Движения нет

Зенон, по описаниям современников, был достаточно суровым мужиком – ничего не любил повторять дважды (представляю, как ему туговато пришлось бы в наши дни) [B1], участвовал в восстании против самозванного правителя Элеи – Неарха, попал в плен и, чтобы не выдать имена других заговорщиков на допросе, откусил себе язык, сплюнув им в тирана [A6]. После такого его бросили в ступу и истолкли [A1].

Изучив учение Парменида, Зенон впечатлился серьезным философским принципом единства бытия. Он взял на вооружение метод различия мнения и мышления и выступил против обыденного сознания, опирающегося на точку зрения бытия многого. Зенон указал на те затруднения (απορία), которые испытывает рассудок (διάνοια), утверждая, что единого нет, а есть лишь многое. Здесь философия впервые заговорила на языке болтунов.

Вот, как Зенон последовательно выстраивал рассуждение для своих сограждан.

Если есть только многое, то оно:

• Количественно неопределимо [B1], сколько бы ни стремились его досчитать последователи Пифагора.

• Бесконечно мало или бесконечно велико, а значит неопределенно, как справедливо его характеризовал Анаксимандр [B2].

• Состоя из многих одних, вообще не может быть без единого.

Поэтому лучше сосредоточиться на единой истине, покоящийся в мышлении, чем на изменчивом и многообразном мнении.

Зенон, обнаружив противоречивость бытия многого самого по себе, вынуждает отречься от мнения и встать на «путь истины», указанный Парменидом. Обнажая наивные представления своих сограждан, он приводил их мысль от наивной веры во многое к необходимости признания бытия как единого.

Но размышляя над отношением многого и единого Зенон не только обнаружил невозможность бытия много без единого, но и наоборот. «Если само единое неделимо, то, согласно положению Зенона, оно должно быть ничем» [Метафизика, III, 4, 1001b].

Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Но, господа, забавный случай сей
Другой пример на память мне приводит:
Ведь каждый день пред нами Солнце ходит,
Однако ж прав упрямый Галилей.
[А. С. Пушкин. Движенья нет...]

Все несообразности, связанные с наивным признанием истинности многого, Зенон красочно иллюстрировал в своих апориях о движении.

Смотрите, если единого нет, то:

• Быстроногий Ахилл никогда не догонит черепаху, так как за то время, пока он бежит до неспешной рептилии, она удалится на расстояние, которое вновь предстоит преодолеть нашему герою. И так до бесконечности... [B26]

• Выпущенная из лука стрела, никогда не долетит до цели, так как ей всегда придется преодолевать половину половины половины половины... Ну, ты понял. [B27]

• Да и вообще движение как изменение многого самого по себе без единого определения невозможно, так как погружается в бесконечность поиска определения. [B28]

Основанием всех апорий о движении служит представление о пространстве и времени как разделенных на многообразие моментов, в связи с чем переход из одного в иное становится невозможен. А так как ни в пространстве, ни во времени мы не обнаруживаем единого, то последовательному рассудку приходится признать его в чем-то третьем – в бытии мышления, определяющего и то, и другое в единстве.

Надеюсь, теперь вы понимаете, что все математические объяснения апорий Зенона с введением дискретных чисел или еще каких-либо абстракций просто не доходят до понимания серьезнейшего логического противоречия, поставленного философией уже в её возникновении.