За кулисами | продолжение

━─━────༺༻────━─━

Дазай стоял в гримёрной уже добрых десять минут, оценивая свой нелепый наряд в зеркало. Его облачили в костюм, словно сошедший с журнальных страниц девяностых — мода, что давно канула в Лету, оставив после себя лишь усмешки современности да ностальгию тогдашнего общества. Клетчатая рубашка колола грудь дешёвой тканью, штаны, будто снятые с первого встречного старика, спадали при каждом шаге, вынуждая его постоянно их подтягивать, а туфли, прибывшие из машины времени, натирали ноги. Господи, за что ему всё это? Хотя, если быть честным, никто его не заставлял, не угрожал и не вынуждал — лишь предложили крупную сумму, и Осаму, поддавшись соблазну, согласился. Теперь же он стоял здесь, в холодной гримёрке, где кроме старого зеркала и потрёпанных деревянных шкафов, набитых пыльными костюмами, не было ровным счётом ничего. Даже стула, на котором можно было бы перевести дух перед выходом, не удосужились поставить.

От преподавателя он узнал, что спектакль устраивают для детей с тяжёлыми диагнозами. Инвалиды, как он выразился. Мероприятие, призванное подарить радость тем, для кого, возможно, этот вечер станет последним. Узнав это, Осаму испытал смутное чувство дискомфорта. Не хватало ему ещё плясать перед детьми-колясочниками на своих здоровых двоих — картина казалась ему не столь благородным жестом, сколь издёвкой. Ему даже на миг пришла мысль вернуть деньги профессору, но было уже поздно.

Выступать он не любил. Во-первых, никогда прежде не стоял на сцене и понятия не имел, как себя вести, чтобы не напугать этих несчастных детей. Во-вторых, он и в обычной жизни не испытывал интереса к театрам, выставкам и другим проявлениям высокого искусства. За всю свою жизнь он был в театре лишь однажды, да и то в глубоком детстве, на каком-то незамысловатом спектакле. Кто бы мог подумать, что спустя годы он сам окажется в гримёрке, выжидая своего момента славы, и «славы» в явно нехорошем ключе?

Но что поделать — костюм уже на нём, зал полон зрителей, среди которых больные дети и их опекуны за спинами, а за дверью маячит преподаватель, с нетерпением ожидая выхода Дазая. Стоило ли всё это тех несчастных денег? Вероятно, нет.

***

Реплики он выучил на удивление быстро — понадобилась всего неделя. Несмотря на то что ему досталась главная роль, а значит, все кульминационные сцены держались именно на нём, текст не составил для него труда. Он играл персонажа по имени Джекс. Странное имя, конечно, учитывая, что действие происходило в Японии, но раз уж история выдуманная, то и имена могли быть такими же. Куда сложнее было вынести бесконечные переживания профессора, который, видимо, всерьёз опасался, что Дазай просто сбежит. Тот буквально преследовал его по всему театру, твердя одно и то же: «Не забудь вовремя выйти на сцену!»

И вот, момент «славы» настал. Осаму стоял за кулисами, нервно поправляя рубашку, которая то и дело вылезала из-под пояса брюк. Ему сразу дали указание: на сцене нужно улыбаться. Даже если тебе невыносимо, даже если ты всей душой ненавидишь этот спектакль — значит, дави лыбу через себя. Когда прозвенел звонок, возвещая о начале представления, зрители поспешили занять свои места. Свет в зале погас, и воцарилась напряжённая тишина. Дазай бросил мимолётный взгляд на профессора, который с другой стороны сцены настойчиво махал ему рукой, мол: «выходи уже!» Осаму сглотнул. Бежать было некуда.

Он шагнул на сцену. Пол под ногами предательски скрипнул, а зал встретил его громкими аплодисментами. Где-то слева дети взвизгнули от восторга, но взрослые тут же их утихомирили.

Так... с чего начать-то?

Дазай вдруг понял, что из головы напрочь вылетели все заученные реплики. Всё, что он твердил днями и ночами, что зубрил в общаге, пока соседи раздражённо вздыхали и просили его замолчать, — всё испарилось. Он растерянно улыбнулся, бросил быстрый взгляд за кулисы, но профессор только покачал головой: «Ну уж нет, сам справляйся».

Ну, раз так…

Дазай сделал глубокий вдох. Нащупав в глубинах памяти хоть какие-то отголоски текста он, хоть и с трудом, всё же заговорил. Он улыбался, но теперь уже не натянуто, как раньше, а почти искренне. Постепенно вживаясь в роль, он начал чувствовать сцену, реагировать на хлопки и задорные взгляды детей. По сути, его персонаж был всего лишь ловеласом, наживающимся на романтических утехах с женщинами — этаким профессиональным соблазнителем. Мужская шлюха, если проще. И не смейте шутить, что он играет самого себя в реальной жизни. Во всяком случае, он точно не американец. Но подробно об этом, конечно, никто не говорил — для детей такие детали были бы излишними.

***

Кто же мог предположить, что выступать перед детьми с ограниченными возможностями окажется настолько сложной задачей? Их звонкие голоса то и дело заглушали реплики актёров, смех прерывал монологи, а самые шустрые вскакивали со своих мест и устремлялись к сцене, вызывая суету среди опекунов, которые тут же бросались их ловить. Крики, движения, непрекращающиеся перешёптывания — всё это превращало спектакль в настоящий хаос. Даже партнёр Дазая, играющий его брата, неодобрительно покосился сначала на зал, а затем на самого Осаму, словно ища в его глазах поддержку.

Только с ударом звонка на антракт напряжение спало. Гости с воодушевлением покинули зал, рассредоточившись по коридорам театра в поисках буфета и уборных, а Дазай, тяжело дыша, вернулся в свою гримёрку. Он нетерпеливо расстегнул рубашку, освобождая кожу от невыносимо колючей ткани, и уселся на низкую тумбочку у зеркала, жадно хватая ртом воздух. Пот стекал по вискам, нервы были на пределе. Он мысленно проклинал всех — себя, преподавателя, неугомонных детей, этот чёртов спектакль, который оказался не таким уж простым испытанием.

Внезапно в дверь раздался стук. Кто-то явно намеревался войти. Дазай скептически прищурился, решив, что это опять профессор со своими нравоучениями, и бросил в сторону двери усталое:

— Входите.

Он схватил бутылку воды, заботливо оставленную театральными работниками, и сделал несколько крупных глотков. Но стоило двери приоткрыться, как он замер, чуть не подавившись.

— Фёдор?! — едва выдавил он, всматриваясь в знакомую фигуру.

— А что такого? — с лёгкой ухмылкой отозвался вошедший, небрежно закрывая за собой дверь. — Решил взглянуть, как выступает моя любовь.

Три года. Они встречались уже три года. Фёдор был старше Осаму, закончил университет год назад, оставив после себя лишь шлейф знаний и ощущение полной свободы. В отличие от него, Дазай всё ещё барахтался в студенческой жизни, а сейчас и вовсе оказался в этом странном приключении, которое, если быть честным, он бы с радостью проспал.

— Господи, какой позор… — простонал Осаму, прикрыв лицо ладонью. — Я и так тут мучаюсь, а ты ещё за этим наблюдал?

Фёдор сдержанно улыбнулся, неспешно пройдясь взглядом по его расстёгнутой рубашке, отмечая блеск кожи от пота и судорожные движения рук.

— Ты чего? — удивился он. — Это было довольно трогательно. Пытаешься сделать что-то хорошее для этих детей.

— Если бы я делал это от чистого сердца… — устало отозвался Дазай, скрестив ноги и откинув голову назад.

Фёдор наблюдал за ним пару секунд, потом лениво опёрся о стену, словно размышляя о чём-то своём. В его глазах мелькнула лисья хитрость — именно с таким взглядом он придумывал самые необыкновенные и сумасшедшие идеи.

— Вообще-то, я пришёл не с пустыми руками…

Дазай приподнял брови, оглядывая его с головы до ног. В руках у Фёдора не было ни пакетов, ни коробок, ни чего-либо ещё, что могло бы намекнуть на подарок.

— И с чем же? — с подозрением спросил он.

Фёдор лишь ухмыльнулся, распахнул своё пальто, показывая... стояк?

— Чё бля-

И только тогда Осаму с горечью понял: он невольно оказался актёром второго спектакля, сценаристом которого на этот раз был Фёдор.

━─━────༺༻────━─━