Золотая «Фрекен Юлия»

Иван Урывский — представитель нового поколения режиссёров с уже сформировавшимся авторским почерком. Его новая работа «Фрекен Юлия» открывает театральный сезон «Золотых Ворот».

Спектакль поставлен по одноименной пьесе Августа Стриндберга, которая опередила своё время натурализмом. В ней затронута интимная, физиологическая сторона отношений между мужчиной и женщиной. Урывский не отошёл от текста пьесы, но всё же добавил в свой спектакль дух украинской мистики.

Из минимума реквизита и декораций Урывский создаёт живое существо, у которого есть пульс, ритм и дыхание. Основные приёмы Ивана: красивая картинка, тонкая работа с динамикой света и кинематографичные мизансцены. Всё в совокупности работает на режиссуру: и дым, и свет, и музыка. Спектакль как живой организм, который пульсирует, живя собственной жизнью.

Я часто использую термин «сворачиваемость». Под ним понимаю целостность произведения, закрытость мира, который замыкается, резонируя с началом. Если говорить о предыдущей работе Ивана — «Женитьбе», то кроме «сворачиваемости» в ней присутствует ещё и «цикличность». Колодец в начале отпирается, а в конце — заколачивается. Вечно. Это как игра жизни, которая будет продолжаться до конца, пока не истощится полностью.

Во «Фрекен Юлии» эффект «сворачиваемости» создаёт технически простой, но эффективный приём со светом и тенью от вентилятора. Урывский будто забирает зрителя из зала на полтора часа в другой мир, чтобы таким же способом вернуть назад. Здесь элемент «цикличности» — колесо, одна из малочисленных единиц реквизита. Колесо символизируя ту же цикличность жизни, где, как белка, вращается кухарка Кристина.

История ночи «Фрекен Юлии» — персональный ад главной героини. Мужененавистница полюбила мужчину. Внутри безумной женщины борются концепции навязанного матерью Леопольда фон Захер-Мазоха и проснувшегося внутреннего Маркиза де Сада: желания подчинять и подчиняться. В финале пьесы в героине побеждает де Сад, когда в спектакле Урывского — Мазох. В «Венере в мехах» фон Захера-Мазоха мужчина стал рабом женщины. Хотя к спектаклю ближе образ госпожи Ванды из одноименного фильма Романа Полански, где героиня-актриса побеждает героя-режиссёра, превращая последнего в раба.

Август Стриндберг в предисловии к пьесе пишет: «Трагическую судьбу фрекен Жюли я мотивировал рядом обстоятельств: изначально «дурные» инстинкты матери; неправильное воспитание отца; пробудившаяся природа; влияние жениха на слабый вырождающийся мозг; праздничное настроение в Иванову ночь; отсутствие отца; её месячные; будоражащее воздействие танцев; сумрак ночи; распаляющий воображение аромат цветов; и, наконец, случайность, столкнувшая героев в укромной комнате, плюс дерзость возбуждённого мужчины».

Нежеланный ребёнок, разочарованный отец… Аристократка, ястреб, сокол, а по сути такой же человек, как и любой смертный. Она чувствует, что ей нет места в этом мире, она испорчена. Она не хотела быть такой, но обстоятельства сложились, что другой бы не стала.

У Стриндберга нет единственной причины помешательства фрекен Юлии, кроме самого факта, что она безумна. Герои замечают помешательство ещё в начале пьесы. Фрекен безумна, как героиня Шарлотты Генсбур в «Антихристе» фон Триера. Только если вторая сошла с ума приняв женоненавистничество за истину, то первая — от навязанного мужененавистничества матери.

Неудивительно, что Ларс фон Триер так заинтересован в образе женщины, особенно безумной женщины в состоянии истерии. Этот тот хаос, который он изучает. «Хаос правит всем», — пытаются донести до героя Уиллема Дефо посланники из «Антихриста», но блюститель вселенского порядка не может понять, что именно хаос — основа. «Бойся женщины в истерии, она погубит», — словно кричит Ларс, — «Она уничтожит тебя, если проявишь слабость, если почувствует, что ты утратил былое могущество, даже мнимое».

Кажется, что хозяйка полюбила слугу. Но то, что произошло с фрекен — это одержимость, желание обладать с осознанием всемогущества. Но одержима она не Жаном, а тем образом, который создала в голове. При этом раб-Жан не хочет свободы. Раб хочет иметь своих рабов. Это его природа, и по-другому он мыслить не может.

Для Жана предел мечтаний — титул графа, другими слова «владеть людьми». И Жан пользуется слабостью фрекен, захватывает её в ловушку. Но к утру морок рассеивается. Стоило только рабу надеть ливрею, во фрекен снова проснулся Мазох, снова вернулась леди Батори. «Раб посмел, раб посмел указывать хозяйке. Знай, раб, своё место». В финале спектакля побеждает Мазох, в героиню вернулось материнское наставление. Но и Юлия не побеждает, потому что каждый из героев пьесы — проигравший.

Убийство птицы — образ потери единственного живого существа, которого Юлия по-настоящему любила. Смерть птицы — смерть души Юлии, её смысла жизни, разрушение настоящей фрекен и полное разочарование в людях. Всё, что от неё осталось — это воспетая матерью ненависть к мужскому роду. Одна ночь разрушила всё: её мир и взгляд на его устройство. Юлия больше не уверена ни в чём, и не видит своего места в мире. Уничтожая старый мир, вход в новый для неё закрыт.

В работе Ивана Урывского предметов мало, но каждый объект метафоричен: вода из шланга, ветки, колесо и танец. В спектакле нет ни одного лишнего знака режиссёра. Иван придерживается принципа минимальной условной достаточности, что хватает для того, чтобы по-режиссёрски раскрыть пьесу и её образы.

В пластику-хореографию режиссёра Урывского и хореографа Ивлюшкина заложены основы для глубокой проработки актёрами сценических образов. Пластика, хореография, режиссура, мизансцены, музыка, свет — всё кричит о контрасте образов, чего актёрская игра на предпоказе не показала в полной мере. Как бы актёрская работа не была хороша, она всё равно не дотягивала до высшего уровня остальных элементов. Она, как горлышко бутылки, тормозила погружение в спектакль. В спектакле не хватало полноты эмоциональной отдачи актёров, широты амплитуды и контраста образов. Хотя режиссёр предоставил актёрам простор, которым в полной мере не воспользовались.

Ответственность в первую очередь лежит на исполнительнице главной роли Виталине Библив. Главная героиня изначально задаёт тон спектакля. На ней держится актёрская работа Дмитрия Олейника и Инны Скориной-Калабы. На предпоказе не дожали на контрасте, из-за чего спектакль не «дорвал» и не добил до конца. Так что в первые премьерные месяцы ещё предстоит доработать точность образов.

Понимаю, что для Библив это первая главная роль и образ сложный, но сложилось впечатление, что Виталина боится быть жестокой и грубой. Даже около-БДСМный костюм намекает о контрасте, которого не хватило. Нет амплитуды, которая показала бы перевернутые образы раба и хозяина. Актёрская игра не изобразила всей широты колебания образа Юлии от бесчувственной мужененавистницы с плетью в руке до покорного безвольного существа, маленькой девочки.

И как бы то ни было, «Фрекен Юлия» — спектакль, где наслаждаешься режиссурой. Согласно оперативным сведениям, актёры в премьерный день сыграли сильнее, чем при предпоказе. Что же, поверю и авансом выставлю 9 из 10, хотя предпоказ оцениваю на восьмерку. Схожу ещё раз через пару месяцев и пересмотрю этот текст. Идти рекомендую, потому что надо.

Константин Белинский

https://t.me/constantine_belinsky

[вернуться в каталог]