Хроники
яяГлава 16. Нашли?
– Да какие-то не местные, я их впервые в жизни вижу! Рыбаки, что ли… Мужа моего спрашивали.
Мы с Вовкой хором закашлялись и удивленно переглянулись. Видимо, Оля это заметила, и слегка смутившись, незаметно улыбнулась.
– Мужа? – вырвалось у меня.
– Да. «Муж, говорят, дома?». «Нет, говорю, а что хотели?» А худой такой, длинный: «Замуж за тебя хотели! Пусти переночевать!» и смеется так по-хамски, рассматривает меня оценивающе. «За тебя, говорю, что ли?» Хотела добавить, но не решилась – мало ли что за люди. Неприятные такие… Потом еще один из-за забора вышел, сказал, что там джип какой-то стоит. Они еще чуток потоптались, наплевали около двора и уехали. Ваш джип, что ли?
– Наш.
– Думаю, они его-то и испугались, решили, что не одна я тут. Даже боюсь представить, чем бы все закончилось, если бы не вы, ребята. Вообще-то у нас тут тихо – все свои. Редко неприятности случаются, но иногда заносит отбросы, вроде этих…
На этом душевные посиделки решили закончить и приступить, наконец, к делу. Оля, успокоившись, удалилась в кухню готовить обед, предоставляя «археологам» полнейшую свободу действий.
Вовка явно был не в настроении, но всем своим видом старался показывать обратное: шутил, подкалывал меня, всячески уводя внимание от четверки преследующих нас отморозков. Немного отдалившись от двора вглубь огорода, я остановился и окликнул его, твердо решив разобраться в происходящем от начала и до конца. Тот, в очередной раз, попытался отшутиться, но видимо, понял, что от разговора уйти не выйдет и, задрав голову к небу, глубоко вздохнул.
– Ну что ты хочешь от меня услышать? Что чуть не убили они меня? Так это я тебе рассказал уже. Что еще? Что отморозки – тоже рассказал. Про Михалыча этого – тоже. Остальные? Ну, знаю я их, и что? Не всех, правда – одного не знаю – рожа такая у него шибко умная… Ну, видно, что не дурак, короче. Интеллигент какой-то хитро сделанный. А те двое – гопники, наркоманы конченые, по две ходки у каждого – форточники.
– Кто-кто?
– Ну, бомбилы такие. Воры квартирные.
– Допустим. И что же тогда их всех объединяет? Что умный и интеллигентный человек делает с двумя рецидивистами и прорабом? И почему они за нами повсюду таскаются? Мы-то на что им сдались?
– Я ж говорил тебе – клад наш ищут! Что не понятно?
– Клад… Нет, конечно, вероятности такой я не исключаю, только…
– Что «только», Серый? Халява в этой стране еще никого не оставляла равнодушным! Любит эту стерву наш народ, жить без нее не может! Я не прав?
Он был прав. Вот только смущал меня один момент:
– Я, конечно, не психолог, и, тем более, не спец по криминальным личностям, но кажется мне, что не стали бы эти быки всерьез интересоваться поисками клада. Как бы тебе сказать правильнее… – я сделал паузу, подбирая слова, – Думаю, таких людей интересует исключительно материальная сторона вопроса, но никак не то, что заставило нас с тобой сюда приехать. Вспомни, как ты сам отреагировал на эту надпись тогда в детстве, на чердаке? Ты отнесся к этому очень скептически! Нет, ты не подумай, я ни в коем случае не хочу проводить параллелей между тобой и этими людьми, просто мне кажется, что если бы мы тогда поддались твоему настроению, то в будущем даже не вспомнили бы об этом кладе. Посуди, ведь не жажда наживы нас с тобой заставила бросить все и поехать сюда, так ведь? Если честно, я вообще мало верю в то, что мы с тобой что-то найдем, а тем более в то, что обогатимся на этом! Вовка удивленно вскинул брови. Я улыбнулся и развел руками, извиняясь перед другом за свое неверие.
