Атлант расправил плечи

– У меня нет ответа, – тихо произнес Риарден.
– Что вас так шокировало, мистер Риарден? Я просто подчиняюсь той системе, которую создали мои собратья. Если они верят, что сила – достаточное основание для отношений между людьми, значит, я даю им то, чего они хотят. Если они считают, что служить им – цель моей жизни, пусть добьются того, во что верят. Если считают мой разум своей собственностью, пусть придут и возьмут его.
– Так какую жизнь вы избрали? Какой цели служит ваш разум?

– Моей любви к справедливости.
– Вы стали пиратствовать, чтобы служить справедливости?
– Я работаю, чтобы приблизить день, когда мне больше не нужно будет оставаться пиратом.
– Какой день?
– День, когда вы сможете свободно получать прибыль от риарден-металла.
– О боже! – грустно рассмеялся Риарден. – Так вот в чем ваша цель?
Лицо Даннескьолда по-прежнему не изменилось.
– Да.
– И вы собираетесь дожить до этого дня?
– Да. А вы не собираетесь?
– Нет.

– Тогда чего вы ожидаете от будущего, мистер Риарден?
– Ничего.
– А для чего работаете?
Риарден посмотрел на Даннескьолда.
– Почему вы об этом спрашиваете?
– Чтобы вы поняли, почему не работаю я.
– Не ждите, чтобы я оправдывал преступника.
– Я этого и не жду. Я хочу помочь вам понять некоторые вещи.
– Даже если вы говорите правду, то почему решили стать бандитом? Почему просто не отошли в сторону, как… – он умолк.
– Как Эллис Уайэтт, мистер Риарден? Как Эндрю Стоктон? Как ваш друг Кен Данаггер?

– Да!
– Вы одобряете их поступок?
– Я… – Риарден замолк, потрясенный собственными словами.
Следующим потрясением стала улыбка Даннескьолда, напоминавшая первую весеннюю зелень пробившую снег. Риарден внезапно понял, что лицо Даннескьолда более чем красиво, оно 
ошеломляло
красотой физического совершенства. Твердые, гордые черты, презрительный изгиб губ, как у скульптурного изображения викинга.
А в улыбке блистала жизнь.

– Я одобряю их поступок, мистер Риарден. Но для себя избрал особую миссию. Я преследую человека, которого намерен уничтожить. Он умер много столетий назад, но до тех пор, пока последняя память о нем не изгладится из людской памяти, мир не станет достойным жизни.
– Что это за человек?
– Робин Гуд.
Обескураженный Риарден молча взирал на собеседника.

– Этот человек грабил богатых и отдавал все бедным. А я – тот, кто грабит бедных и отдает деньги богатым, или, если быть точным, человек, который грабит бедных воров и возвращает деньги богатым людям, способным производить ценности.
– Что, черт побери, вы хотите сказать?

– Если вы припоминаете, что обо мне писали в газетах, пока не прекратили вовсе упоминать мое имя, то знаете, что я никогда не грабил частные суда и ни разу не завладел частной собственностью. Точно так же я никогда не нападал на военные корабли по той причине, что задача военного флота – защищать от насилия граждан, которые платят за это; он выполняет одну из функций правительства. Но я захватывал каждый корабль мародеров, попавший в радиус действия моих пушек, каждое судно с помощью зарубежным государствам, каждый пароход, груженный товарами, захваченными силой у одних людей для незаслуженного обогащения других. Я захватывал яхты, плавающие под флагом идеи, с которой борюсь: нужда – священный идол, требующий человеческих жертвоприношений, нужда одних – нож гильотины, нависшей над другими. Я борюсь с тем, что мы все должны жить с нашими надеждами, планами, усилиями, ожидая, когда этот нож упадет на нас. Я борюсь с тем, что уровень наших способностей превратился в степень нависшей над ними опасности. Успех кладет наши головы на плаху, а поражение дает кому-то право дергать за веревку нож гильотины. Этот ужас Робин Гуд обессмертил как идеал справедливости. Говорят, что он боролся против правивших грабителей и возвращал награбленное тем, кого они грабили, но значение сохранившейся до наших дней легенды не в этом. Его запомнили не как защитника собственности, а как защитника нуждающихся, не как защитника ограбленных, а как кормильца бедных. Он – первый человек, обретший ореол доб

Риарден слушал в оцепенении. Но в глубине души, словно прорастающее зерно, в нем родилось еле заметное, но уже знакомое чувство, пережитое давным-давно.

– На самом деле я полицейский, мистер Риарден. Долг полицейского – возвращать украденную собственность ее хозяевам. Но когда грабеж становится целью законности, а долгом полицейского – не защита, а захват собственности, тогда преступивший закон становится полицейским. Захваченную собственность я продавал контрабандистам и торговцам с черного рынка народных республик Европы. Вы знаете, в каких условиях живут там люди? Поскольку производство и торговля – а не насилие – были объявлены преступлением, лучшие люди этих государств живут на милостыню от их собственных грабителей. Я не даю им милостыню. Я продаю товары европейским нарушителям закона по самым высоким ценам и заставляю их платить мне золотом. Золото – объективная ценность, средство сохранения богатства, обеспечения будущего. В Европе никому не разрешается иметь золото, кроме вооруженных кнутом друзей человечества, лгущих, что они распоряжаются им на благо своих жертв. Именно это золото добывают мои клиенты-контрабандисты, чтобы платить мне. Как? Тем же способом, которым я добываю товары. А потом я возвращаю золото тем, у кого были украдены товары, вам, мистер Риарден, и другим людям, таким же, как вы.

Риарден, наконец, понял, что за забытое чувство он испытывает. Когда ему было четырнадцать, так он смотрел на свой первый заработок, а в двадцать четыре, став управляющим на руднике, – на первый заказ на новое оборудование от лучшего по тем временам моторостроительного завода «
Двадцатый век»

. Торжественное, радостное волнение, понимание того, что завоевал свое место в мире, который уважал, и добился признания у тех людей, которыми восхищался. Почти двадцать лет это чувство было погребено под обломками, и годы добавляли все новые слои поверх серого налета презрения и возмущения. Он старался не смотреть по сторонам, чтобы не видеть, с кем приходилось иметь дело, не ждал от людей ничего, сохраняя в четырех стенах своего кабинета это светлое ощущение мира, до которого он так надеялся дорасти. И вот теперь оно снова пробилось из-под обломков – чувство оживающего интереса к жизни, внимания ясному голосу разума, с которым он мог общаться, взаимодействовать и жить. Но голос принадлежал пирату, рассказывавшему об актах насилия, предлагавшему ему свою замену миру разума и справедливости. Он не мог принять ее, не мог потерять остатки прежнего видения мира. Он слушал, борясь с желанием бежать, скрыться, но понимая при этом, что не может пропустить ни единого слова.

– Я поместил золото в банк, в банк золотого стандарта, мистер Риарден, на счет людей, которые являются его законными владельцами. Это люди выдающихся способностей, создавшие свои состояния собственными усилиями, свободной торговлей, без принуждения, без содействия правительства. Они пожертвовали многим, получив в ответ черную неблагодарность – они сами стали жертвами. Их имена записаны в моей книге реституций. Каждый добытый груз золота я делю между ними и помещаю в банк на их счета.
– Кто они?

– Вы один из них, мистер Риарден. Мне не удалось подсчитать, какую именно сумму отобрали у вас вымогатели в виде скрытых налогов, регулирующих актов, потерянного времени, упущенной прибыли, энергии, потраченной на преодоление искусственных преград. Я не смог сосчитать всех денег, но, если вы хотите представить величину суммы, оглянитесь вокруг. Объем страданий в этой некогда процветавшей стране сравнялся с объемом несправедливости, от которой и вы пострадали. Если люди отказываются выплачивать вам свой долг, им придется заплатить. Но есть часть долга, которую удалось сосчитать и записать. Я сделал своей целью собрать эти деньги и вернуть вам.

– Какие деньги?
– Ваш налог на прибыль, мистер Риарден.
– Что?
– Ваш налог на прибыль за последние двенадцать лет.
– Вы собираетесь возместить его?
– Полностью, мистер Риарден, и золотом.
Риарден расхохотался, весело, как мальчишка.
– Боже всемогущий! Вы не только полицейский, но еще и налоговый инспектор.
– Да, – и глазом не моргнув, ответил Даннескьолд.
– Вы говорите это не всерьез, надеюсь?
– Разве похоже, что я шучу?
– Но это нелепо!

– Есть ли на свете что-нибудь более нелепое, чем Директива номер 10–289?
– Это нереально, невозможно!
– Разве одно только зло реально и возможно?
– Но…

– Уж не думаете ли вы, мистер Риарден, что смерть и налоги – единственное, во что можно верить? Что ж, о первом я ничего не могу сказать, здесь я бессилен, но, если я сниму бремя второго, люди увидят связь между этими двумя понятиями и поймут, какую счастливую, более продолжительную жизнь они могут обрести. Они смогут принять в качестве абсолюта не смерть и налоги, а жизнь и производство и сделать их основой своего нравственного закона.

Риарден смотрел на него без улыбки. Высокая, худощавая фигура разбойника с большой дороги, тренированные мускулы которой подчеркивала ветровка, жесткое, словно мраморное, лицо судьи, сухой, бесстрастный голос бухгалтера.

– Мародеры не единственные, кто следит за вашими делами, мистер Риарден. Я тоже это делаю. В моих досье есть копии всех ваших счетов на уплату подоходного налога за последние двенадцать лет, точно так же как и других моих клиентов. У меня есть друзья в самых неожиданных местах, которые получают для меня необходимые копии. Я делю деньги между моими клиентами пропорционально тем суммам, которые у них отняты. Большая часть моих счетов уже передана их владельцам. Осталось уладить дела с вашим счетом – самым крупным. В тот день, когда вы будете готовы затребовать его, то есть в тот день, когда я узнаю, что ни цента из этих денег не вернется на поддержку мародеров, я передам вам всю сумму. А до тех пор, – он посмотрел на золото, лежавшее на земле, – возьмите его, мистер Риарден. Оно не краденое. Оно ваше.

Риарден не двинулся, не ответил, не посмотрел вниз.
– В банке на ваше имя положено гораздо больше.
– В каком банке?
– Вы помните Мидаса Маллигана из Чикаго?
– Да, конечно.
– Все мои средства помещены в «
Банк Маллиган»
.
– В Чикаго нет никакого «
Банка Маллиган»
.
– Он не в Чикаго.
Помолчав, Риарден спросил:
– Где же он?

– Думаю, скоро вы все узнаете, мистер Риарден. Но сейчас я не могу вам этого сказать, – и добавил: – Однако должен вам сообщить, что я единственный, кто отвечает за это предприятие. Это моя личная, персональная миссия. Никто, кроме меня, в этом не замешан, кроме судовой команды. Даже мой банкир не принимает в ней участие, он только хранит деньги на счетах. Многие мои друзья не одобряют тот путь, что я избрал. Все мы идем разными путями, хоть и сражаемся в одной и той же битве, и мой путь таков.

Риарден пренебрежительно улыбнулся:
– Вы один из тех чертовых альтруистов, которые тратят время на некоммерческие предприятия и рискуют собственной жизнью, чтобы помочь другим?

– Нет, мистер Риарден, я инвестирую свое время в собственное будущее. Когда мы будем свободны и начнем подниматься из руин, я хочу увидеть возрожденный мир как можно скорее. И тогда необходимый для работы капитал в надежных руках, руках наших лучших, наиболее продуктивных людей сэкономит остальным годы, а для истории страны – целые столетия. Знаете ли вы, что значите для меня, кем я хотел бы стать в тот день, когда на земле появится место для нового существования? Пусть даже это единственный способ нашего взаимодействия – я хотел бы работать с вами в будущем и быть полезным вам в настоящем.

– Почему? – прошептал Риарден.
– Потому что моя единственная любовь, единственная ценность, ради которой я живу, это человеческий талант, пусть его никогда не любил наш мир, не желали признавать ни друзья, ни враги. Этой своей любви я служу, и если мне придется отдать жизнь, то можно ли найти для этого лучшую цель?

«Может, этот человек потерял способность чувствовать?» – размышлял Риарден и понимал, что строгость мраморного лица – лишь дисциплина, форма, прикрывающая слишком глубокие чувства. Ровный голос бесстрастно продолжал:

– Я хотел, чтобы вы это знали. Чтобы вы знали это сейчас, когда вам кажется, что вы оказались на дне пропасти, в окружении недочеловеков, и это все, что осталось от человечества. Я хотел, чтобы вы знали в самый беспросветный час вашей жизни – день освобождения гораздо ближе, чем вам кажется. Есть и еще одна, особенная причина, почему я должен был поговорить с вами и раскрыть вам свои секреты раньше положенного срока. Слышали ли вы о том, что случилось на сталеплавильных заводах Оррена Бойля на побережье штата Мэн?

– Да, – Риарден сам удивился тому, что в его голосе прозвучала радость, прорвавшаяся из глубин души. – Не знал только, правда ли это.

– Все – правда. Это сделал я. Бойль не будет производить риарден-металл на побережье штата Мэн. Он не будет производить его нигде. И никакой другой мародер, возомнивший, что директива может передать ему права на ваш разум. Кто бы ни задумал начать производство этого сплава, найдет свои печи взорванными, машины – разрушенными, склады – в руинах, завод – охваченным пламенем. Так много неприятностей случится с тем, кто попытается выпускать сплав, что люди начнут болтать, будто на нем лежит проклятье, и очень скоро в стране не останется ни одного рабочего, согласного поступить на завод нового производителя сплава Риардена. Если люди вроде Бойля думают, что сила – самый надежный способ грабить выдающихся людей, пусть увидят последствие того, когда эти люди сами прибегнут к силе. Я хочу, чтобы вы знали, мистер Риарден – никто не сможет производить ваш сплав, никто не заработает на нем ни цента.

Риардена раздирало неудержимое желание расхохотаться, как хохотал он, узнав о пожаре Уайэтта и о крахе «
Д’Анкония Коппер»
. Но он понимал, что если даст себе волю, то мысль, державшая его в страхе, все равно не отступит, и он никогда больше не увидит своего завода. Риарден отшатнулся, крепко сжав губы, чтобы не вырвался ни единый звук. Немного успокоившись, он тихо сказал твердым ледяным голосом:
– Заберите ваше золото и оставьте меня. Я не приму помощи от преступника.

И снова лицо Даннескьолда осталось безмятежным.
– Я не могу заставить вас силой принять золото, мистер Риарден. Но и сам его не возьму. Если хотите, можете оставить его там, где оно лежит.
– Мне не нужна ваша помощь, и я не намерен вас защищать. Если бы рядом оказался телефон, я позвонил бы в полицию. И я позвоню, как только вы снова попытаетесь явиться ко мне. И буду полагать мои действия самообороной.
– Я понял все, что вы имеете в виду.

– Вам только кажется, что поняли, поскольку я выслушал вас с готовностью, не осуждая вас. Но я не осуждаю никого. В жизни людей не осталось больше стандартов, поэтому я не осуждаю ни то, что делают люди, ни то, как они этого добиваются. Идите к черту той дорогой, которую выбрали, но я не желаю становиться частью вашего пути. Меня не вдохновляет ни ваша идея, ни ее воплощение. Не ждите, что я когда-нибудь приму от вас ваш банковский счет, даже если он существует. Потратьте его на еще одну броню для себя, потому что я собираюсь сообщить о вас полиции и дать им все возможные приметы, чтобы помочь выследить вас.

Даннескьолд не двинулся, не издал ни звука. Недалеко от них, в темноте, проходил грузовой состав; они не могли его видеть, но слышали стук колес, наполнявший тишину. Казалось, призрачный поезд, ставший лишь долгим ритмичным звуком, летел мимо них сквозь ночную тьму.

– Вы хотели помочь мне в самый безнадежный час? – спросил Риарден. – Если моим последним и единственным защитником стал пират, то мне не нужно больше защиты. Вы говорите вполне человеческим языком, и во имя его я заклинаю вас: да, у меня вообще не осталось надежды, но есть твердое знание того, что я буду жить по своим стандартам, и когда придет конец, пусть я останусь последним, кто их придерживается. Я буду жить в мире, в котором начал жизнь, и доживу в нем до последнего своего дня. Не думаю, что вы захотите меня понять, но…

Удар светового луча обрушился на них внезапно. Металлическое лязганье поезда поглотило рокот автомобильного мотора, и они не услышали, как со стороны фермы подъехала машина. Они стояли не на ее пути, но раздался визг тормозов, и невидимый автомобиль остановился. Риарден невольно отпрыгнул, успев подивиться реакции собеседника: с непостижимым самообладанием тот не двинулся с места.
Перед ними стояла полицейская машина.
Водитель высунулся из окна:

– Ах, это вы, мистер Риарден! – он прикоснулся кончиками пальцев к фуражке. – Добрый вечер, сэр.
– Привет, – ответил Риарден, пытаясь совладать с голосом.
Лица двоих патрульных на переднем сидении выглядели непривычно сурово, обычное дружеское выражение, свойственное им, когда они останавливались перекинуться словечком, исчезло.
– Мистер Риарден, вы шли с завода по Эджвуд-роуд, мимо Блэксмит-Коув?
– Да. А в чем дело?
– Не попадался ли вам поблизости торопящийся куда-то незнакомец?

– Какой еще незнакомец?
– Возможно, он шел пешком или ехал на развалюхе с мотором в миллион долларов.
– Что за человек?
– Высокий, со светлыми волосами.
– Кто он такой?
– Вы все равно не поверите, мистер Риарден, если я вам скажу. Вы его не видели?

Риарден с удивлением обнаружил, что слова с трудом пробиваются сквозь пульсирующий барьер, возникший у него в гортани. Он смотрел на полицейского в упор, но глаз невольно фокусировался на боковом зрении, и отчетливее всего он видел лицо Даннескьолда, в котором ни единая черточка, ни малейший мускул не выдавали движения чувств. Руки свободно висели вдоль тела, расслабленно, не делая ни малейшей попытки потянуться к оружию. При свете фар казалось, что лицо его намного моложе, а глаза сияют небесной голубизной.

Риарден почувствовал, что смотреть на Даннескьолда опасно, и не сводил взгляда с полицейского, с медных пуговиц на его униформе. А в голове пульсировала мысль, что тело Даннескьолда, его крепкое стройное тело, в любой момент могло прекратить существование. Он плохо слышал, что говорил; ему не давала покоя произнесенная пиратом фраза: «Если мне придется отдать жизнь, то можно ли найти для этого лучшую цель?»
– Так вы не видели его, мистер Риарден?
– Нет, – ответил Риарден. – Не видел.

Полицейский с сожалением пожал плечами и сжал руками руль.
– Никаких подозрительных людей на дороге не встречали?
– Нет.
– Может, незнакомая машина проезжала?
– Нет.
Полицейский потянулся к ключу зажигания.
– Говорят, его видели в наших краях, на побережье, сегодня вечером. Вот и объявили облаву в пяти округах. Мы не должны называть его имени, чтобы не пугать народ, но голова этого человека оценена в три миллиона долларов по всему миру.

Он повернул ключ зажигания, мотор затрещал, из выхлопной трубы вырвался клуб дыма, как вдруг второй полицейский наклонился вперед.
Он уставился на прядь светлых волос, выбившуюся из-под шляпы Даннескьолда.
– Кто это с вами, мистер Риарден? – спросил он.
– Мой новый телохранитель, – ответил Риарден.
– О!.. Замечательная предосторожность, мистер Риарден, очень своевременная в наши дни. Спокойной ночи.

Автомобиль рванулся вперед. Красные огоньки задних фонарей устремились вниз по дороге. Даннескьолд посмотрел им вслед, потом на правую руку Риардена. И тот неожиданно для себя понял, что, стоя лицом к полицейским, сжимал в кармане пистолет, каждую минуту готовый пустить его в ход.
Разжав пальцы, он поспешно вытащил руку из кармана. Даннескьолд молча улыбнулся. Он просто сиял весельем и молодой радостью жизни.
Хотя эти двое были совершенно не похожи, улыбка напомнила Риардену Франсиско д’Анкония.

– Вы не солгали, – проговорил Рагнар Даннескьолд. – Я действительно ваш телохранитель и многократно заслужил право быть им, хоть вы об этом пока не знаете. Благодарю, мистер Риарден, и до свидания. Мы встретимся снова скорее, чем я смел надеяться.
Прежде чем Риарден успел ответить, Даннескьолд скрылся за каменной оградой, так же мгновенно и беззвучно, как появился. Когда Риарден обернулся, чтобы посмотреть по сторонам, его уже и след простыл – он словно растворился в потемках.

На краю пустынной дороги Риардена охватило чувство одиночества, беспросветнее прежнего. У своих ног он увидел предмет, завернутый в мешковину; один уголок его высунулся, блестя в лунном свете, словно прядь волос пирата. Он наклонился, подобрал слиток и пошел дальше.
* * *
Кип Чалмерс выругался, пролив коктейль при резком рывке поезда. Он угодил локтем в лужицу на столе и проворчал:

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь