Зинка
ppfxuhqjwfdkpzПролог
К середине декабря навалило снегу, но было тепло.
Для Сибири, мороз в три-четыре градуса — это оттепель.
Мартыниха шла на утреннюю дойку.
Избёнка Мартынихи стоит на отшибе, идти ей через всю деревню, вот и встаёт баба ни свет, ни заря.
Шёл пятый час утра.
Или ночи?
Ущербная, стареющая луна, желтела на чёрном, усыпанном звёздами, небосводе.
Мартыниха в валенках с калошами, в телогрейке и стареньком пуховом платочке. Мартынихе уже седьмой десяток, но баба ещё шустрая — ходит в клуб на дискотеки.
Свёрток Мартыниха заметила издалека — на зрение не жаловалась.
Свёрток лежал сбоку от дороги и, подойдя ближе, она увидела следы и вытоптанное место.
Шевельнулось под сердцем тревожное предчувствие. Мартыниха смотрела на свёрток, но подойти не решалась.
Наконец, бормотнув — Господи! — и перекрестившись, подошла и ахнула!
Сердце зашлось: в свёртке спал младенец.
Заканчивался 1992 год.
Страна шла вразнос!
1
Зинка продрала зенки. За окном темень, в избе холодрыга, во рту кошки насрали!
Кутаясь в рваный, задрыпаный полушубок, которым и укрывалась, поднялась со старого, скрипучего диванчика.
На этом диванчике, пять лет назад, тихо умерла Мартыниха.
Зинке двадцать пять, но выглядит на все сорок.
Зинка, босиком, вышла в сенцы, нащупала ногой поганое ведро — присела над ним и поссала. Входная дверь была приоткрыта, и Зинка замкнула её на крючок. Вернулась в избу, зачерпнула кружкой холодной воды, из ведра на кухне, и клацая зубами, не то от холода, не то с похмелюги — выпила. Вернулась к диванчику и завалилась на него, закутавшись в полушубок.
Зинка пялилась в потолок, а он плыл по кругу. Зинка закрыла глаза, но движение по кругу продолжилось, её замутило, к горлу подкатил тошнотный комок и Зинку вырвало на пол.
Вытирая ладонью, измазанный блевотиной рот, Зинка громко икала, но тошнота прошла и больше не круговертило.
...
Георгий смотрел почту, когда зазвонил сотовый.
— Жора... — он едва узнал голос Валентины, двоюродной сестры и сердце сжалось, а от затылка по спине расползался холодок
— Жора, твой папа умер вчера...
В одно мгновение всё вокруг выцвело и утратило смысл. Всё!
— Папка! — скрипя зубами от бессилия, он опускался на колени
— Жора, завтра похороны
— Я приеду сегодня... — выдохнул он, упал ничком и застонал, катаясь по полу.
Позвонил жене.
Таня охнула и сказала, что сейчас придёт.
Она пришла, и они собрались, и поехали на Южный, на электричку.
В электричке было пусто: рабочий день.
Он сидел у окна, и смотрел на проплывающий мимо однообразно-унылый заснеженный мир. Жена сидела напротив, смотрела на него жалостливо и, попытавшись заговорить раз и другой, тоже уставилась в окно.
В райцентре их встретил Серёга, муж Валентины.
От вокзала до деревни шесть километров.
— Что случилось? — глухо спросил он, когда Серёга, переехав ж/д пути на выезде из райцентра, переключил на третью.
— Он на живот жаловался. Думали обострение гастрита, вызвали скорую. Его забрали, а в первом часу ночи позвонили. Не гастрит был... язва.
— Мы не стали ночью звонить, всё равно уже... — Сергей помолчал, потом добавил — Он опять стал выпивать... Я с ним разговаривал и Валентина тоже... Но ты же знаешь его... Послал!
— Он... в больнице?
— Дома уже. Ему же сделали операцию. Вскрытие не понадобилось. Гроб столярка сделала, за счёт совхоза. Оградку я купил. Пока поставим крест...
Сергей замолчал, сворачивая на улицу, где был дом родителей.
Крышка, обитая чёрным сатином, стояла на улице, прислонённая к стенке веранды. Рядом стоял крест.
Отец лежал в гробу, поставленном на два табурета, в зале. На стульях, на диване и на лавочке, у стены, сидели люди. Было нетоплено, поэтому сидели в верхней одежде. Кто-то из деревенских, узнав Георгия, встал со стула, кто-то со скамейки. Они сели.
Сергей, сняв шапку, стоял в дверном проёме.
Черты лица, отца, заострились, он как-то усох и показался таким маленьким. В изголовье горела свеча и стояла иконка с образом. К запаху свечного дымка уже примешивался другой, хотя в доме было нетоплено и холодно.
Люди вставали и уходили.
Входили и садились другие.
Время застыло.
Заходившие, молча постояв или посидев, молча и уходили. И только двое стариков, Георгий узнал их — это были отцы его одноклассников, о чём-то, полушёпотом, переговаривались.
Позже, когда они ехали в город, жена ему говорила — А эти двое знаешь о чём говорили?
Георгий скривил губы
— Один говорил другому, что держит кроликов и, что их мясо полезное и питательное. Представь?!
Георгий пренебрежительно кивнул — Я сидел ближе и не слышал о чём они говорят, а ты сидела за мной и расслышала? (Таня стала жаловаться на слух и в последнее время всё чаще переспрашивала).
— Может потому, что ты не прислушивался?
— Наверное
Ни о чём не хотелось говорить, никого не хотелось слушать, и ни о чём не хотелось думать.
Таня замолчала.
...
Когда за окном стемнело, пришла Валентина и наклонившись к Георгию, сказала — Жор, пойдёмте к нам, поужинаете, да и спать. Здесь холодно, Сергей не стал топить.
Они ещё постояли и вышли.
Валентина шла справа, Таня, слева от него.
— Жор, мы в столовой заказали обед на пятьдесят человек. Хлеб они сами испекут и продукты свои, деньги потом отдадим.
Он вспомнил про деньги и, достав из кармана, протянул Валентине — Здесь двенадцать тысяч.
— Гроб совхоз за свой счёт сделал. Оградку Серёжа купил, пока поставим крест...
— Валь, Серёга уже всё рассказал.
Валентина замолчала.
У сестры было жарко натоплено и даже душновато.
— Валь, а чё, девчонки не приехали?
— Они же там, Жор. Не узнал?
— Да я ни на кого не смотрел
— Они ещё немного посидят и придут. На ночь бабушки останутся.
Их хотели уложить на кровать, но Георгий попросил постелить на полу.
Он лежал, подложив руки под голову. Жена, притулившись к правому боку, ровно засопела через несколько минут.
Он услышал, как пришли племянницы и закрыл глаза. Дверь в спальню приоткрылась — Спят уже — шёпотом сказал кто-то и дверь прикрыли.
Он лежал, погружаясь в воспоминания...
Это потом, спустя два года...
Всё чаще сниться стала мать,
Отец, вот тоже, в сны заходит,
И не могу ночами спать,
И боль на сердце не проходит.
Я всё корю себя за то, что
К ним не приехал, как хотел;
Под Новый Год...
Теперь уж поздно...
И горько мне, что лишь хотел.
И больно мне, что лишь ночами,
Они в мои приходят сны,
И близок свет тот — близок снами,
Да между нами темень тьмы.
Продолжение ...