– Ну, а что? Разве не так? Это больше на игру какую-то похоже, на увлечение! – Вовка улыбнулся и утвердительно кивнул, соглашаясь. – Так вот, если бы кто-то из них – Михалыч или те двое – увидел надпись, стал бы он переводить ее на современный язык? Стали бы эти люди искать на картах предположительные места для поиска? Уверен, что нет! Таким деньги нужны здесь и сейчас! Клад – слишком сложно и наивно для них – никакой гарантии, при обязательной необходимости материальных и трудозатрат. Не знаю, как тебе еще объяснить…
– Да понял я, Серый. Правильно ты все говоришь. Вот только ты забыл о четвертом товарище… Он-то, как мне показалось, запросто мог и карты проанализировать и текст перевести. Да и Михалыча ты, если честно, недооцениваешь. Он тоже не дурак, поверь. А эти двое даунов могут даже не знать ни о кладе, ни о том, что мы с тобой здесь делаем. Михалыч с интеллигентом могут их использовать просто как дешевых рабочих. Копать-то приходится много! Уж я-то успел это заметить, поверь! Вспомни, как я предлагал рабов нанять. – На серьезном Вовкином лице появилась смущенная улыбка.
В Вовкиных словах была доля логики.
– Как бы там ни было, Вов, нам нужно подумать, как действовать дальше. Если они наши конкуренты, то не самые порядочные, как я понимаю. Может я где-то и авантюрный человек, но во всем должен преобладать здравый смысл, поэтому конкурировать с ними считаю не разумным.
– Да какие они конкуренты, Серый!? Ты посмотри на них! Быки тупоголовые!
– В том-то и дело, что быки! Такие шею свернут в миг и пойдут дальше пиво пить!
Вовка вздохнул:
– Ну, хорошо! Что ты предлагаешь? Развернуться, и домой свалить, поджав хвосты?
– По крайней мере, это было бы разумным поступком.
Тут он грязно выругался.
– Ты, конечно, можешь меня считать не разумным, друг мой сердечный, но лично я отказываться от нашей затеи, из-за какого-то бычья некультурного, не собираюсь. Если боишься – езжай завтра с Олей на автобусе в город! Скатертью дорожка! Заодно, будет повод познакомиться поближе с дамой сердца. А я, когда вернусь, кладом с тобой поделюсь по-чеснаку – ровно половину отсыплю, можешь не париться. Ни копейки лишней не возьму!
С этими словами Вовка вырвал у меня из рук металлоискатель, подхватил лопату и быстрым шагом направился к оврагу.
– Вот чертяка… – Теперь уже выругался я. – Ну, хорошо! – Крикнул ему, догоняя, – Уговорил, гад! Только завтра же едем к самой южной точке на маршруте и будем прочесывать их в обратном направлении, на север. А эти пусть тут роются и нам навстречу потихоньку идут. Кто найдет сокровища первым, тот и молодец! Справедливо? И мешать друг другу не будем, и шансы у всех будут равными. По-моему, все честно и безопасно.
Друг обернулся ко мне, и протянул аппарат. А потом, мельком взглянув в сторону двора, спросил:
– Слушай, а что она там про мужа говорила?
– Был бы муж – двор бы починил и деду погреб новый вырыл бы, а она говорила, что некому. Так что не падайте духом, поручик! Мы еще с Вами на пистолетах за даму сердца сразимся!
Дальний склон оврага оказался более пологим, чем противоположный. Углубление было очень похоже на бывший водоем, по какой-то неведомой причине, давным-давно утративший всю свою влагу и превратившийся в глубокую воронку неправильной формы. На то, что здесь когда-то была вода, также указывал сухой тростник, то тут, то там пучками торчащий из земли у самого обрыва.
Поиски решили начать снизу. Обойдя яму, мы перешли к пологому склону и спустились на дно, а включив металлоискатель, тут же услышали характерный для цветного металла звон! Сделав несколько взмахов катушкой, стало понятно, что звенит везде!
– Может, сломался? – предположил мой личный экскаватор.
Я перешел на несколько метров выше, чтобы проверить его догадку, однако там звон прекратился! Торопливо вернувшись назад, я продолжил размахивать катушкой, извлекая громкое пиликанье.
– Да тут все усеяно металлом, старик! Или что-то большое лежит…
– Копай, Вова, копай, дружище! – радостно перекрикивая звон детектора, в нетерпении подгонял его я. – Кажись, нашли!
Первый ком земли полетел в сторону а, в следующее мгновение, мы чуть не подпрыгнули на месте, пораженные увиденным! Это было что-то невероятное!
