Атлант расправил плечи

Франсиско не изменил позы, но повернулся к Риардену. Дагни видела, как его руки отпустили край стола и повисли вдоль тела. Теперь он смотрел на Риардена, перенесенное напряжение на его лице сменилось опустошением. Внезапно Риарден понял, как сильно этот человек любит ее.
– Вы все поняли правильно, – спокойно произнес Франсиско.
Не дожидаясь ответа, он направился к выходу. У порога сухо и обыденно кивнул Дагни, затем Риардену и вышел.

Риарден стоял, глядя ему вслед, уверенный, что отдал бы жизнь за возможность исправить то, что натворил. Когда он обернулся к Дагни, его лицо выражало усталость и озадаченность, как будто он не спрашивал о незаконченной ею фразе, но ждал ее продолжения.

Содрогнувшись от острой жалости, она тряхнула головой, не в силах разобраться, кому из двоих предназначалось это лишившее ее речи чувство. Она снова и снова качала головой, словно в безуспешной попытке избавиться от огромного безличного страдания, чьими жертвами стали все трое.
– Если что-нибудь нужно сказать, скажи, – произнес Риарден ровным, бесцветным голосом.

С ее уст сорвался не то смех, не то стон; не желание отомстить, а отчаянное стремление к справедливости наполнило ее голос горечью, когда она бросила ему в лицо:
– Ты хотел знать имя
того
человека? С которым я спала? Моего первого мужчины? Это Франсиско д’Анкония!

Силу удара Дагни оценила, увидев мгновенно побледневшее лицо Риардена. Если справедливость была ее целью, то она добилась своего, поскольку ее удар оказался куда сильнее пощечины Риардена. Она внезапно успокоилась, поняв, что эти слова необходимо было сказать ради всех троих. Отчаяние беспомощной жертвы оставило ее: она перестала ощущать себя жертвой, она превратилась в одного из противников, готовая нести ответственность за свои действия. Она смотрела на него, ожидая ответа и чувствуя, что почти готова стать следующим объектом насилия.

Дагни не знала, какую муку переживает Риарден, что сломалось внутри него, чего он никому не позволит увидеть. Ни единого признака страдания, который предупредил бы ее. Он стоял посреди комнаты, пытаясь принять факт, существования которого не хотел признавать. Потом Дагни заметила, что он не изменил позы, даже пальцы свободно висящих рук остались полусогнутыми. Ей казалось, что она физически ощущает его оцепенение, остановившуюся кровь, и это было единственным свидетельством муки, которое ей удалось уловить. Но оно подсказало ей, что пережитая буря лишила Риардена сил чувствовать что-либо, даже собственное тело.

Дагни ждала, ее жалость превратилась в уважение. Потом она увидела, как его глаза медленно опустились с ее лица ниже, и догадалась, какую пытку он задумал пережить, потому что смысл его взгляда не мог укрыться от ее понимания. Она понимала, что Риарден пытается увидеть ее такой, какой она была в семнадцать лет, вдвоем с ненавистным соперником, и это видение он не в силах был ни перенести, ни отбросить. Она заметила, как спасительный контроль по каплям исчезает с его лица, и он не заботится больше о том, что она увидит его во всей наготе чувств, от которых не осталось ничего, кроме жестокости и ненависти.

Риарден схватил ее за плечи, и Дагни приготовилась к тому, что он ее убьет или изобьет до бесчувствия, и в тот миг, когда она уже смирилась с этим, он вдруг притянул ее к себе, впился губами в ее рот, и жестокость его поступка превзошла все мыслимые побои.
Она извивалась в страхе, пыталась сопротивляться и, наконец, в исступлении обхватив его руками, впилась в его губы до крови, остро осознавая, что никогда еще не желала его так сильно, как сейчас.

Когда Риарден швырнул ее на диван, она уловила в ритме биения его тела, что он празднует победу над сдавшимся соперником. Его невыносимая жестокость была порождением мысли о предавшем его человеке. Он творил акт возмездия, превращая ненависть в наслаждение, он сражался за ее тело. Дагни чувствовала незримое присутствие Франсиско рядом с Риарденом, ей казалось, что она сдается им обоим – тому, чему поклонялась в них, тому, что их объединяло, общей сущности их характеров, которая превращала ее любовь к каждому из них в преданность им обоим. Она понимала и то, что это бунт против окружающего их мира, его деградации, нескончаемой муки мрачных, потерянных дней. Риарден хотел отстоять свою победу вдвоем с ней, в полутьме, над руинами города, сжимая ее в объятиях как свою последнюю собственность.

Потом они затихли, Риарден положил голову ей на плечо. Сверху, на потолке, билось отражение коротких вспышек неоновой вывески. Он взял ее руку и на мгновение прижался губами к ладони так нежно, что она скорее догадалась о его прикосновении, чем почувствовала его.

Чуть погодя Дагни поднялась, потянулась за сигаретой, прикурила и вопросительным жестом протянула ему. Он кивнул. Она отдала ему сигарету и закурила вторую для себя. Дагни чувствовала, какой безмятежный покой обволакивает их. Интимность незначительных жестов подчеркивала важность тех слов, что остались недосказанными. Впрочем, все уже сказано, думала она, но знала, что это ей еще только предстоит осознать.

Она заметила, что он долгим взглядом посмотрел на входную дверь, будто все еще видел человека, который ушел.
Риарден сказал спокойно:
– Он мог ударить меня в любой момент. Почему он этого не сделал?
Она пожала плечами, беспомощно и грустно развела руками, поскольку оба они знали ответ.
– Он очень много для тебя значил, верно?
– Да.

Два огонька на кончиках сигарет медленно порхали в их пальцах, порой вспыхивая ярче, когда в тишине с них стряхивали пепел. В дверь неожиданно позвонили. Они знали, что это не тот человек, которого им хотелось бы увидеть, но втайне надеялись на его возвращение. Дагни, сердито нахмурив брови, направилась к двери. Ей понадобилось время, чтобы понять, что безобидный учтивый человек, поклонившийся ей с формальной улыбкой, всего лишь помощник управляющего домом.

– Добрый вечер, мисс Таггерт. Мы очень рады, что вы вернулись. Я как раз заступил на дежурство и решил лично вас поприветствовать.
– Спасибо, – Дагни не двинулась с места, не пригласила его войти.

– У меня есть для вас письмо, мисс Таггерт, оно пришло около двух недель назад, – служитель сунул руку в карман. – Должно быть, очень важное, на нем есть пометка «Лично в руки», поэтому мы не стали пересылать его к вам в контору, к тому же у нас нет адреса. Не зная, как поступить, я хранил письмо у себя, чтобы вручить вам, когда вы вернетесь.

На конверте в руках помощника управляющего стояли пометки: «Авиапочта. Срочное. Лично в руки». Адрес отправителя гласил: «Квентин Дэниелс, Технологический институт штата Юта, г. Афтон».
– Ох… Благодарю вас.
До ушей помощника управляющего долетел удивленный вздох, который Дагни тщетно попыталась скрыть, ее голос упал до шепота. Заметив, что она не может отвести взгляда от обратного адреса, служитель вежливо попрощался и ушел.

Идя к Риардену, Дагни надорвала конверт и остановилась посреди комнаты, читая письмо. Послание было напечатано на машинке; Риарден видел темные участки текста на полупрозрачных листках и выражение лица Дагни.
Как он и опасался, дочитав письмо до конца, она бросилась к телефону. Риарден услышал яростное вращение диска и напряженный голос.
– Междугородную, пожалуйста… Оператор, соедините меня с Технологическим институтом штата Юта в Афтоне!
– Что случилось? – подойдя, спросил Риарден.

Не отрывая взгляда от телефона, словно приказывая ему ответить на вызов, Дагни протянула ему письмо.
Квентин писал:
«Уважаемая мисс Таггерт, я сопротивлялся три недели, я не хотел этого делать, зная, как это вас расстроит. Знаю все ваши аргументы, потому что сам себе их приводил, но сейчас пишу, дабы сообщить вам, что я ухожу.

Я не могу работать согласно положениям Директивы номер 10–289, но не по тем причинам, которые обычно выдвигают люди. Я знаю, что упразднение всех научных исследований ни для вас, ни для меня ничего не значит, и вы хотите, чтобы я продолжал работу. Но я должен ее прекратить, потому что больше не стремлюсь к успешному ее завершению. Я не желаю работать в мире, который относится ко мне как к рабу. Не желаю приносить людям пользу. Если бы я преуспел в восстановлении мотора, я бы не отдал его на службу людям. Моя совесть не позволила бы мне допустить, чтобы нечто, созданное моим разумом, использовалось для обеспечения их комфорта. Знаю, что они с радостью и готовностью экспроприировали бы мотор, достигни я успеха. И во имя этой перспективы вы и я должны стать преступниками и жить под угрозой ареста в любой момент, по их первому крику? Этого я не могу принять, даже если бы мог смириться со всем остальным: с тем, что, принеся им неоценимую пользу, мы должны будем пожертвовать не только собой, но и теми людьми, которые об этом не подозревают. С чем угодно я бы смирился, но, думая об этом, я говорю: будь они прокляты, я скорее увижу, как все они умрут от голода, в том числе и я сам, чем прощу их или допущу это!

Чтобы быть честным до конца, признаюсь, мне никогда еще так не хотелось достигнуть успеха, раскрыть тайну мотора. Поэтому я продолжу работу для собственного удовольствия, пока буду жить. Но если я разрешу проблему, то сохраню ее в тайне. Не отдам для коммерческого использования. Я больше не могу принимать от вас деньги. Меркантилизм – вещь презираемая, поэтому все люди поверят в мое решение, а я устал служить тем, кто меня презирает.

Не знаю, как долго я протяну и что стану делать в будущем. Сейчас я намерен остаться в институте. Но если кто-то из его попечителей или скупщиков краденого напомнит мне, что отныне закон запрещает мне быть здесь дворником, я уйду.

Вы дали мне самый большой шанс в моей жизни, и если сейчас я нанес вам болезненный удар, то, наверное, должен просить у вас прощения. Думаю, вы любите вашу работу так же сильно, как я люблю свою, поэтому поймете, как нелегко далось мне это решение, но я вынужден его принять. Пишу вам письмо и испытываю при этом странное чувство. Я не намерен умереть, но я оставляю мир, и из-за этого письмо похоже на записку самоубийцы. Поэтому я хочу сказать вам, что из всех людей, которых я знал, вы единственная, о ком я сожалею, уходя.

С уважением, Квентин Дэниелс».
Подняв глаза от письма, Риарден услышал то же, что улавливал краем уха во время чтения машинописных строк: Дагни с нарастающим в голосе отчаянием повторяет:
– Продолжайте, оператор, постарайтесь дозвониться! Пожалуйста, продолжайте!
– Что еще ты можешь ему сказать? – обратился Риарден к Дагни. – Все аргументы исчерпаны.
– У меня нет больше надежды поговорить с ним! Он уже ушел. Письмо написано неделю назад. Уверена, что он ушел. Они и до него добрались.

– Кто до него добрался?
– …Да, оператор! Я не вешаю трубку, продолжайте дозваниваться!
– Что ты скажешь ему, если он ответит?
– Я стану умолять его продолжать принимать мои деньги, безо всяких условий, просто для того, чтобы он смог спокойно жить и работать! Я пообещаю ему, что в случае успеха не стану просить его передать мотор или тайну его устройства мне, если сохранится власть мародеров. Но если к этому времени мы обретем свободу… – Дагни умолкла.
– Если мы обретем свободу…

– Мне сейчас нужно от Квентина только одно – чтобы он не бросал работу и не исчез как… как все остальные. Я не хочу, чтобы они до него добрались. Если еще не поздно… Господи, я не хочу, чтобы они забрали его!..Да, оператор, продолжайте звонить!
– Что нам даст продолжение работы над мотором?

– Это все, о чем я его попрошу – просто не бросать работу. Может, у меня нет шанса использовать его впоследствии. Но я хочу знать, что где-то в мире могучий мозг все еще трудится над грандиозной задачей, и у нас остается надежда на будущее… Если этот мотор будет снова утрачен, нас не ждет ничего, кроме падения в пропасть.
– Да. Понимаю.
Сдерживая дрожь в напряженной руке, Дагни не отрывала от уха телефонную трубку. Она ждала, и Риарден слышал в тишине квартиры безответные и бесполезные гудки.

– Он ушел, – бормотала Дагни. – Они его забрали. Неделя – слишком долгий срок, им хватило бы меньшего. Не знаю, как они узнали, когда время пришло, и это, – она указала на письмо, – это их время. Они не упустят его.
– Кто?
– Агенты разрушителя.
– Ты начинаешь думать, что они существуют в действительности?
– Да.
– Ты серьезно?
– Да. Я встретила одного из них.
– Кого?

– Потом скажу. Я не знаю, кто у них главный, но обязательно скоро узнаю. Я намерена это установить. Будь я проклята, если позволю им…
У Дагни перехватило дыхание. По ее изменившемуся лицу Риарден понял, что на том конце провода кто-то поднял трубку, и услышал далекий мужской голос.
– Алло?
– Дэниелс! Это вы? Вы живы? Вы все еще там?
– Ну, да… Это вы, мисс Таггерт? Что случилось?
– Я… я думала, вы ушли.
– Извините, я только что услышал звонок телефона, я выходил на задний двор, собирал морковь.

– Морковь? – она истерически рассмеялась.
– У меня здесь овощная грядка. На прежней институтской автостоянке. Вы звоните из Нью-Йорка, мисс Таггерт?
– Да. Я только что получила ваше письмо. Только что. Я… уезжала.
Последовала пауза, после чего Дэниелс произнес:
– Мне больше нечего сказать вам, мисс Таггерт.
– Скажите, вы собираетесь уйти?
– Нет.
– Вы не планируете уехать?
– Нет. Да и куда?
– Значит, вы собираетесь остаться в институте?
– Да.
– Надолго? Очень надолго?
– Да, кажется.

– К вам кто-нибудь обращался?
– По поводу чего?
– По поводу отъезда.
– Нет. А что?
– Послушайте, Дэниелс, я не стану обсуждать ваше письмо по телефону. Но я должна поговорить с вами. Я приеду к вам так быстро, как только смогу.
– Я не хочу, чтобы вы это делали, мисс Таггерт. Не хочу, чтобы вы утруждались напрасно.

– Дайте мне шанс, хорошо? Вы не должны обещать изменить свое решение, не должны поддаваться на уговоры, просто выслушайте. Раз уж я собралась приехать, то пусть это будет риском для меня. Я хочу рассказать вам кое-что, и прошу вас только об одном – дайте мне возможность сделать это.
– Вы знаете, что я всегда готов дать вам шанс, мисс Таггерт.
– Я выезжаю в Юту сей же час. Обещайте мне только одно: дождаться меня. Обещаете? Вы обещаете быть на месте, когда я приеду?

– Ну… разумеется, мисс Таггерт. Если только я не умру или не произойдет что-нибудь еще, мне неподвластное, но, думаю, ничего не случится.
– Если только вы не умрете, вы дождетесь меня, что бы ни случилось?
– Конечно.
– Даете слово, что дождетесь?
– Да, мисс Таггерт.
– Благодарю. Доброй ночи.
– Доброй ночи, мисс Таггерт.
Она положила телефонную трубку, и тут же схватив ее снова, торопливо набрала номер.
– Эдди?.. Прикажи задержать для меня «
Комету»

. Распорядись, чтобы прицепили мой вагон, потом сразу же приезжай сюда, ко мне на квартиру, – Дагни посмотрела на часы: – Сейчас двенадцать минут девятого. У меня в запасе час. Думаю, что не задержу поезд надолго. Поговорим, пока я буду укладываться.
Повесив трубку, она обернулась к Риардену.
– Едешь сегодня вечером? – уточнил он.
– Я должна.
– Понимаю. Но разве тебе не нужно быть в Колорадо?

– Да. Я собиралась выехать туда завтра в ночь. Но, думаю, Эдди сам сможет позаботиться о делах в конторе, а мне лучше выехать прямо сейчас. Это займет у меня три дня… – тут она вспомнила, что все изменилось. – То есть пять. Теперь дорога до Юты занимает пять дней. Нужно ехать поездом, я должна по пути встретиться с некоторыми людьми на железной дороге, и этого тоже нельзя откладывать.
– А потом – в Колорадо? Надолго там задержишься?
– Трудно сказать.

– Позвони мне, как только приедешь туда, хорошо? Если дела затянутся, я присоединюсь к тебе.
Риардену так отчаянно хотелось сказать ей еще кое-что, он так этого ждал, для этого и пришел к ней и сейчас желал бы произнести самые важные слова, но понимал, что сегодня не время.
Дагни поняла по его сдавленному голосу, что он до сих пор глубоко переживает ее признание, его капитуляцию, то, что она его простила. И спросила:
– Ты можешь уехать с завода?

– Потребуется несколько дней, чтобы все организовать, но уехать я смогу.
Риарден видел: Дагни понимает, благодарит и прощает его, поэтому не удивился, когда услышал:
– Хэнк, почему бы тебе не встретить меня в Колорадо через неделю? Если ты вылетишь на своем самолете, мы прибудем туда одновременно. И вернемся вместе.
– Хорошо… любимая.

Дагни диктовала список инструкций, шагая по комнате, собирая одежду, торопливо упаковывая вещи в чемодан. Риарден ушел. Эдди Уиллерс записывал распоряжения, сидя за ее туалетным столиком. Работал он с обычной сосредоточенностью, не обращая внимания на флаконы с духами и коробочки с пудрой, как у себя в кабинете за привычным письменным столом.

– Я позвоню вам из Чикаго, Омахи, Флэгстафа и Афтона, – Дагни швыряла белье в чемодан. – Если понадобится, позвоните любому оператору на линии, пусть даст сигнал остановить поезд.
– Остановить «
Комету»
? – переспросил он.
– Да, черт возьми, «
Комету»
!
– Хорошо.
– Если возникнет необходимость, звоните не задумываясь.
– Хорошо. Но, думаю, этого не понадобится.

– Посмотрим. Будем работать, активно задействовав междугородную связь, как в тот раз, когда… – Дагни умолкла, потом тихо договорила: – …когда прокладывали ветку «
Линия Джона Голта»
.
Они молча переглянулись.
– Что в последних рапортах строительных бригад? – продолжила Дагни.

– Все идет по плану. Как только вы покинули офис, я получил сообщение из Лоурела, штат Канзас, и из Джаспера, Оклахома, что прокладчики насыпи приступили к работе. Рельсы им уже везут из Сильвер-Спрингс. Все на мази. Самое трудное было…
– Люди?

– Да. Найти людей. На западе от Эльгина до Мидлэнда мы столкнулись с трудностями. Все, на кого мы рассчитывали, ушли. Я не мог найти никого, кто взял бы на себя ответственность, ни на железной дороге, ни где-либо еще. Я даже пытался нанять Дэна Конвея. Но…
– Дэна Конвея? – остановившись, переспросила Дагни.

– Да. Пытался. Помните, как он ухитрялся проложить по пять миль рельсов в день, как раз в той части страны? О, я знаю, у него достаточно причин ненавидеть нас, но имеет ли это значение сейчас? Я нашел его, он теперь живет на ранчо в Аризоне. Я позвонил ему лично и умолял спасти нас. Просил наняться на работу на одну ночь, чтобы построить пять с половиной миль железнодорожного полотна. Пять с половиной миль, Дагни, которые нас спасут, а он – величайший прокладчик за всю историю железной дороги! Я сказал ему, что это было бы знаком его уважения к нам. Знаете, я думаю, он понял меня. Он не злился. Говорил с грустью. Но не согласился. Сказал, что нельзя вытаскивать людей из могил… Пожелал мне удачи. Думаю, искренне… Знаете, мне кажется, он не из тех, кого разрушитель заставил выйти из дела. Похоже, он сам сломался.

– Да. Он сам сломался, я знаю.
Увидев выражение ее лица, Эдди быстро взял себя в руки.
– В конце концов мы нашли человека в Эльгине, – сказал он нарочито уверенным голосом. – Не волнуйтесь, дорогу проложат задолго до того, как вы туда приедете.
Она взглянула на него с полуулыбкой, думая о том, как часто она слышала от него подобные слова, и о той отчаянной браваде, которую он сейчас перед ней изображал. Эдди поймал ее взгляд, понял его, и ответная улыбка получилась смущенной и извиняющейся.

Эдди вернулся к своему блокноту, сердясь на себя за то, что нарушил собственное решение не усложнять положение Дагни. Он не должен был рассказывать ей о Дэне Конвее, думал Эдди, не должен был лишний раз напоминать о том отчаянном положении, в котором они оказались. Он недоумевал, что с ним происходит, ведь подобные нарушения дисциплины всегда казались ему недопустимыми, тем более сейчас, когда они находились в ее квартире, а не на работе.

Дагни продолжила диктовку, и Эдди слушал, глядя в блокнот, время от времени делая короткие заметки. Он запретил себе смотреть на нее. Дагни открыла дверь в гардеробную, сдернула с вешалки костюм и наспех сложила его; голос ее звучал с прежней четкостью.

Эдди не поднял головы, следя за ней только по звукам быстрых движений и размеренного голоса. Он понимал, что с ним творится: ему не хотелось потерять ее снова, после столь краткого воссоединения. Но идти на поводу собственного одиночества, в то время как железная дорога крайне нуждается в Дагни, он считал непозволительным эгоизмом и поэтому чувствовал себя виноватым.
– Пошлите распоряжение, чтобы «
Комета»

следовала со всеми ключевыми остановками, – говорила Дагни. – И чтобы все управляющие отделениями подготовили мне рапорты об…
Эдди поднял глаза и вдруг перестал слышать Дагни; его взгляд застыл. Он увидел на вешалке открытой двери в гардеробную мужской халат, темно-синий халат с белыми инициалами «ХР» на нагрудном кармане.
Эдди припомнил, где видел этот халат прежде, на мужчине, который смотрел на него через стол на завтраке в отеле «
Уэйн-Фолкленд»

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь