Къ вопросу объ оформленіи книги «Наука и просвѣщеніе въ Тавридѣ во время Русской смуты» братьевъ Ходаковскихъ

Я считаю, что шансъ сдѣлать дѣйствительно хорошее оформленіе появляется, когда создатели книги разсматриваютъ ея изданіе не столько какъ публикацію (то есть какъ переводъ текста въ форму, пригодную для продажи широкому кругу лицъ), сколько какъ созданіе полноцѣннаго самодостаточнаго произведенія.

Бумажная книга — это произведеніе искусства. Да, оно дѣлается на основѣ текста, который цѣненъ самъ по себѣ. Но мы же не отказываемъ театральной постановкѣ въ правѣ называться произведеніемъ искусства только потому, что въ ея основѣ лежитъ пьеса, которая сама по себѣ является произведеніемъ искусства. Я считаю, что созданіе бумажной книги нужно разсматривать какъ своего рода «экранизацію» текста, который лежитъ въ ея основѣ, то есть, какъ процессъ, требующій сознательнаго творческаго усилія со стороны автора оформленія. Къ созданію любой бумажной книги необходимо относиться какъ къ процессу художественному, независимо отъ того, какой текстъ (художественный, публицистическій или научный) лежитъ въ ея основѣ. Оформленіе книги — всегда искусство, пусть и декоративно-прикладное.

И оцѣниваться результатъ долженъ не какъ часть работы по созданію медійнаго или коммерческаго продукта (хотя это тоже очень важно и не должно игнорироваться), а какъ часть работы по созданію художественно цѣннаго произведенія. Если смотрѣть на процессъ съ этой точки зрѣнія, появляется и прочный фундаментъ для работы оформителя, и возможность разговора на одномъ языкѣ между разными участниками процесса.

Напримѣръ, становится очевиднымъ, что начинать работу надъ иллюстраціей для обложки необходимо съ пониманія сверхзадачи, паѳоса исходнаго текста. Его и нужно выражать доступными оформителю средствами. Соотвѣтственно работу оформителя слѣдуетъ оцѣнивать по тѣмъ же критеріямъ, по которымъ оцѣнивается любое художественное произведеніе. Для меня это: цѣльность, актуальность, выразительность.

Въ чёмъ для меня заключается паѳосъ этой книги? Люди, жившіе совсѣмъ недавно, примѣрно сто лѣтъ назадъ, люди, съ которыми мы неразрывно связаны вѣрой, культурой, языкомъ, кровнымъ родствомъ, то есть люди, которыхъ можно безъ какихъ-либо натяжекъ объединить съ нами въ единое «мы», оказались въ центрѣ міровой катастрофы. И они, оказавшись передъ лицомъ своей гибели и гибели всего своего міра, нашли силы и возможность заботиться о нашей культурѣ, нашемъ народѣ, о нашемъ будущемъ. Они совершили нравственный и духовный подвигъ, выполнили долгъ передъ Богомъ, Родиной и русскимъ народомъ. И тѣмъ самымъ дали намъ образецъ, дали отвѣтъ на вопросъ, какъ слѣдуетъ поступать.

Намъ было явлено Чудо. Люди, движимые Вѣрой и Долгомъ, совершили нѣчто, что совершенно не соотвѣтствуетъ нашему міру, но соотвѣтствуетъ надмірной Истинѣ. Это подвигъ, опиравшійся на міръ духовный, а не на міръ матеріальный.

Поэтому мнѣ кажется, что дѣлать акцентъ въ оформленіи на зданіяхъ церквей, кремлёвской стѣнѣ или ещё какихъ-либо, пусть глубоко сѵмволичныхъ и дорогихъ нашимъ сердцамъ, матеріальныхъ объектахъ — значитъ ослаблять художественное воздѣйствіе на зрителя. Если бы намъ было важно обозначить принадлежность къ опредѣлённому лагерю, то конечно, мы должны были нарисовать величавыя традиціонно-консервативныя сооруженія, и тѣмъ самымъ привлечь своихъ и отпугнуть чужаковъ. Но если хотимъ усилить эмоціонально-духовное воздѣйствіе книги, то мы, напротивъ, должны подчеркнуть силу духа нашихъ героевъ, показать, что они не могли опереться ни на что матеріальное.

