ОНО

— Да, — сказала она, отбросив притворство, и замолчала. В молчанку можно было играть вдвоем. Она просто снова взглянула на сына.

Но произошло нечто странное, нечто в самом деле ужасное. Глаза Эдди начали… увеличиваться. Серые пятнышки в его глазах, казалось, стали двигаться, как крошечные грозовые облака. Внезапно она поняла, что на этот раз он не «капризничает», не «куксится» или что-то в этом роде. Эдди был сердит на нее всерьез… и Соня вся как-то испуганно съежилась: ей представилось, что на нее смотрит не маленький мальчик, а кто-то совсем другой, старший и грозный. Опустив глаза, она раскрыла сумочку и стала рыться в ней в поисках «Клинекса».

— Да, я прогнала их, — она с удивлением обнаружила, что может говорить ровным и даже уверенным голосом… Если не смотреть ему в глаза…
— Ты получил серьезное повреждение, Эдди, и сейчас тебе не нужны никакие посетители, кроме мамы, а уж такие и подавно. Если бы не они, ты сейчас сидел бы дома у телевизора или мастерил бы в гараже свой гоночный автомобиль из ящиков из-под мыла.

Эдди мечтал построить гоночный автомобиль из ящиков из-под мыла и поехать с ним в Бангор. В случае успеха он мог бы рассчитывать на приз — бесплатную поездку на «Национальные соревнования мыльных ящиков» в Акрон, штат Огайо. Соня и в самом деле хотела, чтобы он мечтал об этом, так как создание автомобиля из ящиков и колес от фургона «Чу-Чу Флайер» казалось ей не более, чем мечтой. Она и не помышляла о том, чтобы отпустить сына на гонки в Дерри, Бангор и уж тем более в Акрон, где какие-то сумасшедшие съезжают по крутому склону на ящике из-под апельсинов с приделанными колесами и без тормозов. Но, как любила повторять мать Сони, «иногда незнание бывает благом» (правда, она так же часто любила повторять: «Скажи правду, и пусть дьяволу станет стыдно», но память у Сони, как у большинства людей, была избирательна).

— Руку мне сломали не друзья, — все так же ровно сказал Эдди. — Я говорил об этом доктору Хэндору прошлой ночью и мистеру Неллу сегодня утром. Руку мне сломал Генри Бауэрc. С ним были и другие, но сделал это он. Будь со мной друзья, этого никогда бы не случилось.
Соня сразу вспомнила слова миссис Ван Претт о том, что полезно иметь друзей, и к ней вернулась ярость. Она вскинула голову.

— Это здесь совершенно ни при чем, и ты прекрасно это знаешь. Эдди, ты, что же, думаешь, что твоя мама с луны свалилась? Я прекрасно знаю, почему Бауэрc сломал тебе руку. Полицейский вчера заходил и к нам домой. Этот большой мальчик сломал тебе руку, потому что ты вместе со своими «друзьями» чем-то ему насолил. Разве так получилось бы, если бы ты меня сразу послушался и перестал бы с ними водиться?
— Нет, я думаю, что тогда получилось бы еще хуже.
— Эдди, ты шутишь?

— Я не шучу, — сказал он, и Соня почувствовала, как от него, из него исходят волны энергии. — Билл и мои остальные друзья вернутся, ма. Я это точно знаю. И на этот раз ты не скажешь им ни слова. Это мои друзья, и ты не будешь пытаться лишить меня моих друзей только потому, что сама боишься одиночества.
В изумлении и немом ужасе миссис Каспбрак уставилась на своего сына. Слезы потекли по ее щекам, впитываясь в пудру.

— Вот как ты, оказывается, разговариваешь со своей мамочкой, — сказала она, всхлипывая. — Может быть, так твои друзья привыкли разговаривать со своими родителями?
Слезы давали ей ощущение безопасности. Обычно Эдди тоже начинал плакать, видя ее в слезах. Возможно, это подлый прием, но разве что-то может быть подлым, если мать старается спасти сына? По крайне мере, так считала миссис Каспбрак.

Она посмотрела на сына, чувствуя себя невероятно опустошенной, уязвленной и… уверенной в том, что Эдди не вынесет такого ручья слез. Холодное выражение покинет его лицо, возможно, он станет задыхаться и пыхтеть, и это послужит, как всегда, знаком выигранной ею битвы… во имя сына, конечно же. Всегда во имя сына. То, что выражение его лица не только не смягчилось, но стало еще жестче, заставило ее рыдать. Он казался грустным, и даже это было ужасным для нее: грусть на его лице была такой взрослой! Боязнь того, что ее сын начнет взрослеть, всегда пробуждала внутри нее маленькую взволнованную курочку, панически бьющую крыльями. Именно так она чувствовала себя в тех редких случаях, когда начинала думать о том, что будет с ней, если Эдди не захочет поступать в Бизнес-колледж в Дерри, или в Университет в Ороно, или в «Хассон» в Бангоре, и она не сможет видеть его дома каждый вечер после занятий; или если он встретит девушку и захочет на ней жениться. «Где место для меня во всем этом, — кричала маленькая обезумевшая птичка в эти кошмарные мгновения. — Как мне жить тогда? Я люблю тебя, Эдди! Я люблю тебя! Я забочусь о тебе и люблю тебя! Ведь ты не умеешь стирать, гладить белье, готовить, да и откуда тебе это уметь! Я делаю все это для тебя, ведь я люблю тебя!»

— Я люблю тебя, мама. Но своих друзей я тоже люблю… Мне кажется, ты плачешь нарочно, — прошептал Эдди про себя.

— Эдди, ты так обидел меня, — проговорила она, и в новых слезах его лицо двоилось и даже троилось. В отличие от предыдущих, эти слезы были искренними. В своем роде она была крепкой женщиной: похоронив мужа, не впала в отчаяние, смогла найти работу в то время, когда сделать это было не так-то легко, вырастила сына и при необходимости всегда была готова встать на его защиту. Впервые за много лет она плакала искренне; может быть, в последний раз это было тогда, когда пятилетний Эдди заболел бронхитом и она испугалась, что он умрет. Теперь она плакала из-за того, что на его лице было такое взрослое, до боли чужое выражение. Она боялась за него, но в то же время боялась и его самого, окружавшей его ауры… его требовательного взгляда.

— Я не хочу выбирать между тобой и друзьями. — Эдди говорил неровным, напряженным голосом, но продолжал держать себя в руках. — Это нечестно.
— Они плохие друзья, Эдди, — закричала миссис Каспбрак почти в неистовстве. — Я знаю, так подсказывает мне сердце матери, они не принесут тебе ничего, кроме несчастий и боли!

Ужаснее всего было то, что ей действительно так казалось. Так подсказывала ей интуиция, когда Соня вспоминала взгляд Денбро, стоящего с засунутыми в карманы руками и пылающими в солнечных лучах рыжими волосами. Его взгляд казался ей таким серьезным, странным и далеким… как теперешний взгляд Эдди.
Аура, окружавшая Эдди, тоже делала его похожим на Билла. Миссис Каспбрак стало не по себе.
— Ма…
Встав, она едва не перевернула стул.

— Я приду вечером. Ты говоришь так от шока, от боли, от горя. Я знаю. Ты… ты… — она потеряла мысль и принялась искать текст, заготовленный ее услужливым сознанием. — У тебя серьезное повреждение, Эдди, но все будет просто отлично. Ты еще согласишься со мной, что они действительно плохие друзья. Они не нашего круга. Это друзья не для тебя. Подумай хорошенько, разве может твоя мама ошибаться? Подумай, и…

«Я убегаю! — подумала она в отчаянии. — Убегаю от своего собственного сына! О, Господи, не допусти этого!»
— Ма…
Какое-то мгновение ей хотелось броситься прочь, теперь она просто боялась его: за ним стояла какая-то сила, что-то большее, чем даже его друзья, что внушало ей страх. Ей казалось, что ее сын охвачен каким-то приступом, приступом какой-то ужасной лихорадки, подобно тому, как в пять лет его свалил внезапный приступ бронхита.

Миссис Каспбрак задержалась в дверях, боясь услышать то, что он скажет… И когда он наконец сказал это, оно настолько поразило ее, что она даже не вполне поняла его слова. Понимание обрушилось на нее подобно снежной лавине, и ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание.
— Мистер Кин считает, что мое лекарство от астмы — простая вода, — сказал Эдди.
— Что? Что? — она посмотрела на сына обезумевшими глазами.

— Простая вода. Он говорит, в нее что-то добавляют, чтобы было похоже на лекарство. Он называет его пла-це-бо.
— Он лжет! Он нагло лжет! Зачем ему понадобилось так лгать? Ну ведь в Дерри есть и другие аптеки. Ведь…
— У меня было достаточно времени подумать над его словами, — мягко, но безапелляционно сказал Эдди, — и я думаю, что он говорит правду.
— Эдди, говорю тебе, он лжет! — Внутри нее снова забила крыльями маленькая курочка.

— Я думаю, что он говорит правду, иначе на бутылочке было бы предупреждение о том, что, если принять слишком большую дозу, можно умереть или, по крайней мере, станет очень плохо. Даже…
— Эдди, я не хочу этого слышать! — она закрыла руками уши. — Ты… ты… это просто не ты, другого объяснения быть не может!

— Даже если лекарство можно купить без рецепта, на нем все равно всегда пишут указания по применению, — продолжал он, не повышая голоса, не сводя с нее своих серых глаз. — Даже если это простой сироп от кашля «Вике»… или твой геритол.
Эдди замолчал на мгновение. Соня опустила руки: они были такими тяжелыми!
— И по-моему… по-моему, ты все это знала, ма.
— Эдди! — она почти умоляла его.

— Потому что, — продолжал он, словно и не слышал ее слов, теперь он морщил лоб, стараясь сосредоточиться, — потому что вы, взрослые, всегда все знаете про лекарства. Я пользуюсь ингалятором пять, иногда шесть раз в день. Ты никогда бы не позволила мне пользоваться им, если бы не знала, что он абсолютно безвреден. Потому что ты должна защищать меня от всего. Так ты всегда говоришь. Так ты… ты все знала? Знала, что там простая вода?

Миссис Каспбрак молчала. Ее губы дрожали так сильно, что ей стало казаться, что у нее дрожит все лицо. Она больше не плакала, потому что боялась плакать.

— Потому что если ты знала это, — напряженно сказал Эдди. — Если ты знала это, то я хочу знать, почему я ничего об этом не знал! Я могу многое понять, только не то, почему моей маме понадобилось меня обманывать, говорить, что вода — это лекарство… или что астма у меня вот здесь, — он показал на свою грудь. — В то время как мистер Кин говорит, что она у меня здесь, в голове…

Она подумала, что сейчас все объяснит ему — просто и логично. Расскажет, как она думала, что он умрет, когда ему было пять лет, как эта мысль чуть не свела ее с ума — ведь всего за два года до этого она потеряла Фрэнка. Как она пришла к пониманию того, что ребенка можно защитить только при помощи неусыпного контроля и наблюдения за ним, что его нужно возделывать, как сад, удобрять, пропалывать, а иногда и прореживать, хотя это может принести боль. Она скажет ему, что иногда ребенку, особенно такому нежному ребенку, как он, Эдди, лучше думать, что он болен, чем действительно быть больным, и закончила бы тем, что доктора порою так глупы и бесполезны, но любовь дарует матери удивительную силу, поэтому она знает, что у него астма, и не имеет значения, что говорят доктора и какие лекарства они прописывают. Она скажет, что материнская любовь способна превращать в животворное лекарство простую воду, и фармацевтические пестик со ступкой тут ни при чем. Именно благодаря тому, что ты любишь меня, а я люблю тебя, я могу делать это. Такой силой Бог награждает любящих матерей. Прошу тебя, Эдди, единственная моя кровиночка, ты должен мне верить!

Но в результате миссис Каспбрак не сказала ничего. Ее страх был слишком велик.
— Но, может быть, нам даже не нужно говорить об этом, — продолжал Эдди. — Может быть, мистер Кин просто пошутил. Взрослые иногда… ты же знаешь, иногда они шутят над детьми. Ведь дети так доверчивы. Конечно, так поступать плохо, но иногда взрослые так делают.
— Да, — с готовностью согласилась Соня Каспбрак. — Иногда они шутят, иногда они поступают глупо… низко… и… и…

— Так что я буду продолжать дружить с Биллом и остальными, — сказал Эдди. — И пользоваться своим лекарством тоже. Наверное, это лучший выход, правда?
И только теперь, когда было уже слишком поздно, она поняла, как глупо попалась в ловушку. Он просто шантажировал ее, но ей было нечего возразить. Она хотела спросить его, как он мог вести себя так расчетливо, так продуманно, уже было открыла рот… но закрыла его снова. В этом состоянии он вполне мог ответить.

И только одно она знала точно. Да, то, что никогда больше она не зайдет в аптеку этого носатого мистера Кина.
Голос Эдди, ставший теперь удивительно застенчивым, прервал ее мысли.
— Ма?..
Она посмотрела на него и увидела перед собой Эдди, всего лишь Эдди, и радостно бросилась к нему.
— Обними меня, пожалуйста, ма…

Она осторожно обняла его, чтобы не повредить его сломанную руку (чтобы ни один маленький осколочек не смог попасть в его сосуды и вонзиться в его сердце — разве может мать убить своего ребенка любовью?), и Эдди тоже обнял ее.

7

По мнению Эдди, его мама ушла как раз вовремя. На протяжении всего этого ужасного противостояния горло мальчика болезненно сжималось, дыхание тяжело скапливалось в легких, угрожая задушить его.

Он терпел до тех пор, пока за ней не захлопнулась дверь, потом стал торопливо дышать и пыхтеть. Спертый воздух протискивался через его сжатое спазмами горло, как обжигающая кочерга. Он схватил ингалятор, не обращая внимания на боль в руке, и нажал на кнопку. Живительная влага оросила его воспаленное горло. Он глубоко вдохнул камфарный воздух, думая: «Не важно, пла-це-бо это или нет, какая разница, как его называть, если оно мне помогает?»

Потом он всплакнул и погрузился в беспокойный сон. Ему снилась темнота, и в этой темноте — какие-то ухающие машины, перекачивающие что-то.

8

Когда вечером Билл вместе с остальными Неудачниками вернулся в больницу, Эдди не удивился их появлению. Он знал, что они придут.

Весь день стояла ужасная жара — позже все признавали, что тот день был одним из самых жарких летних дней за последние годы, — около четырех часов дня в небе стали сгущаться тучи. Огромные, багрово-черные, они несли внутри дождь и были начинены молниями. Люди старались побыстрее сделать свои дела на улице и все время посматривали на небо. Большинство предсказывало, что после обеда начнется сильный и продолжительный дождь, по окончании которого исчезнет эта жуткая духота. К шести вечера парки и детские площадки, и так пустовавшие все лето, полностью обезлюдели. Дождь так и не пошел, и качели неподвижно застыли в странном желтом свете, не отбрасывая тени. Громкие раскаты грома, лай собак и глухой шум машин на внешнем конце Мейн-стрит были единственными звуками, доносившимися в палату Эдди через окно до прихода Неудачников.

Первым вошел Билл, потом Ричи, за ним Беверли и Стэн и наконец Майк с Беном. Последний чувствовал себя в белом свитере с высоким горлом крайне неуютно.
Они подошли к его кровати в торжественном молчании. Даже на лице Ричи не было улыбки.
«Какие лица, — подумал удивленный Эдди. — Господи, какие лица!»

Он видел в них то, что видела в нем его мать этим утром: странное сочетание силы и беспомощности. На их лицах лежали желтые блики предгрозового света, и от этого их лица казались призрачными, далекими, туманными.
«Что-то происходит с нами, — подумал Эдди. — Что-то происходит… Мы на грани чего-то нового. Но что ждет нас впереди? Куда мы идем? Куда?»
— Ппривет, Ээдди, — сказал Билл. — Ккак ссамочувствие?
— Нормально, Большой Билл, — Эдди попробовал улыбнуться.

— Ну и денек был у тебя вчера, представляю, — гром заглушил голос Майка. В палате были потушены и верхний свет, и ночник у кровати, их лица оживали и гасли вновь вместе с мерцанием желтого света. Эдди представил себе весь Дерри, погруженный в это желтое мерцание: желтые блики, лежащие на длинных дорожках Маккарон-парка, слабые изломанные лучи, проникающие сквозь отверстия в навесе над Мостом Поцелуев, Кендускеаг, похожий на дымчатое стекло, его широкую дорожку, пересекающую Барренс; подумал о качелях, отвесно возвышающихся во дворе начальной школы Дерри под сгущающимися в небе тучами, об этом призрачном грозовом свете, о безмолвии, охватившем весь город, который казался спящим… или вымершим.

— Да, — ответил Эдди. — Это был великий день.
— Мои ппредки ссобираются в ккино ппослезавтра ввечером, — сказал Билл. — Нна нновый ффильм. Ттогда мы иих и ссделаем. Сс…
— Серебряные шарики, — подсказал Ричи.
— Я думал…
— Так будет лучше, — негромко заметил Бен. — Я до сих пор думаю, что пули лучше, но думать мало. Если бы мы были взрослыми…

— Да, если бы мы были взрослыми, все было бы круто, правда? — спросила Беверли. — Взрослые могут все, правда? Взрослые могут делать что хотят, и все всегда выходит как надо. — Она засмеялась коротким нервным смехом. — Билл хочет, чтобы в Оно стреляла я. Можешь себе представить, Эдди? Называйте меня просто Беверли Грозная.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — на самом деле Эдди, пожалуй, понимал, какое-то представление начинало складываться.

Бен начал объяснять. Они расплавят один из его серебряных долларов и сделают два серебряных шарика размером чуть меньше шарикоподшипника. И тогда, если в подвале дома № 29 на Нейболт-стрит действительно прячется оборотень, Беверли пальнет ему в голову одним из этих шариков из рогатки Билла. Чао, оборотень! А если они не ошиблись насчет того существа со многими лицами, то же и Оно.
Очевидно на лице Эдди появилось новое выражение, потому что Ричи засмеялся и кивнул.

— Я понимаю твои чувства, дружище! Когда Билл сегодня начал говорить о своей рогатке вместо ружья его отца, я решил, что он окончательно съехал с катушек. Но сегодня днем… — Он замолчал и откашлялся. «Сегодня днем после того как твоя мамаша показала нам, где раки зимуют», — так он собирался начать, но этого, совершенно очевидно, не стоило делать. — Сегодня днем мы спустились на свалку. Билл взял с собой рогатку. Смотри. — Из заднего кармана Ричи извлек сплющенную жестяную банку из-под ананасовых долек «Дель Монте». Прямо по центру зияло большое отверстие с рваными краями диаметром в два дюйма.

— Беверли сделала это с двадцати футов, камнем. Я бы сказал, что это тридцать восьмой калибр. Де Трэшмаут так и сказал, а уж ему можно верить.
— Одно дело палить по жестянкам, — сказала Беверли. — Если бы это было что-нибудь другое… что-нибудь живое… Билл, для этого нужен ты. Серьезно.
— Ннет. Мы ввсе ппробовали. Ии тты ввидела, ччто пполучилось.
— И что же получилось? — спросил Эдди.

Беверли, сжав губы так сильно, что они побелели, отошла к окну, а Билл начал медленно, с остановками, рассказывать. По причинам, которые она не могла бы объяснить даже самой себе, Бев была даже более чем испугана, она была совершенно поражена тем, что произошло сегодня. Когда вечером они шли в больницу, она настаивала, что нужно отлить пули… не потому, что больше, чем Билл или Ричи, была уверена в их надежности, а потому что думала, что если они когда-нибудь понадобятся, то стрелять ими будет (Билл) кто-то другой.

Но факты оставались фактами. Каждый из них взял по десять камней и стрелял по десяти жестянкам с расстояния в двадцать футов. Ричи попал один раз, и то случайно, Бен попал два раза, Билл — четыре, Майк — пять.
Беверли, не особенно стараясь, пробила девять банок точно посередине. Десятая перевернулась, когда камень попал в ее край.
— Но сначала мы ддолжны ссделать сснаряды.

— Послезавтра вечером? К тому времени меня выпишут, — сказал Эдди. Мама будет возражать, но… — Эдди был уверен, что она не будет возражать слишком сильно. Только не сейчас.

— Рука-то болит? — спросила Беверли. На ней было надето розовое платье (но не то, какое ему приснилось; может быть, она сняла его после того, как его мама прогнала их) с аппликациями — маленькими цветочками. И шелковые или нейлоновые чулки; она выглядела очень взрослой и в то же время очень по-детски, как девочка, играющая в переодевания. На ее лице было задумчивое выражение. Эдди подумал: «Наверное, именно так она выглядит, когда спит».
— Не очень, — сказал он вслух.

Они поговорили еще немного, время от времени прерываемые раскатами грома. Эдди не расспрашивал их о том, что они делали, выйдя из больницы днем, и никто из них тоже не упомянул об этом. Ричи вытащил свою игрушку — кольцо на веревочке, потом снова убрал ее.

Когда наступила очередная пауза, Эдди услышал щелчок и увидел в руке у Билла что-то блестящее. На мгновение ему представилось, что это нож, но когда Стэн включил верхний свет, он увидел, что это всего лишь шариковая ручка. В свете лампы все они снова приобрели свой обычный, реальный вид.
— Мы хотим расписаться у тебя на гипсе, — Билл неловко встретился глазами с Эдди.

«Но дело же не в этом, — подумал Эдди с внезапной волнующей ясностью. — Это же контракт, контракт или что-то очень похожее». Сначала ему стало страшно… потом стыдно за свой страх. Кто бы захотел расписаться у него на гипсе, сломай он руку прошлым летом? Кто, кроме его мамы и, может быть, доктора Хэндора? И его тетушки из Хэвена?

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь