Лондон

1538 год

Стояло майское утро, но в воздухе витала гроза.
Чета Флеминг мрачно переглядывалась за своим жалким прилавком. Слов у них не было, но оба не раз печально взглянули на Чартерхаус, будто говоря: вы разорили нас. Трудно было сказать, в чем провинился перед ними бедный и старый монастырь, ныне опустевший. Но Флеминга с женой такие вещи не заботили. Чета оплакивала себя. Лоток они собрали в последний раз. Их деловому предприятию пришел конец.

Виноват был король Генрих или, точнее, его вице-регент Кромвель, так как именно он позакрывал все монастыри.

Закрытие монастырей само по себе стало затеей в высшей степени необычной. На протяжении последних двух лет Кромвель и его люди ездили по стране, посещая дома сначала поменьше, потом покрупнее. Некоторые сочли повинными в распущенности, к другим придрались, а то и закрыли вообще ни за что. Обширные земли, накопленные за века, перешли в руки нового духовного главы Церкви, который большей частью распродал их, иногда разрешая друзьям приобретать оные по бросовым ценам. Примерно четверть всей собственности в Англии обрела новых хозяев – величайшая перемена с эпохи Нормандского завоевания.

– Преобразилась и королевская казна, – удовлетворенно заметил Кромвель.
Высший глава, опираясь на финансовое благополучие, взялся строить Нонсач, еще один огромный дворец за чертой Лондона.
Но и это было не все. Партия реформаторов в Англиканской церкви настолько окрепла и расхрабрилась после знатной чистки прошлого, что получила у Генриха дозволение затеять по весне следующую.
– Суеверие! – восклицали Кромвель и его последователи. – Мы должны избавить Англию от суеверий папизма.

Чистка не была всеохватной, однако по стране уже неделями тщательно отбирали изображения, изваяния и реликвии, подлежавшие уничтожению. Сожгли фрагменты святого распятия, закрыли святилища. Взломали даже великую, отделанную каменьями усыпальницу лондонского святого Томаса Бекета; золото с самоцветами отправились в королевскую сокровищницу. Точка была поставлена.

Но все это рвение имело побочное следствие, которое был вынужден признать даже Кромвель. В монастырях обретала кров и утешение целая армия нищих. Там привечали стариков вроде Уилла Доггета, кормили голодных. В Лондоне вдруг объявились стаи попрошаек, с которыми едва ли могли справиться приходы. Олдермены обратились к Кромвелю, который согласился с необходимостью принять меры.

И еще были лавочники. Какая судьба ждала тех, кто, наподобие Флемингов, торговал у ворот всех лондонских монастырей ныне проклятыми безделушками и образками? Судя по всему – плачевная.
– Нашему ремеслу конец, – заявила госпожа Флеминг.
В печали они собрали свое добро.

Через несколько минут, когда они катили ручную тележку к Смитфилду, им открылось другое мрачное зрелище. На поле собралась толпа. Перед ней установили странный, квадратный и небольшого размера эшафот, под которым сложили поленья. Подойдя ближе, супруги увидели подвешенного на цепях старика; дрова под ним собирались пожечь.
В тот день реформаторы потрудились на славу. Помимо статуй, образов и реликвий, воплощавших суеверие, они нашли и старца для сожжения.

Старому доктору Форесту сказали, что умереть ему надлежало давно. Его преступление заключалось в том, что он являлся исповедником бедной королевы Екатерины. Ему было за восемьдесят; его уже несколько лет, наполовину забытого, держали в тюрьме, но вот сообразили, что лучше сжечь, иначе помрет естественной смертью. Этой небольшой церемонией руководил, как увидели Флеминги, высокий и мрачный седобородый человек; они подошли ближе и услышали его речи, обращенные к старику:

– В каком статусе, доктор, вы хотите умереть?
Хью Латимер, оксфордский ученый и проповедник-реформатор, теперь был епископом. Если он и имел что-нибудь против происходившего, то не показывал. Старик учтиво ответил, что, даже если ангелы начнут поучать вразрез с истинными доктринами Святой Церкви, он не поверит им. На что Латимер подал знак поджигать.

Но этим утром было предписано совершить нечто особенное. От обычного костра отказались, так как жертва довольно быстро либо задыхалась, либо погибала в пламени. Взамен старика решили оставить подвешенным и медленно поджаривать, каковая пытка могла продолжаться часами. Именно это и происходило под надзором Хью Латимера. Но толпе в кои-то веки было достаточно. Когда взвились дым и пламя, какие-то дюжие молодцы обрушили подмостья, и через пару минут старик был мертв.
Чета Флеминг побрела дальше.

– Хорошо, что братец Дэниел славно зарабатывает на королевской барке, – заметила мужу госпожа Флеминг. – Ему придется взять нас под крыло.
– Думаешь, согласится?
– Конечно, – сказала она. – Мы же ему не чужие.
Тут до нее долетел раскат грома.

Но в двадцати милях восточнее, в старом кентском городе Рочестере, ничто не гремело, бледно-голубое небо оставалось чистым, река Медуэй безмятежно сверкала и струилась себе, готовая встретиться за мысом с Темзой.
Сьюзен ждала в тишине.

Она переехала в Рочестер в прошлом году по совету Томаса, хотя сперва колебалась, однако в итоге порадовалась убежищу в старом городе вдали от столичных невзгод. Довольны были и дети. Она обрела мир и покой в скромном домике возле собора.

Но встреча, предстоявшая нынешним утром, ее обеспокоила. Томас настаивал, и она не смогла отказать ему после добра, которое видела от него на протяжении последних лет. Он даже явился на несколько часов раньше, тактично увел детей на долгую прогулку, и она могла свидеться с гостем наедине. Только хотела ли она этого?

Питер. В первые недели после смерти Роуланда она даже имени его не могла слышать. Прознав, что он отправился на север, она порадовалась. За последние два года Сьюзен раз или два подумывала ему написать, но так и не решила о чем. И вот он собирался увидеться с ней. Все монахи в Англии остались, конечно, без крова. Монастыри распустили, им пришлось разойтись. Большинство получило пособие, и немалое. Одни стали приходскими священниками, другие отказались от сана и даже обзавелись семьями.

– Я встречусь с ним, – сказала она Томасу наконец, – но ты должен понять одно. Я не пущу его жить. Надеюсь, что он и не рассчитывает.
В середине утра в дверь постучали, потом донеслись шаги: кто-то вошел. Затем Сьюзен увидела мужа.

В дальнейшем мало кто в Рочестере присматривался к семейству Браун. Соседи считали Сьюзен Браун благочестивой вдовой, которая вновь вышла замуж. Сказывали, что ее новый муж Роберт Браун был в прошлом монахом, но точно никто не знал. Он был человек тихий, преданный жене и приемным детям, любовно называвшим его отцом. Он стал учителем в старинной рочестерской школе. Казалось, он был счастлив на службе и дома, но те, кто узнавал его чуть ближе, замечали в нем тоску, которая наводила на мысль, что он все еще тайно сожалел о прежней жизни в монастыре.

Когда Роберт Браун скончался спустя десять лет после прибытия в Рочестер, жена горевала столь сильно, что священник слышал, как она тихо звала его, называя Роуландом. Он решил, то было имя ее первого мужа. Но священник знал, что разум скорбящих имеет свойство помрачаться, и больше не думал об этом.

В последующие десятилетия семья была на виду, как никакая другая. Девочки вышли замуж, молодой Джонатан стал учителем. Они, конечно, оставались католиками. Но после пережитого Сьюзен советовала им: «Что бы ни случилось, держите свои мысли при себе. Помалкивайте».

Последние годы короля Генриха оказались мрачными. Он раздался и занемог. Богатства, похищенные у Церкви, растратили на вычурные дворцы и бессмысленные европейские кампании, которыми он тешил свое тщеславие. Жены приходили и уходили. Даже умница Кромвель угодил в опалу и лишился головы.

Король все же обзавелся наследником – от третьей жены. Маленький Эдуард, по общему мнению, блистал умом, но был хвор. Вскоре после смерти старого короля стало ясно: Кранмер и его соратники вознамерились еще дальше увести новоиспеченного юного монарха от истинной католической веры. Но даже Сьюзен подивилась, когда узнала, сколь далеко они собирались зайти.

– Молитвенник Кранмера был не так уж плох, – сказала она родным. – В конце концов, там большей частью содержится перевод латинских текстов, и я согласна: язык красив.
Вот только нынешние доктрины Англиканской церкви уже не соответствовали умеренно-реформаторским. Они были куда радикальнее.
– Отрицается чудо евхаристии! – воскликнула Сьюзен.
Священники могли вступать в брак.
– Кранмера это, конечно, устраивает, – съязвила она.

Но еще сильнее ее чувства оскорбляли буквальные разрушения, чинимые протестантами. Самым болезненным для Сьюзен стало посещение церкви Святого Лаврентия Силверсливза, куда она заглянула, когда посетила Лондон.

Перемены поистине поражали. Церковь разорили. Старая темная крестная перегородка, любимая Питером, исчезла. Ее сожгли. Стены побелили. Алтарь заменили непокрытым столом посреди церкви. Разбили даже новые витражные стекла. Сьюзен знала, что вандализм творился повсюду, но здесь, в церкви брата, он отозвался больнее. Она недоумевала: неужели протестанты всерьез надеются очистить свои грешные души уничтожением всяческой красоты? Но, несмотря на эти ужасы, женщина твердо держалась правила: молчать.

Сьюзен не спешила радоваться и восхождению на трон Марии, сестры Эдуарда, когда сей юный король-протестант скончался. Да, Мэри, как дочь испанской королевы, страдалицы Екатерины, была ярой католичкой. Да, она поклялась вернуть Англию в лоно истинной Римской церкви.
– Но она упряма, – осудила ее Сьюзен. – Боюсь, что ей не справиться.