Глава 17. Омут
Прямо над нами, на краю оврага, стоял человек. Яркое полуденное солнце, находившееся прямо за его спиной, не позволяло быстро рассмотреть деталей, но то, что мы смогли увидеть, повергло нас в панический ужас. Голова его была скрыта под старым оцинкованным ведром. В руках человек держал эмалированный таз, в который, вдруг, принялся нещадно и монотонно колотить огромной палкой. Грохот получался чудовищный! Из-под ведра начали раздаваться жуткие булькающие звуки, похожие на нечто среднее между кашлем туберкулезника и кваканьем умирающей лягушки. В соседних дворах неистово залаяли собаки, а где-то в лесу протяжно завыли волки. Майские птицы дружно захлопнули клювы, решив перенести свои брачные игры, если не на следующий год, то уж точно на многие километры от проклятого места. Для всей остроты ощущений не хватало, разве что, полной луны, быстро скрывающейся за тяжелыми черными тучами на фоне полуночного неба.
Вовка, после первого удара по тазу, не сдержался и коротко, но очень громко вскрикнул, отпрыгнув назад на добрых два метра! Я дернулся, было, бежать, но Вовкин ор совсем уж вогнал меня в ступор, оставив на месте. Мы, молча, стояли с каменными лицами, в ожидании неминуемой гибели, безропотно покоряясь коварной судьбе.
Наступила тишина. Человек перестал колотить по тазу и поднял палку над головой… Точнее, над ведром! Затем из-под него снова раздались звуки, на этот раз разборчивые:
– Бусурмане! Ироды!
Дед Прохор еще что-то кричал, но его уже не было слышно. Вовкин мат был куда более отчетливым и громким. Я же просто упал спиной на землю и, глядя в бездонное голубое небо, благодарил Бога за то, что до сих пор лежу живой и в сухих штанах.
На подмогу прибежала Оля, услышавшая жуткие отзвуки шаманских игрищ своего предка. Она рассыпалась в извинениях за поведение старика, сняла с седой головы ведро и отняла таз. Прямо как у классика: «И коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет».
– А ну вылазь! Вылазь, кому говорю! – не унимался дед, разгорячаясь все сильнее, – Лезуть куды не просять! Вылазь, паразиты бестолковые!
Мы переглянулись друг с другом, затем посмотрели на Олю, которая изобразила на лице умоляющую гримасу, и нам не осталось ничего, кроме как смиренно выбраться из оврага и вернуться во двор. По дороге она благодарила нас за то, что пошли ей навстречу и прекратили поиски. А дед Прохор так и остался на огороде, присев на край оврага и, казалось, в ближайшее время не собирался оттуда уходить.
Когда обед был готов, и в ароматный домашний борщ упала первая ложка густой сметаны, я, с трудом отвлекаясь от соблазнительного блюда, напомнил о старике:
– А дедушка как же? Он, что, так и будет там сидеть, пока мы тут борщи поглощаем? Может попробовать привести его как-нибудь? – чувствуя за собой долю вины за произошедшее, спросил я.
– Сереж, лучше не трогайте. Пусть успокоится. Да и кушает он мало. Проголодается – придет.
– Вообще-то, мы это… – замялся Вовка, – Ну, водки ему обещали, чтобы он в нас из пулемета не стрелял. Может он обиделся, что мы без магарыча в его огород ринулись?
– Не выдумывайте, ребят, ничего не надо. Он скоро спать ляжет, пойдете дальше копать.
Однако старик, вопреки всем нашим надеждам и Олиным заверениям, казалось, не собирался никуда уходить. Начинало вечереть, и шансы на то, что сегодня удастся продолжить поиски, становились все меньше. После двух безуспешных попыток уговорить протестующего вернуться в дом, Оля сдалась и дала добро на приобретение огненной воды, а уже через пятнадцать минут мы с Вовкой торопливо вывалились из местного сельпо с двумя литровыми емкостями самой дорогой, из имеющейся там, водки.
Когда мы вернулись, на деревню уже спустились сумерки. Из лесу теперь доносились звуки гитары и чье-то нестройное пение, а запах шашлыков сменился еле уловимым ароматом походного кулеша. По огороду и лежащему за ними зеленому лугу, стелился легкий белый туман, создавая впечатление, что дед Прохор сидит посреди огромного водоема, разливающегося своими краями далеко за горизонт.
Послом от нашей малой археологической группы был назначен ваш покорный слуга. Меня вооружили приобретенным алкоголем, свежими огурцами, вареными яйцами и двумя гранеными стаканами. Благословили и отправили в тернистый путь к вожделенному оврагу, надежно охраняемому ведроголовым витязем.
– Прохор Матвеевич! – несмело начал я, но сидящий ко мне спиной старик не шелохнулся.
Я подошел поближе и присел рядом. Глаза того были закрыты, лицо воздето к горизонту. Мое присутствие он упорно продолжал игнорировать. Ноги свисали с обрыва, сухие кисти рук покоились на коленях, а косматая вьющаяся борода смешно торчала вперед. Медитирует, что ли?
– Прохор Матвеевич! – уже чуть громче повторил я.
Имея горький опыт общения с темпераментным старичком, я ожидал чего угодно, и даже всерьез готовился увернуться от его клюки, но, к счастью, опасения не оправдались. Он просто открыл глаза и очень тихо сказал:
– Пришел таки, барбос. Ну, наливай тады, коли стаканами звенишь.
Дед не шепелявил, говорил отчетливо и спокойно, не меняя позу и даже не поворачивая в мою сторону головы. Я разлил водку в стаканы, один из которых протянул ему, вложив в другую руку огурец. Тот, все также не оборачиваясь и продолжая всматриваться мутными глазами в угасающий горизонт, взял свою порцию и тяжело вздохнул:
– Дай тебе Бог, сынку.
С этими словами он выпил и, чуть поморщившись, вернул мне посуду. Я не знал с чего начинать разговор, поэтому просто налил еще, снова передал стакан деду. Тот, не колеблясь, снова выпил и занюхал рукавом. «Оживает», подумал я и тоже употребил, закусывая горькую огурцом.
– От ты скажи мне, сынку, – заговорил первым дед, – в тебе зубы в роте есть?
– Зубы? Ну, есть конечно!
– Оооот… А в меня нету их совсем, выпали усе давно, ни одного не осталося. Усе мыши поели… Ага…
– Угу, – поддакнул я, продолжая хрустеть огурцом и не понимая, к чему тот клонит.
– От тебе и угу… Жизню проживашь, а умов не наживашь, – он наконец обернулся в мою сторону, – Вот скольки тебе годов зараз?
– Двадцать шесть.
– Ага… Ну, тады скажи мне, сынку, чтобы горилку пить, скоки зубов надобно?
– Да ни сколько не нужно, у вас и без зубов-то вон как хорошо получается! Как в сухую землю уходит!
– О! – протянул дед, подняв вверх свой костлявый узловатый палец, – А скоки зубов надобно, чтоб огурцом ту горилку захрумать?
Я чуть не подавился и с трудом проглотил недожеваный кусок огурца. «Черт! Вот тупица!» – выругав самого себя, достал из кармана два вареных яйца, которые мне предусмотрительно вручила Оля, и передал их старику.
– Оооот… Бачу, вже чуток поумнев! Трохи ума нажив, токмо не шибко много, видать, пока нажив. Ще трохи надо вправить.
– Это еще почему? Вам яйца пожевать, что ли? Это, извините, не ко мне…
– Бог с тобой, сынку! Не надо мне ничаво жувать, а тем паче яйца! А лучше скажи, ты мне горилки вже наливав?
– Наливал.
– Ага… А я ее закусив?
– Ну, нет, конечно! Вы же огурец не смогли съесть! За это извините, конечно…
– А теперь закусывать чем я буду, сынку?
– Да елки-палки, ну, яйцом же будете! Я ж вам яйцо для чего дал? Закусывайте! – чуть не срываясь на крик, выпалил я.
– О! – все также безмятежно протянул старый маразматик и снова ткнул пальцем в небо, – Токмо, скажи-ка мне, сынку, а что я этим твоим яйцом закусывать буду? А?
Я медленно и глубоко вздохнул, из последних сил сдерживаясь, чтобы не взвыть от отчаянья, затем налил деду полстакана водки. Тот принял из моих рук напиток и снова уставился в заметно потемневший горизонт.
– Оооот… Ще трохи вправить осталось и можно тебе вже рассказы говорить, – продолжал издеваться дед.
– Ну, что теперь нет так, Прохор Матвеич?
– Как что, сынку?! Ты-то, видать, хворый дюже! Себе-то вон не наливашь, а токмо мне горилку в стакан подливашь!
Я не стал ничего отвечать, а просто налил себе водки, и даже произнес тост: «За примирение!», чокнулся с дедом и осушил свой стакан. Больше претензий ко мне не возникло.
– Прохор Матвеич, там вас Оля заждалась, волнуется, к столу зовет. Может, пойдем в дом, а? А то нам с другом тоже уходить пора, засиделись мы у вас. Вы уж нас простите, если чем обидели, мы не специально. Не знали мы, что не разрешите здесь копать, надо было спросить, конечно – я положил руку на плечо старику и тот, будто внезапно проснувшись, легонько вздрогнул.
– Ты, сынку, в Бога веришь? – зачем-то спросил он у меня и даже обернулся ко мне лицом. В темноте его глаза, ввалившиеся от старости и худобы, казались совсем черными, а седые, косматые пучки волос, торчащие в разные стороны словно мочалка, придавали деду зловещий вид, который никак не сочетался с прежней комичностью.
– Верю, отец.
– Ага… – он дожевал яйцо, и вытер руки о штанину, – А в черта?
– В дьявола, что ли? Ну, раз в Бога верю, значит, и в дьявола тоже. Куда ж без него-то.
– Оооот… В черта, значится, тоже веришь, – он на мгновение притих, и продолжил, резко повысив голос почти до крика, – Так чаво ж тогда ты, бусурманин окаянный, к черту к этому сам на рога лезешь?! А?! – дед нервно задвигал желваками.
– Почему на рога? – я недоумевал, – Это вы сейчас о водке, что ли?
– Ну, а куды ж? На рога, конечно! Чаво в яр полез, дурко? Говори!
– Ну… Археологи мы… Раскопки там всякие… Копаем…
– Ты мне голову не полощи, я жизню прожил, бачу какие вы археологи! – он перевел дух и добавил уже немного спокойнее: – Шо в тебе з рукою стало? Ну-ка глянь!
Я испуганно уставился на свои ладони, пытаясь рассмотреть что-либо необычное, но все было в порядке: чистые, пальцы все на месте…
– А что с ними?
– От бусурманин! Откеле ж мне знать-то что с ими? Это ж твои руки! Не наливашь деду, значится шось не то с руками-то!
– Тьфу ты! – не сдержался я и разлил водку по стаканам.
– Будь здоров, сынку!
Выпив горькой и закусив яйцом, старик продолжил задумчиво:
– Ведьму тутычки селяне колысь втопили. В яру омут тогда був, в нем и втопили. Давно, годов триста тому, може больше. Хлопцев молодых со свету сживала, паскуда. Придет к ней кто погадать, чи еще шо, она ему в ухо пошепчет, поколдует, а тот ночью тогда идет и сам в том омуте топится. Меня ще бабка моя той ведьмою пугала, колы я мальцом бегав сюда с хлопцами у войну гулять. Говорила, шо она до сих пор ходит и детишек малых в реку заманивает. Так ее, говорять, и не нашли потом! Втопили, а она там и пропала. Сгинула! Усем селом по дну искали, как у землю провалилась – нема!
К этому времени уже совсем стемнело, и над лесом взошла полная луна, заполняя все вокруг холодным серебристым светом. Сказки деда Прохора очень гармонично сочетались с такой обстановкой, а алкоголь, в разы усиливший эмоциональный фон беседы, стимулировал нервы не меньше, чем фильм «Вий», просмотренный когда-то в далеком детстве.
– Потом река в сторону пошла, – продолжал старик, – а вместе с нею и омут обсох, токмо яр этот и остался. В нас на огороде через ту ведьму, близко до яра, не растет ничаво, окромя бурьяна – гниет усё. Потому, мы картохи подле дома садим, там они добрые растуть, крупные и за селом еще один огород с бабою держали, царство ей небесное. А тут не растет. Место совсем гиблое, сынку. Люди говорять, черти ту ведьму под землю к себе потянули, специально ход из пекла прорывши, потому и не нашли ее опосля. А еще говорять, теперича, кто спустится туды сам, назад не повернется – черти к себе заберуть.
– Ну, может не все так страшно, отец? Мы ж с Вовкой как-то вернулись! – я старался придать голосу беззаботный тон, но, то ли водка так на меня повлияла, то ли я действительно проникся рассказом старика, только говорить получалось с предательскими нотками волнения в голосе.
– Не страшно, говоришь? – Прохор Матвеевич возмущенно потряс в воздухе кулаком – Людей тут много гибло! Могила тутычки сташная! В пекло ворота! Куды вы с лопатой лезете, окаянные? Погублять черти дураков молодых! Они таких как раз люблять! Скольки вже со свету сжили, вас токмо там не хватает! Кабы б не я, жарили б вас теперича на сковороде и поминай как звали! А кабы б вы под ноги себе глядели, а не куды не попадя, то руки черные, волосатые узрели, когда те с под земли к тебе тянулись! Они ж тебя за ноги вже хотели хватать! Ты думаешь, чаво я в таз колотить стал?!
Надо сказать, что такой эмоциональный стиль повествования возымел некоторый эффект и мне, почему-то, очень захотелось вернуться во двор. Прямо сейчас! Сразу! Я тут же поджал, свисавшие до этого ноги, обернулся в сторону двора и с трудом рассмотрел силуэты ждущих нас Оли и Вовки. Они все это время внимательно наблюдали за нами, а эти последние слова деда, должно быть, отчетливо расслышали в ночной тишине. Уж очень громко дед кричал.
– Умеете вы пугать, Прохор Матвеевич, – ничуть не кривя душой, сказал я, и немного поразмыслив, добавил: – Бог с вами, убедили. Не будем мы тут больше ничего рыть. Завтра же утром уедем. Давайте лучше выпьем еще, а то... Чтоб вы здоровы были, Прохор Матвеевич!
Дед подал мне свой стакан и, еле заметно утвердительно закивал головой:
– Езжайте, сынки, езжайте… Ольгу мою, токмо, не смей обидеть, слышь?
Я удивленно уставился на старика.
– Чаво смотришь, бусурманин? Думаешь совсем дед из ума выжил, шо вже не понимает ничаво, окромя чертовых делов? Чи думаешь не заметил я, как она на тебя глядит? Токмо гляди, сынку, друг у тебя дюже в этих делах прыткий. Отобьет! А Ольга в нас девка добрая! – старик хитро сощурил глаз и негромко захихикал.
Глава 18. Хон Гиль Дон
– Вован, ты псих ненормальный! Танкист, блин! – смеясь, подначивал я смущенного однорукого друга, которому в тот момент было вовсе не до смеха.
– Как думаешь, поверила? – с надеждой в голосе спросил он.
– Еще бы! Я сам чуть не поверил! Ты так к турнику приложился! Я думал, теперь тебе еще и голову придется гипсовать.
– Шишка, на всю башку, блин… – Вовка осторожно притронулся к месту удара и, зажмурившись, скривился от боли.
– Ничего. За то ты теперь на целый сантиметр выше стал!
– Да иди ты…
– Я серьезно! Шишка-то вверх торчит! А девчонки высоких любят!
После этих слов Вовка недоверчиво посмотрел на меня, но тут же расправил плечи, поднял повыше голову, а жалкая гримаса на его лице сменилась благородным выражением удовлетворения и спокойствия.
Следующим утром мы с Вовкой пошли на старую стройку, надеясь разыскать там ребят, играющих в «казаков-разбойников». По дороге я делился с другом последними новостями, касающимися враждебно настроенного Ближнего Востока и даже не заметил, как тот отстал. А обернувшись, увидел, что он остановился у магазина «Овощи-фрукты» и внимательно всматривается в его огромную стеклянную витрину.
– Ты чего там?
– Ну-ка, Серый, иди сюда, – не отрывая взгляда от витрины, позвал меня он. Я подошел и тоже с интересом уставился на… помидоры?
– Видать, хорошо ты, все-таки, головой приложился... Или ты есть хочешь?
Но Вовка, казалось, меня не слушал:
– Ну-ка, встань рядом! Выпрямись!
Я встал. Он поднял свою ладонь над головой, поочередно переводя ее с моей макушки на свою, и задумчиво произнес:
– Слышь, а ты все равно немножко выше… – видно было, как сильно его это расстраивает. Мне даже стыдно стало за свой рост, и я, ни секунды не колеблясь, предложил:
– А, хочешь, я специально сутулиться буду при Машке? Ну, чтобы мы с тобой одинакового роста были! – и я наглядно продемонстрировал, как это будет выглядеть.
– Ты серьезно, что ли?
Вовка нахмурился и, пристально вглядываясь в отражение, снова приложил свою ладонь к нашим макушкам. Теперь рост был одинаковым.
Добравшись до заброшенной стройки, мы застали своих товарищей за крайне необычным занятием. Больше десятка серьезных и крепких парней, возрастом от девяти до двенадцати лет, выстроились в шахматном порядке и синхронно проделывали замысловатые движения руками и ногами, явно позаимствованные из какого-то восточного единоборства. При этом, в моменты имитации ударов, хором издавался грозный крик «кия!».
Руководил процессом, стоящий лицом к ребятам, Леха Хомяк – самый старший из нашей дворовой компании, а значит и самый авторитетный. А еще он был самым толстым. Все знали, что Леха первым собрал коллекцию вкладышей от жвачек «Турбо», что у него есть пневматическая винтовка, пуля которой пробивает консервную банку насквозь. А еще в деревне у него есть девушка, которая на десять лет старше и которая, конечно же, ждет не дождется его приезда на каникулы. И было вовсе не важно, что вкладыши он отнимал у первоклашек на переменках, винтовка принадлежала его папе, а девушку по определению увидеть никто не мог – уж слишком далеко находилась деревня. Не смотря ни на что, авторитет Хомяка не уменьшался. А если кто-то пытался усомниться в его достоинствах, он просто получал от Лехи в нос, и справедливость снова торжествовала.
Как нам объяснили ребята, на территории стройки теперь был организован первый в нашей стране даосский монастырь, в котором все желающие изучают тонкости восточных единоборств! Леха, по их словам – непревзойденный мастер Даоса, а, по совместительству, наставником монастыря. Остальные же были его верными монахами, перенимающими бесценный опыт, позволяющий запросто перепрыгивать с дерева на дерево, ловить летящие стрелы, легко взлетать на двадцать метров вверх и наносить удары в специальные точки на теле врага, позволяющие полностью его обездвижить!
Опыт этот, как оказалось, Хомяк приобрел в местном видеосалоне, вход в который могли себе позволить только лица, достигшие четырнадцатилетнего возраста и имеющие в своем распоряжении как минимум один рубль – именно столько стоил билет для одного человека. Со вчерашнего дня там показывали новый фильм с многообещающим названием «Хон Гиль Дон»!
Сложно сказать, что в большей степени повлияло на наше с Вовкой решение – то ли телосложение сенсея, то ли слишком уж сказочные обещания научить нас летать, но мы твердо решили не торопиться принимать постриг. Хомяк, никак не ожидавший от нас подобного решения, был крайне удивлен и обижен. Поэтому, в ответ на наш отказ занять место в дружном монашеском строю, он просто обратился к своим ученикам:
– Скоро вы все сможете подпрыгивать на двадцать метров вверх! Я научился это делать за одну ночь тренировок! Самым верным ученикам могу показать… Но потом! А сейчас – отработка ударов. А эти, – он сделал кивок головой в нашу сторону, даже не удостоив взглядом, – пусть валят. Они будут «ниндзя»! – в толпе послышались легкие смешки. – Таких слабаков Хон Гиль Дон пачками раскидывал!
И тут Вовка не сдержался:
– Двадцать метров? Да если ты хотя бы на метр подпрыгнешь, под тобой воронка как от бомбы вырастет! – и тут весь монастырь заполнился дружным детским смехом.
Нам очень повезло, что Хомяк был слишком толстым для того, чтобы быстро бегать и уже через пару минут мы разглядывали афишу при входе в видеозал, весело обсуждая нелепые потуги летающего сенсея догнать двух новоявленных ниндзя. К слову, эти самые ниндзя на афише имели довольно внушительный вид и мы даже были не против, чтобы нас таковыми считали.
