Закладки лирика в Боброве
Закладки лирика в БобровеЗакладки лирика в Боброве
Рады представить вашему вниманию магазин, который уже удивил своим качеством!
И продолжаем радовать всех!)
Мы - это надежное качество клада, это товар высшей пробы, это дружелюбный оператор!
Такого как у нас не найдете нигде!
Наш оператор всегда на связи, заходите к нам и убедитесь в этом сами!
Наши контакты:
Telegram:
Внимание! Роскомнадзор заблокировал Telegram ! Как обойти блокировку:
http://telegra.ph/Kak-obojti-blokirovku-Telegram-04-03-2
ВНИМАНИЕ!!! В Телеграмм переходить только по ссылке, в поиске много фейков!
Anonymous comments are disabled in this journal. Your IP address will be recorded. Recommend this entry Has been recommended Surprise me. Log in No account? Сохранившиеся документы этих лет, лишенные и мемуарного глянца, и ретроспективной аффектации, лишь усугубляют эти психологические параллели: Сын известного шахматиста, воспитанник Строгановского училища, вдохновленный посетитель балета где — по воле случая — запросто мог вкушать блаженство бок о бок с другим юным поклонником Терпсихоры — Владей Ходасевичем , Бобров был исключительно — до неистовства — предан поэзии, причем в символистском ее изводе. До чего я был рад, когда Вы мне сказали прошлый раз у Эллиса, что я скоро понадоблюсь Вам в качестве сотрудника! Ведь это счастье — самое настоящее — быть хотя бы привратником в Доме Искусства! Для меня больше ничего не существует в жизни, кроме Него. Оно — лучезарное, оно — божественное, оно — прекрасное! Оно — убивает, оно — воскрешает! Невезение его было исключительным. Всем сердцем стремясь к литературной славе и мучительно переживая каждую неудачу, он раз за разом попадал в совершенно водевильные ситуации, болезненно разрушавшие его честолюбивые помыслы — то поневоле оказавшись в эпицентре конфликта между Брюсовым и Белым 6 , то выбрав себе последнего в конфиденты для того, чтобы глумливо обсуждать московскую моду на теософию 7 , то безрезультатно взывая о предисловии, протекции или хотя бы издательской марке для дебютной книги стихов 8. Но фортуна ненадолго — даже не улыбнулась ему, а как-то осклабилась — и в ближайшие годы его честолюбие не раз оказывалось удовлетворено. Тяга к печатной полемике была у него едва ли не наследственной — отец издавал шахматный журнал а мечтал — если верить сыну — о литературном ; в юношеском дневнике среди самых лучезарных грез фиксируется следующая: О, это звучит гордо - 'С. Бобров, редактор журнала - ну хотя бы - 'Новые песни' — принимает по делам редакции по средам и пятницам от 5 до 7 вечера'. Это, черт возьми, не шутка! С каким наслаждением изругал бы я тогда и Шебуева, и Арцыбашева, и иных, иных прочих! Левый фланг русской литературы на этот момент напоминал север Италии периода феодальной раздробленности: Накал взаимной воинственности был самый ожесточенный: За чем смотрит городское управление? Не понаслышке знакомые с теоретическим багажом венской делегации объясняли накал его полемики компенсацией безрадостных дебютов: Сам неудавшийся стихотворец, он избрал своей профессией желчность. С искривленным лицом, держась за щеку, словно у него болят зубы, вгрызался он в прочитанные ему стихи. Оглушить, облить едкой кислотой, заставить человека разувериться в своих силах. Другой современник, эпизодически наезжавший из провинции в самом начале х годов, вспоминал о нем так: Желчи в Боброве было много, и если после бобровской дружеской критики молодой поэт не давал себе слова бросить писать, то уж ничто не могло спасти несчастного любителя стихов от галлюцинирующего шаманства, от прилипчивой болезни, которую многие в ту пору склонны были именовать поэзией. Впрочем, у Боброва, у этого царя Ирода российского Парнаса, было одно положительное свойство — бездонная литературная память. Пытаясь установить чье-либо влияние, он извлекал тысячи уличающих примеров, цитировал множество различных поэтов. Все когда-либо читанное хранилось им в глубинах памяти и в соответствующую минуту извлекалось на свет божий. Но этот дар был роковым для Боброва-поэта. Все прочитанное ложилось тяжелым грузом на каждую написанную им строку. Так Бобров-поэт тщетно боролся с Бобровым-эрудитом, Бобровым-критиком. Пока кто-то не пригвоздил его метким определением: Гумилев говорил о нем: Скверные сплетни следовали за ним: Георгий Иванов считал его чекистом и передавал его вероятно, полностью сочиненный рассказ о последних минутах Гумилева Ходасевич, внимательно и опасливо следивший за Бобровым 32 , описывал его антисемитскую выходку в адрес Гершензона 33 , реальная подоплека которой была выявлена совсем недавно Самый известный — болезненно преследовавший его всю жизнь и дотянувший до наших дней - слух о том, что именно Бобров во время последнего выступления Блока в Москве громогласно назвал его мертвецом, чем ускорил течение его предсмертной болезни Эта ошибочная идентификация оратора сейчас полностью опровергнута; более того, Бобров действительно в этот вечер выступал — но с прямо противоположных позиций: Он даже не вышел, а выскочил, как черт из табакерки. Он был совершенно разъярен. Усищи у него торчали угрожающе, брови взлетели куда-то вверх, из-под очков горели желтые, как у кота, глаза с вертикальным зрачком. Сильно размахивая руками и с топотом шагая вдоль края эстрады, как пантера в клетке зоологического сада, он кричал: Но когда его объявляет мертвецом этот,— и тут Бобров сильно ткнул кулаком в сторону предыдущего оратора,— этот, с позволения сказать, мужчина, мне обидно за поэта, понимаете,— вопил Бобров, потрясая кулачищами,— за по-э-та!.. В е годы ближайшие его соратники — Асеев и Пастернак — становились знаменитыми, отдаляясь от него все больше. Асеев, возмещавший слабость поэтического голоса административными талантами, также мягко чурался былого знакомства. Гаспаровым, оставившим прекрасные воспоминания о нем Ниже я печатаю сорок пять стихотворений Боброва — из нескольких сотен, написанных им и по большей части сохранившихся. Об одном псевдониме С. Сборник статей и материалов к летию Лазаря Флейшмана. Лирическая повесть на правах разговора с читателем. Боброва к Андрею Белому. Вступительная статья, публикация и комментарии К. Дурылину от 8 декабря года: И я надеюсь, что Вы не откажетесь это сделать. Гончарова бесплатно делает мне иллюстрации — литографии. Напечатать как будто стоит недорого. Думаю, что, благодаря иллюстрациям и марке, можно надеяться немного и распродать. Вероятно, деньги от Дурылина или от С. Рубановича, также бывшего спонсором молодого С. Дурылину — предполагаемому пайщику проекта: От Пушкина к Пастернаку. Избранные работы по поэтике и истории русской литературы. Маяковский и его спутники. Гудзию от 28 августа года. Из фонда Отдела редких книг и рукописей. Неразысканная публикатором рецензия Боброва на первую книгу Звягинцевой — Печать и революция. Воспоминания об Александре Дейче. Примечателен еще один тамошний пассаж, касающийся нашего героя: Насколько это достойнее, чем идти на непрерывный самообман, как делают другие. В молодости они метили в гении, но слишком рано иссякли. Униженные и замученные люди, запутавшиеся, утратившие способность мыслить, непрерывно делали открытия и держали хвост трубой, чтобы не увидеть собственную пустоту. На берегах Невы отсюда 27 Черняк Е. Гаспарова отсюда ; остальные сведения: Мочаловой от 17 июля года: Обстоятельства многолетних отношений Мониной и Боброва чрезвычайно эмоционально описаны Мочаловой; см. Чем дует из Петербурга? Садовской не затеял ли какого скандала? Послесловие, составление и подготовка текста И. Книжка, однако ж, была завернута в номер не то 'Земщины', не то 'Русской Земли' - с погромной антисемитской статьей того же автора. Статья была тщательно обведена красным карандашом. Рассказывая об этом, Гершензон смялся, а говоря о Боброве всегда прибавлял: Встречи с Александром Блоком. Очерк жизни и деятельности С. Выскочил Сергей Бобров, как будто и защищая поэзию, но так кривляясь и ломаясь, что и в минуту разгоревшихся страстей этот клоунский номер вызвал общее недоумение. Было нечто вроде скандала. Тогда выступил Сергей Бобров и резко отчитал Струве: Что он понимает в поэзии? Ответное письмо не сохранилось, но неделю спустя Пастернак переспрашивает: Хотя он того совсем не заслуживает. Я и себя имел в виду. Но и то, что вы назвали Боброва, - чудеса в решете. Это вы здорово сказали! Хорошо, что он не слыхал вас, - тут же бы умер от огорчения и злости. Он предпочел бы счесть меня круглым идиотом. У него дело обстоит еще хуже. Но то, что я посвятил им стихи, по моему тогдашнему положению понятно. По своей потенции в стремлении к футуризму, Бобров почти равен Бурлюку. Бобров известен как издатель футуристических книг. Однако, Бобров выступал и своими стихами. И Боброва следует считать больше поэтом, чем издателем. Тогда было в моде выдумывать для названия издательств что-нибудь почуднее: Бобров был бы более известен, чем Бурлюк или Маяковский, но его стремление к футуризму было слишком потенциально, освободиться ему мешало образование. У него был слишком дисциплинированный ум. Во время революции я встретил Сергея Павловича преподавателем высшей математики в одном из высших советских училищ. Я познакомился с Бобровым случайно. Сергей Павлович стал развивать передо мною программу своей издательской деятельности: Когда наше теперешнее госиздательство развернуло свою деятельность, то я думал, что Бобров будет там со своими редкими названиями. Однако, Бобров издал какую-то книгу по статистике и только. Я могу читать сам стихов не пишу, но люблю по-прежнему только, — кроме Пастернака, Маяковского, тобою упомянутых, — Асеева, Казина с пониженным интересом , да вот и все! Проза у нас лучше: Иванов некоторые рассказы — чудесные , Белый, Замятин, Грин, Пастернак, даже Бобров пишет прозу лучше, чем стихи. Двумя годами позже он издал книгу: Математические методы в статистике. Архимедово лето, или История содружества юных математиков. Волшебный двурог, или Правдивая история небывалых приключений нашего отважного друга Ильи Алексеевича Камова в неведомой стране, где правят: Догадка, Усидчивость, Находчивость, Терпение, Остроумие и Трудолюбие и которая в то же время есть пресветлое царство веселого, но совершенно таинственного существа, чье имя очень похоже на название этой удивительной книжки, которую надлежит читать, не торопясь. Неизвестная книга Сергея Боброва. Будь милый снова, незабытый друг — Вот брошены дорожки, закоулки И скошенный нас принимает луг. Не повторять прекрасные сонеты, Не слез узнать неотвратимый путь Идем сюда; - вот дальних птиц приветы И радости ты не избудешь, грудь. Посещены места далекой встречи, Узор тропинок нами не забыт, - Орешинки твои ласкают плечи, Приветно небо меж ветвей горит. Вот парк с подстриженными деревами, Разваливающийся павильон… Беспечно бьет узорными крылами Смеющийся и легкий летний сон. В твоем небе и в твоем свете — Любимая! Новалис Под взором печали старой Истекает закатом день, Пораженный весенней хмарой, Он медлит спуститься в тень. Сладко Погибнуть в омут времен: За притином таится загадка: Ночь , томление, сон. Опрокидывая безбольно тени, Розовое солнце! Весна, заключенная в выси, В стеклянном, желтом гробу, Не знает, отверстую с высей, Судьбы молчаливой трубу, - Что ведет по прорезям мрака И голос мне подает, - Чьей рукой засинела Итака Пред царем Одиссеем за гранями вод! И встретила с ясной улыбкой, И сверкает, темнеет мне. Плещет золотою рыбкой В весеннем ручье. Как поле затопляет рисовое Вода, плодотворя посев, Поэт молчит, строфу дописывая, Обожествляя свой напев, Но я смеюсь, свой труд оканчивая, Встречая новую зарю: Асееву Тебе целителем да будет Мой голос от иных отрав! Ах, сердце вечно не забудет Анафорических забав, Эмблематических скитаний Апострофический возглас! Гиперболической тревогу Не раз наш разум называл, Горите, зорь таких пожары, В жизнь, обездолившую нас! Но наш напев еще не старый И с ним, и в нем — аврор атлас. Отвергнем хилого невежду, Высокозвонных болтунов, Зане нам ясную надежду Подать однажды был готов… Ты знаешь кто! Анаколуф и оксюморон Тогда воздвигнем на врага. Языков Вы, древле пламенные мифы Души светили горний снег! На склоне италийских нег, Каких не ведали калифы, Возрос и в ясный прянул день Такой напев высокопарный! В небес громаде лучезарной Ты, дням ревнующая тень, Ширяясь и над нами нынче В лучах стареющих зениц — И под оплотами границ Как искусительный да Винчи; - Подъяв неведомый венец, Ты бросила в истомы света: Непокоренного поэта Неизгладимый образец. Радуги возносятся, как дуги, Круги их — как барабаны динамо, Плуги кругов — пронзая, легки; Ввысь опрокинута воздушная яма. И сие богоприобретенное пространство — Могила призраков и мечт, Мертвого корсара долгожданство И неуловимый метр. Протянуты в дикую бесконечность Безвоздушные, не—сущие пути: Но не угодно ли принять вам брому И быть мишенью золотого тира! Придем ли мы к решению какому У литер серебреных эльзевира — Бросайте в печку книги! Читали ли вы что-нибудь глупее? Однако и на этих даже стенах Рога прелестной бонны-Амалфеи Но вот секрет мой: Облокотясь в шербетовый закат, Лаская пальцами иные степи, Забрасывает кто смешные цепи, Кто льет сироп, а уверяет — яд? Пуста разгадка, пуст был и вопрос; Не ветер, просто я его принес, На подоконник бросил, словно кепи. И он лежит, послушный, неживой, И цвет его — лесной глуши и крепи, Да запах, сладкий, тихий и густой. Да тот глазок с уснувшею слезой. Над звонкоустою водою Невзнузданный локомотив, - И звезд индейских трепетанье Ласкает очей углы серпа. Уэллс, А Эссентукский пассажир Разводит руками сожалений жир. Уже вдали паровозы рычат. Тверда бездонно галерея, Набита яблоками морд, Вагон отплывающий хватаю ручку, Снисходительный влечет меня. Чистый царь засолненных долин. Хрустальных дружин Один, На кручи неба глядящий слева. Да быть не может! Но ведь пора кончать; Куда ж годится ямб без многоточий! Мой вой, мой крик лежит гробнице По славной тишине сужу , так с одиночеством в петлице Я здесь недаром прохожу. О, темь, просветись, лети! Земля дрожит, как раненый аллигатор, Ее черное лицо — изрытая рана. Валятся, расставляя руки, - Туже и туже гул и пересвист, Крики ломают брустверы, Ржанье дыбится к небу. О, сердце, крепче цепляйся Маленькими ручками за меня! И чиркают пули травою; Еще минута — и я буду убит. Вчера контузило троих, сегодня… что такое? Нечего и вспоминать, надо стрелять, - Это я — просто так. Но сегодня — какое-то странное… И даже, - странные тики у рта! Как вниз уносится земли полоса — В мрак! О, скрежет зубов — не легче ль? И еще вспоминаю не так далеко! Российская вивлиофика , Собеседник любителей российского слова. Post a new comment Error Anonymous comments are disabled in this journal. We will log you in after post We will log you in after post We will log you in after post We will log you in after post We will log you in after post Anonymously. Your reply will be screened Your IP address will be recorded. Post a new comment.
Можно ли использовать растворитель 646 для кузова
ДЕНЬ В БОБРОВОМ ЛОГУ
СТИХОТВОРЕНИЯ СЕРГЕЯ БОБРОВА: забытое, неизданное, несобранное. Часть 1
Купить закладки трамадол в Хвалынске
Сто Закладок → LinkMarker
Стихотворения поэта: Бобров Сергей Павлович
В закладки
Стихотворения поэта: Бобров Сергей Павлович
КупитьСпайс россыпь в Армянське