Что не так с высоткой в Оружейном переулке?
Юрий БолотовЛетом 2016 года над офисным зданием на Садовом кольце возвели шпиль, и так завершилась история строительства одного из главных московских долгостроев и последнего крупного символа лужковской архитектуры. Здание введено в эксплуатацию, и на его примере прекрасно видны характерные особенности архитектуры 1990-2000-х годов. Давайте их разберем.
Что это за башня?
Сперва о самом здании. Неплохой материал о высотке в самом начале декабря выпустила «Афиша Daily», но в целом надо знать следующее.
💡 «Дон-строй» (среди прочего на счету застройщика «Триумф-Палас») начал строительство еще в 2006 году, но из-за кризиса в 2008 году работы заморозили. Через три года «Сбербанк» включился в проект и выделил средства на достройку здания, и в 2015 году башню ввели в эксплуатацию. Этим летом по просьбе заммэра по строительству Марата Хуснуллина на высотку водрузили шпиль.
💡 Архитектурный проект башни разработали в «Моспроекте-2». Автором здания является Михаил Плеханов, а самим бюро руководит Михаил Посохин. Посохин — Зураб Церетели от архитектуры, а «Моспроект-2» — придворное бюро Юрия Лужкова, ответственное за подавляющее большинство скандальных проектов его эпохи. «Охотный ряд», «Новинский пассаж» и башня на Павелецкой — это Посохин. Реконструкция Гостиного двора и усадьбы «Царицыно» — это Посохин. Уничтожение «Военторга», «Детского мира» и гостиницы «Москва» — это Посохин. Кстати, храм Христа Спасителя тоже строил «Моспроект-2». В общем, в чистоте стиля сомневаться не приходится.
(Нужно внести одно уточнение, чтобы избежать путаницы: Посохин является сыном другого Михаила Посохина, и если сын — бездарность и делец, то его отец — классик совмода и главный архитектор брежневской эпохи, хотя тоже не без вопросов. По иронии судьбы сын плюнул и в наследие отца, впихнув башню «Лотте Плаза» в ансамбль Нового Арбата.)
💡 В башне 28 этажей и подземная парковка на 1200 машин, уходящая вниз на 6 уровней. Высота со шпилем — 165 метров. Для сравнения: сталинская высотка на «Баррикадной», первый значительный проект Посохина-отца, скромнее на 10 метров.
💡 Сейчас внутри здания идет отделка, и комплекс заселяют арендаторы: ожидается, что в 2017 году в башне разместятся офисы «Сбербанка», «Мегафона» и структур Алишера Усманова.
О чем нам говорит это здание?
Забавно, что этой высотки могло бы и не быть: во время заморозки строительства московские власти высказывались в том духе, что железобетонный каркас нужно снести, потому что башня добавит транспортной нагрузки и без того переполненному Садовом кольцу. Однако до сноса не дошло: собянинская мэрия пожалела 3 миллиарда рублей, которые пришлось бы возместить «Дон-строю».
Подобно открытому в прошлом году Центральному детскому магазину на Лубянке, высотка в Оружейном — привет из эпохи Лужкова. Лужковский стиль считается синонимом дурновкусия, но за ним стоит определенная логика, которую можно последить на примере этого здания благодаря дистанции. Вот она.
0.
Говоря о лужковской архитектуре, сперва нужно вспомнить, что ее делали бывшие советские архитекторы. Например, прекрасный модернист Андрей Меерсон, автор микрорайона «Лебедь», дома авиаторов на Беговой и абсолютно гениального кирпичного корпуса Министерства оборонной промышленности СССР на 1-й Брестской улице, в середине 2000-х построил беспомощный эклектичный «Ритц-Карлтон» в самом начале Тверской. А знаете, кто архитектор «Европейского»? Юрий Платонов, автор Института биоорганической химии в виде огромной молекулы ДНК и башни РАН с «золотыми мозгами».
Понятно, что эпоха Лужкова — это время диктата заказчика, но эмпирическое правило гласит, что чем более утонченным модернистом был архитектор в эпоху СССР, тем убийственнее получался у него результат при переходе к другому языку, тем ниже было архитектурное качество. (При этом первые модернисты вообще-то были людьми с классическим образованием и могли построить все: тот же Мис ван дер Роэ, придумавший интернациональный стиль и слоган «less is more», перед Первой мировой войной руководил строительством посольства Германской империи на Исаакиевской площади Петербурга.)
Архитектор Михаил Плеханов, начинавший еще в конце 1970-х на строительстве здания Генштаба на Арбатской площади (привет Посохину-старшему), утверждал, что его башня решена в стиле ар-деко. Так вот, это такая же рекламная ложь, как обвешанные колоннами панельные многоэтажки, которые продают как «сталинский ампир».
1.
Все становится на свои места, если посмотреть с иронией на этот проект. Возьмем сталинскую высотку, сожмем ее в сто раз, чтобы получить объемную модель, а потом эту модель снова растянем. В процессе преобразований детали сотрутся, а какие-то пропорции нарушатся, и мы получим «Триумф-Палас» или эту башню в Оружейном переулке. Вообще это характерно для многих построек лужковской эпохи: условный памятник Петру I Зураба Церетели потому и забавен, что это такой непроизвольный поп-арт — оловянный солдатик, увеличенный до циклопических размеров.
Среди московской архитектуры последних 25 лет можно встретить и честную неоклассику («Римский дом» Михаила Филиппова), и ар-деко («Галс-Тауэр» Павла Андреева), но вообще-то лужковский стиль — это то, что можно условно назвать средовым постмодернизмом. У появления этой стилистики три причины:
— западная мода на архитектурный постмодернизм в 1970-1980-е годы. Отрицая советскую идеологию и модернизм как официальный стиль Советского Союза, российские архитекторы с опозданием берутся за постмодернизм (кстати, происхождение некоторых московских проектов станет понятнее, если посмотреть работы Филиппа Джонсона 1980-х годов и представить, как бы они выглядели в керамограните);
— идея средового подхода, появившаяся в советской архитектуре в 1970-1980-е годы. Грубо говоря, это тоже следствие усталости от модернизма, только не на уровне отдельного здания, а на уровне всего города. Если Ле Корбюзье предлагал все снести и застроить многоэтажками, то последователи средового подхода говорили, что нельзя прокладывать еще один Новый Арбат через центр города; новое строительство должно вписываться в существую среду, дополнять ее, а архитектору стоит сохранять случайности исторической застройки;
— личные вкусы Юрия Лужкова. Эти вкусы не имели бы настолько решающего значения, если бы не развитой московский госкапитализм. Знаковые городские проекты — например, ТРК «Охотный ряд» — зачастую были следствием не рыночной необходимости, а госзаказа, который исполняли государственные же проектные институты (отсюда и феномен «Моспроекта-2», воплощавшего в реальность фантазии московского мэра).
В итоге идеология лужковской архитектуры строится на представлении, что существует некая исконная «историческая» среда Москвы и присущий ей «правильный» стиль (я намеренно включаю слова в кавычки, потому что все это, конечно, неправда). Причем среда должна быть более-менее однородной и неизменной, незыблемой. В результате новые постройки не привносят чего-то нового, а как бы являются средним арифметическим окружающего контекста.
2.
А теперь самое прикольное. Здание в Оружейном переулке легко охарактеризовать как грубую и топорную копию сталинских высоток, подделку, но ирония заключается в том, что во внутренней парадигме лужковского стиля нет разницы между оригиналом и фейком.
Мы привыкли к тому, что предметный мир обновляется так часто и быстро, что категория подлинности вещей стирается. Например, ты пользуешься iPhone N, через пару лет он начинает тормозить, и ты просто делаешь апгрейд до iPhone N+2, — с точки зрения интерфейсов ничего не изменилось, ты все так и остаешься пользователем айфона. Но как обстоят дела с объектами, которые куда массивнее в размерах, а жизненный цикл которых дольше пары лет?
Казалось бы, к архитектуре радикальный апгрейд неприменим: во-первых, строить банально сложно, дорого и муторно; во-вторых, одна из главных ценностей архитектуры — ее незыблемость, недвижимость. Но Юрий Михайлович Лужков оказался большим художником, который дал свой простой ответ на этот непростой вопрос: новая копия всегда лучше устаревшего оригинала. Нет ничего зазорного в том, чтобы снести здание, а на его месте возвести версию 2.0 с добавленной стоимостью — например, подземной парковкой.
(Можно вспомнить и апокрифические слова бывшего руководителя стройкомплекса Москвы Владимира Ресина о Венеции: «Все гнилое, штукатурка отваливается. Позвать бы нас, мы бы все это снесли и сделали, была бы конфетка».)
Говоря о московских фейках, в первую очередь вспоминают сносы «Военторга» и гостиницы «Москва», но вообще-то возведение храма Христа Спасителя следует той же логике, а ее апогеем и вовсе стали работы по «реставрации» дворцово-паркового ансамбля «Царицыно». «Царицыно» — это фейк без оригинала: строительство Большого Царицынского дворца было брошено на полпути еще в XVIII веке, а спустя две сотни лет Юрий Лужков решил восстановить историческую справедливость в своем понимании.
«Восстановить историческую справедливость» — внутреннее оправдание лужковского стиля. И нужно понимать: люди, которые работали над башней в Оружейном переулке, скорее всего искренне думали, что они не только зарабатывают деньги, но и приближают Москву к ее утерянному идеальному образу (не имеющего никакого отношения к реальности). В советские годы на пересечении Садового кольца и Долгоруковской улицы планировалось высотное здание; в глазах создателей башни ее строительство — лишь утверждение исторической правды.
Ну и потом, сталинские высотки — парадная витрина Москвы, так почему бы не построить еще одну? В идеальной Москве у каждого есть своя сталинская высотка.
3.
В прекрасной монографии «Грибы, мутанты и другие: Архитектура эры Лужкова» архитектор Даша Парамонова дает определение зданиям, подобным МФК «Оружейный»:
«Уникаты — это объекты, спроектированные, чтобы быть уникальными. Они не решают градостроительных и социальных задач и взаимодействуют с городом через восторженную или негативную реакцию зрителя. Их нельзя оценивать как обычную архитектуру — с точки зрения пропорций элементов, тектоники, общей гармонии. Задача уникатов – не создание гармоничных композиций, а провозглашение принципов индивидуалистического общества. Они призваны как можно громче заявить о своем авторе или заказчике».
А потом добавляет:
«Особенность уникатов состоит в том, что они могут в любой момент — не через десятилетия, как это было в предыдущие эпохи, а сразу по завершении строительства — выйти из моды».
Именно это и случилось с башней в Оружейном переулке. Эта высотка — со всех сторон выдающийся образец лужковского стиля, но в 2016 году она просто неактуальна и потому скучна.