chilumi

— на следующей неделе у нас игра с… — ризли замолкает, когда по арене эхом проносится звук хлопка. — …воу. — он со смешком вскидывает брови.

сайно оборачивается — и давится собственным вдохом.

дальше по льду стоит люмин.

злая, очень злая люмин в компании аякса, которому она, кажется, только что дала по лицу.

девушка говорит что-то — кривятся губы и гневно сверкают глаза — и с силой толкает хоккеиста в грудь так, что тот, абсолютно растерянный, отъезжает чуть назад.

чайльд скалится, шипит в ответ что-то такое, что люмин щурится, замахиваясь снова — и тогда сайно срывается с места, оставляя ризли и остальных сокомандников позади.

он подъезжает к ним одновременно со взволнованным томой — хватает аякса за футболку поверх защиты, готовый сдерживать его взрывной темперамент, пока тома мягко, за локоть оттаскивает люмин к себе за спину.

— что случилось? — недовольно спрашивает он, окидывая тарталью насторожённым взглядом.

— не твоё собачье дело. — огрызается аякс, и сайно крепче сжимает в кулаке ткань его формы – только драки им не хватало.

— в чём твоя чёртова проблема?! — срывается люмин, подаваясь вперёд, и тома вскидывает руку, останавливая её.

напряжение между ними так и искрит в воздухе — подошедшую аяку настолько пугает душная агрессия в воздухе, что она бестолково замирает у входа на лёд, не решаясь ни уйти, ни сделать хотя бы шаг вперёд.

— ладно, брейк, ребята. — встревает наконец сайно, напоминая всем о своём присутствии. — остыньте, окей?

люмин возмущённо фыркает, но не говорит ни слова, даже на аякса больше не смотрит — податливо катится за томой чуть в сторону, замирает рядом с ним неподвижной хрустальной статуэткой, пока тот стягивает с себя олимпийку, чтобы накинуть её на хрупкие девичьи плечи, и едва заметно расслабляется, когда знакомая тёплая ладонь ложится на талию, направляя.

сайно провожает их взглядом — у самого бортика они встречаются с аякой и её обеспокоенным лепетом и уходят вместе с ней в сторону раздевалок.

— и что это, блять, было? — он поворачивается к тарталье, складывая руки на груди.

— отъебись. — аякс вяло отмахивается, запрокидывая голову, и шумно вздыхает.

— что ты ей сказал?

— ничего! ничего такого! — он запускает пальцы в волосы, безвозвратно портя свою укладку, и стадальчески жмурится. — в этом-то и дело! она взбесилась с того, что я предложил ей провести время вместе!

чайльд совершенно несчастно смотрит на него из-под ресниц — но сайно не поддаётся, сайно кремень, сайно не собирается становиться его жилеткой для слёз и соплей, не разобравшись в ситуации.

— полагаю, проблема в том, как именно ты ей предложил, не так ли?

сначала говорить — потом думать. или не думать вообще, даже после. вот жизненное кредо аякса. стоит ли удивляться тому, что он умудрился вывести из себя люмин?

— конечно, блять, зачем нужен я, когда есть тома. — тарталья пропускает его слова мимо ушей. — действительно. ебучий сын маминой подруги. весь такой дохуя идеальный, посмотрите на него.

сайно поджимает губы.

ну, поехали.

— во-первых, он просто заботится о своей партнёрше, хватит разыгрывать драму. во-вторых, ты не можешь заставить её прекратить общаться с ним или, наоборот, начать с тобой. и, в-третьих, если уж на то пошло, научись достойно принимать отказы, придурок.

вот так вот.

— отказы? — чайльд усмехается, возможно, уже где-то на грани истерики. — она не отказывала мне. она вообще не дала никакого нормального ответа!

сайно прикрывает глаза и считает про себя до пяти. боже правый, за что ему всё это.

— а ты спрашивал? — интересуется он, позволяя себе усталый вздох. — ну, знаешь, нормально.

аякс замолкает — хмурится, опуская глаза, и, кажется, действительно задумывается.

— вот об этом я и говорю. — сайно тихо хмыкает.

— ой, а сам-то! — тарталья закатывает глаза и кривит губы в усмешке. — нашёлся, блять, герой-любовник.

сайно вопросительно вскидывает бровь, и аякс кивает острым подбородком на что-то позади него. когда он неохотно оборачивается через плечо, тигнари как раз выходит на лёд.

насмешливый взгляд чайльда ощущается даже затылком — как ‘рафаэлло’ вместо тысячи слов.

— вот об этом я и говорю. — передразнивает он его.

— катись к чёрту.

— только если вместе с тобой, дорогуша.

и они действительно катятся — не к чёрту, но к ризли, — так что невелика разница — который уже успел сходить за снаряжением и теперь терпеливо ждал их обоих.

в конце концов, они же не отдыхать сюда пришли.

на следующее утро перед тренировкой люмин находит в своём шкафчике в раздевалке шоколадку.

аяка как раз рассказывает ёимие, как провела выходные с братом и томой, когда люмин замечает на цветной упаковке стикер-записку.

и, смиренно принимая новую головную боль с распростёртыми объятиями, читает по буквам размашистое ‘прости’. с кривым сердечком в углу листка.

люмин знает наверняка, что ждёт её в коридоре, не сомневается от слова совсем, но когда она рывком открывает дверь раздевалки и встречается взглядом с тартальей, ей всё равно требуется пара секунд, чтобы взять себя в руки.

— чайльд. — сухо приветствует она, гордо вскидывая подбородок.

аякс в ответ нервно смеётся, запуская ладонь в волосы, и виновато смотрит на фигуристку из-под ресниц.

— …извинения приняты? — с надеждой спрашивает он.

люмин улыбается — мягко, почти ласково, видит, как плечи хоккеиста чуть расслабляются, и резко возвращает лицу безучастное, холодное выражение.

— я не ем белый шоколад. — она пихает ‘извинения’ тарталье в руки, сочувственно поджимает губы и похлопывает его по груди, прежде чем с грохотом закрыть дверь прямо перед его носом.

когда люмин оборачивается, остальные девочки, все как одна, смотрят на неё заинтересованными взглядами.

— что? — она хмурится. — спектакль окончен.

на занятиях в конце недели тренер подзывает люмин к себе и обсуждает с ней возможность парного выступления с тигнари. люмин не одиночница ни разу и ничего против нари не имеет, но у неё есть постоянный партнёр, так что она обещает подумать и, когда он благодарит её и отпускает с миром, идёт отрабатывать прыжки.

сальхов, риттбергер, тулуп, лутц — она прыгает всё идеально.

но падает на приземлении тройного акселя.

люмин не успевает даже выругаться себе под нос, — только в каком-то по-детски глупом жесте бьёт по льду сжатым кулаком — как к ней на помощь одновременно подъезжают тома и… тарталья.

— ты в порядке?

— сильно ударилась?

спрашивают они тоже в унисон.

фигуристка морщится, позволяя искорке раздражения вырваться наружу в виде шумного выдоха, и поднимается на ноги, игнорируя обе протянутые к ней ладони.

она не хрустальная, вот что.

в груди закипает желание напомнить томе, сколько раз он ронял её на лёд, когда они только начинали кататься вместе, и сказать аяксу пару ласковых чисто из принципа, но она только качает головой в ответ на взолнованные взгляды парней и едет к бортику, с трудом отталкиваясь ушибленной ногой.

в шкафчике в раздевалке её дожидается новая плитка шоколада.

на этот раз тёмного.

люмин с подозрением косится на ёимию, шнурующую коньки, но та только солнечно улыбается ей — ничего от неё не добьёшься.

так что люмин забирает сладость с полки, едва не кроша её через обёртку в крепкой хватке обманчиво тонких пальцев, и решительно направляется в сторону мужской раздевалки.

через пару секунд после осторожного стука ей открывают дверь — сайно удивлённо вскидывает брови, но отходит в сторону, впуская девушку внутрь, и люмин благодарно ему кивает, старательно игнорируя озадаченные взгляды других парней.

— который из них тартальи? — негромко спрашивает она, кивая на шкафчики.

— этот. — ризли с усмешкой хлопает ракрытой ладонью по металлической дверце.

— спасибо.

фигуристка оставляет шоколадку поверх вороха небрежно брошенной повседневной одежды — так похоже на чайльда — и захлопывает чужой шкафчик.

она уходит, не сказав больше ни слова.

пусть подавится.

в третий раз тарталья вручает шоколад ей лично — упрямо стоит на пороге раздевалки, отказываясь уходить, пока люмин не возьмёт его у него из рук.

поэтому она забирает плитку молочного, только чтобы не глядя швырнуть её себе за спину.

шоколадку ловит ёимия.

— как удачно. — хмыкает люмин, обернувшись. — она же тебе помогала, верно? вот пусть и берёт в качестве благодарности.

и выверенным движением толкает растерянного, совершенно несчастного аякса в грудь, — ей начинает это нравиться — заставляя его попятиться, и захлопывает дверь, для верности щёлкая ещё и замком.

на этот раз девочки не решаются ни говорить с ней, ни смотреть на неё, каждая молча занимается своим делом, и люмин… люмин почти им благодарна.

на разговор с чайльдом она решается парой часов позднее — потому что иначе кто знает, может, в следующий раз из шкафчика на неё вывалится сам аякс с банковской картой в руках и потащит по магазинам скупать всё, что её душе угодно.

а ещё люмин уже чисто физически не может смотреть на шоколад.

поэтому она дожидается его у дверей раздевалки после тренировки, устало отказывается от предложения томы пойти по домам вместе, позволяет девочкам обнять себя на прощание, и, когда все они оставляют её в покое, сползает по стене вниз, размышляя, как можно так долго переодеваться.

— держал бы вещи в порядке, всё было бы в разы быстрее. — ворчит люмин себе под нос, ковыряя ногтем отошедший уголок линолеума.

в этот самый момент дверь резко открывается — фигуристка едва успевает выставить руку, чтобы её не пришибло.

— люмин! — испуганно вскрикивает аякс, хватаясь за сердце. — какого чёрта ты тут расселась!

‘ну да, — мысленно признаёт люмин, поднимаясь с пола. — не самое гениальное решение, и.’

— ты… — девушка трёт переносицу, уже далеко не такая уверенная, какой была пару секунд назад. — идём.

— что? — паникует тарталья. — куда?

люмин молча хватает его за запястье и тянет за собой, не обращая внимания на многозначительные смешки сайно и ризли, высунувшихся из раздевалки следом.

чайльд шагает, как и было сказано, но беспомощно оглядывается на друзей до тех самых пор, пока те не исчезают из поля зрения.

— люми, чт… — аякс прикусывает язык, когда фигуристка оборачивается на него через плечо. — …люмин. — тут же исправляется он. — люмин, куда мы идём?

— умолкни. — просит девушка, крепче сжимая его запястье.

и он действительно затыкается — настолько покладистый, что наводит на подозрения, но люмин предпочитает это игнорировать.

фигуристка молчит всю дорогу, — только невнятно здоровается с прошедшим мимо бай чжу — и отпускает руку аякса лишь когда они приходят… куда-то.

неважно, где они — главное, чтобы подальше от дворца спорта, пусть почвой для слухов может послужить и сам факт их ухода.

чайльд оглядывается и, — теперь его очередь хватать её за руки — подцепив люмин под локоть, уводит чуть в сторону. даже детская площадка будет всяко лучше дороги, где то и дело ходят люди и, хоть и изредка, но проезжают машины.

— итак, — люмин прокашливается, опускаясь на скамейку, и хлопает по месту рядом с собой, приглашая тарталью сесть тоже. — я тебя слушаю.

выражение лица аякса становится глупым до невозможности — в смысле, оно у него всегда такое, но сейчас особенно. девушка давит рвущийся из груди смешок.

— ты — меня? — уточняет он, склоняя голову, и люмин вскидывает брови. — я думал, это ты должна объяснить мне причину… — он описывает полукруг в воздухе рукой и обессиленно роняет её на колено. — …этого.

— а я думала, — фигуристка возмущённо фыркает, складывая руки на груди. недобрый знак. тарталья панически крутит в голове мысль о том, что если он выведет её из себя и в этот раз, он себе этого не простит. — это ты должен объяснить мне.

чайльд сглатывает ком в горле и нервно посмеивается. страшно — аж руки трясутся. позорище.

— объяснить что, принцесса? — он даёт себе мысленную пощёчину. даже две – после того как лицо люмин почти неуловимо мрачнеет из-за дурацкого обращения.

думай — потом говори, напоминает себе он.

— шоколад, например. — люмин прикрывает глаза и откидывается на жёсткую спинку скамьи. аяксу нестерпимо сильно хочется стянуть с себя куртку и накинуть ей на плечи, но он боится и вздохнуть лишний раз, чтобы не испортить момент и её настроение.

— эм… — он неловко улыбается. — это… извинения?

люмин поджимает губы. очень красноречиво.

а может, и не очень, но тарталье хватает и этого, чтобы понять, что он делает что-то не так.

— то есть… я, ну… знаешь…

— я хочу знать, — девушка жмурится, запрокидывая голову к небу, и накрывает лицо ладонями. — чего ты добиваешься? я не…

в момент, когда люмин на секунду прерывается, чтобы сделать вдох, аякс напрочь забывает о ‘думай — потом говори’.

и перебивает её сиплым:

— тебя.

— …не понимаю.

фигуристка напрягается — чайльд отчётливо видит каждую окаменевшую от неожиданного ответа мышцу хрупкого на вид тела и усмехается.

— тебя, дурочка. — уже громче повторяет он.

— сам идиот. — мгновенно реагирует люмин, не глядя пихая его в плечо.

аякс звонко смеётся, а она замолкает, и он даёт ей время осознать сказанные им слова.

солнечные лучи настойчиво пробиваются через кроны деревьев, и тарталья щурится, подставляя им веснушчатые щёки. ему так тепло и так хочется смеяться, хочется взять гордую фигуристку за руку и пойти гулять с ней по городу, хочется…

хочется гордую, неприступную фигуристку поцеловать.

— то есть, — люмин приоткрывает глаза через пару минут, блондинистый затылок перекатывается по спинке скамейки — она поворачивает голову в его сторону. голос у неё чуть хриплый. красивый. — ты всё это время систематически доводил меня до ручки, потому что…

— потому что ты мне нравишься. — заканчивает за неё аякс. — ага.

люмин упирается взглядом куда-то ему в висок. задумчиво рассматривает точёный профиль будто впервые.

чайльд глаза поднять не решается, знает: если посмотрит на неё — пропадёт с концами.

у люмин растрёпанные ветром волосы и расплавленное золото в глубине радужек.

у тартальи — бездонная дыра там, где, по идее, должно быть сердце.

а сердце, его по-идиотски сильно влюблённое сердце уже давно не на месте — оно в чужих нежных ладонях.

в ладонях, что могут бить и царапать, оставляя на коже синяки и ссадины, а могут безжалостно-ласково касаться его собственных, заставляя кулаки разжаться, чтобы переплести пальцы.

вот как сейчас.

аякс разглядывает их сцепленные в замок руки и глупо улыбается.

а потом — потом всё-таки смотрит люмин прямо в глаза.

в омут с головой.

— можно тебя поцеловать? — спрашивает и едва узнаёт в этом надтреснутом хрипе свой собственный голос.

люмин мелодично смеётся и утыкается лбом в его плечо.

— да.

и аякс всё-таки целует гордую, неприступную фигуристку. а ещё — ещё он её, эту гордую и неприступную фигуристку, берёт за руку и ведёт гулять по городу.