ЗОЛОТОЙ СЫН

Пока его Стражники Очага забегали в святилище Гримнира и занимали оборонительные позиции, Рунный Сын Торнджог из ложи Сторкхара повернулся к своему Рунному Кузнецу и спросил:

– Как долго?

Как долго нам осталось жить? Потому что, несомненно, всем им грозила погибель. Его братья и сестры, возможно, все еще плевались вызывающими клятвами, но Торнджог видел то изуродованное месиво, что захватчики оставили за собой в клановых залах ложи. Даже победи они сегодня каким-то чудом, наследию Сторкхаров пришел конец, И все же каждый дюйм земли будет оплачен кровью. Такова была его клятва.

– Секунды. Может минуты, – пожал плечами священник. Его легкомысленный тон заставил Торнджога усмехнуться. Рунный Сын собрался ответить ему, и остановился как вкопанный. Он был не самым красивым из братьев, но его отражение в сверкающей маске священника было поистине гротескным: обвисшая кожа, наполовину рассеченный живот, распухший язык, торчащий из безглазого лица. Еще больше отражений, с каждым мгновением становившихся все более отвратительными, злобно смотрело с позолоченной статуи святилища. Жар заполнил помещение, когда Рунный Кузнец ударил рукоятью своего посоха по гулким каменным плитам, сотворяя стену огня перед входом в шестиугольное помещение. Стиснув зубы, Торнджог сконцентрировался и приготовил топор.

Приближались шаги, не столько медленные, сколько томные, почти скучающие. Они эхом отдавались из-за стены шипящего пламени, постепенно приближаясь. Торнджог почувствовал, как заскрежетали его зубы, а пальцы забарабанили по рукоятке оружия.

Шаги остановились у пылающего барьера. Пламя колыхалось и вырывалось наружу. С ревом оно разошлось, обрамляя высокую фигуру в развевающемся плаще. Огненный свет отражался от неё так ярко, что даже Торнджог был вынужден отвести взгляд, но Огненный Убийца вовремя пришел в себя, чтобы отцепить с пояса метательный топор и кинуть его вслед за теми, что уже выпустила его Стража Очага. Большинство обратилось в пепел в воздухе перед фигурой. Его собственный, не переставая кружится, продолжил свой смертоносный путь. Мелькнула золотая вспышка, и внезапно захватчик уже держал топор, остановив его лезвие в нескольких дюймах от своей головы. Когда незваный гость отбросил оружие, Рунный Сын наконец увидел его лицо. С удивлением для себя дуардин почувствовал, как его руки ослабли. Захватчик был красив. Чрезвычайно, невыразимо красив. Мерзкая жестокость, пляшущая в его глазах, каким-то образом только подчёркивала его совершенство.

– Приветствую! – ухмыльнулась прекрасная смерть, обнажая посеребренную рапиру, – Возрадуйтесь, ибо я собираюсь убить вас всех до единого!

***

– Шестьдесят шесть... шестьдесят семь.… шестьдесят восемь...

Яростно протестуя против того, что его заставили пройти мимо священного числа, шестидесяти шести, Разящий Осколок застрял в кричащем дуардине, и Сигвальд запнулся на последней цифре. Принц-кастрат фыркнул, прежде чем вырвать меч и позволить рассеченному существу упасть.

Ухмылка скользнула по лицу Сигвальда, прежде чем он исполнил пируэт. На этот раз его клинок ударил точно, отрубив головы двум дуардинам, прыгнувшим на него сзади. Стряхнув их кровь с выкованной демоном стали, Сигвальд повернулся, чтобы поймать еще один удар своим зеркальным щитом, хлестнув его острым ободом по горлу напавшего дуардина, и аккуратно перерезал его.

– Семьдесят один.

Пробив ногой маску убитого им жреца и раздробив сокрытый ей крепкий череп, Сигвальд повернулся к последнему врагу, какому-то дуардинскому князьку. Этот явно изо всех сил пытался выразить свое неповиновение перед лицом любимого сына Слаанеша - однако рот его был полуоткрыт, а глаза остекленели. Сигвальд не мог его винить. Принц-кастрат выпрямился и взмахнул золотистыми волосами, позволив оплывающей стене огня очертить его силуэт. Надо было дать существу вдоволь насладиться последним в его жизни зрелищем.

Внезапно дуардин, казалось, овладел собой; пламя вырвалось из его топора, когда он нанёс Сигвальду удар, почти опалив его безупречную плоть. Рука Принц-кастрата метнулась вперед, и острие Разящего Осколка пробило грудь дуардина. Воин застыл на месте, когда кровь хлынула из его рта, но глаза его все еще горели вызовом, когда Сигвальд с лёгкостью приподнял его пронзенное тело. Усмехнувшись, Принц-кастрат взмахнул кончиком клинка вверх, позволяя дуардину скользнуть по металлу до самой рукояти. Находиться так близко к затхлому дыханию существа было пренеприятно, но шанс наградить дуардина последним едким замечанием был слишком заманчив, чтобы упустить его. Но стоило Сигвальду только приоткрыть рот, как дуардин вдруг снова замер, выпучив глаза. Великолепный сперва потрясенно скривил губы, а затем с отвращением зарычал, когда его жертва вдруг взорвалась, окатив Сигвальда кровью и внутренностями.

Отшвырнув труп в сторону одним взмахом Разящего Осколка, Сигвальд раздражённо обернулся на звук догорающего огня. Огромная фигура вырисовывалась во мраке туннелей дуардинов, скрытая облаками густого благовония. Змеевидная голова паланкина почти доставала до потолка коридора, пока его тащили вперед, в окружении визжащих воинов, бросавшихся на убитых дуардинов и пожирающих их плоть. Сигвальда они нисколько не заботили. Его внимание было сосредоточено на паланкине – точнее, на раздутой, умащенной фигуре в его центре.

***

– Итак, – воскликнул Сигвальд, великодушно раскинув руки, – наконец-то ты пришел отдать мне должное?

Глутос Орсколлион, Повелитель Чревоугодия, в ответ лишь фыркнул. Откинувшись на спинку роскошного дивана, колдун откусил кусок отрубленной руки и вернулся к, по-видимому, очень глубокому разговору с навершием своего посоха. Вместо него к краю паланкина подошла лысая жрица, чьё худое лицо растянулось в улыбке.

– Великий Глутос Орсколлион, Великий Гурман, уже знал, что ты присоединишься к нам в этом деле…

– Присоединюсь к вам? Едва ли, – перебил её Сигвальд, изогнув идеальную бровь, – В конце концов, это вы пришли ко мне. – Лицо жрицы дрогнуло, но улыбка не исчезла.

– А где же твое Декаденствующее Воинство, Принц-кастрат?

– Они мне наскучили, – вздохнул Сигвальд, махнув рукой, – а у меня нет времени на тех, кто не может за мной угнаться. Семьдесят два.

Когда она нахмурилась, Великолепный ухмыльнулся, указывая на трупы, сваленные вокруг него.

– Семьдесят две из этих маленьких угроз я уничтожил. Ты ведь тоже вёл счет, мой дорогой Орсколлион?

– А. Так вот в какую игру мы играем, - раздался густой баритон прежде, чем женщина успела ответить. В тот же миг гедониты, окружавшие паланкин, опустились на колени, прижавшись лицами к полу. Было, вероятно, слишком оптимистично надеяться на то, что Глутос сможет встать со своего ложа, но Повелитель Чревоугодия всё же сумел наклониться вперед со своей горки атласных подушек, водрузив руку на мясистое бедро. Даже такие вялые движения заставляли каждый его подбородок и складку блестящей плоти трястись и идти волнами. Орсколлион снисходительно ухмыльнулся.

– Банальная колкость, благородный Принц-кастрат. Явный признак, если позволите, вашего шаткого положения, – усмехнулся Глутос. Великий Гурман щёлкнул пальцами, и из-за задней стенки паланкина вышел чахлый маленький прислужник, который затем протянул ему тарелку, на которой лежал свежий на вид мозг. Глутос, не теряя времени, откусил кусочек и кивнул, когда мозговая жидкость каскадом потекла по его подбородкам. – Те из детей нашего господина, что пируют со мной, шепчутся о твоей несчастной судьбе. Подумать только — застрять в куске стекла на тысячелетия! Я искренне сочувствую твоему положению и понимаю твоё желание наверстать упущенное — особенно по сравнению с нами, личностями более... скажем так, устоявшимися, но всё же пытаться меня поддеть – явно ниже твоего достоинства.

Сигвальд твёрдо решил убить этого напыщенного негодяя — к этой мысли Принц-кастрат пришёл почти сразу же, как увидел его. Вопрос был только в том, когда, и каждое ехидное слово, слетавшее с губ тучного чемпиона, только приближало его конец. Но под взглядом войска Глутоса Сигвальд не мог позволить себе потерять самообладание. Принципы следовало блюсти.

– Как я уже сказал, семьдесят два …

– Не спорю, счёт впечатляющий, – кивнул Глутос, после чего содрогнулся от восторга, разом заглотив остатки мозга и облизав толстые пальцы. – Но подумай вот о чем: сегодня я лично положил шестьдесят шесть душ на пиршественный стол Темного Принца. Более благоприятный итог, я уверен, ты согласишься. Или, пока ты праздно ждал спасения, ты и об этом позабыл?

Разящий Осколок дернулся, а по его лезвию зловеще прокатился отблеск слабого факельного света. В ответ Повелитель Чревоугодия хмыкнул и исполнил своим жезлом замысловатый жест. Убийственная ухмылка Сигвальда застыла, когда он почувствовал, как его внутренности начинают бурлить, буграми выдаваясь на его идеальном теле. Когда его собственные темные благословения вступили в борьбу с колдовством чемпиона-соперника, он издал осторожный смешок, прищурив глаза.

– Спокойно, Глутос. Давай не будем делать ничего такого, о чем потом будем жалеть, а?

***

Что бы Глутос не собирался сказать, Сигвальд так и не узнал его ответа, так как статуи дуардинского бога-воина, выстроившиеся вдоль зала, внезапно взорвались, осыпав и Сигвальда, и бесформенных чудищ, что тащили паланкин Глутоса, позолоченной шрапнелью. Удивленно моргая, Сигвальд наблюдал, как золотые осколки несутся навстречу друг другу, сливаясь в единую массу. Эта извивающаяся громада приняла извилистую форму: двухголовая змея, одна из голов которой была аккуратна и утончённа, а другая представляла из себя угловатую массу сияющих рогов и зубов. Пока вторая голова накинулась на трупы дуардинов, уродуя их ещё больше, первая обвела тяжёлым взглядом комнату, после чего сфокусироваться на двух чемпионах.

– Принц-кастрат. Повелитель Чревоугодия. Достаточно. Ваши ссоры не приносят пользы Темному Принцу. Отправляйся в воющие земли, где мерцающее копье отражает прошлое и будущее. Там и будет устроен банкет.

Передав свое загадочное послание, существо издало визг, раздулось изнутри и разорвалось на части. На этот раз Сигвальд был готов, и успел поднять щит, чтобы отразить острые осколки. Когда он опустил большой полированный диск, его окружала тишина. Даже восторженное хныканье учеников Глутоса милосердно прекратилось.

Прищелкнув языком, Сигвальд взглянул на своего противника. Повелитель Чревоугодия, казалось, пришел в себя, но взгляд, который он бросил на Сигвальда, был не менее настороженным. Что-то в нем позабавило Сигвальда, и его мстительный гнев утих, хоть и не бесследно. Фыркнув, Принц-кастрат вложил клинок в ножны и двинулся к выходу. В любом случае, он устал от этого места.

– Ну что же... в путь?