Зона действия смерти, часть 2
— Крик ради крика, рык ради рыка! – начинается очередной конкурс «кто кого переорёт»
— Как просто безликим стать среди безликих! – тут уже даже не все участники торжества принимают участие.
Несколько дней мы выслеживали зону, а Мишка бегал проверять, не замёрзло ли в гараже пиво. Ну правда, так долго ждать ещё не приходилось.
Зона дымилась от количества курящих так сильно, что кто-то мог бы подумать и на костёр. Но костра не было, были лишь пиво, сухарики, сигареты, и удивительные для января плюс два градуса.
— Да, в такую погоду только мы можем тут жижу месить, даже мой сосед сегодня не приходил, - громко похрустывал сухариками Колян.
Колян – главный источник баек про зону, а его источник – это дед, а источники деда – все остальные деды. Возможно, Колян – пиздобол, но слушать байки всегда весело, особенно когда слегонца поддавши.
— В шестьдесят восьмом, вроде, - Колян делает паузу на отпитие вожделенного напитка из помятого пластикового стаканчика, - одна парочка притащила сюда пиздюка, ну, типа новорождённого. Врачи говорили, что он не выживет без чего-то там, без больницы, в общем. Но эти дебилы потребовали своё дитя, завернули в тряпки и бегом сюда, чтобы успеть. Хотя говорили же дебилам – не подыхать тут по естественным причинам. Ну, швырнули его сюда, на снег, тогда тоже зима была. Тряпки минутку потрепыхались, поизвивались, а потом – хуяк, осели. Ну, сдулись как бы. Родители стоят, смотрят, ждут, а всё, нихуя, ребёночек не возвращается. Тут уже подоспели местные, пиздюлей экспериментаторам отвесили и ушли. Тряпки даже оставили. Через неделю, говорят, приходит в зону мужик и спрашивает: «не хотите купить участок, вот по такому-то адресу. Даром отдаю, копейки.» И правда сумму называет маленькую. В зоне тогда дед с друзьями сидел – «пиздишь, - говорит, - на том участке дом, он больше любой квартиры нашей стоит». А этот мужик говорит: «приходите завтра утром, не будет там дома, обещаю».
Колян затих, сделал ещё пару глотков и принялся с аппетитом жрать сухарики.
— Ну? И дальше что?
— Ну и вот так у дяди Бори хата и появилась, - гордо ответил Колян. – Пришёл он утром, а дома реально нет. А на его месте трава растёт, будто и не было там никогда ничего. Купил, потом потихоньку отстроился, неспеша.
— То есть, получается, - вмешивается Мишка, - зона наказала родителей ребёнка тем, что ребёнка не вернула, а дяде Боре халявный участок подарила? И в чём прикол?
— В неопределённости. В этот раз дом дяде Боре, а в следующий раз? Помните же про мамку Серёги? Говорят, ровно за час до её инсульта здесь тоже кто-то помер. Сидит теперь, смотрит в одну точку, а при слове «зона» вздрагивает, хотя двигаться-то не может, паралич.
— Но её же по-любому сюда притаскивали, - вмешиваюсь я в разговор.
— Притаскивали. Тряслась, возрождалась, а в глазах страх. Могла бы говорить, я те бля буду – умоляла бы её сюда не таскать.
— Пацаны, - радостно уничтожает наш мрачный разговор Вован, - смотрите – Олеся, 16 лет, вот фоточка.
Телефон пошёл по рукам, быстро сделал круг и вернулся к хозяину.
— Всё, завтра встречаемся. В центре, возле ДК.
— Какая уже за месяц? – усмехаюсь я.
— Ну шестая, - неохотно признаёт Вован. – Но это считаем как две троицы, которые, как известно, любит Бог.
Вовка – верующий. Добрый, отзывчивый, спокойный, но наивный до жути. Ведь если первые пять так и не пришли на встречу – то это точно Бог отвёл. Вован – единственный из нас, кто молится в зоне в момент прихода. Прямо как моя прабабушка, он беззвучно шевелит губами и слегка раскачивается из стороны в сторону. Ну, пока может. И как он потом радуется, что все его грехи «смыты», что всё у него там очищено… счастливый человек, что сказать.
— Если и эта не явится, - воздух разрезал скрипучий, бандитско-выебонский голос Гоши, - я найду, где она живёт, и за руку притащу к тебе, понял? Нехуй моих друзей разводить.
Гоша – пидор. Ну, простите, что так резко, но разве не в каждой компании есть человек, который нравится тебе меньше остальных? Ну вот вся компания его обожает, а тебя он бесит, раздражает… и как бы спросят – друг? Ответишь – конечно, друг. Но бесит, сука. Потом, по ходу истории, эта мразь ещё не раз всплывёт.
— Опа, Мишаня отъехал, - перебил его Вова.
И действительно – хранитель пенного валялся на спине, корчился, облизывался, плевался… ну а потом, как и положено, исчез. Говорит, что в начале кажется, что кто-то запихивает ему в рот еду, вкусную, охуенную, но, сука, так много, что терпеть невозможно.
БАХ! Удар мне в спину. Это Мишаня, красавчик, появился прямо у меня за спиной и навалился всем весом. Целый стакан пива разлит, но ничего не поделать.
— Ох блять, заебись, фу… - бурчит он, вставая и отряхиваясь.
— Кстати, Мишань, - вдруг вспоминаю я, - у тебя ведь недавно поменялся приход?
— Ну да.
— После первого раза было хреново? Жратва во рту не оставалась?
— Не поверишь, братан, и во рту оставалась, и в желудке. Сто пудов оставалась – жрать потом до утра не хотел, и рыгал чесноком каким-то.
— Потом-то прошло?
— Ну да, само собой, на второй раз уже норм. Теперь как раньше, просто приход другой.
— Ну понеслась, - теперь уже я почувствовал приход – первые огромные капли шлёпались на землю.
Это довольно забавно выглядит. Вот шлепок воды, размером с ведро, рухнул на снег прямо сквозь Гошу. А ему похуй – сидит, пиво цедит. И никто, блять, не замечает. Воды становится всё больше, и я стараюсь задрать голову повыше.
— Что там у тебя? – спрашивает кто-то. Голос искажён, не поверите – как будто под водой.
— Вода! – кричу я, и первая порция жидкости лезет мне в горло. На этот раз стараюсь не сопротивляться, не дожидаться, пока меня расплющит на земле. Просто делаю полный вдох.
БАХ! Хорошо, что я приземлился на Гошу. Но он, хоть и пидор, тоже всё понимает. Вытряхивает остатки из опустевшего стакана, злобно косится на меня и что-то шепчет.
Мишка был прав – на этот раз никакой воды во рту, никаких фонтанов. Всё как раньше – фантастически шикарно.
У каждого был свой «приход», но не все о нём рассказывали. Например, Вова был уверен, что это божественный дар, о котором нельзя говорить, а быдло-бандиту Гоше, видимо, было стыдно в чём-то таком признаваться. Коляну вообще было проще всех – сжатие в точку происходило мгновенно. Как он говорит, с позапрошлого года на него просто летит сверху какая-то гора, и он даже не успевает ничего понять.
∗ ∗ ∗
Анька так и не решалась ещё раз сходить в зону. На мои вопросы, что она там видела, отвечала «сам ведь знаешь», и ни в какую не желала верить, что нет, не знаю. А вообще, она изменилась. По школе ходила тихая и задумчивая, при встрече со мной всегда смотрела в глаза, будто ожидая чего-то.
«Так что в итоге? Тебе понравилось или как?» - спросил я её однажды в аське.
«Не знаю. Наверное.» - ответила она, и я теперь я точно был уверен, что означают эти её взгляды при встречах.
Не дожидаясь даже начала первого урока, я поймал Аньку за руку у входа в школу, и твёрдо сказал:
— Пошли.
И потянул её за собой. И никаких криков, никаких сопротивлений, просто смущённый взгляд в сторону и необъяснимая покорность. Главная злодейка школы и, наверное, своего района, как будто поменялась со мной телами.
— А всегда так же будет? – в какой-то момент её голосок всё же наполнил музыкой любви мой мозг.
— Ну, тут сложно сказать. Я начинал в детстве, и буквально на прошлой нашей встрече у меня всё изменилось. Теперь я вижу и чувствую совсем другое. А ты… у тебя это был первый раз… по идее, так будет ещё долго, но потом поменяется.
— Жесть, - разочарованно ответила Анька, как будто совсем скиснув и расстроившись.
— Ну так что там у тебя? Что видишь, что чувствуешь?
— Ничего, - строго отвечает Анька. И молчит.
Я только сейчас понимаю, что всё ещё держу её за руку. И уже не за рукав, как у школы, а вполне себе сжимаю её холодную ладошку. На улице уже плюс четыре, а одета она тепло. Значит, волнуется. Аньке-воительнице страшно.
— У меня щас тоже жесть, - начинаю я свой рассказ, в надежде хоть немного её успокоить. – С неба вода льёт рекой, а границы зоны её не выпускают, и получается, что как будто огромный сосуд наполняется. И вода эта – не вода, а что-то такое чуть более вязкое, тяжёлое. Всплыть не могу, приходится захлёбываться.
— А потом?
— Ну… ты ведь поймёшь, если я скажу, что меня сжимает в точку? Это же первая ассоциация, да?
— Ну… - неуверенно промычала Анька.
— Меня начинает сжимать с момента вдоха. Вода врывается в лёгкие, а губы, щёки, язык… ну, как бы втягиваются в горло. А потом всё становится нихера не понятно, какой-то круговорот органов, и вот я… ну, в точке. И всё.
— Больно?
— Вообще ни капельки. Сначала было стрёмно, но теперь даже прикольно.
Под ногами хлюпает жижа. Тротуар тщательно пережёван тысячами пар обуви, и теперь, казалось бы, тёплой весне нужно всё это проглотить, иногда отплёвываясь дождями или мелким снегом, но до неё ещё больше месяца. А поэтому что? Ждём гололёд!
Тропинка от домов до зоны ничуть не лучше. Хоть её и не терзают тысячи ботинок, зато и днём, и ночью, сюда обязательно кто-то идёт, высматривает, а если место занято, то топчется на месте или нарезает круги, порой не один час.
Вот и нам с Анькой пришлось потоптаться – в зоне сидели пятеро местных. Когда они пришли – оставалось только гадать.
— Может, пока в школу? – помесив жижу минут двадцать, спросил я. – После пары уроков вернёмся.
— Не хочу, - нахмурилась Анька. – Неужели там лучше, чем здесь, на свободе?
Спустя ещё минут 10, очередная компания взрослых издалека взглянула на нас, поняла, что очередь немаленькая и, дружно махнув рукой, развернулась и ушла.
— Мда, нужно ждать, - грустно выдохнул я. – Мы с пацанами почти неделю выслеживали, чтобы посидеть хорошенько.
— И ты неделю не это самое?
— Не, один забегал пару раз. Но Мишка тогда не мог никак подорваться и всё организовать.
— При чём тут Мишка?
Повезло, что в этот раз неловкого молчания не было, как и злобного взгляда в спину. Анька охотно расспрашивала меня о зоне, делилась своими знаниями, получала подтверждения и опровержения. От жестокой бандитки не осталось и следа. Зона и правда творит чудеса.
Только присев на разные брёвна в зоне, я понял, что всё это время не отпускал Анькину руку. Нам (мне-то уж точно) будто было комфортно, спокойно, приятно… Сейчас бы я запросто поверил, что гуляю с другой девушкой в теле Аньки.
Видно было, как она волновалась. Слегка раскачивалась взад-вперёд, настукивала правой ногой какой-то мотив, разбрызгивая в стороны грязные капельки.
— А всегда через одно и то же время начинается?
— Нет, по-разному. Ну, считается, что минимум – полчаса. Может, зона заряжается или ещё хрен знает что.
— Ну в смысле… это у всех по-разному или для каждого всегда по-разному?
— Для каждого, - улыбаюсь я. Всего несколько дней назад я не мог бы поверить в то, что Анька будет сидеть рядом со мной и о чём-то расспрашивать.
— А если у тебя через полчаса начнётся, а у меня, допустим, через три, ты уйдёшь, и мне тут одной сидеть?
— Ну если хочешь, уйду, - как бы безразлично пожал я плечами.
— Не, - сразу же отреагировала Анька. – Если можно, посиди, ладно?
— Да с удовольствием! – радостно сообщил я, а потом подумал, не переборщил ли с эмоциями.
— А больше точно никто не придёт, пока мы здесь?
— Точно.
— Ладно. Хорошо, - Анька глубоко вздохнула и полезла в рюкзак.
Оттуда поочерёдно вылезло две шаурмы и две бутылки газировки.
— Будешь? – протянула она мне половину добра. – Холодная, вчерашняя, но что поделать…
— Ды… давай, спасибо - принял я дары, - Подожди, ты всегда с собой носишь столько еды?
— Нет, только вот пару дней, - смущённо отвела она взгляд.
— А, то есть… готовилась вот к этому? – я обвёл зону взглядом.
Анька не ответила, лишь ещё более смущённо улыбнулась.
— Слушай, Ань, это точно ты? – осмелел я. – Почему ты не называешь меня мудаком, не бьёшь, теперь вот кормишь? Или ещё всё впереди?
Снова нет ответа, лишь задумчивый взгляд себе под ноги, утопающие в слякоти.
— Ну, я же переродилась, - тихонько сказала она, когда я уже перестал ждать ответ. – Может, просто до сих пор в состоянии шока хожу. Не знаю. Жить как будто страшно стало.
— Может, оно и у всех так, - предположил я, - кто начал не в детстве. А может, у взрослых и стариков ещё хуже бывает. Посмотрим, что будет дальше. Не переживай. Я ещё не слышал, чтобы зона кого-то обидела без причины.
— А какие ей нужны причины?
— Ну, ты знаешь. Не помирать по естественным причинам и не выходить за пределы, когда уже началось.
— А, - удовлетворённо кивнула Анька, - это я и не собираюсь. С места не сдвинусь на этот раз.
Шаверма была холодной и промокшей. Видимо, есть её не хотелось ни мне, ни Аньке, поэтому мы просто держали их в руках. Я ради приличия откусил кусочек, медленно пожевал и решил сразу же прибегнуть к помощи газировки.
— Да я уже поняла, что шавуха была плохой идеей, выкинь её нахуй, - наконец-то в голосе Аньки послышалось что-то знакомое. – В следующий раз пива возьмём с чипсами.
В следующий раз… внутренняя, невидимая улыбка растянулась на всё пространство воображения, но внешне я просто промолчал, послушно отложив шаверму в сторону, на бревно.
— Часто планируешь ходить? – спросил я, хрустнув крышкой газировки.
— Ну, по настроению, - Анька достала пачку сигарет и протянула мне. – Будешь?
— У меня есть, - хлопнул я по карману и тоже решил закурить.
30 минут уже прошло. Небо прояснилось, и соскучившееся солнце одарило нас ярким и жарким объятием. Захотелось даже снять куртку и шапку.
— Январь, блять, - Анька выдохнула дым вверх, прищурив один глаз.
Замечание абсолютно в её стиле. Видимо, у моей любимой бандитки потихоньку проходит шок, забирая с собой милашечку-стесняшечку.
БАХ! Огромная капля плюхнулась рядом со мной. Видимо, я был настолько увлечён Анькой, что не заметил начинающийся «дождь».
— У меня понеслась, - сообщил я. – Не бойся, скоро исчезну и вернусь.
— Что? Где? Где вода? – вскочила Анька и панически осматривалась.
— Не ссы, - напряжённым после попадания в голову гигантской капли голосом ответил я, - её только я вижу и чувствую. Ты ж знаешь.
— Сколько уже? Где вода? – Анька всё прыгала вокруг.
— Вот тут, - указал я на ногу чуть ниже колена, - но прибывать будет всё быстрее. Когда до рта дойдёт, вдох сделаю и всё.
— А щас где? – не унималась Анька. – Ты давай, показывай, держи в курсе.
— Вот тут, - стукнул я ребром руки по бедру, - а теперь тут… вот, поднимается, уже здесь…
Анька ошалело смотрела на мои ноги, пояс, грудь, и то ли панически боялась, то ли была жутко заинтересована.
— Ну всё, - сообщил я, задрав подбородок, - на счёт три…
На прояснившемся небе летел самолёт, оставляя за собой длинную белую полосу дыма.
— Раз…
И вдруг Анька набросилась на меня. Прямо как я на неё в прошлый раз. Сжала в объятиях, но с одним отличием – впилась своими губами в мои.
— Что ты творишь? – должно было вырваться из моего рта, но вместо этого произошло ровно то, что и должно быть.
Не знаю, чувствовал ли я что-то новое. Я успел зафиксировать момент поцелуя, запомнил прикосновение её губ, но дальше, от банального охуевания, я очнулся только в момент «ухода». А когда возрождался, даже не особо заметил тот кайф, ради которого всё это и затевалось.
— Ты чего это было сделала??? – выдал я несвязную чушь, едва поднявшись с земли. Одежда была уничтожена жижей, об этом я не подумал.
— Ну согласись же, блять, согласись, - Анька тоже была на взводе, - это же самый охуенный первый поцелуй, который только можно придумать! И похуй мне, первый он у тебя в жизни или нет, но для нас-то точно первый!
— Ебать, а если бы что случилось? – вопил я. – Про такое мне, блять, не рассказывали! Никто, видимо, таким тут не занимался!
— Ага, скажи ещё, что не ебался здесь никто в процессе, - засмеялась Анька.
— Так священным место считается! Священным! – ещё громче орал я. – Щас может кто-то и да, но говорю же, у меня об этом нет информации!
— Столько лет эта хуйня существует, и до сих пор не выяснили? – продолжала ржать Анька.
— А может, те, кто выяснил, рассказать уже не смогли?
Анька мгновенно замолчала и убрала улыбку с лица.
— Бля… Евгений… - глазки её испуганно забегали, - прости, пожалуйста. Я что-то совсем охуела, понимаю. Просто ты говорил, что тут и убивать друг друга можно, вот я и подумала… ну, что физический контакт не запрещён.
— Но ты же меня и не убивала! – я никак не мог успокоиться и продолжал кричать.
— Ладно! – перекричала она меня. – Виновата, признаю! Тогда ты убей меня, в знак наказания! Ну чтобы неповадно было!
— А может, лучше поцеловать, блять? А? – язвительно спросил я. – Что там эта смерть – миллиард раз проходили, а вот поцелуй от мудака, затащившего в секту – вот это жесть, да?
— О, ха-ха, - как-то «нахохлилась» Анька, - давай проверим, наказатель ты наш.
— Давай! – заорал я и снова зажал Аньку в свои объятия.
Я нихуя не умел целоваться, да и Анька, видимо, тоже, но то, что мы выделывали нашими губами и языками нам обоим явно нравилось. Говорю за себя, но раз Анька поддерживала эту хуйню без сопротивлений – ей тоже было как минимум норм.
Знаете, как там бывает? Влюблённые начинают целоваться, а остальные считают. Не помню, зачем это было нужно, но такой ритуал я встречал не один раз в жизни. Ну и чем больше удавалось насчитать, тем лучше.
Думаю, мы с Анькой сейчас побили хотя бы местные рекорды, и побили бы мировые, если бы Анька вдруг не замычала и не начала бить кулачками мне в грудь. Спрашивать, в чём дело, не было необходимости, я просто усилил объятия, спрятав её лицо в расстёгнутой куртке (там ещё было чисто и сухо).
— Тихо, спокойно, - шептал я бесконечный поток успокаивающих слов, а Анька, как и обещала, и не пыталась вырваться и сдвинуться с места.
Её тоненькие пальчики вцепились мне в свитер и почти порвали его, а сердцебиение пробивалось сквозь кожу, одежду и даже вылетало через дыхание.
Что же она такое видит? Что может быть настолько страшным?
Я не удержал равновесие, когда она исчезла, и снова плюхнулся в жижу, на этот раз измарав грязью и свитер, и лицо. Те секунды, пока Аньки не было, я со смесью блаженства, шока и счастья пялился в чистейшее небо, «испорченное» лишь уже широкой белой полосой, но оборванной, будто самолёт почему-то вдруг решил остановиться и, резко развернувшись, улететь обратно по собственному следу.
Шлёп! Анька приземлилась на ноги, вроде удачно, но после возвращения сложно резко сконцентрироваться и устоять. Поэтом как минимум джинсы и нижняя часть куртки мгновенно промокли и почернели.
Кто ж знал, что Аньке вдруг станет совсем похуй. Посидев на мокрой земле секунд десять, не поворачиваясь ко мне, она вдруг повалилась на спину и, глубоко вдыхая, стала извиваться и крутиться, уничтожая к хуям и одежду, и телефон в кармане, и длинные волосы (хотя они и так были чёрными).
— Евгений, ты точно знаешь, как это охуенно? – спросила она в процессе загрязнения. – Почему вы все так спокойно говорите об этом возрождении? Это же пиздец, это же инопланетная хуйня какая-то! Ты прав, Евгений, ты абсолютно прав. Нахуя тут ебаться, если тебя ждёт ВОЗРОЖДЕНИЕ?
Последнее слово было сказано так, будто Анька уверовала во что-то недоступное остальным. Впрочем, как-то так оно и есть.
— Пошли переодеваться, - Анька наконец встала и весело осматривала свою одежду.
— А потом куда? В школу?
— Хуй знает, - Анька взглянула мне в глаза, будто я должен был знать ответ на её вопрос. – А нужна ли нам эта школа? Что будет в будущем, если в мире есть такое?
Кажется, ей снова есть о чём подумать. До встречи, любовь моя.