«помыла руки (1)»

Назад к оглавлению

Предыдущий раздел

безмятежное. Второе лицо

Заливистый смех и гулкие хлопки ладошек о большой разноцветный мячик.

Ты сжимаешь свои маленькие кулачки, бежишь вдоль паркета, догоняешь надувной мячик — и подбиваешь его вверх.

Хлопок — и он отбивается от твоих рук, летит к мужчине в ярком светлом костюме.

Лицо мужчины скрыто под Белой Маской.

Треугольные прорези глаз весёлые. Широкая большая улыбка. Сетчатая, скрывающая его рот под ней. Его костюм напоминает одежды фехтовальщиков. Только без шпаги. И, конечно же, без плаща.

Он ловит мяч картинно-отведённой ладонью, подбрасывает его над собой.

Ты тянешься на носках — но такая маленькая! А мячик — так высоко! Не поймать его, он под самым-самым, широким, светленьким потолком. Касается там поверхности — и нависает над тобой пеленой-зонтиком, весь в красных, синих и белых полосочках. Воздушный надувной мячик.

Чуть-чуть подпрыгиваешь и отбиваешь его макушкой — но оступаешься.

Упругий резиновый, он гулко стукается о паркет — а ты махаешь руками, не удерживаешь равновесия. Кричишь-кричишь, вскидываешь ладошки — и грузно падаешь. Вращаешь растерянной головой.

Тебе больно? Да нет! Это весело!

Ты смеёшься. Сидишь на паркете, наблюдаешь за катящимся к дальней стене мячиком-шаирком, болтаешь ножками, в ладошки хлопаешь!

Радостно! Хорошо!

Сегодня свободный день — и можно просто играться. И ты играешься.

Бегаешь по просторной-просторной комнате, раскинув руки. Так раскинув, как будто летишь.

Ты маленький самолётик, который заходит на сложный, крутой вираж. Вписываешься в угол стены — и как раз удачно: успеваешь свернуть, не врезаешься — и — крутой поворот — догоняешь откатившийся мячик, замираешь, откидываешься всем своим небольшим весом назад. Закидываешь ногу, загибаешь её в колене — пинок! Пинок сильный! От всей души!

Бум! — Резиновый мячик снова взмывает вверх.

Ты сидишь на просторной постели. Постели мягкой, такой упругой!

Вертишь головой, оглядываешься по сторонам. Взгляд цепляется за много-много разных больших объектов.

Вот ты видишь комод. Толстенный и деревянный, с кучей полочек-ящичков.

Вот окно. Оно большое-большое — и очень плотно закрыто. Ещё и гардины вокруг, по углам свисают. Красненькие гардины, немного в песочных тонах. С башнями, замками и цветочками.

Ещё ты видишь картину, она висит на дальней стене. Ну, как картину. Пока там чёрточки-линии, какие-то каляки-маляки, разводы красок. Ясно-понятно, что работа над ней не окончена. Но её повесили как можно выше. Ты при всём своём самом огромном желании ни за что до неё не дотянешься.

Ты надуваешь свои раздутые, как у хомячка, щёки.

Ску-у-у-учна!

По этому поводу болтаешь ножками, хлопаешь ладошками по простыне. Подпрыгиваешь на матрасе.

Скучно! Скучно! Скучно!

Прыгаешь громко — но не кричишь.

Кричать ты совсем не любишь. Как-то у тебя так не принято.

Так что прыгаешь на постели — и внимательно смотришь на высокую плотно закрытую дверь.

Эта дверь открывается — и на пороге ты видишь высокого нарядного человека. Его лица тебе вовсе не разобрать. Но по тому, как он над тобой склонился, ты понимаешь — что и он сейчас на тебя смотрит.

Этот человек к тебе наклоняется — и ты напрягаешься. Перестаёшь прыгать. Даже больше: на всякий случай отползаешь подальше, под бортик просторной кровати.

— Ты кто? — твой вопрос такой же прямой, как та самая раскрытая дверь.

Тебе всё ещё не видно лица незнакомца. Зато чётко слышишь мягкий и добрый смех. И угадываешь, что он головой мотает. Поднимает ладонь так, будто бы отвечает: «Нет».

Дальше — указывает на тебя.

Ты смотришь на вытянутый к тебе завёрнутый в ткань перчатки указательный палец. На всю протянутую ладонь. Потом — на подолы своей розовой кофточки.

— Я? — удивлённая, ты касаешься собственных плеч.

Человек кивает.

А! До тебя доходит! Он ждёт, чтобы ты представилась.

— Я — Ми-ка! — по слогам, с гордостью отвечаешь. Тебе нравится твоё имя. Оно легко произносится. Сразу слетает с языка, с губ.

Следом незнакомец указывает на себя. Но всё молчит. И совсем не хочет открывать тебе, как же так его звать. Вместо этого чуть склоняет свою мутную голову. Внимательно тебя изучает.

— Мика, — слышишь мягкий, всё-таки да, мужской голос. Приятный, бархатный.

— Да, Мика, — ты с ним соглашаешься. — А ты, — теперь на него своим пальцем тыкаешь. — Вот ты кто такой? — надуваешься. Тебе не нравится, что ты представилась, а он всё ещё незнакомый.

Но мужчина не торопится отвечать. Вместо этого поднимается на пол, вновь стоит перед тобой во весь рост. Отворачивается. Направляется к приоткрытой двери.

— Эй! — ты зовёшь его, недовольная. Вот так вы уж вовсе не договаривались. — Ты куда?

Этот некто замирает в проходе. Снова поворачивается к тебе.

Ты только-только хотела сказать ему ещё что-то важное — но сама себя осекаешь.

Теперь, когда он опять к тебе повернулся, ты чётко видишь его лицо.

Правильная овальная — вот такой овал, как ты рисовать научилась — голова. Никаких волос на затылке. Вместо них… Что-то вроде шлема, или капюшона какого-то. Как щитки, или что-то навроде.

Фигурные синие сетчатые треугольники на местах для глаз. Широкая линяя от края до края, а от неё — вытянутая вниз, такая же синяя сетчатая дуга рта.

По общему выражению ты понимаешь: он тебе улыбается. Стоит над тобой. Внимательно на тебя смотрит.

— Белая Маска, — ты и спрашиваешь и утверждаешь.

Мужчина не отвечает словами. Зато кивает. Довольно и часто.

Так ты теперь и решаешь: вот этот мужчина, который пришёл, когда тебе было скучно — его впредь будешь звать Белой Маской.

Есть ли у него какое-то ещё имя?

Не важно. Пока что тебе и этого имени хватит.

Ты любишь плескаться в тёплой воде. Очень-очень. А ещё больше — слушать, как вода течёт в ванную из-под крана. Она так классно хлещет и хлюпает!

А по стенам, под потолок поднимается густой белый пар.

Ванная — это не о том, что надо помыться. Это прежде всего о том, чтоб плескаться и плавать. Играть с кружечкой, представляя её корабликом.

Играть с резиновыми зверушками. У тебя их вот все какие, стоят на специальной деревянной полочке.

Все подряд. Большой Медведь. Он большой и бурый. И в лапах держит кувшинчик мёда. Рядом с ним, следом, сразу же — умный задумчивый бурундук. С длинным носом. А под лапой сжимает толстенную книгу. Он такой весь насупившийся, что и называешь его за такое Грюком. Он и правда выглядит, как самый последний Грюк! Или первый. Ты многих грюков не знаешь. Но этот — Грюк! Вот прям точно.

Сразу за Грюком, но поодаль, и за него как бы прячась — нечто, похожее на лисичку. Ну, по форме — это лисичка. А по факту… У неё такая странная шерсть серебристая. И сама она вся чуть-чуть тёмненькая. Не стоит, а свернулась клубочком. Лукаво выглядывает из-за хвоста. Из книжки про мир животных ты подхватила, что таких лисиц все зовут чернобурками. Так что и эту ты решила Чернобуркой назвать.

Чуть-чуть дальше — да нет, совсем-совсем дальше, в другом краю ряда от Чернобурки спрятался Зайчик Сатоши. Почему Сатоши? Это имя ты подсмотрела в комиксе. Там был милый мальчик-очкарик. Такой дёрганный и стеснительный. Он и сам был как зайчишка-трусишка. Вот и своего Зайку ты назвала как этого мальчика.

Рядом с Сатоши — белая белочка.

Одной лапкой она обнимает свой такой же пышный, как у прячущейся Чернобурки, хвост. А во второй лапке у неё совсем крохотный, липнущий к ней красный воздушный шарик. Она тебе напоминает твою подружку Леночку. Да, Белая Белочка Леночка — тебе кажется, все три слова вместе очень приятно, так хорошо звучат!

Белая Белочка Леночка дружит с Зайчиком Сатоши. Защищает его от хитрой и злой Чернобурки. Всегда его защищает! Она умная! Сильная! Смелая! Настоящая Леночка!

А между двумя парами, прикрывая собой лисичку, посредине, стоит одинокий волк. Он, конечно, высокий и серый — но не то, чтобы очень грозный. Хитрый? Ну, да! Без сомнения! Злой?.. Иногда он помогает лисичке. Но и часто — спасает и Сатоши — и даже Леночку, особенно, когда те не могут справиться с Большим Медведем. А ещё с Грюком дружит. Единственный, кто его понимает.

За все качества этого зверя, про себя волка ты зовёшь просто: «Капитан». Ведь, и Белочка Леночка, и Лиса Чернобурка, и даже Грюк, и Сатоши, и Большой Медведь — они хоть иногда и враждуют друг с дружкой — но все — части единой команды. Команды их общего судна. Их личной подводной лодочки.

Той самой кружки, в которую ты их собираешь. Они вместе плескаются на волнах, сражаются с морской медузой Мочалкой и Морским Змеем — нехорошим тугим полотенцем. Они вшестером против самых диких и самых ужасных чудищ. И только на берегу вспоминают, что и между собой иногда находятся поводы для вражды.

Вода из крана уже не хлещет.

Ты отправляешь весь экипаж к причалу — а сама жмуришься. Тебе нужно как можно глубже уйти ко дну. Подставить плечи заботливым сильным рукам. Не только плечи — но и всю спину. И не только рукам, а и липкому едкому мылу.

Всё-таки ванная — она не только для одной лишь тебя.

Ты лежишь, смотришь в темноту потолка.

Дверь в твою комнату приоткрыта, а из коридора — и чуть дальше — слышатся разговоры, какой-то невнятный шум.

У вас гости, а тебя не позвали?

Да нет, быть не может. Тебе же просто сказали: «Уже поздно и пора спать».

Вот тебя уложили — а сами-то не спешат! Нехорошие!

Непорядок!

Дуешься.

Надо бы разобраться.

Ты скидываешь с себя одеяло, опускаешься на пол. Тихонько-тихонько крадёшься к выходу.

Да, всё верно. Звуки из общего зала.

Кстати, свет везде выключен. Вот же они какие! Хотят тебя убедить в том, что тоже уже по постелям — а сами вот взяли — и даже и не закрылись!

О чём же они говорят?..

Затаив дыхание, на носочках, чтоб не скрипеть половицами, ты аккуратно шагаешь к залу.

Разговоры там, в нём, прекратились. А лучше б нет: теперь поскрипывания. Капли?..

Что они делают?..

Ты уже почти что достигла цели.

Так.

Дверь в зал прикрыта, но не захлопнута.

Тихо-тихо, едва ли не шёпотом нажимаешь на неё кончиками пальцев ладони.

Вздрагиваешь, слыша пронзительный женский крик.

Застываешь, как вкопанная.

Помещение окутано темнотой, а вот в телевизоре, на экране — оттуда бьёт яркий-яркий, чуть синеватый и грязно-бурый свет. Ты видишь на том экране длиннющий, бесконечный, уходящий во тьму коридор. Мрачный такой весь, хмурый. Нет, не из-за отбрасываемых от покачивающихся ламп теней. Но… Там и по полу, и по стенам — ты видишь, ты понимаешь — там кровь, кровь настоящая! Тела изувеченные! Там… Там всё, всё, всё густым, грязным, красным всё перемазано — и по стенам стекает, и с самого потолка! Смачно, мясисто хлюпает!

Ты дрожишь. У тебя колени подкашиваются. Моргаешь-моргаешь, отчаянно головой мотаешь. Не глотать, себя не выдать стараешься — но хлопаешь дверью — и мигом к себе. Ныряешь под одеяло, сворачиваешься, дрожишь.

— Мика? — тебя зовут.

Ты только сильнее прячешься. Перед глазами всё ещё тот клятый, мрачный, чёртовый коридор.

Зачем ты его увидела?

Ты же просто хотела напомнить им, что всем пора спать. А они… А они там такое смотрят!

— Мика? — опять позвали.

— Да оставь ты, бывает.

— Да проверить бы, испугалась. Вдруг расплакалась.

— А чего подглядывать? — смех добрый.

… И правда, вот ты искренне соглашаешься. Подглядывать было лишним.

Ты слушаешь зелёное радио, вещающее о скорой зиме. Это радио стоит на высокой и дальней полочке.

Сама сидишь на простой табуретке за маленьким столиком у окна.

За окном на улице стук колёс последнего уходящего в депо ко скорому сну трамвая.

Ты болтаешь ногами, смотришь на собственное размытое отражение по ту сторону стекла.

Не высокая и не маленькая. Каштановые волосы подвязаны в два аккуратных хвостика. Одета в вязанную красную кофточку. Ту самую кофточку, которую пару часов назад тебе связала заботливая любимая бабушка.

А ещё в длинной бордовой юбке. В отражении ты это не видишь — но просто знаешь. По крайней мере сюда тебе разрешили прийти не в джинсах.

На плите вдоль стены чуть-чуть дальше от тебя гудит и хлопает металлической крышкой чайник. Надо бы выключить газ. Кипяток уже закипел.

Соскакиваешь на скрипящий под носками паркет, тянешься к полочке. Роешься по коробкам. «Тэсс» с солнышком отметаешь сразу. Там слишком яркое солнышко, слишком слепит. «Липтоном» все уши прожужжала реклама. Фу-фу-фу кому-то пить «Липтон»! Не понимаешь, как его вообще кто-то пьёт.

Но зато ты находишь в красных тонах и тёмно-зелёную ленту коробочку. И от неё так и тянет каким-то особенным, вот сразу чувствуешь, что родным и своим теплом. И, даже пусть и лента на коробочке тёмно-зелёная, для себя ты тут же делаешь вывод: «Чёрная!». В частности, такой вывод ты делаешь из портрета принцессы на вот той самой ленте. Портрета в белом аккуратном кругу. Если у неё такие пышные смоляные кудри, значит этот чай точно чёрный. А звать эту принцессу, судя по коробочке — Ява.

Вот именно у неё ты и угощаешься чайными лепестками.

О том, что твой выбор правильный, ты узнаешь, стоит лишь кипятку влиться в небольшую фарфоровую чашку с росписью пасторального пейзажа, где пастух и пастушка сидят на побережье быстротечного ручья-реки.

Как же вкусно пахнет этот уютный, обязательно чёрный клубничный принцессин чай! Ты просто держишь перед собой блюдце. Аж на носочки становишься, жмуришься, пробуешь… Нет… Смакуешь один только его головокружащий запах.

Три ложечки сахара. Ломтик лимона. Это всё вместе смешать и подать к столу.

Зелёное радио вещает о скорой зиме. Если ему верить, то сейчас уже восемь часов. Время сказки. Какой именно сказки? Там всегда разные — и обязательно на добром, таком ламповом, дедушкином украинском. Да, у тебя нет дедушки. Зато лучше: твой дедушка живёт в радио. Его голос прокурен трубкой, и он рассказывает то про ёжика с черепашкой, то про волка и лисицу. И про всяких прочих весёлых лесных зверят. А ещё он ставит классные песни! Про фей была очень-очень добрая! Сквозь все моря и леса, в ту страну, где хранятся мечты. В ту страну, где собой быть вольны… Что-то такое… Очень… Очень хорошее, да.

Вот ты опять садишься за стол на ту самую табуретку. Болтаешь ногами, смотришь в размытую ночь.

За окном опять мерный стук трамвайных колёс, приглушённый гул последних машин. Сегодня — нет, никаких фейерверков. Но они будут скоро. Ты это твёрдо знаешь!

Прекрасная принцесса далёкой восточной страны опускается на табуретку напротив. Она так красива, что у тебя и слов-то нет, чтоб всю её описать. Она… Она такая же красивая… Нет… Волшебная! Такая же волшебная, как тот самый чай, которым она с тобой так охотно делится.

Поднимает собственную чашку аккуратно, на уровень глаз. Кивает тебе, улыбается.

Ты повторяешь за ней жест вежливости.

Дверь на кухню — да, приоткрыта.

И в коридоре даже зажжённый свет. Даже слышны приглушённые голоса взрослых. Они о чём-то общаются. Возможно, опять ссорятся. Не так-то важно.

Но… Всё-таки это мешает.

Принцесса сама поднимается, проходит к дальнему концу комнаты. Мягко нажимает на угол двери.

Закрывает вас. Тебя от всех закрывает.

Ты и прекрасная женщина сидите подруга напротив подруги и пьёте волшебный чай. А за окном — первозимний и снежный вечер.

По радио дедушка читает вам обеим сказку. Сказку про великую добрую Жар-Птицу, что обитает далеко-далеко, в заоблачном царстве. Среди моря, не зная границ. А на фоне ещё мелодия, из вот той колыбельной, про страну ту мечты, где все-все — все собой быть вольны.