Заметки без повода на полях сериала "Три мушкетера" (2013г.)

Автор: Янина Солдаткина

В те то ли благословенные, то ли презренные времена, когда кино- и телеиндустрии ещё не существовало, почтеннейшую публику развлекали как могли. Например, в Париже 1844 года в газете «Сьёкль» печатали то, что теперь однозначно идентифицировали бы как первой сезон сериала о приключениях мушкетёров (два следующих, как все сиквелы, получились существенно слабее). Кстати, сериальный принцип подачи объясняет арифметику заглавия: всем, дочитывавшим до финала, ясно, что мушкетёров, собственно, четверо. Но зачем же сразу раскрывать интригу: обретёт ли д’Артаньян искомый мушкетёрский плащ — или так и пролетит мимо заветной мечты?

Мы, к сожалению, сразу знаем, чем все закончится. В нашем распоряжении не только Гугл, но и советский музыкальный фильм 1978 года «Д’Артаньян и три мушкетера» (реж. Георгий Юнгвальд-Хилькевич), встреченный сначала очень неласково за несходство с любимой на тот момент серьёзной французской версией. Попытка же Сергея Жигунова, выпустившего в 2013 году сериал/фильм «Три мушкетера», заново пересмотреть историю, обновить мотивацию персонажей, вернуть саспенс и ощущение непредсказуемости очередной раз была воспринята как «святотатство», хотя, по зрелом размышлении, Жигунов и его команды значительно ближе к атмосфере и сути оригинала. И правы уже в том, что каждому времени потребны свои герои.

Эпоха 1990-х уникально отражалась в экранизации «Королевы Марго» и «Графини де Монсоро», предыдущем сериальном опыте Жигунова на сюжеты Дюма: слабость центральной власти, междоусобица (а местами и вовсе резня), острое чувство уязвимости всего, от которого не защитит даже господин де Бюсси со шпагой наголо и которое способна вытеснить только… любовь?

А что там у мушкетёров с историческим контекстом?

Вам никогда не казалось странным, что очевидный сильный государственник и дальновидный политик представлен Дюма в каком-то сомнительном свете? А традиционные враги французов англичане – ровно наоборот? Почему для главных героев, обладающих несомненным обаянием в глазах автора и, соответственно, читателей, служить откровенно слабому королю – достойно, а выдающему кардиналу, в коем они сами потом признают великого человека, – западло? Почему Анне Австрийской с ее Бэкингемом и их незаконной страстью помогают все, а шпионящая во славу кардинала миледи вызывает оторопь ещё до момента разоблачения скелетов в ее шкафу? Неужели у французского буржуа эпохи Июльской монархии эмоциональные сердечные порывы вызывали гораздо большее сочувствие, чем всякие там великие государственные деятели с их идеологией, политикой, властными претензиями и наполеоновскими планами очередной раз перекроить карту Европы?

Это здорово придумано Жигуновым: пригласить на роль Ришелье не просто звезду, но убежденного сторонника державности, для которого мечта сериального кардинала о «великой Франции» / великом государстве — явно созвучна личным представлениям о прекрасном.

Логично, что мотив отвергнутого королевой любовника Жигунов сознательно убирает: кардинал Василия Ланового презирает все эти «мелкие страстишки», он играет не в шахматы, а по-крупному, авантюра с подвесками — всего лишь средство достижения государственной цели, а цель (великая Франция), как мы догадываемся, оправдывает все. Кстати, его благоволение к д’Артаньяну кажется выше эмоций — уж больно полезным тот был бы средством в руках правильного руководителя.

А д’Артаньян в исполнении Риналя Мухаметова – беспечное воплощение юности, которому вообще нет дела до высших идей. Жажда личной славы и прочие приметы молодого эгоизма, уверенного в собственном бессмертии и помноженного на редкую физическую органичность, позволяют с легкостью поверить в его восприимчивость к Парижу, его готовность считать первых встречных – друзьями навек, а первую встречную – любовью всей жизни. Его переживания так ярки и убедительны…

И в них нет места никакой Франции, ни великой, ни малой: возраст не позволяет. Вероятно, это привлекало ещё читателей Дюма: не только остросюжетность повествования, немыслимые перипетии и постоянные переживания «что же будет дальше, успеет или не успеет, спасет(ся) или нет», но притягательность личных целей и побуждений, одинаковых при всех режимах и независимых ни от какого Ришелье…

Любовные истории Портоса и Арамиса можно – по настроению – назвать либо удачным фоном, этаким разукрашенным театральным задником, оттеняющим главную линию повествования, придающим ей если не объём, то колорит, либо – перечнем жизненных стратегий пути наверх: так, у Дюма Портос женится на деньгах, а Арамис заводит полезные знакомства в самом высшем обществе (очень узнаваемое и даже поощряемое при всех правителях поведение).

Обычно при экранизациях такие подробности опускаются как несущественные, но у Жигунова любовные треволнения и интриги закручены в пружины сюжета: страсти и бунт Арамиса непосредственным образом приводят его к отказу от всего мирского, а Портос, несомненно, по-своему любит и дорожит госпожой Кокнар (одно удовольствие наблюдать ее чепчики a la портреты Рембрандта и, кстати, рыжеватые кудри миледи как с картин Боттичелли). Эти двое категорически не могли бы служить Ришелье – их миром правит и движет любовь, а не великая Франция.

Пожалуй, только в сериале Жигунова начинаешь действительно видеть в Арамисе Павла Баршака поэта, а не дамского угодника, а в Портосе Алексея Макарова – раблезианского героя с одой торжествующей плоти. И в контексте сериала все они делают правильно: не Людовику же с Ришелье посвящать свою молодость, силу, таланты и единственную и неповторимую душу.

Пару слов о Людовике и остальных властительных особах. Все скопом и каждый в отдельности они на удивление неприятны. Чего стоит взгляд презирающего смерть и страх Атоса на мельтешащегося в панике короля в очень убедительном исполнении Филиппа Янковского!

Определенно мила и королева Марии Миронова, одной рукой спасающая Констанцию (не слишком ли много знает верная камеристка?), а другой – шантажирующая Д’Артаньяна ради свидания с Бэкингемом. Играющий чужими жизнями и собственной страной просто потому что может Бэкингем Константина Лавроненко – из той же породы, от которой нормальному человеку лучше бы держаться подальше: предадут, надсмеются, используют и выбросят за ненадобностью (как кардинал миледи. Не потому ли она у Жигунова в конце концов находит кратковременное пристанище в родовом замке мужа? Все остальное: покровительство власть имущих, деньги, связи – фикция: поманят, обманут и выгонят. А вот розовый куст под окном и виноград, что станет вином…)

Существовали ли в действительности трое мушкетёров со странными именами, как они одевались, на кого из друзей Дюма походили нравом – довольно подробно изучено и описано. Но мы с вами все ещё помним: Дюма очень далёк от намерения написать исторический роман, его жанр – авантюра для массового читателя, который должен не только вовлекаться, ужасаться и восхищаться, но и узнавать в персонажах если не самих себя (самый идеальный для получения прибыли вариант), то хотя бы некие знакомые явления и события. Это сейчас массовая кинокультура во всяких там «Торах», «Чудо-женщинах» и даже «Игре престолов» адаптирует скандинавские, античные и даже местами христианские мифы под свой размерчик и нужды. В распоряжении Дюма был материал не менее знаменательный – европейская литература. Его д’Артаньян, честолюбивый провинциал, заявившийся в столицу с намерением стать маршалом Франции, вполне себе тянет на «улучшенную и романтизированную» лайт-версию Растиньяка, знаменитого героя Бальзака, променявшего юношеские иллюзии на успешное завоевание Парижа.

А всеобщий сумрачный любимец «благородный Атос»… (дорогие дамы, читавшие в отрочестве Дюма и Толстого, если ваше сердце не билось учащённо при упоминании имён графа де Ля Фер, графа де Бюсси, князя Андрея Болконского и т.д., то, право же, а было ли оно у вас, сердце?:)))) Так вот, господин Атос с совершенной очевидностью обязан своим мрачным обаянием и трагической красотой культуре европейского романтизма. Как по учебнику: противопоставлен обществу (его происхождение и достоинство настолько написано у него на лице, что «стоило Атосу в своём простом мушкетёрском плаще ступить хоть шаг, откинув назад голову, как он сразу занимал подобающее ему место, отодвигая разодетого Портоса на второй план»); загадочен как Арагорн, притягателен как кольцо всевластия, разочарован в любви и людях и на этом основании воспринимает мушкетёрскую службу как повод величественно самоубиться…

Романтический герой? Он самый. Чистый, без примеси. Ах, пытался убить свою негодяйку-жену, потому что она его обманула? Ну так романтический герой быть счастливым в любви не может по определению. И чем невероятнее причины, чем неразрешимее любовный конфликт, тем больше благоволит ему публика XIX века, воспитанная Гюго и Байроном. С этой точки зрения не так уж важно, как юридически разрешалась коллизия с убийством: действительно ли граф считал себя вправе без суда и следствия повесить супругу, раздев предварительно донага (синоним крайнего унижения), или скрывал он в Париже под чужим именем не только разбитое сердце и поруганное фамильное имя, но и совершенный произвол. Герой был влюблён в чудовище. Да здравствует герой!

С какой иронией произносила когда-то Маргарита Терехова устами своей миледи это словосочетание: «Ах, благородный Атос!» Миледи Вилковой подчёркнуто уголовница: воровка, развратница, убийца. Что автоматически снимает с господина Атоса часть обвинений. Она же первая начала! – внушает нам сериал. Не могу не добавить, что читатели Дюма вспоминали при упоминании клейма не графиню Карлайл, любовницу исторического Бэкингема, а графиню Жанну де ла Мотт, втершуюся в доверие королевы Марии-Антуанетты и почти удачно провернувшую аферу про присвоению баснословного дорогого колье этой самой королевы, оплаченного введённым в заблуждение графиней кардиналом де Роган, а после разоблаченную, публично высеченную, клейменную и …благополучно сбежавшую в Англию из тюрьмы для женщин с пониженной социальной ответственностью, куда ее опрометчиво заточили в целях назидания и исправления. Эта история не просто наделала шуму, но и фигурировала в обвинениях, предъявленных королеве на суде революции. Наказать подобную мерзавку благородного происхождения – думается, мечта многих обывателей, которую Дюма в романе и осуществил.

В сериале Жигунов вроде бы отказался от «романтических штампов»: песня про пруд с лилиями отсутствует, тогда как пьянство, мизантропию и зацикленность на саморазрушении Атос Юрия Чурсина демонстрирует едва ли не в каждой сцене. В принципе, выбор Чурсина на роль Атоса говорит о желании создателей переосмыслить персонажа – снять налет «сахарности», придать характерности и драматизма. Вот Атос во всем великолепии своей сварливости вызывает мальчишку на дуэль, а после запрещает ему читать девушкам Ронсара. Вот он не задумываясь убивает англичанина, узнавшего его настоящее имя. Вот продаёт задарма фамильный перстень и учит д’Артаньяна циничной мудрости: оплакать всех друзей при их образе жизни – слез не хватит.

Но чем дальше летит история, тем все больше зритель(ницы) убеждаются в обмане: Атос все так же, если не более, благороден и прекрасен, просто с поправкой на современные нравы. Бесстрашие оборачивается состраданием к девственной неопытности д’Артаньяна, готовностью ринутся на край света ради все того же малознакомого юноши д’Артаньяна, а ненависть к злодейке… В том сложном комплексе чувств, который передаёт Чурсин, главная мелодия – конечно, любовная. И хотя его «жить без вас не могу» звучит угрожающе-иронически (и, знаете, слава Богу, иначе сцена бы просто смысл потеряла), его отношение к миледи очевидно: смерть смертью, а любовь сильнее. Можно спорить о том, похожа ли миледи Вилковой на подлинную la femme fatale (одних красоты и умения манипулировать мужчинами тут бывает недостаточно), но чувство Атоса возносит ее над преступлениями и проклятиями. Сцена ужина двух обречённых, из которых один смертельно влюблён, а вторая – смертельно сожалеет об упущенном шансе, так романтически хороша, так идеально сплетает мертвое и живое, что наконец соединяет героев. Как выясняется, Атос отдаёт жену на суд друзьям, убежденный в том, что разделит ее смертную участь. Ещё бы!

Романтические герои долго и счастливо не живут, но незабываемо умирают во славу любви. Это очень далеко от текста Дюма, но, как ни странно, близко духу его персонажа. Романный Атос жертвует миледи ради спасения д’Артаньяна и восстановления справедливости. Атос сериала жертвует чаемой романической кончиной по формуле «и умерли в один день» – ради товарищеского долга и д’Артаньяна, вдруг обнаружившего, что без друзей вожделенный чин лейтенанта не стоит примерно ничего! И неслучайно именно устами Атоса четвёрка бретёров, прелюбодеев и даже немного государственных изменников с полным правом называется героями. Как и в мире Дюма, сознанном для уставшего от потрясений читателя середины XIX века, в истории, рассказанной в сериале, не звания, перстни, подвески, политические интриги, но неуловимая улыбка любимой женщины, но верность дружбе, но «мужество беспрерывного счастья» оказываются самым подлинным, настоящим, тем, ради чего стоит жить и за что не жалко умереть, даже если в смерть не веришь со всем азартом юности.

P.S. В 2022 году Юрий Чурсин вновь погрузился в мушкетёрский период, заявленный временем действия пьесы «Сирано де Бержерак». Его персонаж снова берет шпагу в левую руку, за ним не без внимания наблюдает тот же самый кардинал, по сцене бегает некто д’Артаньян, в куплетах гвардейцы вспоминают Атоса и Портоса, в роли злодея строит козни муж племянницы кардинала граф де Гиш, в реальности подозреваемый в романчике с актрисой Амандой Бежар, женой господина де Мольера, в чьей труппе блистала и актриса по имени Мадлена Бежар… И это снова, как и романы Дюма, не совсем/ совсем не про мушкетёров и их эпоху, а про романтического Сирано, героя эпохи модерна, но в ещё большей степени – про нас, про вас, про «здесь и сейчас».