still waters run deep

Ходят слухи, что море Х — проклято. У него не было собственного названия, долгое время из суеверий его даже не рисовали на картах — пустота, кое-как очерченная скалами и крошечными островами, неизвестность, которую моряки иногда закрашивали черным, чтобы случайно туда не заплыть. Путь через него ближе на много дней, и все же корабли предпочитают сделать крюк и пересечь чужую акваторию, чем войти во враждебные воды.

Но умереть можно в любом море.

Именно с этой фразы капитан Ким Хонджун объявил своей команде, что они собираются плыть по короткому маршруту, чтобы поймать богатый китайский торговый корабль на полпути. Никто не ожидает нападения с этой стороны, никто не верит, что из пролива Проклятого моря может выйти хоть кто-то живой. Китайская флотилия проплывает мимо с разряженными пушками и сонными дозорными. План стопроцентный — если команда Destiny не откажется и не удерет в туман, пойдя на поводу у своих предрассудков. Но вы же не трусы, подначивает их капитан Ким и улыбается самой ядовитой из своих улыбок.

Капитан Ким Хонджун не верит в проклятья, но верит в себя и свою невероятную удачу —настолько, что, будучи совсем молодым, уже стал капитаном. За уважение пиратов пришлось побороться: невысокий Хонджун никого не пугал. Заряженный мушкет на поясе, впрочем, быстро объяснил расстановку сил, и вот у Ким Хонджуна уже есть капитанский титул, корабль и верная команда — менее верные пошли на корм акулам. Не сразу, спустя время и целую череду громких побед его все-таки признали.

Это было нелегко. Многовековые традиции вроде непременного пресмыкательства перед старшими капитана Кима раздражают. Из ненависти к правилам Хонджун вовсю командует людьми старше себя и вместо куртки чогори носит европейский камзол, стащенный с голландского флибота, которому не повезло оказаться в Восточно-Китайском море. Команда смирилась и со странной модой капитана, и даже с тем, что тот вскоре начал делить каюту со своим старшим помощником.

Однако принять решение Хонджуна о новом маршруте оказалось сложнее всего.

В ночь перед отплытием никто из команды не может уснуть. Кто-то отправился в храм просить у предков защиты, кто-то — в бордель тратить последние деньги, ведь неизвестно, понадобятся ли они еще когда-нибудь. Штурман — самый старший из них — закупился амулетами от всех возможных чар и так и спит, увешанный бумажками с заговорами и колокольчиками, отпугивающими духов.

Капитан проводит эту ночь со своим старшим помощником.

Наедине с Сонхва он снимает маску несгибаемого капитана и расслабляется. Знаменитая пугающая ухмылка сменяется усталой улыбкой человека, который слишком долго убеждал других, чтобы поверить самому. Капитану Ким Хонджуну страшно, но знать об этом может только его старпом.

— Возможно, это наша последняя ночь на суше. Мы останемся в море навсегда, станем очередными жертвами чудовища, которое уже сожрало несколько фрегатов.

Сонхва снимает с него капитанскую треуголку — очередной голландский трофей, который Хонджун носит, чтобы казаться выше. Без шляпы он выглядит совсем небольшим и несолидным.

— Не сомневаюсь, что под руководством самого Ким Хонджуна мы доплывем куда угодно, — мягко говорит Сонхва.

Хонджун качает головой: слова его не убеждают.

Сонхва расстегивает богато украшенные пуговицы и осторожно снимает с него камзол. Под этой иноземной роскошью — простая рубашка, скрывающая бесконечные шрамы. Капитан Ким за свои годы успел подраться достаточно. Все его подвиги Сонхва видел сам.

— Подумай, сколько золота мы стрясем с этих китайцев, — вкрадчиво продолжает Хва. — И шелк. И порох. И много чего еще, что подарит нам прекрасную жизнь.

Далекая, эфемерная, недостижимая «прекрасная жизнь». О ней они почти не говорят, только изредка, такими бессонными ночами, как сейчас. Мысль об этом заставляет Хонджуна наконец-то улыбнуться.

— Тебе правда совсем не страшно?

— С тобой — нет, — отвечает Сонхва и прижимается губами к губам своего капитана.

На рассвете корабль Destiny отправляется в путь.  

Дозорные меняются на палубе каждый час. Обзор на четыре стороны света, заряженные пушки, руки — всегда на эфесе сабель, чтобы пресечь любую опасность, откуда бы она не пришла. Хонджун нервничает больше их всех, он бесконечно в движении, носится из капитанской рубки на палубу и обратно. Он так старается сохранять внешнюю невозмутимость, что его лицо кажется не спокойным, а неестественно застывшим.

Первые часы пираты почти не разговаривают друг с другом, боясь упустить подозрительно громкий шум волн или странный животный рев. Но на море благостный штиль. Чайки, чуткие к любой угрозе, безмятежно кружат над кораблем и нагло усаживаются на мачты.

Напряжение нарастает и не находит выхода: ничего подозрительного на горизонте. Кто-то рискует закурить. Руки разжимаются. Нервное молчание понемногу заполняется шутками. Самый младший из них набирает в грудь побольше воздуха и кричит: «Ну и где эта мифическая тварь?» На него шикают и в ужасе вглядываются в водную гладь, ожидая, что пугающее нечто вот-вот вылезет на их зов. Ответом им становится ехидный чаячий смех — и все. Никаких монстров страшнее вредных птиц.

Старший помощник Пак перерисовывает карту, подкрашивая контуры проклятого моря нежно-голубой краской. Спокойный, знакомый цвет, точь-в-точь такой, как у воды за бортом. Он подзывает капитана Кима и показывает карту: видишь, все хорошо.

Destiny движется вперед, и команда постепенно расслабляется. Младшему становится скучно стоять в дозоре, и он начинает петь; в этот раз его никто не прерывает. Капитан Ким разрешает половине дозорных пойти отдохнуть.  

— Какой-то круиз, а не пиратский рейд, — хихикает штурман, и все соглашаются. Еще ни одно плаванье не проходило так спокойно. Может, кто-то наврал про проклятые воды, чтобы сохранить этот путь для себя? Или попал в шторм и испугался волн, а чудовища просто привиделись? Одна теория достовернее другой.

Сонхва прикидывает расстояние на карте, сверяет масштаб и наконец сообщает:

— Половина пути позади! — и добавляет. — Мы идем гораздо быстрее, как и говорил капитан.

— Наш капитан знал, о чем говорил.

— Только трусливые старики верят слухам.

— Говорю же, капитан Ким никогда не ошибается.

Хонджун смотрит в подзорную трубу на безмятежное море и улыбается. Действительно, он снова оказался прав, и удача его не подвела.

К вечеру на палубе остается один дозорный и один у штурвала: необходимости в толпе, очевидно, нет. Вода настолько спокойная, что корабль словно плывет сам собой. Люди устали, люди хотят расслабиться, поэтому капитан Ким дает разрешение на небольшое празднование и капельку подслащенного соджу, просто чтобы снять напряжение и не сойти с ума. За это великодушное решение его тут же начинают обожать еще больше: капитан Ким строго контролировал употребление алкоголя на своем корабле, чтобы команда не спилась раньше времени, и любое послабление становилось настоящим праздником.

Первый тост поднимают за капитана, не побоявшегося бросить вызов слухам. Кто вообще сейчас верит во все эти легенды? Если бояться всего, о чем болтают, можно вообще от берега не отплыть. Даже самые неуверенные делают вид, что сразу поняли глупость этих историй. Второй тост — тоже за капитана, благодаря которому имя Destiny обрело славу. За что пили в третий раз, Хонджун не понимает, а потом перестает следить совсем. Теперь, под действием алкоголя, он чувствует невероятную усталость. Команда пускается во все тяжкие, и у капитана нет ни сил, ни желания их останавливать: страх утомляет сильнее физической работы. Хонджун даже позволяет им не экономить еду — на корабле любые продукты идут под строгий расчет, но теперь, когда они на полпути к цели, можно не жадничать. Скоро у них будет достаточно и еды, и соджу, и, может быть, индийского рому, и вообще всего. Сытая жизнь — на расстоянии вытянутой руки, пара дюймов на карте.

— Вам не хватит, капитан Ким? — шепотом интересуется Сонхва. Он, как всегда, по правую руку капитана. Вместо ответа Хонджун залпом допивает соджу и тянется к своему помощнику с пьяным поцелуем. Сонхва возмутительно трезв по сравнению с остальной командой, он уворачивается от поцелуя и бормочет неловкое «Не здесь». Не среди пиратов, которые начинают хором петь, но почему-то разные песни, не среди пустых бутылок и громкого хохота.

А Хонджуну очень хочется поцеловать его именно сейчас, торжествующе, перед всеми, потому что он, капитан Ким, в шаге от того, чтобы совершить плавание века, и все потому, что Сонхва сразу и безоговорочно в него поверил.

Сонхва жестом указывает на потолок каюту: наверх, на палубу. Капитану нужно проветриться и перестать делать глупости, ну хотя бы при всех.  

От свежего воздуха перехватывает дыхание. В каюте, оказывается, из-за алкогольных паров и табачного дыма было невыносимо душно. Хонджун отпускает двоих матросов на перерыв: пока управление кораблем возьмут на себя они со старшим помощником. Матросы понимающе кивают и с удовольствием убегают в камбуз за заслуженным перекусом и порцией горячительного.

Ночное море такое же спокойное, как и днем. Пара фонарей отбрасывает бледно-желтые блики на водную гладь. Хонджун подходит к корме и смотрит вперед, на теряющийся во мраке горизонт, где море и небо кажутся единым целым.

— Видишь, Хва, никаких монстров нет, — говорит Хонджун. Мир вокруг него приятно покачивается то ли от соджу, то ли на волнах. — Мы посреди проклятого моря, и ни-ко-го!

Сонхва обнимает его и наклоняется к самому уху.

— Ошибаешься, Джуни. Монстр уже здесь.

Хонджун хихикает и слегка шлепает его по спине, чтобы не говорил глупостей.

Пальцы неожиданно натыкаются на что-то странное и жесткое. Хонджун проводит пальцами вдоль позвоночника, нащупывая тонкую пластину с небольшими шипами.

— Черт, Хва, что это за…

Объятия Сонхва резко становятся крепче. Гораздо крепче. Кажется, еще чуть-чуть, и ребра Хонджуна затрещат. Хва хочет поцеловать его, но вместо пухлых губ Хонджун чувствует зубы. Они впиваются в тонкую кожу и легко ее прокусывают. Хонджун успевает дернуть головой, и зубы соскальзывают, задевая подбородок.

— Хва, что ты…

Это не Сонхва. Это кто-то очень на него похожий, в его костюме, с его волосами, но у Сонхва никогда не было таких абсолютно черных глаз.

И зубов. Огромных клыков, с трудом помещающихся во рту, отчего уголки губ треснули и разошлись в стороны.

Хонджун быстро-быстро моргает, чтобы стряхнуть с себя наваждение. Ему мерещится, ему кажется, это усталость и алкоголь, сейчас все пройдет.

Улыбка Сонхва становится шире. Кожа на щеках расходится еще дальше, трескается, как у рептилий. Губы, столько раз зацелованные, теперь измазаны чем-то темным. Хонджун сглатывает соль и понимает, что это его кровь.

С криком Хонджун вырывается из чужой хватки и пятится. Под ноги попадается свернутый канат, он едва не падает, но восстанавливает равновесие и ускоряет шаг. Сонхва неспешно идет за ним — и почему-то оказывается гораздо ближе.

Нож. Любимый трофейный кинжал с драгоценной рукоятью. Хонджун нащупывает его в ножнах на поясе, выхватывает и замахивается что было сил. Сонхва слишком близко, и замах не удается. Удар смазывается, но его достаточно, чтобы полоснуть по его лицу, точно по клыкастой пасти, раскрытой так, как ни за что не позволили бы человеческие челюсти. Хонджун уверен, что зацепил его.

Или нет.

Вместо того чтобы уклониться от лезвия, Сонхва хватает его зубами и сжимает челюсти. Металл хрустит и ломается, как сухая соломинка. Он выплевывает острые осколки прямо под ноги Хонджуну, бесполезная рукоятка падает рядом и катится куда-то к краю борта.

Теперь защищаться нечем.

От сильного толчка в грудь Хонджун падает и ударяется спиной о палубу. Сонхва нависает над ним и проводит рукой по бедру с ласковой, очень знакомой медлительностью, и сначала ничего не чувствуется. Боль приходит позже. Хонджун опускает глаза и видит красные пятна, расплывающиеся на бедре. Сонхва не просто гладит его по ноге. Его изогнутые когти легко разрывают ткань и вспарывают кожу, впиваясь глубоко в мышцы. Сонхва улыбается своим новым хищным ртом и резко вырывает руку. Хонджун кричит и не узнает собственный пронзительный голос. Сонхва запускает в него пальцы снова, что-то рвется, ломается там, в ноге, как будто ее потрошат. Крик переходит в истошный вой.

Ошметки на когтистых пальцах — это куски Хонджуна. Сонхва с наигранной медлительностью подносит ко рту окровавленную руку и, высунув язык, ловит разорванное на волокна мясо, смакуя, словно деликатес.

Нужно бежать. Хонджун пытается приподняться на локтях, неловко наваливается на раненую ногу, и та взрывается болью. Он беспомощно падает обратно. Сильная рука хватает его за запястье и резко, до хруста выворачивает.

Следующим ударом Сонхва пригвождает его к палубе. Хонджун едва может вдохнуть от жесткой хватки на шее. Когти прокалывают кожу, но не проходят насквозь: Сонхва еще не хочет его убить, только лишить голоса. Здоровой ногой Хонджун пытается пнуть, но не попадает; Сонхва ухмыляется и прижимает его ногу своим коленом.

Он с неожиданной ловкостью расстегивает пуговицы капитанской рубашки, издевательски бережно, словно чтобы не порвать дорогую ткань. Длинный коготь рисует на груди Хонджуна узоры. Он часто так делал, когда они были вместе, в портовых гостиницах, в капитанской каюте, в ленивой разнеженности расписывал тело любовника невидимыми знаками. Теперь за когтем остается красный след.

— Хва, не надо…

Впервые Хонджун набирается смелости, чтобы посмотреть Сонхва в глаза — черные, немигающие, незнакомые.

Сонхва любовно гладит его по щеке, размазывая кровь и… слезы? Хонджун не замечает, что плачет, он почти ничего не видит и не слышит, кроме удушающего запаха бойни от собственного искалеченного тела. Где-то там, за этими бездушными глазами, за зубами, которыми можно разорвать человека заживо, должен быть его Сонхва. Не может быть, чтобы его никогда не было. Хонджун зовет его снова и снова.

Сонхва замирает, словно в задумчивости, и вдруг ослабляет хватку. Заставить измученное тело дышать непросто, но Хонджун делает первый глубокий вдох, второй, третий, чтобы сказать Сонхва что-то важное. Еще можно остановиться.  

— Хва, прошу, я же тебя…

Не давая договорить, Сонхва прижимается ртом к исцарапанной груди, и на мгновение Хонджуну чудится мягкость его губ, целующих кожу у самого сердца. В следующий миг мир Хонджуна взрывается болью: клыки вонзаются в его тело, сжимаются и с силой вырывают кусок кожи вместе с мясом.  Пальцы впиваются в свежую рану, вскрывая грудную клетку. Одно за другим трещат ребра, но этого капитан Ким Хонджун уже не чувствует.

Младшему пора подняться на дежурство. Конечно, там сейчас капитан и старпом, так что все должно быть в порядке, но если не прийти вовремя, от старших может и влететь.

Впрочем, на палубе явно никто не дежурит. Два силуэта ерзают на полу с подозрительными влажными хлюпаньями.

— Хэй, капитан, может, вы хоть в каюту пойдете? Нельзя же прямо здесь … — хихикает младший.

Высокий силуэт поднимает голову на звук его голоса. Это старший помощник Пак, и у него что-то с лицом. Что-то с ними обоими. Младший замечает странную лужу под ними, обломки чего-то светлого и неестественную позу капитана.

Его голова. Она еле-еле держится на шее, потому что все, что ниже, разорвано. Что-то обглодало капитана Хонджуна, выедая самое нежное, и это что-то, кажется, старший помощник Пак.

Младший едва успевает открыть рот, чтобы позвать на помощь, как Сонхва срывается с места и кидается прямо на него.

— Вот и все.

Тот, кто когда-то называл себя Сонхва, в последний раз проходится по палубе. Он давно плавал на этом корабле и знал всю команду, так что может сказать точно: не выжил никто. Никто не успел спрятаться в трюме или спрыгнуть за борт.

Он аккуратно обходит лежащую у кормы голову капитана Кима. Его лицо, даже залитое кровью, кажется очень красивым. Сонхва замечает неподалеку забрызганную треуголку, на мгновение задумываясь, стоит ли надеть ее на владельца — Хонджун заслужил уйти как капитан.

Кое-что Хонджун заслуживает еще больше.

Сонхва осторожно поднимает голову капитана и убирает прилипшие пряди с лица. О чем думал капитан Ким в последние секунды, ему уже не узнать: в мертвом лице не осталось ни страха, ни ярости. Наверное, Хонджун до конца на что-то надеялся, он ведь всегда верил в лучшее. Как показала их встреча — зря.

Их последний поцелуй — без взаимности, без нежности, холодное к холодному, убийственное к убитому. Сонхва прижимается губами ко лбу, прощаясь с капитаном Кимом; на лбу остается темно-красный запекшийся след. Бросать голову кажется грубым и неправильным, и Сонхва бережно возвращает ее на место у останков недоеденного тела.

Пора.

Сонхва расправляет плечи, позволяя плавникам разорвать остатки одежды и распрямиться полностью. Он легко забирается на борт и делает шаг вниз — в бесконечные водные глубины. Туда же совсем скоро уйдет и Destiny, унося с собой правду о капитане Ким Хонджуне — покорителе Проклятого моря и о чудовище, которое он так неосторожно полюбил.