«Затянулся процесс перевода. Если бы не это, никто бы не помиловал». Адвокат Гашинский — о деле Сапеги, Протасевиче и отъезде из России

​Защитник многих политических заключенных, который был лишен адвокатской лицензии в Беларуси и затем продолжил карьеру в России. Он рассказал блогу «Люди», что планирует получить статус адвоката в Евросоюзе, создать организацию для помощи в переезде белорусским юристам в ЕС, что думает о состоянии белорусской адвокатуры и как стало возможным помилование Софьи Сапеги.

Антон Гашинский, 44 года. Известный белорусский адвокат, защитник политтехнолога Виталия Шклярова, российских граждан Егора Дудникова и Софьи Сапеги, медиаменеджера и журналиста Андрея Александрова, сотрудников компании PandaDoc и других политических заключенных.

Адвокатскую карьеру начал в 2004 году, работал в Минской городской коллегии адвокатов, позже — в бюро «Маслов, Гашинский и партнеры». 14 июля 2021 года лицензию Антона Гашинского приостановили, а адвокатское бюро впоследствии ликвидировали. В сентябре 2021 года он получил статус адвоката в России, где продолжил заниматься юридической практикой. Защищал Марину Овсянникову, российскую журналистку, которая появилась с антивоенным плакатом в эфире Первого канала.

«Всех адвокатов предупредили об ответственности за разглашение тайны следствия и за этим очень сильно следили»

— Давайте поговорим о деле Софьи Сапеги. Оно для вас было изматывающим?

— В тот период у меня были два дела, которые шли синхронно, — это дело Егора Дудникова, гражданина Российской Федерации, и дело Софьи Сапеги. По обоим делам был общественный резонанс, благодаря которому, я думаю, и получилось помилование Софьи. Без него ее бы, как и всех, посадили на длительный срок. Очень сложно было работать по этому делу, потому что всех адвокатов предупредили об ответственности за разглашение тайны следствия и за этим очень сильно следили.

Так вот, по обоим этим делам был резонанс, но Софья Сапега получила 6 лет и была помилована, а Егор Дудников — в два раза больше, и понятно, что его вряд ли помилуют. Сейчас запущена процедура передачи его из Беларуси в Российскую Федерацию, но она очень затянулась. За то время, пока Егор Дудников находился в колонии, ему «придумали» большое количество нарушений, он много раз сидел в СИЗО, и потом состоялся новый суд, его осудили как злостного нарушителя и дали три года в тюрьме крытого типа, сейчас он находится в могилевской тюрьме №4. Но он молодец, очень позитивный парень, у него идеологические взгляды, он сильный духом, и он не сломается. Надеемся, что в ближайшем будущем его переведут в Российскую Федерацию.

— Возвращаясь к Софье, ее освобождение выглядело так, как будто правая рука не знает, что делает левая. Сначала рассматривался вопрос ее перевода в Россию, а потом резко произошло помилование.

— Помилование произошло, по моему мнению, потому, что затянулся процесс перевода. Если бы он не затянулся, то ее никто бы не помиловал.

— А была уверенность, что власти это сделают?

— Уверенности не было, была надежда.

— Вы общались с ней после освобождения?

— Я общался только с ее родителями, непосредственно с Софьей я не разговаривал. О своих планах она всем расскажет позже, не переживайте.

— Когда это может произойти?

— Когда наступит время. Понятно, что есть определенные опасения, что эта история может быть использована как белорусской, так и российской пропагандой. Такие опасения есть, но Софья умная девушка, она сама знает, как ей поступать и что делать.

— Как показания Романа Протасевича повлияли на строгость приговора Софье Сапеге? Он ее сильно подставил?

— Мы знаем информацию только из официальных источников. Например, из заявления главы Следственного комитета Беларуси мы знаем о том, что Протасевич заключил досудебное соглашение и в результате получил минимальное наказание. Условиями заключения этого досудебного соглашения были признание вины, чистосердечное раскаяние, способствование выявлению иных участников преступления. Исходя из опубликованной информации и после приговора суда следует вывод, что Протасевич условия соглашения выполнил в полном объеме.

— Но конкретно его показания против Софьи сильно отразились на ее судьбе?

— Без комментариев.

— В эфире «Дождя» вы сказали, что Роман Протасевич во время следствия стал отцом, но потом ваши слова опроверг анонимный источник издания Reform.by. Так это правда или нет?

— Я не говорил, что у него родился ребенок. Это очень важный момент. Фраза была выхвачена ведущей из контекста. Поэтому я не подтверждаю эту информацию, но и не опровергаю.

«Я уже пробежал порядка 95 марафонов и полумарафонов»

— Чем вы занимаетесь в последнее время?

— Сейчас я в швейцарских Альпах, совершаю восхождение на высоту 4300 метров.

— И каково это?

— Это круто. Очень много адреналина. Буря эмоций — от паники до эйфории. Надо быть очень спокойным и хладнокровным, чтобы ходить по горам. Для того чтобы дойти в бивак (дом для ночлега в горах. — Прим. ред.), пришлось примерно километр лезть по стене. Она не отвесная, немного под углом, каменная. В биваке нет отопления, воды, туалета, ничего, кроме матрасов, одеял и подушки. Он защищает от ветра, но без отопления, конечно, очень холодно. Сейчас на улице примерно минус 8 градусов, как в холодильнике. Но в общем и целом все нормально.

Сначала, когда идешь в горы, находишься на адреналине, а спустя какое-то время начинаешь думать: «Зачем я сюда пошел? Лучше сидел бы и на солнышке грелся. Нет же, поперся в морозильник». Когда поднимаешься, смена высот достаточно серьезная, тяжело дышать, очень быстро устаешь. Потеешь, может продуть ветром. Сложнее всего — когда теряешь концентрацию. Но горы помогают все время быть сконцентрированным и быстро расслабляться, потому что если ты будешь в постоянном напряжении, то будет сложно и далеко не уйдешь.

— Вы таким образом отпуск проводите?

— Нет, это моя жизнь.

— Вы же еще марафоны бегаете?

— Да, продолжаю и обожаю бегать. На сегодняшний момент я уже пробежал порядка 95 марафонов и полумарафонов. В этом году у меня два челленджа: я хочу закрыть SuperHalfs и пробежать пять полумарафонов в пяти странах — в Испании, Дании, Англии, Португалии и Чехии. Летом в беге небольшая пауза, забеги проводятся только в северных странах, в основных европейских странах их нет, потому что очень жарко. Сейчас я хожу в горы.

У меня есть мечта — я хочу пробежать все марафоны-мейджеры. Это не просто для медалей, а чтобы стать одним из первых белорусов, завершивших этот вызов. Первая белоруска уже справилась, и я хочу последовать ее примеру.

Бег очень помогает в жизни, он сильно организовывает, позволяет быть более здоровым, подтянутым, моментально уходит лишний вес, перестраивается питание, про вредные привычки сразу забываешь. Когда бегаешь длительные дистанции, после определенного момента возникает эйфория, меняется отношение к жизни, становишься более спокойным, меньше нервничаешь, стресс переносится совсем по-другому.

— Из России уехали или все еще там работаете?

— Я удаленно работаю адвокатом. Люди обращаются, и я их консультирую. Взаимодействую с коллегами, партнерами. Что такое удаленная работа адвоката? Я организовываю процесс защиты по уголовному делу. Ко мне обращается из Беларуси, например. Я являюсь специалистом по уголовному праву Республики Беларусь, и я знаю, как человеку надо поступить. Я даю рекомендации, при этом сам я на территории Беларуси не нахожусь, поэтому никакой незаконной деятельностью не занимаюсь. Для обратившегося человека я могу подготовить позицию, показания, подготовить его по средствам скайпа, зума и так далее. А в следственные органы или суд с ним может сходить мой коллега-партнер, который имеет статус адвоката в Беларуси, соответственно, его допустят. Но человек уже абсолютно подготовлен — он знает, как себя будет вести следователь, соответственно, он будет спокоен и адвокат, по большому счету, выступает в роли статиста.

То же самое и в Российской Федерации, если клиенты обращаются ко мне за юридической помощью. Также обращаются и клиенты в Европейском союзе, я стараюсь никому не отказывать. Фактически сейчас я работаю на три юрисдикции — Беларусь, Россия и Европейский союз. А в планах у меня сейчас — пройти дополнительное обучение в ЕС и получить здесь статус адвоката.

— В какой стране вы сейчас живете?

— Я ни в одной стране долго не нахожусь. Постоянно кочую, в разъездах. За этот год я посетил Польшу, Литву, Германию, Нидерланды, Бельгию, Италию, Францию, Испанию, Португалию, Швейцарию, Чехию. В какой-то стране жил месяц, в какой-то меньше. Ну и, понятно, Россия и Беларусь.

«Нахожусь в статусе разведенного человека. То, что я не могу часто видеть детей — это проблема»

— Когда вы последний раз были в Беларуси?

— В апреле.

— Не боитесь?

— Волка бояться — в лес не ходить. Я в горы хожу, что мне сделают в Беларуси?

— Посадят в Пищаловский замок (СИЗО № 1 в Минске — Прим. редакции), например.

— Ерунда это все. В горах можно из-за маленького неверного решения лишиться жизни и у меня присутствует осознание этого риска. А что в Беларуси? Жизни меня никто не лишит. Да, могут лишить свободы, но у каждого человека есть внутренняя свобода и не важно, что происходит вокруг. Если очень субъективно рассматривать ситуацию, то и те, кто находится, например, в Польше — они несвободны. Это тоже тюрьма, только большая, где есть все необходимые удобства, где потребности удовлетворяются обществом. Но, допустим, для того же американца жизнь в Польше — это настоящая тюрьма.

Все познается в сравнении. У меня был клиент Сергей Ольшевский, который проходил по делу «Пресс-клуба» и был помилован, и он, находясь в СИЗО занимался физической подготовкой, читал книги, изучал языки, писал планы на будущее. Он максимально эффективно проводил это время. При этом в камере его все уважали и слушались. Он организовал многим сокамерникам нормальную жизнь, хотя они находились в условиях максимально ограниченной свободы.

Поэтому СИЗО — это не конец жизни. Это, наоборот, время для того, чтобы посидеть, подумать и принять какие-то верные решения относительно своей судьбы и того, чем ты занимался и, главное, чем ты будешь заниматься.

— Ваша семья такой подход разделяет?

— Я сейчас нахожусь в статусе разведенного человека. То, что я не могу часто видеть детей — это, конечно, проблема. У меня их трое, и они находятся в Беларуси (старшой дочке 11 лет, младшим — 4 года, они двойняшки). Я очень скучаю по ним, сильно переживаю, что они растут и меня видят только по мобильному телефону на видеозвонке. Но у них есть возможность приехать ко мне и у меня есть возможность приехать к ним. То, что сейчас происходит — это временное явление, воссоединение семьи может произойти в любой момент. Я больше за маму переживаю, что она там осталась.

Мой отец умер от онкологии уже достаточно давно. Он был программистом и математиком еще при Советском Союзе. Моя мама — диспетчер электрических сетей, проработала в этой профессии 35 лет, заслужила звание героя труда. Сейчас она на пенсии и помогает моей бывшей супруге присматривать за детьми, пока меня нет.

— Что планируете делать дальше?

— Мы хотим помочь нашим юристам остаться в профессии и работать в странах Европейского союза. Многие из них уходят в IT и релоцируются с территории Беларуси и это очень обидно, потому что это очень крутые квалифицированные специалисты и я знаю, что они уже не смогут вернуться, даже если в стране что-то поменяется. Они будут продолжать работать в IT и зарабатывать деньги. Поэтому созрела необходимость в создании некоммерческой организации, которая помогала бы нашим юристам остаться в профессии и получить дополнительные навыки и знания для работы в странах Европейского союза.

Сейчас идет создание такой организации, думаю, это произойдет до конца июня. Мы планируем работать с университетами ЕС, будем пробивать для наших юристов возможность не просто получения бесплатного образования, но и стипендии. Также мы планируем взаимодействовать с юридическими конторами и адвокатскими бюро с целью с целью прохождения там стажировок и практики для наших коллег. В дальнейшем, когда они пройдут обучение, стажировки в коллегиях адвокатов в Евросоюзе, они смогут получить статус адвокатов и работать по специальности, приобретать дополнительные навыки, впитывать правовую систему, видеть, что законы могут и должны работать, и они едины для всех без исключения. Такие специалисты смогут вернуться в Беларусь и применить свои навыки и опыт на территории своей Родины. Также хотим оказывать помощь в релокации как самих юристов, так и членов их семей.

— Кого из известных белорусских юристов мы увидим среди учредителей этой организации?

— Это будут бывшие и действующие адвокаты, бывшие судьи. С кем-то еще идут переговоры, кто-то уже дал предварительное согласие, но без их разрешения я не могу называть имена.

Похожий путь я уже прошел в Российской Федерации, но не создавая там организацию, а просто использовав те знания, которые у меня были. Я оказал помощь и дал направление людям и дальше они своими знаниями добились результатов, получив статус адвокатов и начав работать. В Евросоюзе так, к сожалению, не получится, потому что с просто бывшим адвокатом тут разговаривать не хотят, а вот с организацией уже будут общаться, потому что она объединяет определенное количество юристов, у которых есть желание продолжить заниматься юридической деятельностью на территории Евросоюза. По большому счету, статус адвоката в ЕС дает возможность работать по всему миру.

«Ко мне нельзя относиться нейтрально. Меня либо ненавидят, либо любят»

— Как вы оцениваете состояние белорусской адвокатуры на сегодняшний день?

— Многие коллеги переживают из-за того, что сфера деградировала с того момента, когда были внесены изменения в законодательство и была ликвидирована частная адвокатура. Сейчас, фактически, за любое несогласие с действиями следователя, прокурора или судьи адвокат может получить частное определение и тут же потерять свой статус. Это сковывает наших белорусских адвокатов и не дает им возможность максимально организовывать свои инструменты, которые у них имеются для защиты своих клиентов. К сожалению, сейчас многие клиенты говорят об адвокатах, что они превратились в статистов и это большая проблема, потому что это мешает имиджу адвокатуры.

Я никогда не был статистом, во многих процессах я добивался хороших решений, оправдательных приговоров. У меня было много прекращений уголовных дел на стадии следствия по различным обстоятельствам. Понятно, что следователи и опера меня очень сильно не любили. Часто из-за этой нелюбви о отношении меня писались жалобы в министерство юстиции для того, чтобы выжить меня из профессии и лишить статуса адвоката.

— Для людей эта ситуация усугубляется еще и высокой стоимостью слуг адвокатов. Почему в Беларуси такие цены?

— В Беларуси работа адвокатов не стоит дорого, консультация обходится в 4−5 базовых величин (148 — 185 рублей — Прим. редакции). Многим клиентам не нужно полное сопровождение адвоката. Адвокат может дать направление, и если у клиента работает голова, то по этому направлению сам дойдет до результата и в результате сэкономит деньги. Допустим, он заплатит 150 рублей за консультацию, а все дело подготовит и проведет сам. Наша белорусская правовая система не сложная, в ней не обязательно необходимо участие адвоката, человек может сам все сделать, при этом судьи часто помогают клиентам, которые приходят без адвокатов. Плюс у нас есть институт бесплатной юридической помощи. Но если ты хочешь получить полное сопровождение, чтобы голова не болела, и ты мог зарабатывать деньги, то, конечно, необходимо за адвокатскую помощь платить. Не бывает дешевой хорошей юридической помощи.

— Сейчас вам удается зарабатывать больше, чем вы зарабатывали в Беларуси?

— В Беларуси были периоды, когда я зарабатывал совсем немного, но были периоды, когда по меркам средней зарплаты адвоката моя была высокой. Начав работать в Российской Федерации, я стал зарабатывать больше, чем в Беларуси, иногда в несколько раз.

Сейчас я количество своих дел минимизировал для того, чтобы была возможность путешествовать, познавать мир и себя, понять, что мне важно и необходимо, в том числе для того, чтобы заниматься общественной деятельностью и уделять время семье.

Конечно, это идет в ущерб зарплате, но деньги — это инструмент для достижения цели, а не сама цель. И тех инструментов, которые у меня сейчас есть, достаточно для того, чтобы достичь целей, которые я перед собой поставил.

— Оправдались ли ваши ожидания от работы в России? Там ситуация с адвокатурой тоже не лучшая.

— Россия активно идет по пути Беларуси, но там сообщество адвокатов отличается от белорусского как по количеству, так и по сплоченности. Там адвокат за адвоката стоит горой. Был случай, когда возбудили уголовное дело в Татарстане, и из Москвы совершенно бесплатно приехал адвокат, чтобы защищать своих коллег. В России не принято, чтобы адвокат был статистом, он должен использовать все средства для защиты, которые установлены уголовно-процессуальным кодексом. Если клиент не доволен работой, то он может потребовать от адвоката вернуть гонорар, и если тот откажется, то сделать это можно в судебном порядке, и это часто происходит.

— Ярких людей, таких как вы, в Беларуси не очень любят. Из-за вашей активности в профессии, в медиа и вообще в жизни, даже ваши коллеги вас иногда недолюбливали. Вы это ощущали?

— Ко мне нельзя относиться нейтрально. Меня либо ненавидят, либо любят. Но я не ощущаю какого-то давления от своих коллег из-за того, что они меня недолюбливают. Понятно, что мне не небезразлично, как ко мне относятся мои коллеги, но я всегда готов к диалогу, если кто-то считает, что я себя неправильно веду в ущерб профессии. Пожалуйста, со мной можно поговорить, я абсолютно договороспособный и меня можно легко убедить, если это будут хорошие доводы.

Многие адвокаты вкалывают в профессии и отдыхают в лучшем случае один раз в год. И тут они видят, что я езжу по разным странам и при этом еще и успеваю поработать. Понятно, какие ощущения и чувства это вызывает у любого коллеги.

— Общаетесь ли вы с чем-то из своих бывших политических подзащитных, например, с Виталием Шкляровым?

— Со многими общаюсь, у многих дела хорошо. Все продолжают заниматься своей профессиональной деятельностью, как и раньше. Многие, получив определенный опыт в Беларуси, успешно себя реализуют в странах ЕС, Америке и тот политический капитал, который они приобрели, сейчас конвертируют в деньги.

​