Закладки Трамадол Оха

• • • • • • • • • • • • • • • • •

• • • • • • • • • • • • • • • • •

Гарантии ❗ Качество ❗ Отзывы покупателей ❗

• • • • • • • • • • • • • • • • •

👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇 👇

Наши контакты:

▶️▶️▶️ (НАПИСАТЬ ОПЕРАТОРУ В ТЕЛЕГРАМ)️ ◀️◀️◀️

👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆 👆

• • • • • • • • • • • • • • • • •

🚩 ИСПОЛЬЗУЙТЕ ВПН (VPN), ЕСЛИ ССЫЛКА НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ!

🚩 В Телеграм переходить только по ссылке что выше! В поиске тг фейки!

• • • • • • • • • • • • • • • • •

Закладки Трамадол Оха

Долгожданная презентация нового романа владивостокского врача-хирурга, блогера и писателя Ивана Панкратова пройдёт 6 февраля в в магазине «Владкнига» на Алеутской, Когда Белякова погрузили в полицейский УАЗик, Платонов ещё постоял на пандусе приёмного отделения, глядя вслед удаляющимся огням. В халате было зябко, но заходить он не торопился. На четвёртом этаже горели окна ординаторской терапии. Где-то там Полина Аркадьевна пила кофе и писала истории. Возможно, временами поглядывала на дверь в ожидании дежурного хирурга. Возможно, даже задумчиво покусывала кончик шариковой ручки. Почему—то Виктор видел всё это именно так — и улыбнулся своим представлениям о ней. На грабли не хотелось. Но вполне объяснимый с точки зрения биохимии гормональный фон упорно старался Платонова к этим граблям максимально приблизить. Историю можно и утром. Я бы уже на лопату всё закрыла, — укоризненно пробурчала Эльвира и распахнула дверь пошире, приглашая Виктора внутрь. Платонов посмотрел на окна четвёртого этажа и вернулся в приёмное отделение. Медсестра громыхнула гигантским шпингалетом, выключила свет, проверила, как снаружи светит на подъездные пути яркий прожектор, и ушла в свою комнатку. Виктор застыл посредине просторного фойе, где в углах стояли большие стеклянные шкафы с дипломами, кубками и фотографиями в рамках. Больница частенько получала благодарности от своего высокого руководства и старалась всё это не прятать, а поместить на видное место, поближе к поступающим пациентам. Как будто от этого их боль и страхи должны были куда-то исчезнуть…. Охранник возле турникета смотрел маленький телевизор и не обращал внимания на замершего посредине коридора хирурга. Идти на четвёртый этаж или нет. Давай пройдёмся по списку «за» и «против». Это «против», — несмотря на отсутствие пока ещё решения, Платонов медленно приближался к лифту. Пункт один — хотя, безусловно, весомый. Теперь «за»…. Кофе, ночь, ординаторская. За столом при свете настольной лампы — яркая женщина. Милая беседа, горячая кружка, тонкий флирт, в котором он считал себя довольно опытным специалистом. Непредсказуемые последствия…. И обещание себе ты дал тогда неспроста. Виктор решительно развернулся в сторону лестницы, ведущей на уровень ниже, к палатам гнойной хирургии. Дверь на лестничную клетку хорошо ограждала от приторного душновато-сладкого запаха пациентов, что лежали в «гнилухе». Платонов распахнул её и машинально задержал дыхание на несколько шагов, чтобы адаптироваться к этой атмосфере мелкими медленными вдохами. Нащупав в кармане маску и шапочку, он надел их перед входом в отделение. Дверь, тугая и слегка скрипящая, пропустила внутрь. Каталка с Лидией Григорьевной стояла посредине коридора. Свет здесь был по режиму выключен, горела только настольная лампа на посту и пара слабеньких ночных светильников по периметру, поэтому Виктор чуть не влетел в Белякову, остановившись лишь в паре сантиметров. Позвали куда-то. Платонов обогнул каталку, заглянул за угол. Там, куда показала Белякова, виднелась открытая дверь в палату, где горел свет. Виктор уже направился в ту сторону, как из неё навстречу вышла Ольга — медсестра, с которой Виктор дежурил довольно часто; исполнительная, невозмутимая, с железным характером и идеальными навыками. Платонов приподнял брови в немом вопросе, отметив про себя, что они с Кравец волевым решением положили Белякову в гнойную хирургию и даже не узнали, есть ли там места. Кстати, надо там дневничок черкануть будет. Не верилось, что больше суток протянет. Максимум двое. Но вот и сбылось. Платонов немного напрягся от такой трактовки — человеку со стороны могло бы показаться, что Ольга чуть ли не напрямую связала смерть бабушки с изложенной в истории формулировкой. Бабушку Бочкарёву он принял на дежурстве в тяжелейшем состоянии — девяностолетнюю маму на «Скорой» привёз сын, который уверял, конечно же, будто ходить она перестала не больше десяти дней назад. Увиденное же Платоновым на перевязке говорило о том, что мама была брошена сыном довольно давно — не меньше двух месяцев. За более короткий срок такие пролежни просто не успели бы сформироваться. Бабушка тяжело дышала в постели, просила укрыть её одеялом и на голос сына не реагировала. Виктор думал, что она в оглушении, но на его собственные вопросы она отвечала пусть и медленно, но точно. Мы соску ей давали. А тут что-то затихла. Я в палату — а она уже холодная. Позвонила в реанимацию. Вам бы чуть позже тоже сообщила, да вы вот и сами пришли. Медсестра, отчитавшись дежурному хирургу, с чувством выполненного долга пошла в сторону поста — оформлять поступающую пациентку. Платонов же переступил порог палаты и огляделся. Бабушка с подвязанной челюстью лежала головой в сторону окна. Причудливые тени от луны и фонарей падали на её неподвижное лицо, на одеяло, на стол, где стояла ненужная уже бутылочка из-под минералки с надетой на горлышко соской. С одной из ног одеяло было откинуто. На кровати рядом, где ночевал изредка её сын, никого не было. Пользовался пропуском для охраны, что ему заведующая подписала. Нам бы помощь очень пригодилась — повернуть там маму, попробовать усадить, чтобы поела. А он приползал, падал на кровать и спал до утра. Ещё и храпел. Так сегодня мы его не пустили. А оно, видите, как случилось — именно сегодня умерла мама. Завтра придёт и возмущаться будет, что без него. Что не пустили. Платонов представил себе ночную пьяную истерику на тему «Спасайте маму, твари! Как и предполагал при поступлении Бочкарёвой Виктор, у неё была сломана шейка правого бедра — это и обездвижило бабушку. Но никого рядом не оказалось, а потом было уже поздно. И даже ей, наверное, — он посмотрел в сторону тела на кровати. Вы нам переложить поможете? Я, конечно, понимаю, что у нас не санаторий, но не до такой же степени…. Запах в палате, действительно, был очень тяжёлый. Виктор распахнул окно, повернулся и увидел, как санитарка взяла со стола несколько конфет и яблоко, сунула в карман. Заметив, что Платонов смотрит на неё, смутилась и сказала:. Платонов, ничего не говоря, дождался, пока по коридору со скрипом и постукиваниями подвезут специальную каталку из хозяйственной комнаты, подобрался к кровати со стороны окна, взялся за простыню и помог Ольге и санитарке переложить Бочкарёву. Лидия Григорьевна смотрела, как мимо неё провезли укрытый с головой труп, потом подняла глаза на Платонова и спросила:. Виктор смутился. Слишком прямой вопрос для человека, вполне отдающего себе отчёт в том, что с ним происходит. Вы же там ещё оставались, когда полиция приехала. И вы семь месяцев под его, если можно так выразиться, кураторством, получали какие-то препараты. Результатом их приёма, собственно, и стало…. Платонов не знал, чем закончить эту длинную, тяжёлую и казённую фразу. И так было понятно, что состояние Лидии Григорьевны далеко от идеального. Санитарка протащила мимо них в хозяйственную комнату мешок с бельём. Платонов понял, что оно из палаты умершей пациентки — это означало, что скоро туда принесут чистое, и можно будет перекладывать Белякову на её место. Чтобы заполнить паузу, Виктор задал Лидии Григорьевне несколько стандартных вопросов для сбора анамнеза. Пациентка отвечала коротко и сухо, сообщая хирургу факты из биографии. Да вы шутите, — ровным тоном, не выказывая удивления, говорила она. Лет двадцать назад пузырь желчный убрали. Не сказать, чтобы он мне чересчур мешал… Да, кесарево ещё. Вадим… Тяжело как-то с ним получилось в своё время, поздний ребёнок это, знаете ли…. С ним вообще всегда было тяжело. Директором не сразу, конечно, назначили. Учительствовала долго, но годы учёбы Вадика пришлись как раз на те времена, когда я стала завучем, а уже потом… Неуправляемый он какой-то был… Понимал, чей сын, прекрасно всё понимал… и пользовался, как хотел. Учителям дерзил. Уроки прогуливал. Я слишком поздно поняла, что он авторитет завоёвывал в классе. Шёл, так сказать, от негатива. В их возрасте это на «ура» проходит. Один раз, помню, доверили ему деньги собирать на ремонт. А кому ж ещё доверить — он к тому времени сыном директора был. Вадик на всю собранную сумму полкласса в кафе сводил, а когда настала пора деньги в бухгалтерию передавать… Ох, стыдно-то как было мне…. А я ни сном, ни духом. И тут приходит ко мне делегация из родительского комитета — мол, уважаемый товарищ директор, и всё такое. Как я сумела выкрутиться и его не подставить — не вспомню толком. У меня будто свет в глазах выключили, я что-то наплела про коммунальные нужды школы, которые срочно надо было закрыть… Как меня не вывели на чистую воду прямо там, в коридоре моей квартиры, до сих пор удивляюсь. Достала из заначки всё, что было — не хватает. У соседки заняла, на следующий день в бухгалтерии под роспись рассчиталась…. Такая штука, как вертолётик…. Оно и понятно — это было, как они говорят, круто…. Времени на разговоры у них оставалось не очень много. Но тогда… Деньги эти проклятые, да ещё друзья-идиоты. Они ведь понимали, что одноклассник кормит их всех на месячную зарплату своей матери… Влетело ему по первое число. Джинсы его со стула схватила и за ним по квартире. Вроде ведь взрослый, зачем лупить-то? Но не могла остановить себя, так обидно было. И в процессе всего… Как-то зацепила дрон на подоконнике, где он его поставил после очередных съёмок. Тот в окно и выпал. А у нас восьмой этаж. Что-то вдребезги, лопасти, камера, он орёт на меня, убежал…. Платонов взялся за резиновые ручки каталки, но вдруг захотелось спросить:. С нами. Правда, сыном интересовался довольно живо. Дрон — это его подарок. И, кстати, единственный, что Вадик у него принял. Он к нашему разводу отнёсся слишком болезненно, встал на мою сторону — но перед дроном устоять не смог. Я его понимаю. И разбитая игрушка, ради которой он поступился принципами, надолго встала между нами…. Уложить бы её, да хоть на полчасика ноги вытянуть. Если что-то ещё не спросили — в палате спросите. Платонов согласился со справедливым замечанием и толкнул каталку. Лидия Григорьевна приподняла голову, чтобы лучше видеть Виктора. Ему казалось, что она не хочет заканчивать этот разговор и ждёт, когда медсестра и санитарка оставят их одних. Он улыбнулся ей уголком рта — и вдруг понял, что всё это время разговаривал с ней в маске. Белякова не увидела улыбки, но умиротворённо опустила голову на подушку. Вдвоём с Ольгой Платонов завёз каталку в палату, пациентка аккуратно спустилась на кровать. Виктор видел, что боли у неё в ноге нешуточные — и решил назначить трамадол, чтобы женщина поспала. Виктор повернул рукоятку на раме. Проветрить палату до конца так и не удалось; да, наверное, и никогда уже не удастся. Запахи гнойной хирургии исчезают только вместе с самой гнойной хирургией, вместе с больными, бельём, кроватями и стенами. Лидия Григорьевна дотронулась до руки Виктора, привлекая внимание. Платонов посмотрел на неё сверху вниз. Тот образ жизни, что он вёл, дерзость его, глупость, хамство, какая-то детская показушная храбрость… Сказала — и сама его реакции испугалась. Он сбегал на улицу за остатками дрона, вернулся без лифта, бегом, еле отдышался, стоит передо мной, держит его в руках по частям. Я вижу, что какие-то проводочки торчат, лопасти поломаны, у камеры корпус треснул. Вадик постоял, посмотрел молча — и вдруг швырнул мне это всё в грудь, а потом толкнул. Я не ожидала, оступилась, упала. Прямо об угол стола ногой ударилась, в глазах потемнело от боли. А он стоит надо мной — и ни тени испуга, ни тени сомнения…. И он мне даже встать не помог. Убежал в свою комнату, закрылся там, звонил кому-то, смеялся, потом музыку громко включил. А я долго лежала на полу, сил подняться не было — не от боли, а от обиды, наверное… Мы, конечно, потом помирились. Дня, наверное, через три. Вернулся из школы с цветами, попросил прощенья. Я в слёзы. Он тоже чуть не разревелся. И нога у меня к тому времени уже попритихла, синяк только расползся на всё бедро. А через полгода вдруг заболела снова. Не каждый день. По чуть-чуть, чаще всего на погоду. Раз в неделю. Потом чаще. Потом шишку какую-то нащупала, но как-то значения не придала…. Не помню, что ответила — что-то вроде «Не переживай». А он вдруг вспомнил про Верочку, про врача своего из больницы, где Вадик… Да, вы же не знаете. У него лет десять… нет, уже одиннадцать лет назад была тяжёлая черепно-мозговая травма, попал под машину на пешеходном переходе прямо возле школы, нейрохирурги над ним колдовали в операционной часов пять, спасли. А Верочка невролог, потом занималась им около года, у него ведь проблемы с речью были, рука левая не работала в полную силу… Умничка, справилась со всем, я ей по гроб жизни благодарна, — тут Лидия Григорьевна сделала паузу, невесело усмехнулась. Ну да ладно, было бы о чём сожалеть. Женщина она такая обходительная, почти ровесница моя, немного постарше. И начали они меня с Вадимом лечить…. Без точного диагноза? Странный способ выздороветь…. Что ничего страшного, есть масса способов лечения, какие-то уколы, травки, добавки. Она-то к тому времени из больницы ушла в частную клинику, но Вадик её сумел найти, поговорил с ней, о себе напомнил, обо мне рассказал. Я слушала их обоих и покорно выполняла. Правда, Верочка мне порой казалась какой-то рассеянной, иногда называла меня вместо Лиды то Людой, то Ларисой… Приходила она редко, раза три всего, в основном всё контролировал Вадик. А я глотала таблетки, ногу мазала всякими пахучими штуками, медсёстры порой мне капельницы ставили… Иногда, вот не вру вам, легче становилось от лечения, — Лидия Григорьевна попыталась улыбнуться. Правда, ненадолго. А несколько месяцев назад ранка там маленькая появилась. Потом всё больше и больше… Вера уже не приходила, всё с Вадимом созванивалась, советы давала, он ей по телефону фотографии моей ноги пересылал. Перевязки сам делал, мужественно так, не поморщился ни разу…. Может, Вадим догадывался? Я уже про Верочку вашу молчу, — сурово сказал Платонов. Он видел много пациентов, неверно оценивающих свои шансы, но с таким подходом встретился впервые. Сначала страшно узнать правду. Потом — что время упущено, что всё надо было делать по-другому. А у меня чувство такое… Я думаю, вы поймёте — оно хотя бы раз в жизни каждого посещает. Чувство, как будто я сама в этом всём виновата. Спровоцировала его своей руганью, игрушкой разбитой; он толкнул, я упала. Вадик вроде и помочь хочет, старается. Это же только потом…. И его спрашивала, и Верочку, пока виделась с ней. Язва увеличивалась, опухоль росла. Нужно было что-то делать. А он серьёзно так: «Ты разве не видишь, что доктор скоро вообще не понадобится? Всё идёт хорошо, мы справляемся». Перевязку сделает, в магазин сходит, суп сварит, в аптеку сбегает. Окружил заботой, как колючей проволокой. Пока его дома нет — думаю, что надо бы к врачу. Как придёт из института — так всё мне по полочкам разложит, таблетку сунет, с Верой по телефону переговорит, и вроде и не надо никуда, всё под контролем. Правда, последнее время мне казалось, что он уже не с Верой, а с кем-то другим советуется… И вдруг на фоне опухоли вылезла гипертония, черт бы её побрал. Никогда раньше не замечала за собой повышенного давления, а пару месяцев назад — получите и распишитесь. Чуть ли не через день, — сказала Лидия Григорьевна. Сто шестьдесят, сто восемьдесят, пару раз за двести… Я попросила «Скорую». И Вадик тогда сказал мне…. Она замолчала, прикусив губу. В это мгновенье Платонов вспомнил, что до сих пор не назначил ей трамадол, но выйти из палаты в поисках сестры и листа назначений означало прервать беседу и, возможно, так и не узнать, что же сказал Вадим и почему вообще эту женщину ожидает сначала калечащая операция, а спустя непродолжительное время — мучительная смерть. Сама Лидия Григорьевна, погружённая в воспоминания, о боли сейчас вообще не думала. Очень хочу посмотреть, чем всё это с тобой закончится…». Я сначала не поняла. А потом… Это же мои слова были. Он всё это время помнил наш с ним конфликт. И фразу ту мою — помнил. Это я уже из личного школьного опыта говорю. Дети, что на выпускном про двойку в первом классе вспоминали, напившись до умопомрачения? Да полно таких. В туалете вольют в себя бутылку шампанского, а потом горшки с цветами в учительской швыряют. Я, уж поверьте, насмотрелась. Но Вадим, конечно, их всех превзошёл. А мне уже всё равно стало после его слов. От криза умереть или от опухоли…. У него после работы в госпитале сложилась масса предубеждений по поводу госпитальной флоры — и это было одно из непреложных правил. Он смотрел на освещённое уличным фонарём лицо Лидии Григорьевны и не хотел верить ни единому её слову. Не мог он представить, что этот тщедушный мальчик методично убивал мать из-за разбитого квадрокоптера. Это просто не могло быть правдой. Казалось, что она и сама плохо в это верит — но дальнейшие слова развеяли всякие сомнения в правдивости жуткой истории. Жить с ним под одной крышей — не хотела. Он ведь не просто так Верочку в дом привёл — он прекрасно понимал, что он совершает. Тихое медленное убийство длиной почти в два года, если считать с того самого дня, как я упала. Приходится за его чёртов дрон своей жизнью расплачиваться. Она сказала это и отвернулась от Платонова к стене. Виктор помолчал несколько секунд, потом встал и вышел из палаты, тихо прикрыв дверь. На посту он взял историю болезни, в листе назначений вписал сильное обезболивающее и вышел на лестницу. Яркий свет площадки перед отделением реанимации ударил ему по глазам после сумрака «гнилухи». Он прищурился, замер на мгновенье. Потом вспомнил, что был приглашён на кофе в терапию больше двух часов назад. Усмехнувшись несвоевременности мысли, Платонов направился длинными коридорами к себе в ординаторскую. Главная Книги Долгожданная презентация новой книги дока Ивана Панкратова. Автор: Иван Панкратов. Автор фото: Екатерина Протопопова Долгожданная презентация нового романа владивостокского врача-хирурга, блогера и писателя Ивана Панкратова пройдёт 6 февраля в в магазине «Владкнига» на Алеутской, Глава третья Когда Белякова погрузили в полицейский УАЗик, Платонов ещё постоял на пандусе приёмного отделения, глядя вслед удаляющимся огням. За спиной скрипнула дверь, и наружу выглянула Эльвира. Как будто от этого их боль и страхи должны были куда-то исчезнуть… Охранник возле турникета смотрел маленький телевизор и не обращал внимания на замершего посредине коридора хирурга. Он стал загибать пальцы. Теперь «за»… «За» было всё остальное. Непредсказуемые последствия… Что-то не давало Платонову сделать последний шаг и нажать кнопку вызова кабины. Она вас вообще видела уже? Санитарка, всё это время молча стоявшая за спиной, заметила его взгляд, сказала: — Он последние два дня пьяный приходил по вечерам, как будто ему проспаться негде было. Я, конечно, понимаю, что у нас не санаторий, но не до такой же степени… Запах в палате, действительно, был очень тяжёлый. Заметив, что Платонов смотрит на неё, смутилась и сказала: — Ей же всё равно уже не надо. Лидия Григорьевна смотрела, как мимо неё провезли укрытый с головой труп, потом подняла глаза на Платонова и спросила: — Как вы думаете, молодой человек, а меня скоро так же вот?.. И он обвёл руками мрачное фойе. Лидия Григорьевна вздохнула, отвернулась от Платонова и спросила, не поворачивая головы: — Он всё рассказал? Виктор замер, потом вернулся к Беляковой и уточнил: — А что именно — всё? Она молчала. Результатом их приёма, собственно, и стало… Платонов не знал, чем закончить эту длинную, тяжёлую и казённую фразу. Вадик на всю собранную сумму полкласса в кафе сводил, а когда настала пора деньги в бухгалтерию передавать… Ох, стыдно-то как было мне… — Представляю, — хмыкнул тихонько Платонов. У соседки заняла, на следующий день в бухгалтерии под роспись рассчиталась… — А Вадим? Сухим из воды вышел? Лидия Григорьевна покачала головой. Такая штука, как вертолётик… — Я знаю, — сказал Платонов; он сам хотел такую летающую штуку последние три года. Оно и понятно — это было, как они говорят, круто… «Это и сейчас, поверьте, довольно дорогое удовольствие», — подумал Виктор, провожая взглядом несущую чистое белье в палату санитарку. Что-то вдребезги, лопасти, камера, он орёт на меня, убежал… — Виктор Сергеевич, готово! Платонов взялся за резиновые ручки каталки, но вдруг захотелось спросить: — Вы упомянули отца. Своего мужа, как я понимаю. Но привёз вас сын. Хотя вопросительной интонации в этих фразах не было, Лидия Григорьевна всё поняла. И разбитая игрушка, ради которой он поступился принципами, надолго встала между нами… — Между прочим, мы ждём, — грозно сказала Ольга, появившись из—за угла. А он стоит надо мной — и ни тени испуга, ни тени сомнения… — Ногой? Потом шишку какую-то нащупала, но как-то значения не придала… «Значит, вот откуда саркома», — Платонов немного отступил от окна, чтобы не нависать над пациенткой. И начали они меня с Вадимом лечить… — Детский невролог? Странный способ выздороветь… — Доктор эта сказала, у меня то ли фиброма, то ли ещё какая-то «ома» после ушиба. Перевязки сам делал, мужественно так, не поморщился ни разу… — Вы не замечали разве, что процесс куда-то не туда идёт? Это же только потом… — Что потом? И Вадик тогда сказал мне… Она замолчала, прикусив губу. Лидия Григорьевна пожала плечами. От криза умереть или от опухоли… — Видимо, не всё равно, — Платонов сделал то, чего никогда не позволял себе в гнойной хирургии — сел на кровать рядом. Смотреть ещё. Книги 29 января, Книги 28 января, Книги 19 января, Книги 08 января, Книги 21 декабря,

Купить закладку ШИШКИ БОШКИ Северск