Итак, что мы имели? Первое: билеты стоили денег, которых у нас, конечно же, не было. Второе: даже если мы где-нибудь раздобудем два рубля, то билеты нам все равно не продадут – четырнадцати лет нам еще не исполнилось. И третье: даже если удастся преодолеть оба этих препятствия, на сеанс нас не впустит грозная охрана – баба Шура, сидящая при входе и отрывающая «контроль» от билетов. О ее непреклонности ходили легенды, да и мы тоже не раз безуспешно пытались договориться посмотреть хотя бы мультики, которые ежедневно крутили перед показом фильма. В общем, ситуация для нас складывалась не завидная, однако соблазн овладеть даосской техникой был слишком велик.
– Серый, а я-то как? Я же не залезу со своим гипсом! – Вовка стоял под рябиной и, задрав голову вверх, умоляюще смотрел на меня.
Пришлось спускаться обратно на землю и подсаживать своего раненного друга, а когда мы оба уже забрались на уровень второго этажа дома культуры, где и располагался видеосалон, оказалось, что синие бархатные шторы плотно закрыты, чтобы дневной свет не проникал внутрь. Из распахнутого окна был отчетливо слышен гнусавый голос переводчика, обещавший жестоко отомстить за смерть брата.
– Черт! Идет уже! – сокрушался Вовка, – Тебе что-нибудь видно?
– Нет, конечно! Я же не рентген, чтобы через шторы смотреть!
– Что делать-то?
Я не отвечая, поднес указательный палец к губам, давая понять, что нужно вести себя тихо, ткнул этим пальцем себе в грудь и показал в сторону окна. У Вовки округлились глаза:
– Ты прыгать будешь, что ли? – прошептал он.
В ответ я только пожал плечами, и в самом деле не зная, смогу ли допрыгнуть. Затем поднялся на следующую ветку, подобрался по ней как можно ближе к открытому окну и начал медленно раскачиваться вверх и вниз, намереваясь использовать эту самую ветку как трамплин. Вовка ухватился за ствол дерева и прищурил глаза, как будто это могло как-то помочь мне уберечься от падения.
– Раз, два, три! – сосчитал я и постарался со всей силы оттолкнулся от гибкой ветки. Вот только ветка оказалась не такой уж гибкой, как мне вначале показалось. Послышался громкий хруст древесины и я, ухватившись руками за оконную раму и больно ударившись корпусом о стену здания, повис на втором этаже с вешней стороны окна!
Вовка закричал:
– Подтягивайся!
Я попробовал подтянуться, но неудобный хват, боль в ушибленных ребрах и стена, в которую упирались колени, не позволяли подтянуться даже на несколько сантиметров, а не то что взобраться на подоконник.
– Не могу, Вован, буду прыгать!
– Ты с ума сошел? Тут же высота метров пять!
Я из последних сил держался за раму, но понимал, что долго мне так не продержаться.
– Привет, мальчики! – услышал я голос Машеньки.
Этого еще не хватало! Кое-как взглянув вниз, я краем глаза заметил стоящую прямо подо мной девочку со своей убогенькой собачкой, внимательно наблюдающую за моими нелепыми попытками забраться в окно.
– Привет! – стараясь не поддаваться панике, пропыхтел я.
– П-п-привет… – услышал я за спиной удивленный голос друга.
– У вас тут все в порядке? Может на помощь кого-нибудь позвать? – осторожно поинтересовалась девочка.
– На помощь? – стараясь придать голосу, как можно более беззаботный тон усмехнулся я, –Ты хочешь, чтобы нас тут за незаконный просмотр повязали?
– Ну, да, – все также удивленно бормотал Вовка, – Лезь к нам, тут Хон Гиль Дона показывают!
– Не надо к нам! – из последних сил держась за раму, прохрипел я, и, снова посмотрев вниз, уже с трудом добавил: – Собачку убери…
– Что-что? – не расслышала мою просьбу Маша.
– Собаку сбою убери! Зашибу! – заорал я, разжимая занемевшие пальцы и плавно пикируя прямо на тротуар.
Через пять минут мы втроем сидели в видеосалоне, куда нас великодушно впустила Машенькина бабушка – охранник баба Шура. Я морщился от боли в ступнях, и с долей глубочайшей иронии смотрел, как все вокруг удивленно наблюдают за столетним старичком – учителем того самого Хона Гиль Дона – прыгающим с тридцатиметрового дерева на землю без каких-либо неприятных последствий для своих дряхлых ног. Какие, все-таки, сказочники эти азиаты!