
человеческий голос ответил:
Иди по тому проходу, красавчик. Сразу увидишь.
Голоса! Я слышу голоса,
в ужасе подумал Дик.
О Господи, нет! Такое бывает перед тем, как окончательно рехнуться.
Мужчина протиснулся мимо Дика и зашагал по центральному проходу. При этом он заметно хромал.

Телефон был рядом с кассовым аппаратом. Дик взглянул на него, но тут же отвел глаза. Совсем близко, только руку протяни, и к тому же установлен на скоростной набор 911, но с таким же успехом он мог находиться на луне. Даже если он наберется храбрости, чтобы потянуться к трубке…
Я все узнаю,
произнес нечеловеческий голос, и Дик едва слышно застонал. В голове, прямо в голове, словно кто-то сунул в его мозг радиоприемник.

Над дверью висело выпуклое зеркало, забавная безделушка, расходившаяся, как холодное пиво, летом, когда в магазине было полно детей, едущих на водохранилище вместе с родителями – Куэббин был всего в восемнадцати милях отсюда – на рыбалку, пикник или экскурсию. Маленькие ублюдки вечно пытались спереть, что плохо лежит, особенно конфеты, жвачку или журнальчик с голыми девочками. Теперь Дик уставился в зеркало, с тоскливым любопытством наблюдая, как мужчина в оранжевой куртке приближается к холодильнику. Открыв дверцу, он постоял немного и схватил не один, а все четыре пакета с беконом. Потом снова похромал по проходу, обшаривая взглядом полки. Он казался опасным, голодным и невыносимо усталым, как марафонец, которому осталась всего одна, но самая трудная миля. У несчастного Дика закружилась голова, словно он смотрел вниз со страшной высоты. Все равно что не упускать из виду сразу нескольких людей, то и дело перекрывающих обзор, возникающих в поле зрения и тут же неизвестно как растворяющихся. Дик мельком подумал о когда-то виденном фильме, где орудовала спятившая шлюшка с раздвоением личности, только теперь этих личностей было не меньше сотни.

Незнакомец остановился, сунул в карман банку майонеза, сгреб с полки нарезку хлеба и прошествовал к кассе. Дик почти ощущал усталость, сочившуюся из его пор. Усталость и безумие.
Мужчина положил покупки и пробормотал:
– Сандвичи с беконом, на белом хлебе с майонезом. Вкуснее всего.
И улыбнулся измученно, с такой душераздирающей искренностью, что Дик на мгновение позабыл о страхе и протянул руку:
– Мистер, с вами все в…

Но рука застыла, словно наткнувшись на стену, дрогнула и, взлетев, ударила Дика по лицу – шмяк! Потом медленно отстранилась и опять замерла, паря в воздухе нелепым дирижаблем.
Не убивай его!
Выходи и попробуй мне помешать!
Если разозлишь меня, смотри, как бы не пожалеть!
И все эти голоса раздавались в его голове!

Рука-дирижабль поплыла вверх, пальцы воткнулись в ноздри, надежно закупорив их, и, о Господи, начали ввинчиваться дальше. Хотя у Дика Маккаскелла было немало сомнительных привычек, ногти он не грыз, ничего тут не скажешь. Сначала пальцы продвигались с трудом, уж очень им тесно было, но едва потекла кровь-смазка, положительно обезумели. Извивались, как черви. Грязные ногти впивались в плоть острыми клыками. Устремляясь вверх, продираясь к мозгу, он чувствовал, как ломаются хрящи, слышал…

Прекратите, мистер Грей, немедленно прекратите!
И внезапно пальцы Дика вновь стали его собственными. Он с влажным хлопком отдернул руку. Кровь плеснула на прилавок, на резиновый коврик для мелочи с эмблемой «Скоул» и на раздетых красоток в очках, чью анатомию он изучал до того, как возникло это существо.
– Сколько я вам должен, Дик?
– Возьмите так! – Снова это задушенное карканье, но на этот раз
гнусавое,
потому что нос был забит кровью. – Берите и уходите! Валите отсюда на хрен!

– Нет, я настаиваю. Это коммерция, при которой товар определенной цены обменивается на имеющую хождение валюту.
– Три доллара! – прохрипел оцепеневший от шока и ужаса Дик. Сердце бухало паровым молотом, мускулы пропитались не находящим выхода адреналином. Он надеялся, что создание уберется, и от этого становилось еще хуже: знать, что жизнь грядущая – вот она, совсем рядом, и одновременно понимать, что самое твое существование может оборваться по капризу какого-то придурка.

Придурок вытащил старый потертый бумажник, открыл и принялся рыться. Дику казалось, что прошла вечность. Изо рта психа по-прежнему текла слюна, падая на порыжевшую кожу бумажника. Наконец он вытащил три доллара, положил на прилавок и аккуратно убрал бумажник обратно в карман. Потом пошарил в заднем кармане омерзительно грязных джинсов (часами не вылезал из машины и недели две не сушил, подумал Дик), набрал горсть мелочи и бросил на коврик три монеты. Два четвертака и десять центов.

– Чаевые. Двадцать процентов, – с нескрываемой гордостью объявил покупатель. – Джоунси дает пятнадцать. Это лучше. Это больше.
– Конечно, – прошептал Дик, боясь высморкать кровь.
– Доброго вам дня.
– Вы… не волнуйтесь. Не принимайте близко к сердцу.
Мужчина в оранжевой куртке немного постоял, опустив голову. Дик слышал, как он перебирает возможные ответы, и ему хотелось вопить от бессилия. Наконец незнакомец выговорил:

– Приму, как сумею. – Последовала еще одна пауза. – Не хотелось бы, чтобы вы кому-нибудь звонили, партнер.
– Не позвоню, – пообещал Дик.
– Клянетесь?
– Да. Клянусь Богом.
– Я и есть что-то вроде Бога, – сказал покупатель.
– Разумеется. Разумеется. Как скажете…
– Если вызовете кого-нибудь, я узнаю. Вернусь и разделаю ваш фургончик.
– Я… я не вызову…
– Вот и хорошо.
Дверь открылась. Колокольчик звякнул. Мужчина исчез.

Дик, не в силах пошевелиться, словно примерзший к полу, только глазами моргал. Слегка опомнившись, он ринулся к двери, сильно ушиб бедро о край прилавка, но даже не поморщился. К вечеру на ноге расплывется огромный синяк, но сейчас он ничего не чувствовал. Он повернул замок, задвинул засов и выглянул в витрину. Перед магазином стоял маленький красный занюханный «субару», весь в грязи – похоже, немало проехал и ни разу не помылся, бедняга. Мужчина перекинул покупки в другую руку, открыл дверцу и сел за руль.

Уезжай,
молил про себя Дик.
Пожалуйста, мистер, ради Бога, вали отсюда поскорее.

Но он не уехал, а вместо этого взял что-то – кажется, хлеб, – надорвал упаковку и вытащил несколько ломтей. Отвернул крышку с майонезной банки и прямо пальцем намазал хлеб майонезом. Закончив, слизал с рук каждую капельку, закрыв глаза, откинув голову, с выражением экстаза в каждой черте. Каждое движение губ излучало блаженство. Вылизав пальцы начисто, он схватил упаковку бекона, разорвал бумагу, зубами располосовал внутренний пластиковый пакет и вытряхнул оттуда целый фунт нарезанного бекона. Сложил, плюхнул на ломоть хлеба, сверху прикрыл еще одним и вгрызся в сандвич жадно, по-волчьи. Выражение божественного наслаждения ни на миг не покидало его лица. Лица гурмана, вкушающего самый что ни на есть изысканный в жизни обед. По шее ходили большие желваки, каждый раз, когда в желудок отправлялась очередная порция. С первым сандвичем было покончено в три укуса. И когда мужчина в очередной раз потянулся за хлебом, в мозгу Дика Маккаскелла яркой неоновой вывеской замигала мысль:

Так даже лучше. Почти живая. Холодная, но почти живая!
Дик отступил от двери, двигаясь медленно, как под водой. Серый свет дня, казалось, наводнил помещение, приглушая сияние люминесцентных ламп. Ноги вдруг перестали держать его, и прежде чем грязный дощатый пол наклонился ему навстречу, серое сменилось черным.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь