аргументы иссякли
Вернер лежал в темноте и смотрел в потолок.
Принц Фридрих Зильбершванфлоссе тихо и мирно дышал рядом – вот уже целый час как. Не зная, что его любовник и верноподданный снова перебирает в голове аргументы – как в предыдущую ночь, как и много ночей подряд – почему он не должен перерезать горло своему принцу прямо сейчас.
Вернер не до конца понимал, откуда у него такие мысли спустя восемнадцать лет бытия фаворитом. Только в последние годы было невыносимо тошно – после каждого приказа… и каждый раз после того, как Фридрих вызывал его в свои покои, чтобы трахнуть, изобретая все более унизительные вещи. Казалось бы, можно и потерпеть – ради положения, славы, да просто преданности, в конце концов…
Я больше не хочу терпеть.
И все же Вернер не мог решиться. Стоило в деталях представить, как он приставляет нож к горлу спящего принца, как в сознании начинал вопить какой-то голос: «Это бесчестно!..»
Ха. Как будто тебя волновало благородство поступков раньше, когда вы с Фридрихом подставляли, оговаривали, отравляли кого-то ради продвижения к престолу…
Но его поймают, обязательно поймают. Даже расследование проводить не придется – слишком у немногих есть возможность остаться с принцем наедине, слишком немногих не обыскивают при входе в его покои… Если это делать, придется бежать, и бежать далеко.
Может, это как раз и есть шанс начать новую жизнь?..
Последний аргумент раз за разом оказывался самым сложным. «Он же любит тебя, а ты любишь его», – уговаривал внутренний голос. Принц действительно много говорил ему об этом, – стоило только Вернеру в очередную встречу выглядеть более печальным или угрюмым, как Фридрих становился намного ласковее. Осыпал подарками, гладил по лицу, да и в постели был куда более нежен, чем обычно. Вернер жадно цеплялся за эти крохи тепла. И, если уж быть совсем честным, – он уже просто не представлял своей жизни без принца.
Может быть, он так и лежал бы ночами без сна в постели принца – а затем и кесаря, перебирая аргументы, словно бусины на четках. Может быть. Если бы вчера вечером, лениво перебирая волосы Вернера, по приказу сидящего у его ног, Фридрих вдруг не обронил лениво и будто мимоходом:
– Да, и я хочу, чтобы ты убрал Фок Хосса. Он слишком много общается с шавками этого Фельсенбурга, я начинаю сомневаться в его преданности.
Вернер закаменел, не решаясь шевельнуться, чувствуя, как рушится что-то внутри. А принц лишь недовольно вздернул бровь:
– Тебя что, еще учить надо? Смещаешь с должности, лишаешь чина – ты придумаешь, за что. Выжидаешь несколько дней и подстраиваешь самоубийство – мол, не выдержал несчастный позора и отвержения.
Вернера тогда хватило только на то, чтобы сдавленно выдохнуть: «Да, мой принц».
И с того самого момента привычные аргументы казались блеклыми. Все еще крутились в голове, но уже ничего не значили.
В тот же вечер он написал письмо Говарду – с коротким сухим предупреждением, что ему, вероятно, надо будет срочно уехать по делам на неопределенное время. Фок Хосс был в отъезде, письмо должно было застать его позже. Вернер понимал, что чудовищно рискует с этой запиской, но… но просто не мог оставить Говарда в совсем уж полной неизвестности. Это было бы чересчур жестоко.
…Фридрих не успел закричать, он даже проснуться не успел. Кровь хлынула на простыни, пока Вернер в каком-то отупении смотрел на тело принца, распростертое перед ним, на кинжал в своих руках. До сознания словно все никак не доходило произошедшее. Однако медлить было нельзя.
Он покинул дворец и спешно отправился к порту. Хорошо, что принц Фридрих и вся его свита уже несколько месяцев жили не в Эйнрехте, а в Хартванде, городе не самом крупном, но с собственной гаванью. Небольшие резиденции здесь были у всего фридриховского дворянства, значит, и Говард, возвращаясь, застанет письмо…
Вернер растолкал одного из лодочников, дремавших у причала. Осведомился о том, какой корабль отправляется на юг в ближайшее время. Силуэт парусника в заливе проглядывался сквозь туман раннего-раннего утра. Дальше задачу выполнят деньги.
Он уже собрался шагнуть было в лодку, как вдруг услышал за спиной торопливые шаги – человек явно бежал.
– Вернер!..
О, Создатель. Вернер медленно обернулся – и напоролся взглядом на бледное лицо Говарда фок Хосса.
Тот не стал задавать вопросов. Только шагнул ближе, встал - рядом, тоже готовясь забираться в лодку. А потом выдохнул, как перед прыжком в ледяную воду:
– Я с тобой.
– Да ты хоть знаешь, что я наделал? – Вернер почувствовал, что еще немного - и он истерично засмеется. Вся ситуация была до ужаса нелепой… и заставляла сердце болезненно сжиматься.
А Говард шагнул ближе и осторожно взял его ладонь в свою. И сказал тихо и уверенно:
– Нет. Если ты захочешь - расскажешь однажды. Но я - с тобой.
Он забрался в лодку и подал Вернеру руку, пока тот тупо стоял и смотрел, не в силах поверить.
Не в силах поверить, что все эти годы он был чудовищно слеп, что не разглядел Говарда, не заметил его чувств - и оглушительной, безусловной преданности.
…лодка тихо плыла к кораблю, который должен был отплыть уже через полчаса. Вернер слушал скрип весел в уключинах и думал, что у него больше нет ни дома, ни страны, не правителя, за которым он мог бы идти.
И все же он был не один под этим блеклым дриксенским рассветом, освещавшим путь в его новую, пока совсем неизвестную жизнь.