Зачем мне блог. Текст-размышление

Итак, рассуждения на тему «зачем блогеру блог, если он на нём не зарабатывает». На днях я написала пост о том, что перестала (возможно временно) видеть для себя смысл в публичных высказываниях. Написала, то бишь, об этом публичное высказывание🤣Меня, кстати, эта смешная тавтология нашего века соцсетей совсем не смущает — я много лет непрерывно постила, вполне логично объяснить своей преданной и очень отзывчивой аудитории, почему вдруг я почти на месяц выпала из эфира. Начну по традиции издалека. 

Много лет назад я впервые попала на психотерапию и там выяснила, насколько со мной «всё не так». Как и должно быть на старте терапии, я начала понемногу осознавать, что моей жизнью управляю не я сама, а невротические проявления, навязанные ложными авторитетами схемы, иллюзии и прочее обширное наследие детских травм. 

Детские травмы неизбежны — именно они ложатся в основу нашей индивидуальности, но если вовремя их не осознать и не взяться за лечение, рискуешь стать их рабом и до старости прожить взрослым снаружи ребёнком, воюющим не на жизнь, а на смерть с ветряными мельницами. 

Мне повезло — я вовремя очнулась. И сразу же захотела вылечиться. Поэтому начала немедленно выполнять все рекомендации специалистов и знатоков. 

Таким путём я попала на серию выездных тренингов SAT (погуглите) известного психотерапевта Клаудио Наранхо. Серия — это 6 выездных сессий, по одной в год: за шесть лет участники в режиме групповой терапии проходят все этапы трансформации — от знакомства с внутренним ребёнком до поиска в себе божественного начала. 

Мой личный пятилетний (на шестой я не поехала) путь к выздоровлению начался с вау-эффекта. Семидневный тренинг первого года подарил мне другой мир: в нём все воспринимали меня и мои «стыдные» тревоги всерьёз, со мной считались, МЕНЯ ПОНИМАЛИ. Понимали и принимали такой, как есть — нелепой, злобной, вечно оскаленной от собственных страхов и неуверенности. В эти семь дней я впервые почувствовала то, чего ни разу не ощущала по-настоящему за все свои на тот момент 34 года: такая, какая я есть, я имею право на существование. Кому смешно от пафоса, смейтесь, не стесняйтесь. Мне и самой сейчас неловко от такой высокопарной формулировки, но моя узловая на тот момент  проблема так и выглядела: я думала, что такая, какая есть — косая-кривая-нелепая-бездарная — я не имею фундаментального права жить. Я искренне считала себя отбросом, вторым сортом, которому не место среди людей. И вот какие-то семь дней вселили в меня уверенность, что таких, как я, скрывающих под внешней «нормальностью» жуткое неприятие себя, много. Просто мы все давно привыкли ходить друг перед другом в масках, которые с детства прирастают к лицу. Терапевты быстро помогли нам отодрать от лиц маски, и мы предстали друг перед другом беззащитными трогательными детьми, достойными любви просто по праву рождения, а не за заслуги и яркий фасад. Катарсис, друзья. И это я без всякой иронии говорю. 

Выездная сессия второго года по силе ощущений не уступала первой — мы продолжали идти вглубь своих страхов, чтобы взять их под контроль. Потому что никак иначе душевные раны не лечатся — их нужно обязательно вскрыть через боль, удалить весь гной, промыть и только потом зашивать. Мы по-прежнему «обнажались» друг перед другом, открывались с безграничным взаимным доверием. И вскрывали, и рыдали друг у друга на груди, и говорили друг другу трудную правду, и принимали её друг от друга. И лично для меня тогда на свете не стало никого роднее, кроме этих ещё два года назад совершенно посторонних людей. Наверное, чем-то напоминает секту, но, на самом деле, просто мало что роднит так, как вместе пережитая боль. Это совсем не только тренингов касается. Когда сессия кончилась, я так же, как и год назад, думала только о том, как бы мне дожить ещё год до следующего этапа. 

Помимо всей этой душераздирающей лирики ещё обязательно нужно сказать, что тренинги эти мне очень помогали. В перерывах между ними я не бросала личную терапию, поэтому довольно успешно прогрессировала в своём выздоровлении и быстро двигалась от стадии к стадии. От невротика в полной несознанке к растерянному невротику, сообразившему, в каком аду он живёт, а с этой самой трудной и скользкой ступеньки — к более здоровому человеку, который уже не носится со своими великими прошлыми скорбями, а понемногу и с переменным успехом пробует брать на себя ответственность за свою жизнь. Роскошный прогрес за два года, я считаю. 

Вместе с этим прогрессом к выездной сессии третьего года пришло спокойствие. Сладостно-тягостный туман «чудесного и пылкого единства в травме» рассеялся, моё восприятие всех тех практик, которые мы выполняли на тренинге, перестало быть экзальтированным. Я больше не считала происходящее иррациональным волшебством, потому что поняла структуру. Накопившиеся к тому времени опыт и насмотренность в области психологии и психотерапии позволили мне ясно увидеть, как совершенно определенные практические приёмы и инструменты, которые применяют терапевты-тренеры, позволяют им добиваться от участников очевидных реакций и результатов. То есть поначалу со мной почти дословно приключилась известная шутка «Для тех, кто не учил в школе физику, мир полон магии». Но «магия» начала  рассеиваться по мере того, как я углублялась в изучение «физики» вопроса: уходили драма, надрыв и навязчивое желание постоянно расковыривать старые раны — оставалась только практическая польза, только планомерное движение к новой, здоровой себе. Я радовалась этой метаморфозе — она означала, что путь выздоровления, на который я встала, регулируется не таинственным влиянием мочи на космические лучи, которое мне не постичь, а набором хорошо изученных и апробированных алгоритмов и закономерностей. Все практики, задания и упражнения я стала выполнять куда более осмысленно, а потому ещё усерднее, с чётким пониманием, что именно я сейчас делаю и для чего. 

Одновременно с этим я начала замечать ещё кое-что: многие участники не просто не спешили расставаться ни с драмой, ни с надрывом, а будто нарочно зависали в своих детских и юношеских катастрофах. Снова и снова расковыривали старые шрамы, заново перепроживали давно знакомую боль, сильно драматизируя и нагнетая, видимо, чтобы оживить и придать остроты, которая с годами неизбежно уходит. При любой возможности, в общем, теребили свои печальки. На третьем-четвёртом году тренингов такие участники в совместной работе часто давили на тех, кто не готов был по десятому кругу рыдать-стенать и биться в конвульсиях на тему старой, давно проработанной травмы. Мол, ты чего это «не выкладываешься», почему не работаешь «на полную»? Они не принимали аргументы вроде «я уже проработала эту боль и двинулась дальше», буквально требовали прежнего единения в общем страдании, унисона криков и рыданий. Я в принципе понимала, почему: эти совместные рыдания производили очень яркий эффект опустошения и, как результат, освобождения. Грубо говоря, как рвота при отравлении — пусть и не самым естественным путём ты избавляешься от того, что иначе разъест тебя изнутри. Очень рабочий способ для начинающих. С одной критически важной оговоркой: после такого экстренного «опорожнения» нужно, образно говоря, пересмотреть-перестроить образ жизни и «систему питания», а не снова пихать в себя всякую дрянь, зная, что в любой момент можешь проблеваться.

В этом мы и начали отличаться друг от друга с некоторыми участниками, с которыми уже успели породниться в первые два года. Я очень хотела выздороветь, а они год за годом приезжали «подлечиться». Для меня стало важно пусть не сразу, пусть за десять лет, но всё-таки фундаментально пересобрать себя и свою жизнь, чтобы по возможности просто не впускать в себя то, что будет разъедать и отравлять меня изнутри. Меня не устраивало жить примерно по-старому, но с новыми психологическими примочками, а раз в год ездить на психотерапевтический «детокс», чтобы основательно «проблеваться», сделать курс питательных «капельниц» и продолжать весь следующий год шпиговать себя всякой дрянью до следующего детокса.

Знаете, как с алкоголизмом: есть те, кто находит в себе смирение признать болезнь и встать на скользкие рельсы выздоровления — отказаться от яда навсегда, принять, что штормить будет всю жизнь, но если жизнь долго и муторно переформатировать, то можно научиться переживать шторм, а есть другие — у них «всё нормально», всё у них «под контролем», просто они регулярно «на детоксе» и «прокапываются» — подлечились и можно жить дальше, как жили. То есть ещё раз — есть два варианта: можно выздороветь и жить-по новому, а можно ничего толком не менять, но постоянно «подлечиваться». Первый вариант, трудный, просто показался мне более выигрышным в долгосрочной перспективе. Спасибо этому пятилетнему марафону за этот выбор. Думаю, я сделала бы его так или иначе, просто наглядное сравнение себя с теми, кто выбрал второй вариант, очень помогло ускорить ход событий.

К чему я вообще завела эту долгую шарманку про тренинги? Дело в том, что именно там я впервые столкнулась с этим противопоставлением «выздоровления» «подлечиванию», и сейчас снова о нем вспомнила, когда начала размышлять о блоге, как будто бы переставшем меня увлекать.

Несколько лет подряд блог был для меня одним из мощнейших инструментов выздоровления. Продолжая мою любимую неисчерпаемую аналогию с выздоравливающими алкоголиками, он был моим дневником, моим спонсором, моей «инвентаризацией тревог», каталогом терапевтических писем и «я-высказываний», инструментом выстраивания границ, сборником девизов и аффирмаций, а беседы с подписчиками были моими поддерживающими собраниями (это я перечислила базовые инструменты из программы «12 шагов» для зависимых от алкоголя). Блог мне ОЧЕНЬ помогал выздороветь. 

Поэтому да, все кто пишет, что это сообщество единомышленников, инструмент поддержки и способ взаимодействия с миром — правы. 

Те, кто написал про нарциссизм блогеров, тоже правы. Потому что очень часто блог помогал мне именно «подлечиться», «прокапаться», получить быстрый и дешёвый дофамин или какое-то другое сильнодействующее вещество. Написала хвастливый или провокационный пост — получила быструю реакцию-инъекцию. Я частенько использовала его так же, как те участники тренингов, о которых я написала выше — «проблеваться, чтобы снова наглотаться яду». Честно говоря, не вижу противоречий: долгое выздоровление невозможно без срывов, откатов, отчаяния, бессилия и дешёвого «подлечивания» себя быстродействующими средствами — всё ок, если ты при этом не сворачиваешь с основной дороги.

Кстати, помните, я в начале написала, что на последний, шестой этап тренинга я просто не поехала? Я и пятый вытерпела еле-еле, чисто на своей пионерской исполнительности. Высиживала все мероприятия и думала об одном: я взяла отсюда всё, что могла, я очень благодарна, но мне больше нечего здесь делать. На шестой мне было просто не надо — я выздоровела настолько, что ежегодная интенсивная поддержка мне была больше не нужна, а «подлечиваться» не хотелось тем более. 

И вот, возвращаясь к тому, почему у меня нет потребности регулярно писать в блог. Мне кажется, что с блогом сейчас всё происходит по той же схеме, что и тогда с теми тренингами: экзальтация и упоение чудесным открытием, надрыв и эмоциональный пик, успокоение и удовлетворённость, осмысленное использование инструмента себе во благо, и, наконец, переход на следующий уровень, где инструмент, применяемый по-старому, уже не очень-то и нужен. По аналогии с тренингами, я, кажется, выздоровела и окрепла настолько, что этот мощный поддерживающий инструмент выздоровления мне больше не нужен так часто, а как способ «подлечиваться», слава богу, не нужен вовсе. Писанина служила мне и костылём, и обезболивающим, но теперь у меня всё окончательно срослось, и я уверенно передвигаюсь сама. 

Я страшно благодарна за прошлые насыщенные годы здесь — они мне много дали: без блога и всех вас я бы себя ни за что так не переформатировала. 

Я скорее всего продолжу писать — это очень увлекательный процесс и отличный способ отвлечься от всего на свете (привет всем, кто написал про хобби). Просто теперь, возможно, буду искать для себя какие-то совсем другие цели и смыслы. 

P.S. А может быть я награфоманила целый том самоуверенной ерунды, и до выздоровления мне ещё писать-не переписать. Или я, скажем, временно здорова до следующей диспансеризации, что даже более вероятно. Ничего нельзя исключать, хаха. Опять же — поживём-увидим.