«Снял с меня обручальное кольцо, засунул в рот и заставил проглотить». Бывшие партнерши сооснователя тбилисских баров Викентия Алексеева — о насилии, угрозах и преследовании

«Снял с меня обручальное кольцо, засунул в рот и заставил проглотить». Бывшие партнерши сооснователя тбилисских баров Викентия Алексеева — о насилии, угрозах и преследовании

Wonderzinemag

Автор текста: Полина Колесникова

3 мая петербурженка Елена Останкова рассказала в инстаграме, что ее бывший партнер, сооснователь тбилисских баров Graali, Tsivi Tskheli и Supertramp, диджей Викентий Алексеев пытался ее задушить. По словам Елены, во время ссоры Алексеев выломал дверь в ванную и, улыбаясь, душил ее до того момента, пока у девушки не начались конвульсии. Кроме того, Елена рассказала, что это не первый случай агрессии со стороны Викентия, а две бывшие жены Алексеева судились с ним в Грузии по делам о домашнем насилии. 

Мы поговорили с тремя бывшими партнершами Викентия о том, что они пережили в отношениях с ним и как восстанавливались после, а также связались с руководством Graali и узнали, почему бар не прерывал отношения с Алексеевым, несмотря на две судимости по делам о домашнем насилии.


Жанна

Сейчас мне 35 лет, с Викентием мы познакомились почти 10 лет назад и прожили вместе семь лет. Наши отношения развивались стремительно — через полтора месяца мы начали вместе жить, а меньше чем через два года он предложил выйти за него замуж. Я читала, что с абьюзерами часто так и происходит — тебя сначала окутывают невероятным вниманием и заботой. У него было то же самое: он готовил еду, подавал завтраки, как-то раз пошел и купил специальное крепление для моего велосипеда — в общем, делал такие приятные бытовые мелочи, которые сильно влияли на меня. 

Я на тот момент не понимала, но он начинал отделять меня от других людей, от близких. Викентий говорил, что все мои друзья и подруги — дуры, ужасные люди, что мне не нужно с ними общаться, что ко мне могут приставать, а я не смогу [дать отпор]. Все это делалось под видом заботы. Я всё больше отдалялась от друзей, меньше общалась, а даже если ходила гулять с подругой, то он постоянно писал, звонил несколько раз в час и просил скорее вернуться домой.

Через полтора года отношений он начал проявлять физическое насилие — мог, например, толкнуть. Мне было 27 лет и я тогда не считала это чем-то страшным, но со временем человек стал позволять себе все больше и больше. Я знаю, что есть пять видов насилия — я пережила все, кроме сексуализированного, — физическое, психологическое, материальное и преследование.

Викентий мог разбить посуду и бросить в меня в эти осколки. Я помню, как в первый раз он ударил лбом мне по лицу — я такое только в кино видела. Он разбивал об меня стул. Раньше у меня под глазом был шрам — мне в лицо несколько раз прилетал телефон, и пятый айфон острой гранью оставил рану. Как-то я сидела на кровати и он швырнул в меня утюг, но задел только шнуром и оставил вмятину в стене. Мне в лицо могла полететь еда за то, что я неправильно что-то сказала. Викентий, как рассказывала и Лена в своем посте, душил меня. При этом я ни разу не видела, чтобы он дрался с мужчинами.

Однажды я помогла ему заработать денег — предложила нарисовать логотип для того места, где тогда работала. Потом у нас произошел скандал, и он написал моим работодателям, что я ему не заплатила, а забрала деньги себе. Если мне задерживали зарплату, Викентий орал, что я не могу «нормально сказать» об этом руководству. Из-за всех этих приключений я потеряла работу. Спустя месяц после того, как я устроилась на новую, он избил меня. Я не могла выходить из дома и написала директору, что на меня якобы напали в подворотне. 

Во время пандемии у меня очень сильно заболел живот, но Викентий запрещал вызвать скорую, потому что боялся, что у меня обнаружат коронавирус и закроют [на изоляции] всех, с кем я контактировала — то есть весь персонал бара. Он бросал в меня вешалки и пробил дыру в стене, когда я просто хотела вызвать врача. В итоге я выпила за сутки две пачки обезболивающего, и у меня лопнул аппендицит. Хирург потом сказал, что мне оставалось жить не больше суток.

Как обычно это бывает с абьюзером, после пиздеца начинается «медовый месяц», когда он плачет, рыдает, стоит на коленях, дарит подарки, говорит, что это ошибка, умоляет и обещает, что больше никогда такого не повторится. В моём случае его хватало на полгода, и потом всё повторялось. Я говорила, что нужно идти к психотерапевту, он сначала соглашался, но когда проходило достаточно времени после инцидента [избиения], он отвечал: «Если мы с тобой туда пойдем, я сделаю так, что ты будешь во всем виновата». Он мастер слова, поэтому может убедить любого психотерапевта в том, что у него нет никаких проблем ни с головой, ни с психикой, — а просто я его довожу, истеричная баба. 

После переезда в Тбилиси ситуация ухудшилась. Однажды мы ехали в такси, начали ругаться,  а водитель остановился и попросил нас выйти. Викентий схватил меня за волосы, вытащил из машины на землю и стал бить холщовой сумкой. Это было в центре города, рядом был какой-то бар, и люди оттуда вызвали полицию.

До этого я обращалась в полицию только однажды в Петербурге — поехала ночью в травматологию и сообщила о побоях, а они обязаны были передать информацию [правоохранителям]. За этим ничего не последовало.

В Грузии есть закон о домашнем насилии. Викентий три или четыре дня провел в заключении, в том числе несколько часов — в тюрьме в [районе] Глдани. Он говорил, что это жуткое место — в камере ползали червяки. Его родители прислали деньги, и я ходила получать бумажку о том, что за него внесен залог. Зачем я всё это делала? В тот момент я уже долго жила с человеком, а еще мне было жалко его мать. Спустя три недели он, несмотря на запрет на приближение, так сильно ударил меня по руке, что я не могла ею двигать и ходила с повязкой.

Когда я ушла, Викентий преследовал меня — его друзья в разных заведениях (он из барной сферы, поэтому нас все знали) сообщали, когда я туда приходила, и через минут 20-30 приезжал он сам. Так было и раньше, когда я ушла от него в Петербурге, но тогда я выяснила, что он втихаря установил мне семейный аккаунт в «Яндекс.Такси» и следил за передвижениями.

После моего решения развестись отец Викентия — петербургский профессор, который будто бы пытается общаться культурно и интеллигентно, — угрожал мне. Он писал: «Я знаю, что ты изменила моему сыну с девушкой. Ты – лесбиянка, и мы с тобой еще будем за это судиться». Я не знаю почему. Может быть, он думал, что Грузия — это такая православная страна, и это может как-то сыграть [в их пользу]. Его родители говорили: «Ты специально нашего сына увезла в Грузию, уговорила туда переехать, купить квартиру, — чтобы посадить в тюрьму и все забрать себе, потому что знала, что там есть закон о домашнем насилии». 

Когда я уезжала, Викентий угрожал сделать так, что я в своей жизни ничего не смогу добиться без него. Я из Беларуси, и он говорил мне: «Ты приехала из своей деревни, кто ты такая? Что ты мне сделаешь? Я сделаю так, что ты ни на одну работу не устроишься».  

После переезда от Викентия я по совету девочки начала читать книгу Робин Норвуд «Женщины, которые любят слишком сильно» и поняла: боже мой, это же всё про него. Я сначала скриншотила фрагменты, а потом поняла, что делаю так практически с каждой страницей, потому что он — хрестоматийный абьюзер. После семи лет с этим человеком я себя собирала по кусочкам больше года.

В баре Graali, который я помогала строить, мне [после поста Лены] написали, что удалили Викентия из соучредителей. К сожалению, для меня это немного лицемерно, потому что ребята 100% знали, что он избивает девушек, — еще с моих времен они были свидетелями. И никто ничего с этим не делал. И всех, получается, всё устраивало. У меня ощущение, что общество нужно припирать к стенке с помощью СМИ, внимания общественности и соцсетей, чтобы оно начало отвергать от себя таких вот людей. 


Женя

Я познакомилась с Викентием в сентябре 2021 года, когда приехала в Тбилиси на два-три месяца. Мы достаточно быстро начали жить вместе — уже в начале октября я переехала в его квартиру, он тогда разводился со своей предыдущей супругой, Жанной. Это было очень странно, но первые полгода я была так счастлива, как никогда в жизни, — много чувств, страсти, любви. Он уделял мне огромное количество внимания, которое выражалось и в подарках, и в походах куда-то, и в ежедневных букетах. У нас случился какой-то мэтч, хотя теперь я понимаю, что, скорее всего, меня никто не любил. Я думаю, никого из своих партнерш он не любил и вряд ли знает, что такое любовь. 

После первого посещения его квартиры у меня возникли вопросы, которые я сразу задала. Межкомнатные стены там были выполнены из гипрока — очень тонкого материала — и я заметила на них вмятины. Викентий рассказал, что во время ссор с бывшей женой в стену периодически летали разные предметы. Он уверял, что ничего страшного не происходило, и я, влюбленная, не придала этому значения.

Я узнала и про условный срок — от Викентия и общих друзей. Он преподнес это совсем по-другому, мне уже потом пришлось осознавать, что условку не дали бы за то, что Жанна заперлась в квартире, не дала ему войти и вызвала полицию, а он просто стучался в дверь. Друзья рассказывали про потасовки и что они неоднократно спасали Жанну, укрывали у себя дома. Но всё это, к сожалению, выяснилось далеко-далеко не сразу. И я до сих пор не понимаю, почему наши общие знакомые молчали, почему никто, зная всё это, не донёс до меня. Потому что иначе я вряд ли оставалась бы с таким человеком.

Примерно через полгода с моей стороны начали стихать романтические чувства. Все чаще у нас происходили глубокие разговоры, после которых случались ссоры. Розовые очки потихоньку начали спадать по мере узнавания Викентия, я стала понимать, что мы как с разных планет. Так, когда началась война, он начал говорить, что страны на букву «Р» больше не существует, — несмотря на то что у нас много близких в Петербурге, там его родители, да и вообще у людей бывают разные ситуации, кто-то может просто не иметь возможности выехать.

Первый раз он ударил меня в день свадьбы. Мы вернулись домой из бара очень уставшие и поняли, что ключи остались в Graali. Меня это настолько выбесило, что я начала ему предъявлять. В итоге он дал мне затрещину, попал по губе и у меня хлынула кровь. Я сидела на кафеле в белоснежном красивом платье и на него капала кровь. Тогда я решила, что утром подам на развод, мы даже спали отдельно в ту ночь. А потом у нас состоялся разговор, он плакал и говорил, что не хотел, чтобы так получилось, а просто устал и не сдержался.

Весной 2023 года я точно понимала, что больше не заинтересована в отношениях, не готова ничего терпеть и хочу вернуться в Петербург. С этими мыслями я собиралась достаточно долго — только в июле решила, что уеду на 10 дней домой, чтобы побыть в тишине и никого не видеть. Я попросила Викентия не писать мне и дать возможность прийти в себя. Но он не умеет оставаться один, поэтому названивал и писал, подключился его папа, который начал угрожать. Он [отец Викентия] спрашивал, почему мы не можем разобраться самостоятельно, говорил, что будет вынужден звонить моим родителям.

Когда я вернулась в Тбилиси, Викентий встретил меня у подъезда. Мы поднялись в квартиру, и он ударил меня по лицу за то, что я отказалась его целовать и сказала, что не поменяла своей точки зрения на наши отношения. Если вы видели Викентия, то можете себе представить амплитуду и силу удара — его ладонь размером со все мое лицо. Как человек, который не особо умеет молчать, я начала над ним смеяться. Я знала, что так нельзя делать. Я примерно представляю, как ведут себя женщины, которых слабым мужчинам в такие моменты хочется ударить, — они начинают показывать свою силу. Я сказала: «Это всё, на что ты способен, ударить меня?». Дальше последовали еще несколько ударов.

Мне пришлось около недели провести дома с фиолетовым лицом — не хотелось выходить на улицу в таком виде. Периодически мы ссорились и мне добавляли [новые удары]. Около четырех раз он душил меня — я чудом осталась жива, уже видела звездочки в глазах. Он ломал у моих ног светильники, рвал на мне одежду. Я была готова к тому, что он может ударить меня еще раз, и уже, к сожалению, не видела в этом ничего сверхъестественного. То есть я знала, чего ждать, и не испытывала страха. Я не испытываю его до сих пор, в том числе когда я пишу пост об этом. Я просто очень сильный человек.

16 августа Викентий попросил прийти к нему на день рождения. На обратном пути он понял, что забыл один из подарков в баре и это почему-то вызвало у него негодование, у нас началась перепалка и я пыталась его успокоить. Когда мы дошли до подъезда, он кинул подарки и попытался приблизиться ко мне. Я начала хихикать и бегать от него, потому что еще не понимала, насколько его переклинило. 

В итоге он смог до меня добраться, быстро накрутил на кулак мои длинные волосы и около 10-15 раз со всей силы ударил головой об асфальт. На какой-то период я даже потеряла возможность видеть и подумала, что у меня пробита голова. Викентий снял с меня обручальное и помолвочное кольца, засунул их мне в рот и заставил проглотить. Было около трех часов утра, уже встало солнце, во дворе было очень тихо. Я лежала на асфальте и, когда у меня прорезалось зрение, увидела, как бежит наш сосед и с ним незнакомый очень худой человек. Сосед остался в стороне, а его друг оттащил Кешу и даже смог ему прилично накостылять — я видела потом фотографии, что он ходил с пластырем на голове и раной на шее. То есть мужчина, который весит сто килограммов или больше, не смог ответить такому худому, шпаловидному человеку.

Позже приехала полиция, Кеша вырвал мой телефон, убежал в квартиру и закрылся. Я посидела в подъезде, сказала полицейским, что он может быть наверху. Потом меня положили в больницу, потому что голова была настолько опухшей, вся в гематомах, даже не видно глаз. Вечером пришла следователь и начала опрашивать меня. На каком-то этапе я стала нервничать, потому что поняла, что прямо здесь и сейчас даю показания, которые помогут задержать Викентия и это будет грозить ему тюрьмой. Я еще не отошла от шока и просто не могла думать о том, что мой без пяти минут бывший муж сейчас сядет в тюрьму. Я отказалась давать показания.

Я планировала выписаться из больницы, потому что была без телефона и связи. У моей мамы был день рождения, я не хотела допускать, чтобы она узнала, что произошло, какое Викентий животное и чудовище. Но выписаться оказалось не так просто, а я не знала своих прав и как работает полиция в Грузии. Меня не захотели так просто отпускать и сказали, чтобы я ехала вместе с переводчиком и следователем в управление, давать показания. Я так понимаю, они хотели меня напугать, не давая времени подумать, чтобы дожать эту историю и посадить Викентия. 

В участке на меня кричали следователи, пытались выбить настоящие показания. А я сказала, что у нас произошла ссора, Викентий толкнул меня, и я упала с лестницы. Конечно, мне никто не поверил — они видели мое состояние. Я подписала протокол, а они выписали ему запрет приближаться ко мне и контактировать со мной.

Я вернулась домой и наши знакомые дали нам с Викентием созвониться (по его инициативе). Он был очень напуган, говорил, что ничего не помнит, проснулся утром весь в крови и не нашел ни меня, ни подарков. Я до сих пор не знаю, верить ему или нет. Потом начались странные вопросы: зачем ты вообще поехала в полицию, зачем ты все это сделала. Он пытался обвинить меня в том, что я к этому всему причастна. А самое забавное, что в этот же вечер он пошел в бар играть запланированный диджей-сет как ни в чем не бывало, а на следующий день поехал в Батуми. Его адвокату даже пришлось отпрашивать его у следователя.

За 30 дней ордера он какое-то время провел в камере, но за него внесли залог. Сумма была большая, и, чтобы собрать ее, он врал людям, что подрался на улице с грузинами.

Пока я зализывала раны, он несколько раз со мной связывался, виделся, подкарауливал по камерам в барах, где он был соучредителем. Несколько раз приходил и устраивал разборки в заведении. Во время одной такой встречи он начал душить меня у туалетов, нас быстро разняли. Еще он кулаком выбил стекло в двери. После совета управляющих ему закрыли вход в собственный бар — на то время, пока я не улечу из города.

Кешины родители — питерская профессура — угрожали мне и моей маме. Они требовали, чтобы я поскорее выметалась из Тбилиси, иначе его папа, у которого есть связи, приедет и меня признают психически нездоровой и упекут в больницу. Я в шоке и очень расстроена, что его родители, умнейшие люди, не могли изначально донести до меня, что я буду очередной девочкой, на которую они будут надеяться, что вот с ней-то у их ебанутого сына все получится. 

Месяца за три до нашей финальной развязки с Викентием его мама сказала мне: «Женя, ты знаешь, и у нас такое было — меня он тоже душил». Я даже не удивилась, мне было очень стыдно и горько за него и за то, что его мама оказалась в такой ситуации. Но если у тебя больной ребенок, почему ты думаешь, что какая-то очередная девочка должна все это взгромоздить на себя и нести этот груз? Это же бесчеловечно!

Пока я была в Тбилиси, решила ходить по всем его барам, встречаться с нашими знакомыми и рассказывать, что произошло. К моему великому сожалению, я получила не то, на что надеялась. Я как ребенок думала, что зло тут же накажут и все будет хорошо — люди встанут на мою сторону, отвернутся от него. Но Викентий умеет так классно наврать и расположить к себе, что ему верят. Многие продолжили с ним общаться. А людям часто удобно не замечать все это и держать такую информацию подальше от себя, потому что очень сложно делать моральный выбор. Удобнее делать вид, что ничего не знаешь, либо просто закрыть глаза. Кто-то написал мне слова поддержки — но это такое себе, на двух стульях не усидишь. 

Я не смогла тогда написать пост, потому что не нашла в себе сил, не знала, как выразить мои негодование и обиду. Не на Викентия, а на людей. А даже когда я думала написать об этом, не знала, как сложить все эти слова и рассказать свою историю.


Викентий Алексеев. Фото: соцсети

__________

Уже после записи интервью Елена попросила редакцию не публиковать ее часть материала.

Викентий Алексеев отказался отвечать на вопросы издания, предложив вместо этого прочитать его пост в инстаграме, в котором он называет себя «неоднозначной персоной», совершившей «недопустимые действия» с двумя бывшими женами. Насилие по отношению к последней партнерше Алексеев описывает как «два инцидента бытовой ссоры, после которых Елена решила уйти».

Александр Захаров, один из совладельцев бара Graali, рассказал Wonderzine, что в заведении узнали о судимостях Алексеева в августе 2023 года, от его бывшей жены Жени. Тогда у совладельцев бара случился «серьезный конфликт», но они «не могли просто взять и прервать работу с одним из учредителей». По словам Захарова, после этого они практически прекратили общение с Викентием, а отношения между ними стали натянутыми. 

«В баре это безобидный человек, душа компании, который и барбекю приготовит и классный диджей-сет сыграет. Но, как выяснилось, иногда его перекрывает. Они с Леной больше полугода были вместе до этого эпизода. И всё же хорошо — счастливая красивая пара с забавной собачкой. То есть не было никаких внешних признаков, чтобы волноваться.

Мы не можем и не должны заменять суд, полицию, прокуратуру. Женя сама призналась, что сильно смягчила показания, чтобы Викентия не посадили. Если бы тогда этого не произошло, почти наверняка не было бы этого эпизода и нам было бы намного легче», — заявил Захаров.

После поста Елены нынешним владельцам Graali «удалось достигнуть компромисса»: «Викентий согласился продать свою долю нам. Повлияла публичность, она отчасти помогла и нам разрешить ситуацию с ним», — сказал Захаров. Руководство заведения также намерено изменить устав бара.


Report Page