Жизнь не сахар

С тех пор, как в доме кончился сахар, прошло недели две. Вернее, кончился он уже около месяца назад, а совсем его не стало только недавно. Первые полгода мы растягивали пятикилограммовый мешок, который нам удалось купить на черном рынке перед наложением запрета. В тот день мы приехали на заброшенный склад в промзоне к 6 утра, но уже тогда там оставалось всего несколько десятков мешков. Мы урвали один из последних. За те 6 месяцев, что мы ели этот сахар, наше сознание успело пройти полный путь от стадии отрицания, до стадии - нет, не принятия, не смирения, скорее до стадии полной потери веры в то, что жизнь еще может наладиться. Смириться же мы не можем до сих пор - продолжаем ползать по полу на кухне с фонариком и лупой, пытаясь найти хотя бы один кристалик, хотя бы одну сахаринку. Неделю назад мать нашла крошку сахара в коробке из под ниток, которая когда-то была коробкой с песочным печеньем - тогда она целые сутки провела чуть ли не в агонии, кажется, она никогда еще не была так счастлива. Она рассказывала, что однажды в молодости на вечеринке сделала пару затяжек косяка, ее вставило - и даже тогда ее состояние нельзя было сравнить с тем, что она испытала, когда нашла эту крошку сахара. Мы несколько раз пытались заваривать кипятком мешок из под сахара, в первые два раза даже удалось распробовать вкус, сладость чувствовалась на кончике языка благодаря сахарной пыли, оставшейся на стенках, но потом и это сошло на нет. Я сохранил на черный день чашку, где на дне осталось немного сахара от недопитого кофе - подумал, что если мама вдруг начнет умирать, это будет для нее лучшим предсмертным подарком. 

Однажды после Нового года я обнаружил в почтовом ящике помимо квитанции за переработку мусора смятый чек. Сначала я не обратил на него внимания - рассматривал квитанцию, где красовалась огромная сумма - они специально присылают ее раз в год, сразу после праздников, потому что знают, что тогда им удастся испортить настроение людям, ведь нельзя, чтобы люди расслаблялись. Новогодние премии потрачены, куплены подарки, и вот - 1 января, получите, распишитесь, обяжитесь заплатить, иначе вас снова покарают. Потом бросил взгляд на скомканную бумажку в недрах ящика, достаю - а это чек из Чешского DutyFree за покупку мармелада Haribo. Трудно было поверить, что где-то там, за Стеной, люди могут законно и без последствий есть сладкое… Это конечно же был намек, знак от кого-то из соседей, мол - выход есть, нужно только постараться обойти стену, сбежать, там за ней - жизнь, светлая и свободная. В наших же магазинах уже давно пропали любые продукты, содержащие сладость - и если в макароны, консервы и майонез его просто перестали добавлять, то фрукты стали завозить только отечественные. Их специально выращивали на каких-то секретных плантациях на юге страны, удобряя специальным ферментом, убивающим сахар, расщепляющим его. Яблоки отныне в магазинах были только зеленые, кислые как прошлогодние щи - и нам приходилось их есть хотя бы для того, чтобы напитаться железом. Про бананы и мандарины я вообще молчу - они вывели специальный зеленый сорт, который никогда не дозревал, так и оставался неспелым, а оттого и несладким. У нынешней партии было несколько лозунгов, главным из которых считался “Жизнь - не сахар!”, белыми буквами на синем фоне, сзади красным цветом нарисован сахарный тростник. Красный - значит запрещено. И нам всем казалось, что предел наступил после запрета спирта, потом - после запрета абортов, из-за чего людям приходилось попросту не заниматься сексом - ведь контрацептивы были также под строжайшим запретом. Потом были запреты косметических средств, штор на окнах (этот запрет можно было обойти - спасали жалюзи), и уже тогда всем было понятно, что хуже быть не может, но они запретили сахар и сладость. Это даже хуже, чем отнять у ребенка детство, но даже тогда никто не взбунтовался. Несколько сумасшедших вышли к дому правительства в столице, их повязали буквально сразу же - а сумасшедшими они были потому, что только такие сейчас способны на борьбу, потому что на них не действуют государственные уловки. Мы, обычные граждане, не способны протестовать. Все прекрасно знают, что за нами никто не следит - телефоны не прослушиваются, история браузера не просматривается, а в личных делах хранят данные только за последний год. Это все не потому, что Государство не хочет нас контролировать - оно просто знает, что и так никто не осмелится ничего сделать. Мы настолько повязаны рамками, законами и запретами, что сил на революцию или даже хотя бы на обдумывание ее возможности - у нас не осталось. Наше существование свелось к тому, что мы просто зарабатываем себе возможность существовать. Ты не можешь не выйти на работу, потому что графики работы всех заводов и всех мануфактур утверждены правительством на несколько десятилетий вперед - и если хотя бы один муравей выпадает из него, значит, его уничтожают. От этого страна потеряет меньше, чем если этот муравьишка поймет, что можно пару раз пропустить труд, расслабится, и начнет вдруг осознавать, что жизнь вокруг творится странная. Гораздо проще его сразу нейтрализовать и ликвидировать - а рабочее место займет робот, чтобы производство ни в коем случае не отставало от плана. И нам, беспомощным людишкам, такое существование все равно кажется лучше быстрой и безжалостной смерти. Нам проще продолжать выполнять работу шестеренки в огромной машине, чем попытаться остановить ее ход - тем более, нам давно дали понять, что это невозможно. 

Раз в десять лет люди, не имевшие дисциплинарных взысканий и штрафов, имеют право на выезд за границу на три дня. При условии, что об этом нельзя никому рассказывать и показывать фотографии. И хотя за нами не следят - никто все равно не рискует, держит свои впечатления при себе. Я еще ни разу за 30 лет не выезжал - до 18 нельзя, но с тех пор у меня ни разу не было финансовой возможности это сделать, ведь перелет стоит примерно как трешка в центре города. Наверное, кому-то из моих соседей досталось наследство, благодаря которому он смог позволить тебе путешествие - иначе и быть не может. Я никогда не видел той, другой жизни, которая на самом деле есть за пределами двадцатиметрового забора, которым обнесена вся страна - через каждые 500 метров охранный пункт с солдатом, который бдительно следит за тем, чтобы никто не прорвался наружу. Армии как таковой нет - призывников просто отправляют на Стену, где они проводят все два года службы в одиночку, после чего возвращаются в общество, став практически асоциальными существами. Я никогда не видел другого мира - доступа к фотографиям других стран в нашем интернете нет. В нашем интернете вообще нет людей из других стран, а информация об этих странах исключает оценочные суждения и описания - только сухие факты. Мы не можем и не должны знать, как живет мир за Стеной. Сегодня я случайно обнаружил старый компьютер своего деда, разгребал завалы на балконе. Он пролежал в коробке, наверное, больше 30 лет - не знаю, как так вышло, что морозы и дожди его не повредили. Было трудно разобраться с интерфейсом, но я увидел иконку с надписью Tor - об этом браузере ходят легенды, говорят, он позволяет увидеть окружающий мир и узнать, как живут за Стеной. Поэтому сейчас я пишу здесь - друзья по планете, расскажите, как вам там живется? У вас есть хотя бы немного сахара?