Закладки марки в Кяхте

Мы профессиональная команда, которая на рынке работает уже более 2 лет и специализируемся исключительно на лучших продуктах.

У нас лучший товар, который вы когда-либо пробовали!

Наши контакты:

Telegram:

https://t.me/happystuff

Внимание! Роскомнадзор заблокировал Telegram ! Как обойти блокировку:

http://telegra.ph/Kak-obojti-blokirovku-Telegram-04-03-2

ВНИМАНИЕ!!! В Телеграмм переходить только по ссылке, в поиске много фейков!

Иакинф не раз упрекал кяхтинских купцов, ведущих торг с китайцами, в пренебрежении к изучению языка своих партнеров. Китайские купцы в Маймайчене были в этом отношении куда расторопнее. У них было даже постановление, обязывающее сидельцев и мальчиков в лавках непременно учиться русскому языку. И действительно, в какую бы китайскую лавку Иакинф ни заходил, он видел всюду рукописные словники, составленные самими купцами на 'кяхтинском наречии'. Наречие это было чудовищное. Русские слова записывались китайскими иероглифами, китайские приноравливались к произношению людей, не имеющих о китайской фонетике ни малейшего представления. Оттого-то русское слово 'полиция' превращалось в 'па-ли-цзы', китайское 'пу-цзы' переиначивалось в 'фузу'. Синтаксис был смешанным китайско-русским, а вернее, и не китайским, и не русским. Но на этом ломаном, кяхтинском наречии, хоть и с грехом пополам, тут объяснялись все. Иакинф не удержался и написал о нем статью в 'Московский телеграф'. Русские же купцы в Кяхте вели себя на редкость беззаботно. Еще в прошлый свой приезд, на возвратном пути из Пекина, Иакинф стыдил за то самых разумных из них — Баснина, Игумнова, Наквасина. И те наконец вошли с всеподданнейшим ходатайством учредить в Кяхте училище китайского языка. Но соизволения на его открытие и по сю пору не было. В Петербурге все не могли решить, кому же поручить заботы об училище — таможне или пограничному правлению, министерству коммерции или иностранных дел. И вот, обрадованные приездом Иакинфа, купцы уговорили его открыть училище собственным попечением, не дожидаясь высочайшего рескрипта. Порешив начать занятия с нового, года, Иакинф стал готовиться к открытию училища с тою основательностью, которая его всегда отличала. Составил программу, рассчитанную на четыре года, сочинял разговоры на русском и китайском языках, приспособленные по содержанию к потребностям кяхтинского торга, перевел на китайский язык названия всех товаров, которые вывозились в Китай, и на русский тех, что ввозились оттуда, составлял обиходные словники, которые понадобятся ученикам, готовил к изданию тут литографским способом свою грамматику, тщательно выверял ее с китайцами. Все это требовало много времени. Но, пожалуй, не меньше уходило на составление давно задуманной истории Тибета и Хухунора с древнейших времен — с года до Рождества Христова, когда первые сведения о Тибете появились в Китае. Работа это была колоссальная и по объему, и по сложности. Из многочисленных династийных летописей и из многотомного 'Всеобщего зерцала, правлению помогающего' он выбирал по крупицам все, что содержалось там о Тибете и Хухуноре. Занятие это, за которым он проводил самые лучшие, утренние часы, было, по правде сказать, не из приятных. Интересующие его исторические события были изложены в древних китайских памятниках слогом предельно кратким, лишенным всякой завлекательности, порой даже затруднительным для понимания. Но его не страшила скука долгих трудов. Он отчетливо представлял себе, какое значение для науки будет иметь появление на русском языке этой истории. Ведь ни в одном из известных ему древних исторических памятников, включая и саму Библию, не содержалось сколько-нибудь достоверных сведений о происхождении и начальных шагах древних народов. В анналах же, писанных китайскими историками о разных смежных с ними народах, такие известия были. Оттого-то эти источники, столь скучные по лаконичности слога и наготе описаний, представлялись Иакинфу драгоценнейшими памятниками глубокой древности. Достоинство их возвышалось в глазах Иакинфа тем, что важнейшие события в жизни древних народов описывались в китайских летописях на основании официальных правительственных документов, которые были составлены во время самих этих событий, а не задним числом, как это нередко случалось у древних историков и летописцев — ведь те редко были современниками событий и только записывали сбивчивые и порой противоречивые предания, дошедшие до них в изустной передаче не одного поколения. Вот оттого-то Иакинф стремился передать текст древнейших памятников с наивозможной точностью, не позволяя себе ни малейших прибавлений или каких-либо 'улучшений', чтобы облегчить их восприятие читающей публикой. Составляемая им история, по его замыслу, должна носить характер документа, на который можно будет ссылаться. Но он не только извлекал из многочисленных источников все, что касалось истории Тибета и Хухунора, но и сопровождал свой перевод обширнейшими подстрочными примечаниями, которые тоже требовали немалого труда. Конечно, вряд ли эта книга будет пользоваться успехом у читающей публики, но его утешало, что труд его будет оценен если не современниками, то потомками, которые помянут его добрым словом. Он отдавал себе отчет в том, что к его переводам будет обращаться не одно поколение историков древнейших народов Азии. Обитель бурятского первосвятителя находилась верстах в девяноста от Кяхты на берегу Гусиного озера. С приглашением Хамба-ламы прибыл в Кяхту его специальный посланник, про которого переводчик Шиллинга сказал, что тот приводится пандиту родным племянником. Приглашение это было большой честью, но Иакинфа оно нимало не удивило. Он был свидетелем того, как за короткий срок Шиллинг сумел найти путь к сердцу недоверчивых бурятских лам. Началось это с первого же их визита в Чикойский монастырь, бывший до недавнего времени у бурятов их главным религиозным центром. Расположен дацан был всего в тридцати верстах от Кяхты. Оттого-то Шиллинг и посетил его первым. Тем более, что, по словам Уэйля, там хранился один из трех имеющихся в Забайкалье экземпляров Ганчжура. Когда они приехали в Чикойский монастырь и вошли в главный храм, у Шиллинга глаза загорелись. По обе стороны алтаря были расставлены десятки священных книг, завернутых, или, лучше сказать, запеленатых, в суконные полотнища красного и желтого цветов. Но, памятуя о том, что рассказывал про свои неудачи Уэйль, Шиллинг при первом посещении храма о Ганчжуре и не заикался. Он удовольствовался тем, что внимательно осмотрел тибетские и санскритские лексиконы, находившиеся в юрте настоятеля. Два из них оказались ему знакомы. Надо было видеть, какое впечатление произвело на хозяев знание тибетской письменности и та легкость, с какой Шиллинг сумел выказать свои познания. А восхищению Павла Львовича и границ не было.

Пилинг телефона онлайн