Поэтому, я рѣшилъ изобразить людей на обложкѣ на фонѣ тьмы космоса, создать контрастъ: «только звѣзды ледяныя, только милліоны лѣтъ» — и люди изъ костей, мяса, кожи, потроховъ и безсмертной души. Не духовный подвигъ становится возможнымъ благодаря кирпичамъ въ кремлёвской стѣнѣ, а кремлёвская стѣна со своими кирпичами возникаетъ изъ подвига духа. Я хочу, чтобы человѣкъ, глядящій на картинку, не могъ найти успокоенія въ томъ, что «ну Врангель уходитъ, ну и что? — вонъ, прочныя стѣны нашихъ городовъ на мѣстѣ, онѣ-то никуда не дѣлись». И самыя прочныя стѣны безъ Вѣры и Долга не стоятъ: только подвигъ, любовь и самопожертвованіе отдѣляютъ насъ отъ безконечнаго ничто, а не кирпичи.

Сейчасъ на изображеніи чего-то не хватаетъ: ожидаешь увидѣть учителя, а его нѣтъ въ классѣ — возникаетъ что-то вродѣ раздраженія и тревоги. Если смотрѣть на обложку какъ на упаковку товара, то такія чувства — однозначный минусъ, требующій исправленія. Но именно потому, что на свою работу по оформленію книги я смотрю какъ на попытку создать дополнительную художественную цѣнность, я и не сталъ рисовать фигуру преподавателя на обложкѣ. Я предлагаю мыслить книгу не какъ объектъ торговли, живущій на витринѣ магазина, а какъ объектъ искусства, живущій въ домѣ десятилѣтіями, и передающійся изъ поколѣнія въ поколѣніе. Если въ случаѣ витрины книгу нужно упрощать, чтобы не напугать сложностью покупателя, чтобы не помѣшать ему поддаться минутной слабости желанія пріобрѣсти привлекательный товаръ, то во второмъ случаѣ простота и отсутствіе глубины скорѣе навредятъ.

Съ художественной точки зрѣнія въ оформленіи нужно стремиться къ цѣльности, нерасчленимости. Цѣльности разныхъ частей оформленія между собой и цѣльности оформленія и содержанія. Въ идеалѣ нужно добиться того, чтобы оформленіе подходило только къ одному единственному содержанію — тексту конкретной книги. Оформленіе, примѣненное къ другому тексту, должно вызывать чувство разочарованія, недоумѣнія, глупой нелѣпости.

На передней сторонѣ обложки школьники обращены спиной къ читателю, а на задней — смотрятъ на него. Такое рѣшеніе можетъ показаться неочевиднымъ. Съ точки зрѣнія маркетинга ожиданіямъ зрителя больше соотвѣтствуетъ сторона, на которой видны лица дѣтей: такъ привычнѣе, универсальнѣе, понятнѣе. И съ нѣкоторой натяжкой этотъ образъ можно примѣнить къ любому тексту про школу. Такая обложка минимизируетъ рискъ, что потенціальный покупатель задумается въ моментъ покупки и сдѣлка сорвётся.

Съ художественной же точки зрѣнія лучше обложка, которая переосмысливаетъ сложившіеся подходы или ещё какимъ-то образомъ усложняетъ коммуникацію. Она создаётъ дополнительные смыслы, у читателя появляется шансъ получить нѣсколько больше. До прочтенія книги мы смотримъ вперёдъ, въ будущее, а вмѣстѣ съ нами въ своё будущее смотрятъ и дѣти за партами — мы ничѣмъ не отличаемся въ смыслѣ знанія отъ этихъ дѣтей. Но когда мы прочли книгу и узнали то, что не знаютъ эти дѣти, мы отличаемся отъ нихъ и смотримъ въ другую сторону, смотримъ имъ въ глаза. И теперь въ этомъ обмѣнѣ взглядами гораздо больше смысла чѣмъ до того, какъ мы узнали что-то важное про нихъ.

Изъ подобныхъ же соображеній я не хотѣлъ отдѣлять названіе книги отъ иллюстраціи или дополнять цитатой тыльную сторону, что обсуждалось въ процессѣ работы надъ оформленіемъ. Хотя такъ было бы проще передать конкретные посылы.

Можно упомянуть и другіе моменты въ оформленіи. На лицевой сторонѣ обложки показанъ учебный процессъ на фонѣ гражданской войны. Это вполнѣ историческій образъ, вдохновлённый выпускной фотографіей воспитанницъ Харьковскаго института благородныхъ дѣвицъ въ эмиграціи (приводится въ книгѣ на страницѣ 433). На ней удивляетъ контрастъ между хрупкими скромными дѣвушками въ бѣлыхъ одеждахъ и яростной схваткой конницы на фонѣ. Сраженіе уже не физическое, а идейное— на обложкѣ это передано какъ прямой сѵмволикой противоборствующихъ сторонъ, такъ и художественными средствами, отражающими противоестественность стремленій большевиковъ.

Изъ всѣхъ звеньевъ системы образованія выбрана начальная школа, которая наканунѣ революціи, какъ правило, уже имѣла смѣшанную форму обученія въ силу экономическихъ причинъ для сельской мѣстности. Среднія, высшія и профессіональныя учебныя заведенія по-прежнему дѣлились на мужскія и женскія.

На тыльной сторонѣ за спинами учениковъ стоитъ Врангель уже какъ сѵмволическая фигура Бѣлаго Крыма. Рядомъ съ нимъ — знаковые дѣятели того времени. На насъ словно смотритъ ушедшая эпоха. Это реальные персонажи, о которыхъ можно прочесть въ книгѣ, но при этомъ каждый является какъ бы собирательнымъ образомъ: Константинъ Гриневичъ — учёный, преподаватель, гражданскій администраторъ; Симонъ Бѣльскій — представитель прессы и литераторъ; о. Владиміръ Станиславскій — духовное лицо, православный священникъ; Дмитрій Зигель — военный офицеръ и градоначальникъ; Надежда Месаксуди — общественная дѣятельница и частная благотворительница; Иванъ Смольяниновъ — руководитель внѣшкольной организаціи и спортивныхъ объединеній.

Было также важно подчеркнуть, что это не регіональные сепаратисты Крыма, Дона и прочихъ временно отколовшихся окраинъ, а русскіе люди, борющіеся за освобожденіе единой и недѣлимой родины — Россіи. На историческихъ снимкахъ русскихъ учрежденій въ эмиграціи часто присутствуютъ характерные національные сюжеты — обычно бѣлокаменный Московскій кремль. Этотъ использованный и на обложкѣ образъ отрывается отъ фона лишь въ видѣ ненавязчиваго намёка, профиля. Частью композиціи также выступаетъ бѣлый крестъ какъ сѵмволъ жертвеннаго подвига.

Есть нѣкоторая параллель между тѣмъ временемъ и нашимъ. И мнѣ кажется, въ работѣ надъ книгой необходимо создать аналогичную параллельность съ дѣятельностью ея героевъ. Съ обывательской точки зрѣнія было нелѣпо заботиться о будущемъ образованія тамъ и тогда. Значитъ, намъ стоитъ здѣсь и сейчасъ заботиться о такомъ же вѣчномъ, пусть и нелѣпомъ съ прагматической точки зрѣнія. Я, напримѣръ, стремился оформить книгу такъ, чтобы не стыдно было за свою работу и черезъ сто лѣтъ.