Увы, именно так и случилось. Вопреки протестам подданных та настояла на браке с испанским королем Филиппом. Отныне католическая вера в сознании многих англичан ознаменовалась подчинением не только папе, но и чужому королю. Затем начались сожжения протестантов. Казнили всех зачинщиков реформ. Когда сгорел Кранмер, Сьюзен пожалела его. Когда на костер отправился жестокий старый Латимер, она лишь пожала плечами: «С другими он поступал хуже». Но вскоре англичане уже прозвали свою королеву Марией Кровавой. Сьюзен, когда королева умерла бездетной после пяти лет неудачного правления, ничуть не удивилась тому, что вопрос с английской верой остался открытым.

Из детей короля Генриха осталась только Елизавета – дочь Анны Болейн, и Сьюзен была уверена, что она не вернет Англию Риму. Ведь если истинным авторитетом окажется папа римский, то брак ее матери со старым королем придется считать незаконным. Сама же молодая наследница станет бастардом и лишится права на английский престол. Поэтому Елизавета совершенно логично разобралась с религией. Вопрос о мессе был разрешен формулой столь темной, что толковать ее удавалось в любую сторону. Религиозные обряды в известной мере сохранились. Авторитет папы отрицался, но Елизавета тактично назвалась не главой Английской церкви, а ее верховной правительницей. Этим она возвещала католикам: «Я дала вам реформированный католицизм». Протестантам же – «Папству не быть». Или, как сухо выразилась Сьюзен: «Ублюдочное дитя – ублюдочная Церковь».

Но даже Сьюзен не могла не признать мудрость Елизаветы. По мере того как Европа разделялась на два огромных и все более враждебных религиозных лагеря, положение английской королевы становилось не из простых. Заигрывая с могущественными католиками и даже намекая на возможность брака с католическим правителем, она испытывала все большее давление со стороны протестантов из Лондона и других городов. Удивляться этому не приходилось. Просвещенным купцам и ремесленникам, получившим английские Библию и молитвенник, нравилось мыслить самостоятельно. Их торговые партнеры в Нижних странах, Германии и даже Франции часто тоже оказывались протестантами. В протестантизме постепенно развились крайние течения – их приверженцы прозвали себя пуританами. Даже если бы Елизавета ненавидела протестантов, а она им симпатизировала, королева не сумела бы пресечь этот процесс без тирании и кровопролития.

Поэтому она и ее выдающийся министр, великий Сесил, пошли на известный компромисс. «Мы не стремимся заглянуть в сердца людей, – заявили они. – Но мы обязаны соблюсти внешние приличия». Это была гуманная и вынужденная политика, за которую в целом была благодарна даже Сьюзен. И когда папа, теряя терпение в пререканиях с английской королевой, пригрозил отлучением, если та не вернет свое королевство в Христово стадо, Сьюзен с удивлением поймала себя на досадливой реплике: «Хоть бы не отлучил».

В эти годы только одно исторгло у нее вопль ярости. Речь шла об издании в 1563 году смелой книги, известной как «Книга мучеников» Фокса – редкого образчика бесстрашной пропаганды. В этой книге, старательно выписанной с целью разжечь скорбь и бешенство в каждом сердце, подробно описывались английские страстотерпцы, под которыми разумелись протестанты, пострадавшие при Кровавой Мэри. О католиках, которые претерпели мученичество до них, не говорилось ни слова. О том, что некоторые из упомянутых протестантов – тот же порочный старый Латимер – сами являлись палачами, благополучно умалчивалось. Книга шла нарасхват. Вскоре уже казалось, что и не было преследования иного, нежели протестантов католиками.

– Вот вранье! – негодовала Сьюзен. – Боюсь, что так и продолжится!
Оно и продолжилось. «Книга мучеников» Фокса удостоилась семейного чтения, ею наставляли детей, и она много поколений формировала отношение англичан к Католической церкви.
Но в остальном, не считая этой вспышки, Сьюзен хранила молчание. Она была сыта неприятностями и твердо решила жить в мире. Мир был дарован ей, по крайней мере, в этой жизни, за исключением одной мелкой помехи.

Долго прослужив при дворе, где толком так и не возвысился, ее брат Томас женился поздно. Девушка была из хорошей семьи и со средствами, но, как подозревала Сьюзен, с пятнышком на репутации, которое мешало замужеству. Она подарила ему сына, потом умерла. И вскоре Сьюзен получила от брата письмо, в котором тот сообщал, что тоже не задержится в этом мире и намерен отправить своего малого сына и наследника в Рочестер, «где вы с Джонатаном, не сомневаюсь, о нем позаботитесь».

Так вышло, что на склоне лет Сьюзен обзавелась новой обузой – красавчиком-мальцом с золотисто-каштановыми волосами и, не могла она не признать, исключительным обаянием. Его звали Эдмунд.
Правда, порой она задумывалась, не чересчур ли он дикий.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь