Эмма

Глава 43

День для поездки на Бокс-Хилл выдался чудесный; и все прочие внешние обстоятельства, как то: договоренности, размещение в каретах и пунктуальность – все складывалось удачно для приятной прогулки. Мистер Уэстон держал бразды правления, неустанно курсируя между Хартфилдом и домом священника, и все было готово вовремя. Эмма и Харриет ехали вместе; мисс Бейтс и ее племянница – с Элтонами; джентльмены верхом. Миссис Уэстон осталась дома с мистером Вудхаусом. Словом, не оставалось желать ничего лучшего. Все предвкушали приятную прогулку. Расстояние в семь миль проехали в ожидании удовольствия, и по прибытии на место у каждого вырвался вздох восхищения. Однако в целом казалось, что для праздника чего-то недостает. В воздухе витали некая апатичность, натужность и разобщенность, которые никак не удавалось преодолеть. Все сразу же разбились на группы. Элтоны держались вместе, мистер Найтли опекал мисс Бейтс и Джейн, а Эмма и Харриет примкнули к Фрэнку Черчиллю. И мистер Уэстон тщетно пытался внести в их отношения больше гармонии. Вначале показалось, что разделение произошло случайно, но группы не перемешивались. Разумеется, мистер и миссис Элтон не выказывали нежелания общаться с другими и внешне выглядели вполне дружелюбными, однако на протяжении двух часов, проведенных на горе, остальные, казалось, настолько не стремились к единению, что преодолеть разобщенность не могло ничто: ни чудесные виды, ни холодные закуски, ни веселость мистера Уэстона.

Сначала Эмма откровенно тосковала. Никогда еще не видела она Фрэнка Черчилля таким молчаливым и скучным. Он не шутил, не веселился, смотрел в пространство, ничего не видя, восхищался красотами неискренне, без души, слушал ее, но не понимал, о чем она говорит. Раз уж он был столь скучен, ничего удивительного, что и Харриет тоже была невесела; оба спутника вскоре стали невыносимы.

Когда все уселись, стало получше – на вкус Эммы, гораздо лучше, так как Фрэнк Черчилль повеселел и принялся напропалую ухаживать за ней. Он оказывал ей все возможные знаки внимания. Казалось, единственная его забота – развеселить Эмму и понравиться ей. Она, радуясь оживлению и не сердясь на лесть, тоже повеселела и успокоилась и поощряла его как могла, побуждая к любезностям, к которым привыкла в первый и самый трепетный период, их знакомства. Однако теперь любезности его ничего для нее не значили, хотя, на взгляд многих, их поведение никак нельзя было назвать иначе чем словом «флирт». «Мистер Фрэнк Черчилль и мисс Вудхаус безумно флиртовали друг с другом». Оба буквально напрашивались на то, чтобы их отношения охарактеризовали именно такой фразой – причем одна из дам напишет ее в письме в «Кленовую рощу», другая же сообщит знакомым в Ирландию. Не то чтобы Эмма безрассудно веселилась и испытывала настоящее блаженство – она выказывала веселость скорее потому, что ощущала меньше радости, чем ожидала. Она смеялась, потому что была разочарована, и, хотя его знаки внимания – не важно, дружеские ли, любовные или просто игривые, – льстили ей, они не могли снова растопить ее сердце. Она все так же считала его не более чем другом.

– Как я вам благодарен, – говорил он, – за то, что вы велели мне сегодня приехать! Если бы не вы, я бы, конечно, лишился всякого удовольствия. Ведь я почти решился возвращаться.
– Да, вы были очень сердиты… и я не знаю почему, если только не потому, что вы опоздали и лучшую клубнику съели без вас. Я оказалась для вас более добрым другом, чем вы того заслуживали. Но потом вы покорились. Вы прямо напрашивались на то, чтобы вам приказали приехать.

– Не говорите, что я был сердит, – я просто устал. Жара меня доконала.
– Сегодня еще жарче.
– Только не для меня. Сегодня я чувствую себя просто превосходно.
– Вы чувствуете себя превосходно, потому что вами управляют.
– Кто, вы? О да, согласен!

– Я так и думала, что вы так скажете! Но я-то имела в виду, что вы сами управляете собой. Вчера вы, по неким причинам, вышли из берегов и утратили власть над собой, но сегодня вы вернулись в колею. А так как я не могу постоянно быть рядом с вами, то лучше поверить тому, что ваш характер повинуется вашему же внушению… а не моему.

– Но это ведь то же самое! Я не могу властвовать над собой беспричинно. Вы отдаете мне приказы… не важно, говорите вы или молчите. И вы можете всегда быть со мной. Вы всегда со мной!
– Да, начиная с трех часов вчерашнего дня. Мое постоянное влияние не могло начаться раньше, иначе до этого момента вы бы не были столь не в духе.
– С трех часов вчерашнего дня! По-моему, вы заблуждаетесь. Мы познакомились в феврале.

– Ваша любезность безответна. Но, – добавила она, понижая голос, – кроме нас, никто не разговаривает. Не кажется ли вам, что это слишком – нести чушь для развлечения семерых молчащих людей?

– Я не стыжусь ни единого сказанного мной слова, – с улыбкой отвечал он. – Впервые я увидел вас в феврале. Пусть все, кто находится на горе, слышат меня, если могут. Пусть от Миклэма до Доркинга разнесутся словеса мои: впервые я увидел вас в феврале! – И шепотом: – Наши спутники непроходимо скучны. Что бы такое придумать, чтобы расшевелить их? Тут любая чушь подойдет. Вот сейчас они у меня заговорят! Дамы и господа, мисс Вудхаус, которая, где бы она ни была, везде первенствует, приказала мне передать вам, что она желает знать ваши мысли!

Некоторые рассмеялись и отвечали добродушно. Мисс Бейтс разразилась длинной тирадой; миссис Элтон вся перекосилась, услышав о первенстве мисс Вудхаус; наиболее внятный ответ дал мистер Найтли:
– Мисс Вудхаус действительно уверена, что она хочет узнать наши мысли?

– О нет, нет! – вскричала Эмма, стараясь, чтобы ее смех звучал беззаботно. – Ни за что на свете! Менее всего хотелось бы мне выдержать такой удар! Согласна выслушать что угодно, но не то, чем вы все думаете. Я сказала «все». Но есть один-два человека, – добавила она, бросая взгляд на мистера Уэстона и Харриет, – чьи мысли я, возможно, и не побоялась бы узнать.

– Вот я, – поджала губы миссис Элтон, – ни за что не позволила бы себе расспрашивать о подобных вещах. Хотя, возможно, как устроительница праздника… я-то в подобных кругах никогда не вращаюсь… загородные поездки… молодые девицы… замужние дамы…
Ее ворчание предназначалось главным образом мужу, и он пробормотал в ответ:

– Совершенно верно, любовь моя, истинная правда. Вот именно, совершенно неслыханная вещь… Однако у некоторых дам язык без костей… Лучше притворимся, что это была шутка. Уж ваши заслуги несомненны для всех.

– Так не годится, – шепнул Эмме Фрэнк. – Почти все восприняли наши слова как оскорбление. Попробую снова, половчее… Дамы и господа! Мисс Вудхаус поручила мне сказать, что она отказывается от своего права узнать точно, о чем вы все думаете, и только желает услышать от каждого нечто очень занятное. Присутствующих семеро, кроме меня… Я уже испытал удовольствие, узнав, что мисс Вудхаус находит меня забавным! От каждого из вас требуется либо одна очень умная вещь – в прозе или стихах, сочиненная вами или цитата, – или две вещи умные умеренно, или же три откровенные глупости… Она обещает от всей души посмеяться над всем услышанным.

– О! Прекрасно! – воскликнула мисс Бейтс. – Тогда мне не придется быть в затруднении. Три откровенные глупости – это как раз мне подойдет, знаете ли. Ведь я, как только открою рот, тут же и сморожу три откровенные глупости, не правда ли? – спросила она, оглядываясь кругом в добродушнейшей уверенности в том, что все с этим согласятся. – Разве вы все так не считаете?
Эмма не могла возражать:

– Ах, сударыня, но здесь может возникнуть затруднение. Извините меня, но вы ограничены числом глупостей. Помните: только три зараз!
До мисс Бейтс, обманутой насмешливой церемонностью обращения Эммы, не сразу дошел смысл ее слов, но, когда она осмыслила сказанное, она не рассердилась, лишь слегка вспыхнула, показав, что слова Эммы ранили ее.

– Ах! Да… верно. Да, я поняла, – пробормотала она, поворачиваясь к мистеру Найтли, – и постараюсь придержать язык. Должно быть, я совсем допекла ее, иначе она не сказала бы такого старому другу.
– Мне ваша затея по душе! – вскричал мистер Уэстон. – Я согласен, согласен! Постараюсь изо всех сил. Я загадаю загадку. Какого вы мнения о загадках?
– Невысокого, сэр, боюсь, весьма невысокого, – отвечал его сын. – Но мы будем снисходительны, особенно к тому, кто положит зачин.

– Нет-нет, – возразила Эмма, – мы вовсе не такого уж низкого мнения о загадках. Загадка от мистера Уэстона оправдает и его самого, и его ближайшего соседа. Прошу, сэр, пожалуйста, говорите!
– Я и сам не считаю ее слишком умной, – сказал мистер Уэстон. – Это настолько само собой разумеется… но вот вам. Какие две буквы алфавита, которые находятся здесь, обозначают совершенство?
– Какие две буквы… обозначают совершенство? Нет, уверена, что не знаю.

– Ага! Вам ни за что не угадать! – вскричал он, обращаясь к Эмме. – Особенно вам! Я вам подскажу. «Эм» и «А» – «Эмма». Понимаете?
Эмма благосклонно улыбнулась. Возможно, загадка и была довольно безыскусной, но Эмма нашла ее очень забавной и от души порадовалась – как и Фрэнк и Харриет. Однако остальным присутствующим загадка не пришлась столь же по душе; некоторые скорчили постные мины, а мистер Найтли серьезно заявил:

– Теперь понятно, какого рода остроумие от нас требуется, и мистер Уэстон отделался очень ловко! И не закрыл ли он тем самым дорогу остальным? Не стоило так спешить с «совершенством».

– О, меня прошу избавить от этого испытания, – заявила миссис Элтон. – Я и вправду не отважусь попробовать – я вовсе не любительница такого рода вещей. Однажды мне прислали акростих по первым буквам моего имени, и он мне совершенно не понравился. Я знаю, кто его прислал. Глупый юнец, самодовольный фат! Вы знаете, – добавила она, кивая мужу, – от кого пришел акростих. Такого рода забавы хороши на Рождество, когда гости сидят у камина… однако, по-моему, совершенно неуместны во время летних увеселительных поездок на природу. Мисс Вудхаус должна меня извинить. Я не из тех, у кого всегда в запасе дежурная шутка. Я не претендую на роль записной острячки. Я по-своему способна веселиться, но считаю, что сама вправе решать, когда говорить, а когда молчать. Будьте добры, мистер Черчилль, нас пропустите. Пропустите мистера Элтона, Найтли, Джейн и меня. Мы не можем придумать ничего умного – ни один из нас.

– Да-да, – закивал ее муж с видом высокомерным и самодовольным, – я тоже пас. Я не в состоянии придумать ничего, способного потешить мисс Вудхаус или других молодых дам. Старый женатый мужчина уже ни на что не годен. Может, прогуляемся, Августа?
– С превеликим удовольствием! Я очень устала так долго топтаться на одном месте. Пойдемте! Джейн, берите меня под другую руку.
Однако Джейн отказалась гулять, и супруги удалились вдвоем.

– Счастливая парочка! – сказал Фрэнк Черчилль, как только Элтоны скрылись из виду. – И как подходят друг другу! Им крупно повезло – поженились после знакомства на курорте! Они видели друг друга только на публике… Кажется, они встретились в Бате? И до свадьбы были знакомы всего несколько недель? Редкостная удача! Ведь что можно узнать о характере человека в Бате или в любом другом общественном месте? Ничего! Это попросту невозможно. Истинное суждение о женщине можно составить, лишь видя ее у нее дома, в кругу близких, в череде повседневных дел. В ином же случае следует полагаться на чистое везение, и в большинстве своем люди жестоко обманываются. Сколько мужчин связали себя узами брака после кратковременного знакомства и каялись в том весь остаток жизни!

Мисс Ферфакс, которая до того говорила редко, только со своими близкими, вдруг подала голос:
– Такие вещи, без сомнения, случаются. – Она закашлялась.
Фрэнк Черчилль учтиво повернулся в ее сторону.
– Вы о чем-то заговорили, – без улыбки напомнил он.

– Я только собиралась заметить, что, хотя иногда такие несчастные обстоятельства имею место – как в жизни мужчин, так у женщин, – я не могу вообразить, будто подобное происходит слишком часто. Поспешное и неблагоразумное увлечение возникнуть может, но обычно у влюбленных есть время, чтобы вылечиться от своего пристрастия. Не поймите меня превратно, но я считаю, что на волю случая полагаются лишь слабые, безвольные натуры. Им суждено впоследствии страдать оттого, что несчастное знакомство навсегда станет для них неудобством и гнетом.

Он не ответил, просто посмотрел на нее и поклонился в знак уважения, но вскоре после того сказал насмешливым тоном:

– Ну, у меня столь мало уверенности в справедливости собственных оценок, что, когда бы я ни женился, надеюсь, жену мне подберет кто-то другой. – Поворотясь к Эмме, он спросил: – Вот вы не согласитесь подобрать мне жену? Уверен, мне понравится любая, на кого вы укажете. Ведь вам уже случалось оказывать такого рода услуги нашей семье, – добавил он, улыбаясь своему отцу. – Подыщите кого-нибудь и для меня. Я не спешу. Удочерите ее, воспитайте ее.
– И сделать ее похожей на себя?

– Безусловно, если такое возможно.
– Очень хорошо. Принимаю поручение. Вы получите очаровательную женушку.
– Она должна быть очень живой и веселой, и пусть у нее будут карие глаза. Остальное не важно. На пару лет я уеду за границу и когда вернусь, то приеду к вам за женой. Помните!

Вряд ли Эмма могла бы забыть такое. Его поручение необычайно соответствовало ее настроению. Разве не в точности подходит Харриет под его описание – кроме разве что того, что глаза у нее не карие? Через два года она будет именно такой, как он желает. Возможно, в эту секунду он думает именно о Харриет – кто знает? Казалось, его слова о воспитании подтверждают ее предположение.
– Сударыня, – обратилась к тетке Джейн, – присоединимся к миссис Элтон?

– Как хочешь, дорогая. С удовольствием. Я уже и готова. Я сразу готова была пойти с нею, но и сейчас еще не поздно. Скоро мы ее нагоним. Да вон она… нет, это кто-то другой. Какая-то дама из ирландской компании – они приехали в наемном экипаже… и вовсе не похожа на миссис Элтон. Надо же…

Они удалились, и через полминуты за ними последовал мистер Найтли. Остались лишь мистер Уэстон, его сын, Эмма и Харриет; тут веселость молодого человека достигла уже таких пределов, что стала почти неприятной. Даже Эмме наконец наскучили его лесть и живость, и она втайне жалела, что не прогуливается сейчас тихо по окрестностям с кем-нибудь другим или не сидит в почти полном одиночестве, не будучи объектом назойливого внимания, и не обозревает прекрасные виды, расстилающиеся перед нею. Когда их разыскали слуги и сообщили, что кареты поданы, Эмма обрадовалась. Она покорно снесла и суматоху сборов, и приготовления к отъезду, и настойчивые требования миссис Элтон, чтобы ей первой подали карету, – она готова была вытерпеть все, зная, что ее ждет спокойная поездка домой, призванная завершить сомнительные удовольствия этого долгожданного дня. Она пообещала себе больше не участвовать в подобных авантюрах, когда вместе сталкивают людей, плохо сочетающихся друг с другом.

Она стояла в ожидании кареты, когда к ней подошел мистер Найтли. Оглядевшись, словно желая убедиться, что никого рядом нет, он сказал:

– Эмма, я вынужден снова обратиться к вам, как прежде… Привилегия скорее присвоенная мной, чем пожалованная мне, возможно… но все же я не могу молчать. Невозможно видеть, как вы дурно поступаете, и не упрекнуть вас. Как могли вы быть такой черствой по отношению к мисс Бейтс? Как могли так оскорбить женщину ее характера, возраста и положения? Эмма, я просто не поверил своим ушам!
Эмма вспомнила, вспыхнула, устыдилась, однако попыталась свести все к шутке:

– Слова вырвались помимо моей воли… Я просто не сумела удержаться… Кстати, я ничего обидного не имела в виду. Скорее всего, она ничего не поняла.

– Она поняла все, уверяю вас. Все до последнего словечка. С тех пор ни о чем другом она и говорить не может. Жаль, что вы не слышали, как она говорит об этом… как искренне и с каким великодушием! Жаль, что вы не слышали, как она превозносила вашу терпимость – вы с батюшкой всегда окружали ее такой заботой, в то время как ее общество, видимо, было для вас столь утомительным.

– Ах! – воскликнула Эмма. – Знаю, она добрейшее на свете создание, однако вам, должно быть, известно, что в ней несчастным образом смешались черты, достойные уважения и вместе с тем осмеяния.

– Да, смешались, – отвечал он, – признаю! И будь она богата, вполне допускаю, что скорее смешные черты возобладали бы над добрыми. Будь она женщиной состоятельной, я бы не кидался на ее защиту при любой безобидной нелепости и не стал бы ссориться с вами из-за вольности в обращении. Будь она равна вам по положению… но, Эмма, подумайте, дело с нею обстоит совершенно иначе. Она бедна! Она, рожденная в богатстве и довольстве, вынуждена терпеть лишения, и, если она доживет до старости, возможно, ее ожидает еще большая нищета. Ее положение должно было бы внушить вам сострадание к ней. Вы поступили скверно, очень скверно! Вы, которую она помнит еще малышкой, вы росли у нее на глазах! Она помнит времена, когда заслужить ее внимание было для вас честью… И вот теперь вы у всех на глазах, на глазах у ее племянницы, на глазах у людей, многие из которых, несомненно, в своих суждениях о ней и отношении к ней будут руководствоваться вашим поведением, вы походя, из минутной гордыни, посмеялись над ней, унизили ее… Ваш поступок не делает вам чести, Эмма! Он также не делает чести мне, однако я почитаю за долг и буду, буду, пока могу, говорить вам правду, на деле доказывая вам, что я вам друг, – самым справедливым, беспристрастным отношением, которое со временем вы оцените больше, чем сейчас.

За разговором они не заметили, как подали карету. Прежде чем она нашлась с ответом, он уже помог ей сесть внутрь. Он превратно истолковал чувства, заставившие ее отвернуться и упорно молчать. Эмма просто злилась на себя, чувствовала горькую обиду на себя и раскаивалась. Говорить она была не в силах и, усевшись, на мгновение в бессилии откинулась на спинку сиденья. Затем, упрекая себя за то, что не попрощалась с ним, никак не ответила, покидает его с угрюмым видом, она высунулась из окошка, готовая окликнуть его, помахать рукой, показать, что он заблуждается, – но было уже поздно. Он повернул назад, а лошади уже затрусили по дороге к дому. Она все глядела ему вслед, но тщетно! Скоро, как ей показалось, на огромной скорости, карета уже спустилась с горы, и все осталось позади. Эмму мучила невыразимая досада, она почти не скрывала своих чувств. Никогда прежде не была она так взволнована, пристыжена, опечалена. Она получила горький урок. Невозможно было отрицать его правоту. Она чувствовала это всем сердцем. Как могла она быть такой жестокой, такой бессердечной по отношению к мисс Бейтс! Как могла так уронить себя в глазах того, чьим мнением дорожила! И как могла расстаться с ним, не сказав ни единого слова благодарности, сожаления, вообще ни единого доброго слова! Как он, должно быть, страдает!

Время не избавило ее от терзаний. Чем больше она размышляла, тем тяжелее становилось у нее на душе. Никогда прежде не была она столь подавлена. К счастью, у нее не было необходимости ни с кем говорить. В карете с нею сидела только Харриет, которая, казалось, сама была не расположена к общению, и почти весь путь домой Эмма чувствовала, как слезы бегут у нее по щекам, и она – как ни странно – даже не пыталась их сдержать.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь