Закладки бошки в Демиде

__________________________________

__________________________________

📍 Добро Пожаловать в Проверенный шоп.

📍 Отзывы и Гарантии! Работаем с 2021 года.

__________________________________

✅ ️Наши контакты (Telegram):✅ ️

>>>🔥🔥🔥(ЖМИ СЮДА)🔥🔥🔥<<<

✅ ️ ▲ ✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ️✅ ▲ ✅ ️

__________________________________

⛔ ВНИМАНИЕ! ⛔

📍 ИСПОЛЬЗУЙТЕ ВПН (VPN), ЕСЛИ ССЫЛКА НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ!

📍 В Телеграм переходить только по ссылке что выше! В поиске тг фейки!

__________________________________

Закладки бошки в Демиде

Об авторе Иван Ильич Коновалов Демидова, программист. Публикации: «Юность», «Эмигрантская лира», «Prosodia». В году выпустил книгу стихов «Предвиденный огонь» Ярославль, изд. С года живет в Санкт-Петербурге. Дебют в «Знамени». Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации. Журнал«Знамя»1, Укажите e-mail:. До заката дел и спозаранку. Утром дождь был, к полудню пекло. Заменил разбитое стекло — так бывает, трескаются в раме стёкла, только дёрни посильней, раму перекосит — вот уж в ней паутинки блещут веерами. Из дневного мелкого труда ничему не выдержать года: съем обед и скатерть замараю, даже исцелённое окно всё равно не вечно, всё равно не через окно дорога к раю. Вечны только глупые стишки: книгу выпущу, зашью в мешки полиэтиленовые, в заводь опущу и пусть лежат на дне рыбьей поручу хранить родне, пусть читают — не всегда ж им плавать. Купоны кому-то кем-то розданные. Зданий обглоданные кости, и содом внезапно разрешённый — на экране, и черви, копошащиеся в ране живого тела. Списаны на лом ещё вчера летавшие машины На видиках кассеты, где кино про тренировки и единоборства; развалы, барахолки, скопидомство грошовое — такое полотно рисуется, но было же иначе: плацкарт, дорога на Урал, собака, озёра, слепни, хвойные костры и клешни в речке пойманного рака. Мы с мамой, с крёстной ездили на дачу сажать картошку, ныли комары, в вагончике мы дождь пережидали, в болотцах — ёршики рогоза, дали синее были и глаза — остры. Вот шмеля с тычиночных наверший обсыпает жёлтая труха, вот — нежны как трепетные веки — лепестки последних двух недель; лаковыми лапками сусеки лакомясь, скребёт угрюмый шмель. Вот плоды лоснятся красно-буры, под завязку полные семян, прежде их губами рвали туры, горьким молоком телят кормя. Потому наверно мне милее куст в шипах и влаге дождевой, чем высокая в оранжерее роза с горделивой головой. На руках внесут тебя, будет казаться — ты сед и бел; на волосах, лице, на недвижных пальцах — толчёный мел, это мел, это пыль агона, — на лице, кудрях, я застыну камнем, взглянёт Горгона — как последний страх. Как в сетях кабана, распалённые кони тебя потащат, ломая кости, не для пира — для плача нальют вина в чашу большую гости. Стань лучше воином — много ли чести сгинуть под рёв толпы? Им бы вина и горланить песни, на любовь же они скупы…» — так старик колесничий напутствовал сына, а сын глядел, потом улыбнулся и мотоциклетный сверкающий шлем надел. И вон он садится в седло, машина о двух колёсах по наждаку асфальта, руслом улиц в утёсах стен, уходя в поворот, ложится почти, и косо блещет молния на груди, а крен такой, что колено едва не скребёт асфальт, и утро дробится золотою россыпью смальт. Он падал, удивляясь — отчего воздушных струй упругое крыло не чувствует, и нет привычной дрожи; он сам как будто сделался порожним, он падал, и в падении ему… — «ещё чуть-чуть — и всё же дотяну О, чёрный смерч, о дымный столп огня, что думал самолёт в зените дня, горевший как в обряде погребенья? Свист ветра — лучше — двигателя вой он гул огня почуял под собой и в гуле различал слова и пенье. Сединою и пылью напудрит кочевный быт огневое руно, медноцветные волосы, но — тебе салютуя — не стая ворон взлетит: эскадрон со взлётно-посадочной полосы. Ты и так — прикаспийский ветер солончаков, человеческое неволишь отпрянуть в тень; жалки астры конфорок и розаны очагов, когда невыносимым светом сияет день; страшно небо — шатровый простёртый холст, по краям ярко-синий, выжженый посреди; страшен ангел, что предстоял бы мне в полный рост — мне, который не прорицатель — простолюдин. А наш мир походит на бабочкин кокон, он распираем под коркой упругим движеньем масс. Он глотает снотворное, длит наведённый сон и блуждает бессмысленным взглядом незрячих глаз. Сны бликующим светом скользят по щекам, когда по щелям им сквозить — и то уже вышел срок; половодье весны — и запруженная вода миллионы голов захватит в людской поток. Вот тогда тебе пригодятся шинель, шитьё может быть — консервы, но точно — упрямый нрав, я же буду сражаться, чтобы твоё житьё не мешалось бы с дымом в степи запалённых трав. Тюрбаны из змиевой кожи, шишки сосен — зелёные купола. С большекрылою птицей схожа подымается медленная хвала. А шатры колоколен будто из полотна — воздух гуляет в прорезях — а полотно из льна, выбелены белее белого колокольни, будто девушки заспанные, в смятом со сна исподнем — разбудило громом, выбежали во двор и стоят, обнявшись — вот до сих пор; в восторге ли, в страхе — смеются кружевные рубахи, белые плечи! А напротив Ильинской церкви — арифмометр, механизм, планового хозяйства рациональный счёт, так стоит недостроенный, законсервированный коммунизм, и по рёбрам его бетонным время смолой течёт. Так же чёрные дыры около центра масс пляшут, сжимая, бьются, сжимая круг, и от их столкновения волны бегут до нас, привнося аритмию в ровный сердечный стук. Так купцовская церковь глядит на советский храм, так обком осквернённый хмуро глядит в ответ, так, на площади стоя, скажешь гостям-ветрам, что ни бога, ни смерти, ни бога, ни смерти нет. Распахнутое в ночь окно в облупленной, щелястой раме — вот образ бога. Не спеши с дарами и похвалой уста не опорочь. Ни смальта, ни лазурь, ни ровный взгляд, ни светлый лик, ни тёмная олифа — ничто верней не выражает мифа о боге, чем растресканный квадрат. Но вот по тучам ниспадает свет как складки ткани с мраморного торса, и — с робостью — для вечного вопроса смолкает приготовленный ответ. Как трудно жить без детской веры в то, что я по крайней мере буду понят. Рассудок будто в тёмных водах тонет, хватая воздух посиневшим ртом. Пускай квадрат. Пусть чёрная дыра. Пусть бога нет — есть только дым и пенье, есть не обман, но олицетворенье и духа есть свободная игра. Пускай квадрат, но где-то ж есть межа, и каждый дачник яблок урожай чуть осень, так разносит по родным И, хочешь сказать, полночные бденья зря? Церквушки по сёлам с синими куполами, занявшаяся от свечек во мгле заря, как тление льна над северными холмами. В промозглой квартире, в тазике, в наготе, московский интеллигент принимал крещенье; священник гудел молитвы, кружились те, стояло на кухне скромное угощенье — зачем это было трепетно и светло, когда над пустыней не просияло чудо, бесстыдно, бессудно средь человецев зло, и сребреники считает впотьмах Иуда. И как я могу не верить тебе, мой ум? Оставшись без бога, храм есть кирпич и щебень. Пожарищем, местом отбушевавших дум смотрю на сгоревший мир, что бывал волшебен. В кружке Валеры — много часов возни: кофе зрел на плантациях, потом его собирали, сушили, мололи, жарили, паковали Валера, не глядя, пьёт этот чёрный дым, запускает отладку — куда там ведут следы? Так, улики, мотивы, вот тут от подошвы пятна Инвалидация кэша! Ну, всё понятно. Дело закрыто. А впрочем, сравненья хромы и многочисленны, точно закладки хрома. На сегодня хватит, надо ещё в спортзал: становой тяги — тренер ему сказал — не заменят ни брусья, ни излюбленный твой турник. После удачной охоты Валера сник. Его контора десятый год пишет финансовый инструмент, Валере до этого, в общем-то, дела нет. Главное, что его алгоритмы работают как дифуры. Как большие склады, куда едут ночные фуры с грузом кофе, по морю приплывшего в Ленинград. Алгоритмы работают споро. Валера рад. Иногда он негромко думает нет, ещё тише вот мы пишем и пишем — каждый день — сотни тысяч — пишем, и ведь это всё оседает на серверах Не машинный код, не подножный прах, а карьерные самосвалы, мечтательные БЕЛАЗы, алгоритмы умеют видеть нечеловечьим глазом, это третья природа, ей от роду меньше ста, она просыпается, тянет гифы во все места, и если прислушаться чуть, то понятно сразу в мировой сети трепещет и бьётся разум, и вот-вот стряхнёт с себя путы сна А какое небо в закате, боже ты мой, весна, и как стёкла горят напротив, будто бы там пожар, и ночь обещает быть ласкова и свежа Нет, надо сегодня всё же пойти в спортзал, тренер сказал. Лес дышал и свет из себя точил, белый свет был пойман в паучьи сети, и, прорехи в ткани едва приметив, их латали труженики ткачи. Инженеры мы, программисты мы, будто лес стоячий оплетены, но и ловим свет, языком машин выясняя плоть и состав души. И ухватим, вычислим, сеть верна, мы латаем дыры, не зная толком как устроено всё целиком, и только лес был тих, таинствен и полон сна. Прошерстишь реестры библиотек, растворишь и заново соберёшь в том лесу, где света и лапок дрожь. Пользовательское соглашение Политика конфиденциальности персональных данных Условия покупки электронных версий журнала.

Купить закладки кристалы в Кулебаки