Американские боги

Глава шестая
Стоят врата без стражи – что ни год,
Чрез них чредою вечного бредет –
То с Волги, то из Турции – народ.
Китайцы, и малайцы, и балийцы,
Тевтоны, кельты, скифы, сицилийцы, –
Они бегут от горестей и бед,
Из Старого приносят в Новый Свет
Своих богов, и веры, и молитвы.
Их силы вдохновляются на битву.
Средь грязных улиц – в самый темный час
Их голоса звучат в ушах у нас
Уж не акцентом, – а угрозой страшной
Как отголоски с Вавилонской башни…
Томас Бэйли Олдрих, «Врата без стражи», 1882 г.

То Тень катался на Самой Большой в Мире Карусели, обнимая за шею тигра-орла, а то красные и белые огни карусели протянулись вдруг хвостами комет, замерцали и погасли – и Тень стал падать через океан звезд, и механический вальс сменился ритмичным и оглушительным шелестом и плеском, словно грохот литавр или волн о волноломы на берегу дальнего моря.

Единственный свет исходил от звезд, но высвечивал все вокруг с холодной ясностью. Скакун под Тенью потянулся, мягко ступил одной лапой, потом другой, под левой рукой у Тени оказался теплый мех, а под правой – жесткие перья.
– Хорошо прокатились, а? – раздался голос у него за спиной, прозвучал в его ушах и в его мыслях.

Тень медленно повернулся, разбрасывая вкруг себя каскады образов себя: каждое застывшее мгновение, каждое мельчайшее движение продолжались в бесконечность. Образы, отпечатывавшиеся в его мозгу, показались ему лишенными смысла: он словно видел мир многогранными глазами стрекозы, но каждая грань запечатлевала иное, и он никак не мог свести воедино то, что видел, не мог распознать его смысл.

Он смотрел на мистера Нанси, старого негра с тоненькими усиками, в спортивном клетчатом пиджаке и лимонно-желтых перчатках, скачущего на льве с карусели, который то поднимался, то опускался и в то же время на том же месте он видел расцвеченного драгоценностями паука ростом с лошадь, с глазами, похожими на изумрудные туманности, и, пристально глядя на него, паук важно поднял длинную ногу; одновременно Тень глядел на исключительно высокого человека с кожей цвета тикового дерева и тремя парами рук, в тиаре из страусовых перьев, с лицом, раскрашенным красными полосами, и скакал этот человек на рассерженном золотом льве, двумя руками вцепившись в черную гриву зверя; он видел и чернокожего мальчишку в лохмотьях, левая нога у которого распухла и в ране ползали черные мухи; и за всеми этими личинами Тень видел крохотного коричневого паучка, притаившегося под пожухлым желтоватым листом.

И проникнув за эти обличья, Тень понял, что они есть одно.
– Если ты не закроешь рот, – сказали существа, бывшие мистером Нанси, – туда кто-нибудь залетит.
Закрыв рот, Тень с трудом сглотнул.
На холме в миле впереди маячило деревянное строение. Их скакуны неспешно трусили к холму, но копыта и лапы беззвучно ступали по сухому песку у линии прибоя.
С Тенью поравнялся Чернобог на кентавре.

– Ничего этого не происходит на самом деле, – сказал он, похлопав по человечьей руке своего скакуна. Голос у него был расстроенный. – Это все у тебя в голове. Лучше не думай об этом.

Да, Тень видел перед собой седого иммигранта из Восточной Европы в поношенном дождевике, с одним железным зубом. А еще он видел приземистое черное создание, что было темнее, чем сама тьма вокруг, и глаза у него были как два раскаленных уголька; а еще он увидел князя с длинными волосами и усами, струившимися на невидимом ветру, лицо и руки у него были в крови, и скакал он голым, лишь в медвежьей шкуре на плечах, верхом на существе – наполовину человеке, наполовину звере, лицо и торс которого украшали синие татуировки завитков и спиралей.

– Кто ты? – спросил Тень. – Кто ты?
Их скакуны мягко ступали по берегу. Неутомимо бились волны о ночной пляж.

Среда направил своего волка – теперь это был громадный и угольно-серый зверь с зелеными глазами – поближе к Тени. Когда скакун Тени шарахнулся в сторону, Тень погладил его по шее, успокаивая, мол, ему нечего бояться. Тигриный хвост агрессивно хлестнул из стороны в сторону. Тут Тень заметил, что неподалеку бежит еще один волк, близнец того, что оседлал Среда, бежит, не отстает от них среди дюн, не давая себя разглядеть.

– Ты знаешь меня, Тень? – спросил Среда. На волке он скакал, запрокинув к небу лицо. Его правый глаз поблескивал, а левый был пуст. На плечах у него был плащ с большим, словно монашеским, капюшоном, бросавшим тень на лицо. – Я же сказал, что назову тебе мои имена. Звался я Грим, звался я Ганглери, звался Воитель, и Третий я звался. Я – Одноглазый. Меня звать Высокий и Знанием владеющий. Гримнир – мне имя. Я – Тот, кто из Тени. Я – Всеотец и с Посохом Гондлир. Столько имен у меня, сколько ветров есть на свете, а званий – столько, сколько есть способов смерти. Хугин и Мунин, Разум и Память мне на плечи садятся, волков моих звать Гери и Фреки. Виселица – конь мой.

Два призрачно-серых ворона, прозрачные подобия птиц, опустились на плечи Среды, вонзили клювы в его голову, словно пробуя его мысли на вкус, потом, захлопав крыльями, вновь взмыли в черноту.
«Чему мне верить?» – подумал Тень, и откуда-то из недр под миром низким рокотом откликнулся голос: «Поверь всему».
– О́дин? – спросил Тень, и ветер сорвал имя у него с губ.

– О́дин, – прошептал Среда, и грохот волн о берег черепов был недостаточно громок, чтобы заглушить этот шепот. – О́дин, – повторил Среда, смакуя слово. – О́дин! – победно прокричал он, и крик его эхом пронесся от горизонта до горизонта. Имя его набухло и разрослось и заполнило мир, будто шум крови в ушах Тени.
А потом – как это бывает во сне – они не скакали больше верхом к дальнему залу. Они уже были там, и скакуны стояли стреноженные у коновязи.

Строение было огромное, но примитивное. Стены деревянные, а крыша крыта соломой. В середине зала горел огонь в выложенном камнями очаге, и от дыма у Тени защипало в глазах.
– Надо было делать это не в его голове, а в моей, – пробормотал на ухо Тени мистер Нанси. – Тогда было бы теплее.
– Мы в его мыслях?
– Более или менее. Это Валаскъяльв. Его старые палаты.

Тень с облегчением заметил, что Нанси вновь обратился в старика в желтых перчатках, правда, повинуясь танцу пламени, тень его подрагивала и искривлялась и изменялась во что-то совсем уже нечеловеческое.
Вдоль стен тянулись деревянные скамьи, на которых сидели – или стояли рядом – человек десять. Они держались поодаль друг от друга. В этом пестром сборище Тень отчетливо различил степенную женщину в красном сари, нескольких потасканного вида бизнесменов, других от него отделяло пламя.

– Да где же они? – горячо зашептал Среда Нанси. – Ну? Где они? Нас тут должно быть несколько дюжин. Сотни!
– Я всех приглашал, – отозвался Нанси. – Думаю, просто чудо, что пришли и эти. Как по-твоему, рассказать им историю для затравки?
Среда покачал головой:
– Исключено.
– Вид у них не слишком доброжелательный, – возразил Нанси. – История – хороший способ перетянуть людей на свою сторону. Если у тебя нет барда, чтобы им спел.

– Никаких историй, – отрезал Среда. – Не теперь. Будет еще время для сказок. Только не теперь.

– Ладно, никаких сказок. Буду просто на разогреве. – И с беспечной улыбкой мистер Нанси вышел в освещенный круг. – Я знаю, что вы все думаете, – сказал он. – Вы думаете: «Что компе Ананси тут затеял, обращаясь к нам, когда позвал нас сюда Всеотец?» – как он позвал и меня самого. Ну, знаете, иногда людям надо кое о чем напоминать. Войдя сюда, я оглянулся по сторонам и подумал: а где остальные? Но потом я подумал: только то, что нас мало, а их много, мы слабы, а они сильны, еще не значит, что мы проиграли.

Знаете, однажды я увидел у водопоя Тигра: у него были самые большие яички, какие только бывают у животного, и самые острые когти, и клыки, длинные, как ножи, и острые, как клинки. И потому я сказал ему: «Братец Тигр, ты иди купайся, а я пригляжу за твоими яйцами». Он так ими гордился. Так вот. Он полез купаться в водоем, а я нацепил его яйца и оставил ему собственные паучьи яички. А потом знаете, что я сделал? Я побежал оттуда со всех ног.

И не останавливался, пока не прибежал в соседний город. А там я увидел Старого Павиана. «Отлично выглядишь, Ананси», – сказал Старый Павиан. А я в ответ: «Знаешь, что поют все и каждый вон в том городе?» «Что они поют?» – спрашивает он меня. «Самую новую, самую лучшую песню», – сказал я ему. И тогда я заплясал и запел:
Тигриные яйца, о-йе,
Тигриные яйца я съел.
Теперь уж меня не остановить,
Не оборвать моей жизни нить
И не поставить меня к стене,
Потому что у тигра я яйца съел,
И правда съел!

Старый Павиан едва живот не надорвал от смеха, все за бока держался да трясся и ногами топал, а потом сам запел: «Тигриные яйца, я съел тигриные яйца». И притом все пальцами хлопал и кружился, став на задние ноги. «Хорошая песня, – говорит он, – я всем друзьям ее спою». «Давай-давай», – сказал я и вернулся назад к водопою.

А там уже Тигр расхаживает взад-вперед, воздух хвостом сечет, уши прижаты, а шерсть на загривке аж вся дыбом стоит, и зубами на каждую пролетающую мошку щелкает, старыми саблезубыми клыками, а глаза так и пышут оранжевым огнем. И кажется он большим и страшным, но промеж ног у него свисают самые крошечные яички в самой крошечной, самой черной и сморщенной, какая только бывает, мошонке.

– Эй, Ананси, – говорит он, завидев меня. – Ты должен был сторожить мои яйца, пока я плавал. Но я вылез из лужи, а на берегу не было ничего, кроме вот этих сморщенных и черных, никуда не годных яиц, какие сейчас на мне.
– Я старался изо всех сил, – говорю я ему, – но пришли обезьяны и сожрали твои яйца, я пытался их отогнать, но они мне самому яйца оторвали. И мне стало так стыдно, что я убежал.
– Ты лжец, Ананси, – говорит мне Тигр. – И я съем твою печень.

Но тут он услышал, как из своего города идут к водопою обезьяны. Десяток счастливых мартышек и павианов прыгают по тропинке, пальцами прищелкивают и распевают во всю мочь:
Тигриные яйца, о-йе,
Тигриные яйца я съел.
Теперь уж меня не остановить,
Не оборвать моей жизни нить
И не поставить меня к стене,
Потому что у тигра я яйца съел,
И правда съел!

И тут Тигр заворчал, и зарычал, и рванул в лес за ними, так что мартышки с визгом полезли на самые верхние ветки. А я почесал мои новые большие яйца, и знаете, так приятно было, что они висят меж моих худых ног, и пошел себе домой.
Вот почему и сегодня Тигр всё гоняется за мартышками.
А вы все помните: то, что ты маленький, еще не значит, что ты совсем бессильный.

Широко ухмыльнувшись, мистер Нанси поклонился и развел руками, с видом профессионала принимая аплодисменты и смех, потом вернулся туда, где стояли Среда и Чернобог.
– Я думал, мы условились: никаких историй, – проворчал Среда.
– И это ты называешь историей? Да я едва горло прочистил. Просто разогрел их для тебя. Давай заставь их хохотать до упаду.

Среда вышел в круг света от огня – кряжистый старик со стеклянным глазом, в коричневом костюме и старом пальто от Армани. Он стоял, глядя на людей на скамьях, и молчал дольше, чем, как казалось Тени, кто-то может молчать, не испытывая неловкости. Наконец он заговорил:
– Вы меня знаете. Вы все меня знаете. У многих из вас нет причин любить меня. Но, любите вы меня или нет, вы меня знаете.
Из сумрака послышался шорох – слушатели заерзали на скамьях.

– Я здесь дольше многих из вас. И, как и все вы, считал, будто мы сможем прожить на том, что имеем. Это – не достаток, но довольно, чтобы выжить. Так вот, такого больше нет. Надвигается буря, и не мы ее вызвали.
Он помолчал. Потом вдруг сделал шаг вперед и сложил на груди руки.

– Приезжая в Америку, люди привозили нас с собой. Они привезли меня, Локи и Тора, они привезли Ананси и Льва-бога, они привезли лепреконов, коураканов и баньши. Они привезли Куберу и Фрау Холле и Эштар, и они привезли вас. Мы приплыли в их умах и пустили здесь корни. Мы путешествовали с поселенцами через моря и океаны.

Страна была огромна. И вскоре наши народы бросили нас, вспоминали лишь как существ с далекой родины, оставшихся дома, а не приехавших с ними. Те, кто искренне верил в нас, канули в Лету или перестали верить, а мы остались – покинутые, напуганные и обобранные – перебиваться на тех крохах поклонения или веры, которые могли отыскать. И доживать, как сумеем.
Так мы и делали: доживали и перебивались кое-как на краю их культуры, где никто к нам не присматривался.

У нас, давайте признаемся честно, не много влияния. Мы обманываем их, живем за их счет как можем; мы танцуем в стрип-барах, снимаем клиентов на улицах и часто напиваемся; мы работаем на заправках, крадем, обманываем и ютимся в щелях этого их общества. Старые боги в этой новой безбожной стране.

Среда помолчал, переводя тяжелый, серьезный взгляд с одного слушателя на другого. А они смотрели на него бесстрастно, и лица их походили на пустые маски. Откашлявшись, Среда сплюнул в огонь. Пламя вспыхнуло и, поднявшись, осветило весь зал.

– А теперь, как у вас, без сомнения, будет немало поводов убедиться самим, в Америке вырастают новые сгустки верований: боги кредитной карточки и бесплатной трассы, Интернета и телефона, радио, больницы и телевидения, боги пластмассы, пейджера и неона. Гордые боги, жиреющие и недалекие создания, раздувшиеся от собственной важности и новизны. Они знают о нашем существовании и боятся, и ненавидят нас, – сказал О́дин. – Полагая иначе, вы обманываете себя. Они уничтожат нас, если сумеют. Настало нам время объединиться. Настало нам время действовать.

В круг света вышла старуха в красном сари. Между бровями у нее поблескивал синим крохотный драгоценный камень.
– И ты созвал нас сюда ради этой чепухи? – фыркнула она, и в ее голосе прозвучали удивление и раздражение. Среда нахмурил брови.
– Да, я созвал вас сюда. Но это разумно, Мама-джи, и вовсе не ерунда. Даже ребенку это понятно.

– Выходит, я ребенок? – Она погрозила ему пальцем. – Я была древней в Калигате за много веков до того, как о тебе стали даже задумываться, глупый ты человек. И я ребенок? Похоже, что так, ибо в твоих пустых словах нечего понимать.

И вновь на Тень снизошло двойное видение: он видел перед собой старуху с лицом, сморщенным от возраста и неодобрения, а за ней стояла огромная обнаженная женщина с черной, как новая кожаная куртка, кожей, но язык и губы у нее были цвета алой артериальной крови. На шее у женщины висело ожерелье из черепов, а многие руки сжимали ножи и мечи и отрубленные головы.
– Я не называл тебя ребенком, Мама-джи, – примирительно отозвался Среда. – Но кажется самоочевидным…

– Единственное, что кажется самоочевидным, – оборвала его старуха, поднимая руку (а за ней, через нее, над ней эхом поднялся черный палец с острым когтем), – это твоя жажда славы. Много столетий мы мирно жили в этой земле. Согласна, одним приходится легче, другим – тяжелее. Мне не на что жаловаться. Дома в Индии осталась моя реинкарнация, которая живет много лучше моего. Но я не завистлива. Я видела, как возносятся новые боги и как они низвергаются вновь. – Ее рука упала. Тень заметил, что остальные смотрят на неё и во взглядах их соединились уважение, удивление, даже замешательство. – Не далее мгновения назад они поклонялись тут железным дорогам. А теперь боги свай позабыты так же, как изумрудные охотники…

– Переходи к делу, Мама-джи, – буркнул Среда.
– К делу? – Ее ноздри раздулись, а уголки рта опустились. – Я – а я, как это самоочевидно, только ребенок – говорю: подождем. Не станем ничего делать. Мы не знаем наверняка, желают ли они нам вреда.
– И ты станешь советовать выжидать и тогда, когда они явятся ночью, чтобы убить или увезти неизвестно куда?
На лице ее отразилось веселое пренебрежение: чтобы показать его, хватило движения бровей и губ.

– Если они попытаются, – сказала она, – то увидят, что меня не так-то просто поймать и еще труднее убить.
Приземистый молодой человек на скамье позади нее издал горловое «хррмп», чтобы привлечь внимание, а потом раскатистым басом произнес:
– Всеотец, мой народ живет в достатке. Мы извлекаем лучшее из того, что имеем. Если эта твоя война обратится против нас, мы можем потерять все.
– Вы уже все потеряли, – ответил на это Среда. – Я предлагаю вам шанс хоть что-то отвоевать.

Огонь, словно повинуясь его голосу, вспыхнул выше, освещая лица слушателей.

«Я на самом деле не верю, – думал Тень. – Ничему из этого не верю. Может, мне все еще пятнадцать. Мама еще жива, и я даже не повстречал пока Лору. Все, что случилось до сих пор, просто очень яркий сон». Однако и в этом тоже он не мог себя убедить. Вера основана на чувствах, которыми мы воспринимаем и постигаем мир, – на зрении и слухе, на осязании и вкусе, и еще на памяти. Если они нам лгут, значит, ничему нельзя доверять. И даже если мы не верим, мы все равно не можем идти по пути иному, чем тот, какой показывают нам они. По этой дороге идти приходится до конца.

А огонь догорел, и Валаскъяльв, О́динова Палата, погрузилась во тьму.
– И что теперь? – шепотом спросил Тень.
– Теперь мы вернемся в зал с каруселью, – пробормотал мистер Нанси, – и старик Одноглазый купит всем обед, даст кое-кому на лапу, поцелует младенцев, и никто больше не произнесет слова на букву «б».
– Слова на букву «б»?
– Боги! Что ты вообще делал в тот день, когда раздавали мозги, малыш?

– Кое-кто рассказывал байку об украденных тигриных яйцах, и я должен был остановиться и узнать, чем она закончилась.
Мистер Нанси хмыкнул.
– Но ведь ничего не решено. Никто ни на что не согласился.
– Он их понемногу обрабатывает. Рано или поздно он их перетянет на свою сторону по одному. Вот увидишь. Они все в конечном итоге пойдут за ним.
Тень почувствовал, как откуда-то налетел ветер, взлохматил волосы, коснулся лица, потянул за собой.

Они стояли в зале с Самой Большой в Мире Каруселью и слушали «Императорский вальс».
В дальнем конце комнаты Среда говорил о чем-то с группкой людей, по виду туристов – их тут было столько же, сколько смутных фигур в палатах О́дина.
– Идем, – пророкотал Среда и повел всех через единственный выход, оформленный как разверстая пасть чудовища – с острыми клыками, готовыми в любой момент разорвать всех в клочья. Он вел себя как политик, улещивая, подстегивая, улыбаясь, мягко не соглашаясь, примиряя.

– Что там произошло? – спросил Тень.
– А что там произошло, дерьмо заместо мозгов? – переспросил мистер Нанси.
– Палаты. Огонь. Тигриные яйца. Катание на карусели.
– Бог с тобой, кататься на карусели запрещено. Разве ты не видел таблички? А теперь примолкни.

Через пасть монстра они вышли в органный зал, что снова сбило Тень с толку: разве не этой дорогой они сюда пришли? Во второй раз зал выглядел не менее странно. Среда повел их вверх по каким-то лестницам, мимо свисавших с потолка моделей четырех апокалиптических всадников, а потом они проследовали за указателем к ближайшему выходу.
Тень и Нанси замыкали процессию. Вот они уже вышли из Дома на Скале, направляясь к стоянке, миновали сувенирный магазинчик.

– Жаль, что нам пришлось уйти, не посмотрев всего, – сказал мистер Нанси. – Я надеялся увидеть самый большой искусственный оркестр во всем мире.
– Я его видел, – подал голос Чернобог. – Ничего особенного.
Ресторан оказался в десяти минутах езды. Каждому из гостей Среда сказал, что обед за его счет, и организовал проезд для тех, у кого не было собственных средств передвижения.

Тень спросил себя, как же они тогда добрались до Дома на Скале и как же они разъедутся по домам, но решил вслух ничего не говорить. Это показалось ему самым умным из возможных замечаний.
Ему выпало отвезти в ресторан несколько гостей Среды. На переднее сиденье к нему села старуха в красном сари, еще двое устроились сзади: приземистый, необычного вида молодой человек, чье имя Тень не совсем расслышал, но звучало оно как «Элвис», и другой, в темном костюме, которого Тень никак не мог запомнить.

Он стоял возле этого человека у машины, открыл перед ним дверцу, закрыл ее – и не смог ничего о нем вспомнить. Повернувшись назад, он внимательно рассмотрел его, запечатлевая в памяти лицо, волосы, одежду, чтобы удостовериться, что узнает его при встрече, потом повернулся, чтобы завести машину, и тут обнаружил, что незнакомец ускользнул из его мыслей. По себе он оставил лишь впечатление богатства, но ничего больше.

«Устал я, наверное», – подумал Тень и краем глаза глянул на индианку справа. На шее у нее висело крохотное серебряное ожерелье из черепов, меж бровей поблескивал синий камешек, а магические браслеты из голов и рук позвякивали крохотными колокольчиками всякий раз, когда она двигалась. Пахло от нее пряностями – кардамоном и мускатом, а еще цветами. Волосы у нее были как соль с перцем. Поймав его взгляд, индианка улыбнулась.
– Можете звать меня Мама-джи, – сказала она.
– Меня зовут Тень, Мама-джи.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь