Атлант расправил плечи

– Против любого
подъема
? – снисходительно переспросил мистер Уизерби, умело изобразив изумление. – О, у них совсем другая позиция.
– Если слухи, которым я отказываюсь доверять, все же верны… – вступил председательствующий, но оборвал фразу на полуслове, услышав в своем голосе явные нотки паники.
– Джим, – любезно произнес мистер Уизерби, – я думаю, будет лучше всего, если мы не станем упоминать тему повышения тарифов.

– Я не предлагал прямо сейчас повысить тарифы, – поспешно ответил Джим. – Я просто упомянул о них для полноты картины.
– Но, Джим, – сказал старый господин с вибрирующим голосом, – я думал, что ваше влияние… я имею в виду вашу дружбу с мистером Моучем, станет гарантией…

Он умолк, потому что остальные строго посмотрели на него, в подтверждение неписаного правила: не упоминать о провале такого рода, не обсуждать таинственные и непредсказуемые пути влиятельных друзей Джима и того, почему они его подвели.
– Дело в том, – легко произнес мистер Уизерби, – что мистер Моуч послал меня сюда, чтобы обсудить требования профсоюзов железнодорожников о повышении заработной платы и требования грузоотправителей о 
снижении
тарифов.

Уизерби говорил тоном небрежной уверенности, зная, что всем присутствующим давно известно об этом, ведь требования обсуждались в газетах уже несколько месяцев. Он понимал, что присутствующие боялись не факта, а того, что его произнесут вслух – словно факта не существовало, и только слова Уизерби обладают силой заставить его стать реальностью. Знал, что они ожидают, продемонстрирует ли он эту свою способность, вот он и подтвердил, что обладает ею.

Ситуация давала право на выражение протеста, но его не последовало, никто ему не ответил. Тогда Джеймс Таггерт сказал отрывисто, нервно, но не сумев скрыть неуверенности:
– Я не стал бы преувеличивать важность Баззи Уоттса из Национального совета грузоотправителей. Он поднимает много шума и устраивает дорогие обеды в Вашингтоне; нет, я не стал бы принимать его слишком уж всерьез.
– Ну, не знаю, – протянул мистер Уизерби.

– Послушайте, Клем, мне известно, что на прошлой неделе Уэсли отказался встречаться с ним.
– Это верно. Уэсли – очень занятой человек.
– И я знаю, что, когда десять дней назад Джин Лоусон устроил большой прием, там были практически все, а Баззи Уоттса не пригласили.
– Это так, – миролюбиво признал мистер Уизерби.
– Поэтому я бы не слишком считался с мистером Баззи Уоттсом, Клем. И я не буду об этом волноваться.

– Уэсли – человек непредвзятый, – произнес мистер Уизерби. – Человек, приверженный долгу перед обществом. Ради интересов страны в целом он обязан рассматривать все предложения. – Таггерт выпрямился. Из всех признаков опасности, известных ему, такое развитие беседы было наихудшим. – Никто не в силах отрицать то, Джим, что Уэсли чувствует большую ответственность перед вами как просвещенным бизнесменом, информированным консультантом и одним из своих ближайших личных друзей.

Глаза Таггерта быстро стрельнули в его сторону: дело шло все хуже.
– Но никто не может сказать, что Уэсли стал бы колебаться перед необходимостью принести в жертву собственные чувства и дружеские связи, когда речь идет о благосостоянии общества.
Таггерт по-прежнему казался безмятежным, он никогда не позволял страху отражаться на выражении своего лица. Джим в панике боролся с мыслью, не дающей ему покоя: он слишком долго сам был тем самым «обществом» и понимал,
что

 означает, когда этот магический, святой титул, которому никто не отваживался противостоять, произнесенный заодно с «благосостоянием», передавался особе вроде Баззи Уоттса.
Он поспешно спросил о другом:
– Вы же не полагаете, что я ставлю свои личные интересы выше общественных, не так ли?
– Конечно, нет, – мистер Уизерби почти улыбнулся. – Определенно нет. Не вы, Джим. Ваши понимание ситуации и честное отношение к общественному благу слишком хорошо известны. Вот почему Уэсли ожидает, что вы

всесторонне
рассмотрите сложившееся положение.
– Да, конечно, – Джим оказался в ловушке.

– Итак, рассмотрим дело с позиций профсоюзов. Допускаю, вы не можете позволить себе поднять заработную плату, но как тогда им существовать, если стоимость жизни подскочила до небес? Им же нужно есть, не так ли? Это касается всех – и железнодорожников, и… других, – мистер Уизерби говорил тоном спокойной рассудительности, старательно обходя иные аргументы, скрывая истинный смысл своих слов, и без того понятный всем окружающим. Он смотрел на Таггерта, словно подчеркивая важность
не

 произнесенных им слов. – В профсоюзах железнодорожников почти миллион членов. С семьями, иждивенцами и бедными родственниками – а у кого нынче нет бедных родственников? – их число возрастает до пяти миллионов голосов… э-э… я хотел сказать, человек. Уэсли приходится помнить об этом. Он должен учитывать их психологию. Далее, не забывайте о людях. Ваши тарифы были установлены в те годы, когда все делали деньги. Но при теперешнем положении дел стоимость транспортировки стала непосильным бременем для всех. Люди кричат об этом по всей стране, – он взглянул на Таггерта в упор. Он даже не смотрел, а почти подмигивал.

– Их ужасно много, Джим. По многим причинам они сейчас не слишком счастливы. Правительство, сумевшее понизить тарифы, получит благодарность многих людей.
Молчание, послужившее ему ответом, было похоже на столь глубокую яму, что, упади в нее что угодно, никто не услышал бы звука удара о дно. Таггерт, как и все остальные, понимал, какой бескорыстный мотив заставит мистера Моуча принести в жертву свои личные дружеские связи.

Хоть Дагни и пришла сюда, решив не выступать, она не смогла удержаться; затянувшееся молчание заставило ее голос звучать с надрывной резкостью:
– Вы получили то, о чем просили все эти годы, господа?
Быстрота, с которой все посмотрели на нее, была рефлекторной реакцией на неожиданный звук, но скорость, с которой все тут же отвели глаза – на стол, на стены, куда угодно, только бы не смотреть на нее, – была знаком того, что ее слова поняты верно.

В последовавшие мгновения она почти физически ощутила, как от негодования воздух в комнате сгущается словно перед грозой, и поняла, что их возмущение направлено не против мистера Уизерби, а против нее. Она могла бы еще вытерпеть, что ее вопрос остался без ответа, но от двойного обмана попросту тошнило: сначала они притворились, что игнорируют ее, а затем ответили в присущей им манере.
Не глядя на нее, голосом одновременно уклончивым и многозначительным, председатель заявил:

– Все будет в порядке и отлично сработает, если не попадет в руки… случайных людей, облеченных властью, таких, как Баззи Уоттс и Чик Моррисон.
– О, я не стал бы волноваться о Чике Моррисоне, – сказал мертвенно-бледный мужчина в зеленом шарфе. – Джо Данфи и Бад Хэйзлтон очень близки к Уэсли. Если их влияние одержит верх, у нас все будет хорошо. Однако Кип Чалмерс и Тинки Холлоуэй опасны.
– Я могу позаботиться о Кипе Чалмерсе, – предложил Таггерт.

Мистер Уизерби, единственный в комнате, не смотрел на Дагни. Даже когда его взгляд останавливался на ней, он не отражал ничего; Дагни была единственной в комнате, кого он не замечал.
– Я думаю, – произнес Уизерби, глядя на Таггерта, – что вы должны оказать Уэсли услугу.
– Уэсли знает, что всегда может рассчитывать на меня.
– Что ж, полагаю, если вы согласитесь поднять заработную плату членам профсоюза, мы сможем закрыть на время вопрос о снижении тарифов.

– Я не могу! – Джим почти кричал. – Национальный альянс железных дорог занял непоколебимую позицию против поднятия заработной платы и исключит каждого, кто откажется подчиниться.
– Именно это я и имел в виду, – мягко проговорил мистер Уизерби. – Уэсли хочет вогнать клин в этот альянс. Если такие дороги, как «
Таггерт Трансконтинентал»,
выйдут из него, остальным будет проще. Вы очень поможете Уэсли. Он это оценит.
– Но, господи, Клем! По правилам альянса меня же могут отдать под суд!

Мистер Уизерби улыбнулся:
– Какой еще суд? Предоставьте Уэсли позаботиться об этом.
– Но, послушайте, Клем, вы же не хуже меня знаете, что мы
не можем
поднять заработную плату!
Мистер Уизерби пожал плечами:
– Эту проблему решайте сами.
– Ради бога, как?
– Не знаю. Это ваша работа, а не наша. Вы же не хотите, чтобы правительство стало объяснять вам, как управлять вашей железной дорогой, не так ли?
– Нет, конечно, нет! Но…
– Наша работа –
следить

за тем, чтобы люди получали справедливую зарплату и достойный уровень транспортировки. А 
обеспечить
это должны вы. Но, разумеется, если вы скажете, что не можете соответствовать… что ж, тогда…
– Я этого не говорил! – поспешно воскликнул Таггерт. – Я ничего подобного не говорил!
– Хорошо, – любезно ответил мистер Уизерби. – Мы знаем, что вы располагаете возможностями найти выход.
Он смотрел на Таггерта. Таггерт смотрел на Дагни.

– Я всего лишь думал вслух, – произнес мистер Уизерби, со скромным видом откинувшись на спинку стула. – Просто высказал соображения, которые вы должны обдумать. Я только гость. И не хочу вмешиваться. Цель нашей встречи – обсудить ситуацию с… местными ветками, кажется?

– Да, – председательствующий вздохнул. – Да. Теперь, если у кого-то имеются конструктивные предложения… – он подождал, но никто не ответил. – Полагаю, картина ясна всем, – он еще подождал. – Полагаю, что, если мы не можем продолжать эксплуатацию некоторых местных линий… в частности, линии Рио-Норте… следовательно, должны быть обозначены некоторые меры…

– Я думаю, – неожиданно уверенным тоном сказал бледный мужчина с усиками, – что сейчас самое время выслушать мисс Таггерт. – Он наклонился к ней, глядя с лукавой надеждой. Поскольку Дагни не ответила, только повернула голову в его сторону, он спросил: – Что вы хотите сказать, мисс Таггерт?
– Ничего.
– Прошу прощения?
– Все, что я хотела сказать, изложено в докладе, который вам зачитал Джим, – спокойным и ясным голосом ответила Дагни.
– Но вы не дали никаких рекомендаций.

– У меня нет рекомендаций.
– Но, вы, как наш вице-президент, крайне заинтересованы в политике железной дороги.
– У меня нет достаточного авторитета, чтобы влиять на нее.
– Но мы жаждем услышать ваше мнение.
– У меня нет мнения.
– Мисс Таггерт, – сказал он тоном формального предложения, – вы не можете не понимать, что наши местные железнодорожные линии работают в условиях катастрофического дефицита, и мы ожидаем, что вы заставите их приносить доход.
– Каким образом?

– Не знаю. Это ваша работа, а не наша.
– В своем докладе я указала причины, по которым это невозможно. Если есть какие-то факты, которых я не заметила, пожалуйста, назовите их.
– Ну, я не знаю… Мы ожидали, что именно вы найдете способы сделать это возможным. Наша задача – следить за тем, чтобы держатели акций получали законную прибыль. А ваша – обеспечить ее получение. Вы же не хотите, чтобы мы подумали, что вы не способны выполнять работу и…
– Я не способна выполнять эту работу.

Мужчина открыл рот, но не нашелся с ответом. Он в замешательстве смотрел на нее, не понимая, почему на этот раз давно опробованный ход не сработал.
– Мисс Таггерт, – спросил мужчина в зеленом шарфе. – Указали ли вы в своем докладе, что ситуация с Рио-Норте критическая?
– Я назвала ситуацию безнадежной.
– Тогда какие действия вы предлагаете?
– Я ничего не предлагаю.
– Вы уходите от ответственности?

– А что делаете вы? – Дагни говорила ровно, обращаясь ко всем директорам. – Вы рассчитываете на то, будто я не скажу, что ответственность целиком лежит на вас, что это ваша проклятая политика привела нас туда, где мы сейчас оказались? Что ж, я сказала вам это.

– Мисс Таггерт, мисс Таггерт, – то ли упрекая, то ли умоляя, заговорил председательствующий. – Мы не должны быть жестокими друг к другу. Разве сейчас имеет значение, кто заслуживает порицания? Мы не хотим ссориться из-за наших ошибок. Мы все должны держаться вместе, как одна команда, вытаскивать нашу дорогу из тяжелого положения.

Седоволосый мужчина с аристократическими манерами, промолчавший все заседание с видом горького всезнания, посмотрел на Дагни так, будто испытывал к ней сострадание и не совсем потерял надежду. Слегка повысив голос, чтобы в нем слышалось контролируемое негодование, он заявил:

– Господин председатель, если мы обсуждаем практические решения, я хотел бы предложить, чтобы мы обсудили те ограничения, которые касаются протяженности маршрутов и скорости наших поездов. Из принятых в последние месяцы решений это наиболее вредное. Его отмена не решит всех наших проблем, но принесет огромное облегчение. В условиях отчаянного дефицита тепловозов и катастрофической нехватки горючего я считаю безумием отправлять в рейс локомотив с шестьюдесятью вагонами, когда он в состоянии тянуть сотню, и затрачивать четыре дня на маршрут, который можно уложить в три. Я предлагаю подсчитать количество грузоотправителей, которых мы погубили, и районов, которые мы разорили своими неверными решениями, нехваткой и отсрочками транспортировки, а затем…

– Даже не думайте об этом, – оборвал его мистер Уизерби. – Не мечтайте ни о каких отменах и возвратах к прежнему. Мы не станем рассматривать эти вопросы. Мы отказываемся даже слушать разговоры на эту тему.
– Господин председатель, – спокойно спросил седовласый, – могу я закончить?
Председатель развел руками с милой улыбкой, обозначавшей бесполезность просьбы.
– Я не вижу в этом особого смысла, – ответил он.

– Я думаю, нам лучше ограничить дискуссию рассмотрением статуса дороги Рио-Норте, – огрызнулся Джеймс Таггерт.
Последовало продолжительное молчание.
Мужчина в зеленом шарфе снова обратился к Дагни.
– Мисс Таггерт, – печально и осторожно спросил он. – Не могли бы вы ответить на мой чисто гипотетический вопрос: если бы оборудование, используемое сейчас на линии Рио-Норте, было доступно, могли бы мы покрыть потребности движения на главной Трансконтинентальной линии?
– Оно могло бы помочь.

– Рельсы дороги Рио-Норте, – сказал бледный мужчина с усиками, – не имеют себе равных во всей стране, их нельзя купить ни за какие деньги. Нам надо спасти триста миль пути, на которые с избытком хватит четырехсот миль рельсов из сплава компании «
Риарден Стил»
. Скажите, мисс Таггерт, можем ли мы позволить себе тратить превосходные рельсы на местную ветку, по которой больше нет существенного движения?
– Это вам решать.

– Позвольте мне спросить иначе: подходят ли по качеству эти рельсы для нашей главной трассы, которая так нуждается в срочном ремонте?
– Без сомнения.
– Мисс Таггерт, – спросил пожилой господин с дрожащим голосом, – не скажете ли вы, сколько серьезных грузоотправителей осталось на линии Рио-Норте?
– Тед Нильсен из «
Нильсен Моторс»
. Больше никого.

– Нельзя ли сказать, что средства, направляемые на эксплуатацию линии Рио-Норте можно использовать для облегчения финансовых трудностей остальной части системы?
– Это могло бы помочь.
– Тогда, как наш вице-президент… – он умолк. Дагни ждала. Он продолжил. – Итак?
– О чем вы спрашиваете?
– Я хотел сказать… не должны ли вы, как наш вице-президент, принять определенное решение?
Дагни поднялась со стула. Посмотрела на лица людей, сидевших вокруг стола.

– Господа, – произнесла она. – Я не знаю, какой вид самообмана заставляет вас думать, что я оглашу решение, которое вы сами намерены принять, и возложу тем самым ответственность на себя. Возможно, вы думаете, что если финальный удар будет нанесен моим голосом, то я превращусь в убийцу, несмотря на то, что вам прекрасно известно, что убийство подготовлено давным-давно. Я не понимаю, чего вы хотите достичь обманом такого рода, и не стану вам в этом помогать. Финальный удар будет нанесен
вами

, точно так же, как все предыдущие.
Она повернулась, чтобы уйти. Председательствующий привстал, беспомощно пролепетав:
– Но, мисс Таггерт…
– Прошу вас, не вставайте. Пожалуйста, продолжайте дискуссию и голосуйте, моего голоса здесь не будет. Я воздерживаюсь от голосования. Я могу остаться, если вы пожелаете, но только в качестве наемного работника. Я не претендую больше ни на что.
Она снова попыталась выйти, но ее остановил голос седовласого мужчины:

– Мисс Таггерт, это не официальный вопрос, всего лишь мое любопытство, но не могли бы вы предсказать будущее сети «
Таггерт Трансконтинентал»
?
Она понимающе посмотрела на него и мягко ответила:
– Я перестала думать о будущем компании в целом. Я просто намерена отправлять поезда до тех пор, пока это будет возможно. Но мне кажется, наше время истекает.

Отойдя от стола, она подошла к окну, чтобы не мешать продолжению дискуссии. Дагни смотрела на город. Джим получил разрешение, позволившее использовать электричество для освещения всего небоскреба компании «
Таггерт Трансконтинентал»
. С высоты город казался раздавленными руинами, с немногими редкими полосками освещенных окон, все еще тянувшихся к небу.

Дагни не прислушивалась к мужским голосам у нее за спиной. Она не помнила, как долго еще рокотали обрывки спора. Звуки сталкивались и разбивались друг о друга, директора старались спрятаться за чужую спину и вытолкнуть вперед кого-то другого. Шла битва не за отстаивание своей воли, а за то, чтобы выжать поддержку из безвольной жертвы, борьба, в которой решение провозглашалось не победителем, а проигравшим.

– Мне кажется… Это, я думаю… По моему мнению, это должно… Я не настаиваю, но… Если рассмотреть предложения обеих сторон… По-моему, это несомненно… Мне кажется, это безошибочный…
Она не знала, чей голос прозвучал, но она ясно расслышала:
– …и, таким образом, я считаю, что ветка компании «
Линия Джона Голта»
должна быть закрыта.
Что-то заставило его назвать дорогу ее настоящим именем, подумала Дагни.

«Несколько поколений назад тебе тоже пришлось пережить нечто подобное, тебе было так же непросто, так же худо, но это тебя не остановило. Тогда действительно все обстояло так же гадко и мерзко? Впрочем, неважно, это всего лишь боль, а боль тебя никогда не останавливала, как бы тяжело ни было ее выносить, ты не останавливался, не погружался в боль, встречая ее лицом к лицу, ты боролся, и я должна бороться. Ты сумел победить ее, и я попытаюсь…»

В ее голове негромко и настойчиво звучали слова посвящения, и она не сразу осознала, что адресованы они Нэту Таггерту.
Следующий услышанный ею голос принадлежал мистеру Уизерби:
– Подождите минуту, парни. Вы, случаем, не забыли, что, прежде чем закрыть линию, вам следует получить на это разрешение?
– Боже милосердный, Клем! – в панике вскричал Таггерт. – Я уверен, что не возникнет никаких трудностей при…

– Я не слишком в этом уверен. Не забывайте, что вы – служба общественного пользования, от вас ждут обеспечения транспортными услугами, сделаете вы на этом деньги или нет.
– Но вы знаете, что это невозможно!

– Что ж, если вы, закрыв линию, решите свои проблемы, что это даст нам? Если такой крупный транспортный узел, как Колорадо, останется практически без перевозок, какую реакцию вы вызовете в обществе? Но, естественно, если вы дадите Уэсли что-нибудь взамен, чтобы сбалансировать ситуацию, если вы позволите профсоюзам повысить заработную плату…
– Я не могу! Я дал слово альянсу!
– 
Ваше слово?

Успокойтесь, нам не нужно усиления альянса. Мы предпочитаем решать вопросы волевым порядком. Но времена сейчас трудные и непросто предсказать, что может случиться. Когда все бросают дела, а сборы налогов падают, возможно, мы – а мы владеем гораздо большей долей, чем пятьдесят процентов долга «
Таггерт Трансконтинентал»,
 – будем вынуждены требовать оплаты долгов вашей дороги в течение шести месяцев.
– 
Что?
 – вскричал Таггерт.
– …или раньше.

– Но вы не можете! Господи, вы не можете! Всем известно, что мораторий объявлен на пять лет! Он равносилен заключенному контракту, обязательству! Мы на него рассчитывали!
– Обязательству? Вы что, отстали от жизни, Джим? Не существует никаких обязательств, кроме требований времени. Настоящие владельцы этих долговых обязательств тоже рассчитывают на их оплату.
Дагни расхохоталась.

Она не могла остановиться, не могла сдержаться, чтобы не упустить шанс отомстить за Эллиса Уайэтта, Эндрю Стоктона, Лоренса Хэммонда и всех остальных. Сотрясаясь от смеха, она проговорила:
– Спасибо, мистер Уизерби!
Мистер Уизерби изумленно посмотрел на нее и холодно спросил:
– Что?
– Я знала, что рано или поздно по долгам придется платить. Вот мы и платим.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь