Атлант расправил плечи

ГЛАВА IX. ЛИЦО БЕЗ БОЛИ, СТРАХА И ВИНЫ

Дагни вошла в свою тихую квартиру, обставленную со вкусом подобранными вещицами, застывшими там же, где она оставила их месяц назад; ее охватили блаженный покой и… чувство одиночества. Тишина создавала иллюзию уединенности и защищенности, вещи словно хранили воспоминание о былых минутах, которых больше не вернуть, как не вернуть теперь всех событий, произошедших с тех пор.

Дневной свет за окнами еще не совсем померк. Дагни ушла с работы раньше, чем собиралась, полностью выложившись и поняв, что оставшиеся дела лучше отложить до утра. Это состояние было ей в новинку. Удивляло и другое: теперь она чувствовала себя дома в квартире, а не в кабинете.
Включив душ, она долго стояла, всем телом ощущая струящуюся воду, но как только поняла, что смыть-то ей хочется не дорожную пыль, а атмосферу офиса, быстро вышла из ванной.

Она оделась, закурила сигарету и, войдя в гостиную, встала у окна, глядя на город, как еще совсем недавно, на рассвете, всматривалась в изгибы дороги среди лесистых холмов.
Помнится, она сказала, что отдала бы жизнь за еще один год на железной дороге. И вот она вернулась, но не к радости труда: она чувствовала лишь спокойную ясность принятого решения и постоянство боли, в которой не хотела признаваться даже самой себе.

Закрыв горизонт, облака густым туманом окутали улицы, словно само небо затопило город. Дагни видела почти весь Манхэттен, длинный треугольный остров, будто обрезанный далеким океаном. Он напоминал нос затонувшего корабля: над ним, подобно пароходным трубам, еще возвышались несколько высотных зданий, а все остальное скрывали серо-голубые клубы, медленно сгущавшиеся в пространстве. Вот так, погружаясь в океан, уходила Атлантида, подумала она, и все другие цивилизации, исчезнувшие с лица земли, оставив после себя легенды, одинаковые на всех языках человечества и вызывающие одинаковую ностальгию.

К ней вернулось чувство, испытанное однажды весенней ночью, когда она склонялась над письменным столом в кабинете «
Линии Джона Голта»

у окна, выходящего на темную улицу: чувство ее собственного мира, которого больше не вернуть… Ты, думала она, кем бы ты ни был, кого я всегда любила, но так и не встретила, кто, как я думала, видит конец рельсов за горизонтом, чье присутствие я всегда ощущаю на улицах городов и чей мир так хотела построить на земле. Это моя любовь к тебе заставляет меня двигаться вперед, моя любовь и моя надежда найти тебя, мое стремление быть достойной тебя в тот день, когда предстану перед тобой лицом к лицу. Теперь я знаю, что мне никогда не найти тебя, это невозможно, но единственное, что осталось мне в этой жизни – ты, и я буду жить во имя тебя, хоть никогда не узнаю твоего имени. Я буду и дальше служить тебе, хоть никогда мне не одержать победы, я буду идти вперед, чтобы стать достойной тебя в тот день, когда встречусь с тобой, даже если этого никогда не будет…

Стоя у окна и глядя на утонувший в тумане город, никогда не смирявшаяся с безнадежностью, Дагни посвящала себя безответной любви.
В дверь позвонили.
Почти не удивившись, Дагни пошла открывать. Увидев на пороге Франсиско д’Анкония, она поняла, что ожидала его прихода, и не ощутила ни шока, ни раздражения, только безмятежную уверенность в себе и гордо подняла голову, как бы говоря ему, что тверда в своей позиции и не скрывает ее.

Выражение счастья покинуло его серьезное и спокойное лицо, но и наигранное веселье плейбоя не вернулось к Франсиско. Сбросив маску, он смотрел на нее прямо, держался строго и уверенно, как человек, знающий цену словам и поступкам. Именно таким она когда-то хотела его видеть. Он никогда не был так привлекателен, как в эту минуту, и Дагни вдруг с изумлением поняла, что не он ее бросил, а она покинула его.
– Дагни, ты можешь сейчас поговорить со мной?
– Да, если хочешь. Входи.

Он бегло оглядел ее гостиную – дом, где он никогда прежде не бывал; потом его взгляд вернулся к ней. Франсиско пристально смотрел на Дагни. Кажется, он понял, что ее спокойствие – не самое подходящее состояние для их разговора: сплошной пепел, под которым ни одного живого уголька, нет даже боли, которая тоже есть форма огня.
– Садись, Франсиско.

Она осталась стоять перед ним, как будто специально показывая, что ей нечего скрывать, даже усталость – цену, которую ей пришлось заплатить тяжелому дню.
– Не думаю, что смогу остановить тебя сейчас, – начал он, – когда выбор сделан. Но если остался хоть один шанс задержать тебя, я хочу им воспользоваться.
Она медленно покачала головой.
– Нет такого шанса. Да и зачем, Франсиско? Ты отказался от всего. Какая тебе разница, где я пропаду, на железной дороге или вдали от нее?

– Я не отказался от будущего.
– 
Какого
будущего?
– От того дня, когда исчезнут мародеры, но не исчезнем мы.
– Если вместе с мародерами исчезнет
«Таггерт Трансконтинентал»
, то и я вместе с ней.
Он не ответил, не отрывая взгляда от ее лица.
Дагни продолжила монотонным, начисто лишенным эмоций голосом:

– Я думала, что смогу жить без нее. Не смогла. Никогда больше не сделаю такой попытки. Франсиско, ты помнишь? Мы оба верили, когда начинали, что единственный грех на земле – сделать дело плохо, и я до сих так считаю, – тут в ее голосе зародилась живая нота. – Я не смогу стоять в стороне и смотреть, как они копаются в 
моем

туннеле. Я не смогу принять того, что приняли все они, Франсиско, того, что мы считали таким ужасным – веру в несчастье, как в судьбу, которую нужно слепо принимать, с которой не нужно бороться. Я не могу принять покорность судьбе. Я не могу смириться с беспомощностью. Я не могу отречься. Поэтому, пока есть еще железная дорога и ею нужно управлять, я буду ею управлять.
– Чтобы поддерживать мир мародеров?
– Чтобы поддерживать саму себя.

– Дагни, – медленно произнес он, – я знаю, почему ты любишь свою работу. Знаю, что она для тебя значит, как ты любишь пускать поезда. Но ты не сможешь их пускать, когда они опустеют. Дагни, что тебе представляется, когда ты думаешь о движущемся поезде?
Она смотрела на город.

– Жизнь обычного, нормального человека, который мог бы погибнуть в катастрофе, но избежал ее, потому что я ее предотвратила. Человека, обладающего разумом и неограниченными амбициями, не идущего на компромисс, любящего свою жизнь… такого, какими были мы сами, ты и я, когда начинали. Ты отказался от него. Я не могу.
Он ненадолго прикрыл глаза, сжав губы, чуть улыбнувшись, и эта улыбка заменила стон понимания, нервозности и боли. Он спросил с нежной печалью:

– Ты думаешь, что все еще сможешь служить ему, управляя дорогой?
– Да.
– Хорошо, Дагни. Я не стану пытаться остановить тебя. Раз уж ты так думаешь, тебе никто не сможет помешать. Ты остановишься сама в тот день, когда обнаружишь, что твоя работа служит не жизни человека, а его уничтожению.
– Франсиско! – в изумлении и отчаянии воскликнула она. – Ты же понимаешь, ты знаешь, кого я имею в виду, ты видишь этого человека!

– О да, – просто и буднично ответил он, глядя в одну точку, словно воочию лицезрел в комнате реального человека. И добавил: – Что тебя удивило? Ты же сама сказала, что мы некогда были такими же. Мы ими и остались. Но один из нас предал его.
– Да, – жестко ответила она. – Один из нас. Мы не сможем служить ему, если отречемся.
– Мы не сможем служить ему, вступая в сговор с его разрушителями.
– Я не вступаю с ними в сговор. Они нуждаются во мне. Они это знают. Я заставляю их принимать мои условия.

– Ведя игру, из которой они извлекают пользу, а тебе причиняют ущерб?
– Единственная польза, которую я хочу извлечь для себя, – сохранить жизнь «
Таггерт Трансконтинентал»
. Мне все равно, пусть они заставят меня заплатить выкуп. Пусть получат, что хотят. Я получу железную дорогу.
Он улыбнулся.

– Ты так думаешь? Думаешь, что тебя защитит их нужда в тебе? Думаешь, что ты можешь дать им то, чего они хотят? Нет, ты не уйдешь, пока не увидишь собственными глазами, чего они хотят на самом деле. Знаешь, Дагни, нас учили, что Богу – Богово, а кесарю – кесарево. Возможно, их Бог такое дозволяет. Но человек, которому мы служим, нет. Он не допускает двойной лояльности, войны между разумом и телом, пропасти, разделяющей ценности и действия, не признает никакой дани кесарю. Он не допускает существования кесарей.

– Двенадцать лет, – мягко произнесла она, – я и подумать не могла, что настанет день, когда я смогу на коленях просить у тебя прощение. Теперь я считаю такое возможным. Если я пойму, что ты прав, я сделаю это. Но не раньше.
– Ты сделаешь это. Но не стоя на коленях.

Франсиско смотрел на нее, будто видел ее всю, хоть его глаза были устремлены прямо на лицо Дагни. Его взгляд сказал ей, какое искупление и капитуляцию он предвидит в будущем. С видимым усилием он отвел глаза в надежде, что Дагни не успела понять значение его взгляда, его молчаливую борьбу, которую
почти
удалось скрыть столь хорошо знакомому ей лицу.

– А до тех пор, Дагни, запомни, что мы с тобой враги. Я не хотел тебе этого говорить, но ты первая, кто почти ступил в рай, но вернулся на грешную землю. Ты разглядела слишком многое, поэтому я говорю с тобой открыто. Это с тобой я воюю, а не с твоим братом Джеймсом или с Уэсли Моучем. Это тебя я должен победить. Я намерен вскоре положить конец всему, что для тебя наиболее ценно. Поскольку ты сражаешься за спасение «
Таггерт Трансконтинентал»

, я буду трудиться над ее разрушением. Никогда не проси у меня ни помощи, ни денег. Ты знаешь, почему. Можешь меня ненавидеть, ведь исходя из твоей позиции ты просто обязана возненавидеть меня.
Не изменив позы, Дагни приподняла голову ровно настолько, чтобы показать:
я понимаю
. В ее ответе, в несколько преувеличенных паузах между словами, прозвучал намек на презрение:
– А… с тобой… что станет?

Он посмотрел на нее, не позволяя вырваться признанию, которое она хотела услышать, однако и не отрицая ее догадки.
– Это касается только меня.
Она сдалась, но, произнося свои слова, в тот же миг осознала, что совершает еще большую жестокость:
– Я не испытываю к тебе ненависти. Я много лет пыталась возненавидеть тебя, но не смогла, и неважно, что мы оба наделали.

– Я знаю, – тихо ответил Франсиско, и она не расслышала в его голосе боли, но почувствовала ее в собственном сердце, как будто боль эта зеркально отразилась в ней.
– Франсиско! – вскричала Дагни, защищая его от себя самой. – Как ты можешь хотеть совершить… такое?
– Я поступаю так во имя любви… – «к тебе», сказали его глаза, – к человеку, – произнес его голос, – который не погиб в твоей катастрофе и никогда не погибнет.
Она замерла на мгновение в почтительной благодарности.

– Я хотел бы разделить с тобой то, через что тебе предстоит пройти, – сказали его слова, а нежность в его голосе говорила: «Ты не должна меня жалеть».
– Каждый из нас обязан пройти свой путь самостоятельно.
– Но ведь это одна и та же дорога.
– Куда она ведет?
Он улыбнулся, словно деликатно положив конец вопросам, на которые не станет отвечать. Но все же ответил:
– В Атлантиду.
– Что? – испуганно спросила Дагни.
– Ты не помнишь? Исчезнувшая страна, в которую могут войти только души героев.

Совпадение потрясло ее, она думала об Атлантиде с утра и сейчас испытала смутное волнение, которое не могла разгадать. Но и беспокойство. Беспокойство о его судьбе и его решении, как будто он действовал в одиночку. Припомнила она и огромный, полный опасности, смутный образ врага, перед лицом которого стояла.
– Ты – один из них, не так ли? – медленно произнесла Дагни.
– Один из… кого?
– Это ты был в кабинете Данаггера?
Он улыбнулся.
– Нет.

Дагни тут же отметила про себя: он не переспросил, что она имеет в виду.
– Ты должен знать… Скажи, существует ли в мире разрушитель?
– Разумеется.
– Кто он?
– Ты.
Она вздрогнула, лицо окаменело.
– Люди, которые ушли от дел, живы или умерли?
– Для тебя они умерли. Но мир ожидает второй Ренессанс. Я ожидаю его.
– Нет! – внезапная жесткость ее голоса была ответом на один из двух его молчаливых вопросов. – Нет, не жди меня!
– Я буду ждать тебя всегда, и не важно, что делает каждый из нас.

Они услышали звук ключа, поворачиваемого в замке. Дверь открылась, и вошел Хэнк Риарден.
Помедлив на пороге, он медленно вошел в гостиную, опуская на ходу ключ в карман.
Дагни понимала, что он увидел Франсиско раньше, чем ее.
Риарден взглянул на нее, потом снова на Франсиско, словно сейчас не мог смотреть ни на кого другого.

На плечи Дагни словно рухнула неподъемная ноша. Франсиско поднялся неспешным, автоматическим движением, продиктованным кодексом чести семьи д’Анкония. Риарден ничего не смог прочитать в его лице. Но то, что видела в нем Дагни, превосходило все ее страхи.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Риарден тоном, каким говорят с лакеем, застигнутым в кабинете.

– Вижу, что я не имею права задать вам тот же вопрос, – ответил Франсиско. Дагни знала, каких сил стоил ему этот ровный, спокойный голос. Его глаза были прикованы к правой руке Риардена, будто все еще видели зажатый в ней ключ.
– Так ответь на мой, – приказал Риарден.
– Хэнк, задай все свои вопросы мне, – вступила Дагни.
Риарден, казалось, ее не слышал.
– Отвечай, – повторил он.

– Вы имеете право требовать только одного ответа, – произнес Франсиско. – Поэтому я отвечаю вам, что причина моего присутствия здесь не в этом.
– Существует только одна причина твоего присутствия в доме любой женщины, – заявил Риарден. – Я подчеркиваю,
любой
женщины, поскольку дело касается тебя. Уж не думаешь ли ты, что я поверю чему-нибудь другому?
– Я действительно дал вам основания не доверять мне, но не в отношении мисс Таггерт.

– Не говори мне, что у тебя здесь нет шансов. Я это и так знаю. Их нет, не было и не будет. Но я должен разобраться, прежде…
– Хэнк, если ты хочешь обвинить меня… – начала она, но Риарден круто повернулся к ней.
– Господи, Дагни, нет! Но тебя не должны видеть с ним. Ты не должна иметь с ним никаких дел. Ты его не знаешь. А я знаю, – он повернулся к Франсиско: – Что тебе нужно? Ты надеешься включить ее в список своих побед или…

– Нет! – крик вырвался против его воли и прозвучал неубедительно, хоть и со всей серьезностью единственного доказательства.
– Нет? Так значит, ты здесь по делам? Готовишь ловушку, такую же, как мне? Какой вид обмана ты приготовил для нее?
– Моей целью был… не был… бизнес.
– А что же?
– Если вы еще в состоянии мне поверить, я могу сказать вам только, что она не связана… ни с каким предательством.
– Ты думаешь, что все еще можешь говорить о предательстве в моем присутствии?

– Однажды я отвечу на все ваши вопросы. Но сейчас не могу.

– Тебе не нравится напоминание о предательстве, не так ли? Ты с тех пор избегаешь меня, верно? И не ожидал увидеть меня здесь? Ты не хочешь смотреть на меня? – Но он знал, что Франсиско смотрел на него в эти дни больше других. Он то и дело как будто видел глаза, искавшие его взгляда, видел лицо без эмоций, без призыва или самозащиты, готовое встретить все, с чем столкнется. Он видел открытый взгляд, отважный и незащищенный, взгляд человека, которого он уважал, который освободил его от чувства вины. И он обнаружил, что борется со странным ощущением, будто это лицо по-прежнему спасает его от всякой скверны… Но сейчас, после целого месяца нетерпеливого ожидания Дагни, его нервы были на пределе.

– Почему ты не говоришь правды, если тебе нечего скрывать? Зачем ты здесь? Почему вдруг застыл, увидев, что я вошел?
– Хэнк, остановись! – крикнула Дагни, отшатнувшись, зная, что жестокость в этот момент недопустима.
Они оба обернулись к ней.
– Пожалуйста, позволь ответить мне одному, – спокойно попросил Франсиско.
– Я говорил тебе, что надеялся никогда больше его не увидеть, – напомнил Риарден. – Извини, что это случилось здесь. Это не касается тебя, но кое за что он должен заплатить.

– Если ваша цель отомстить, – с усилием произнес Франсиско, – разве вы ее уже не достигли?
– В чем дело? – лицо Риардена застыло. Губы двигались с усилием, голос звучал хрипло. – Это твой способ просить о милосердии?
Франсиско понадобилось время, чтобы собраться с силами.
– Да… если хотите, – ответил он.
– А когда ты держал мое будущее в своих руках, ты даровал мне милосердие?
– Вы вправе думать обо мне все, что пожелаете. Но, поскольку дело не касается мисс Таггерт… вы позволите мне удалиться?

– Нет! Ты хочешь сбежать, как сбежали все остальные трусы? Ты хочешь скрыться?
– Я готов встретиться с вами в любом месте и в любое время, если вы пожелаете. Но я предпочел бы, чтобы все произошло без мисс Таггерт.

– Почему бы нет? Я хочу, чтобы все произошло в ее присутствии, ведь это единственное место, где ты не имел права появляться. У меня не оставалось ничего, что бы я мог защищать от тебя, ты забрал больше, чем любой из мародеров, ты разрушил все, к чему прикасался, но есть одно, последнее, к чему ты никогда не прикоснешься, – он понимал, что окаменевшее, лишенное всякого выражения лицо Франсиско – самое верное свидетельство переживаемых им сильнейших чувств, свидетельство того невероятного усилия, которого требует от него контроль над собой. Он понимал, что для него это пытка, и что он, Риарден, движим слепым чувством палача, наслаждающегося пыткой… вот только не смог бы сказать, Франсиско он пытает или самого себя. – Ты хуже мародеров, потому что совершаешь предательство, полностью отдавая себе отчет в том, что именно ты предаешь. Я не знаю, какая из форм морального разложения движет тобой, но хочу, чтобы ты усвоил: есть вещи вне твоей власти, они выше твоей алчности и жестокости.

– Вам больше не нужно… меня бояться.
– Хочу, чтобы ты запомнил: ты не должен ни думать о ней, ни смотреть на нее, ни приближаться к ней. Из всех мужчин только ты один не имеешь права появляться там, где находится она, – Риарден понимал, что им движет слепой гнев, вызванный былой симпатией к Франсиско, по-прежнему еще живой в нем, и именно ее он должен был разрушить. – Каковы бы ни были твои намерения, я огражу Дагни от любого контакта с тобой.
– Я дал вам слово… – Франсиско замолк.

Риарден коротко рассмеялся:
– Я знаю, чего стоят твои слова, признания, дружба и клятвы именем единственной женщины, которую ты…
Он замолчал. Все поняли, что произошло, в ту же минуту, когда это понял сам Риарден.
Он шагнул к Франсиско и спросил, указывая на Дагни, голосом тихим и чужим, словно не принадлежавшим человеческому существу:
– Ты любишь эту женщину?
Франсиско закрыл глаза.
– Не спрашивай его об этом! – крикнула Дагни.
– Ты любишь эту женщину?
Глядя на Дагни, Франсиско ответил:
– Да.

Рука Риардена взлетела и ударила Франсиско по лицу.

Дагни вскрикнула. Спустя долгую минуту, когда она снова обрела зрение, как будто удар поразил ее щеку, она сразу увидела Франсиско. Наследник семейства д’Анкония отступил к столу, сжимая его край руками у себя за спиной не для того, чтобы опереться, а для того, чтобы не дать им воли. Она заметила, как напряглось его тело, казавшееся изломанным из-за неестественных изгибов в талии и плечах. Казалось, что вся сила ушла на то, чтобы не сделать лишнего движения, и вынужденное бездействие прошило его мышцы резкой болью. Дагни смотрела на его сведенные судорогой пальцы, гадая, что сломается раньше – деревянный стол или кости, отчетливо понимая, что жизнь Риардена висит на волоске.

Переведя взгляд на лицо Франсиско, она не нашла в нем следов борьбы, только щеки и виски запали, он словно осунулся больше обычного. Дагни испугалась, потому что увидела в его глазах слезы, которых на самом деле не было. Сухие глаза блестели. Он смотрел на Риардена, но видел не его. Казалось, Франсиско смотрит на кого-то другого, кто незримо присутствует в комнате, и его взгляд говорит: «Если это то, чего ты от меня требуешь, значит, даже это принадлежит тебе; ты это примешь, а я должен вытерпеть, больше мне нечего тебе дать, но позволь мне гордиться сознанием того, что я отдал тебе так много». Увидев, как на шее у него лихорадочно бьется жилка, розовую капельку пены в уголке губ и полный преданности взгляд, почти улыбку, она догадалась, что стала свидетельницей величайшего триумфа Франсиско д’Анкония.

Дагни почувствовала, что ее сотрясает дрожь, и услышала собственный голос – наверное, это были отголоски ее крика – и тут догадалась, каким длинным показалось ей минувшее мгновение. Ее голос зазвенел вновь:
– Не надо защищать меня от него! Хэнк, задолго до того, как ты…
– Не смей! – голова Франсиско резко дернулась к ней, его резкий окрик был полон нерастраченного гнева, и Дагни поняла, что его приказу надлежит покориться.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь