Женщина вернулась домой с работы и приступила к собственному ублажению

⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

Женщина вернулась домой с работы и приступила к собственному ублажению
Доступ к информационному ресурсу ограничен на основании Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».

Доступ к информационному ресурсу ограничен на основании Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».

Доступ к информационному ресурсу ограничен на основании Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».


ОТ АВТОРА
Поскольку проблемы, которым посвящена эта книга, стоят очень остро, мне бы хотелось сделать несколько вступительных замечаний. Действие происходит не в нашем мире в начале XX века, а в мире, похожем на наш. Сюжет вымышленный, но имеет историческую основу. Список использованной литературы приведен после текста романа.
Главные герои этой книги совершают преступления, которым нет, и не может быть оправданий. Однако, помимо преступлений, эти люди способны и к добрым поступкам и чувствам. Я не могу позволить себе «черно-белое» изображение людей - оно не было бы справедливым. Дело не в том, что «у каждого своя правда», а в том, что, к несчастью, каждый может стать причиной трагедии и проводником зла. Чтобы избежать этого, необходимо без самоуспокоения осмыслить происходящее. Сказать «понять – значит оправдать» - это то же, что сказать: «определить причину болезни – значит, признать ее нормальным состоянием». У героев этой книги может быть от одного до нескольких прототипов среди исторических деятелей, степень сходства – от формального до портретного. Любое сходство с современниками автора, а так же совпадения имен случайны.

Вы узники своих же лабиринтов!
Вы - мертвецы заклепанных гробов!
Вы - суеверы, мечущие бомбы
В парламенты, и в биржи, и в дворцы, -
Вы мыслите разрушить динамитом
Все то, что прорастает изнутри -
Из вас самих с неудержимой силой!
М.Волошин «Путями Каина.
Трагедия материальной культуры»

ГЛАВА ПЕРВАЯ
Холодный, влажный, уже весенний воздух наполнялся синевой. На Главном проспекте горели фонари и теплым, желтым светом – окна домов и витрины. Среди уличного шума в обе стороны в разном темпе двигались люди.
Спрятав руки в пушистую муфту, Зоя Рунич, первокурсница физико-математического отделения Высших Женских Курсов, хрупкая, дорого одетая девушка 18 лет, направлялась домой. В серых чуть раскосых глазах и во всем узком лице со светящейся, чистой кожей была спокойная улыбка, хотя Зоя опасалась того, что могло ждать её дома. По пути – кутить, так кутить! – купила в кондитерской шоколад и монпансье в разноцветной коробочке. Зоя праздновала успех на контрольной по неорганической химии. Пришлось некоторое время ждать подходящую конку, и начали мерзнуть пальцы ног. Наконец две клячи подвезли вагончик к остановке, и кондуктор пронзительно протрубил в гнусавый рожок. Когда было тепло, Зоя по винтовой лесенке забиралась на империал, пользуясь правом, завоеванным женщинами только год назад. А сейчас Зоя села на скамейку внутри. У Зоиного отца был свой выезд, и он предлагал Зое заезжать за нею, но она отказывалась наотрез. Тогда генерал Рунич решил: пусть Зоя раз проедет на конке, ужаснется и закается. Но Зоя не ужаснулась и не закаялась.
Раздавались звонки. Конка медленно двигалась мимо домов, старых, украшенных портиками, с белеющими колоннами и новых, громадных, в стиле модерн. Зоя доехала до своей улицы и пошла к дому, где её отец нанимал квартиру. По отдельности разные части дома были хороши, но их сочетание – нелепо: фасад увит лепными розами, а на башенке шлем былинного богатыря.
Поздоровалась со швейцаром, тот открыл дверь. В окнах вестибюля были витражи с водяными лилиями – белые цветы, сочные мясистые листья – и лягушками. Взлетела по застеленной ковром лестнице. Зою встретила горничная Ксюша, среднего роста, хорошенькая, безукоризненно аккуратная, в темном закрытом платье, в белоснежным накрахмаленном фартуке. Она должна была помочь барышне снять шубу, но Зоя всегда поспешно вежливо отказывалась и управлялась с шубой сама.
Из гостиной вышел отец Зои, среднего роста 54-летний рыжеватый человек с продолговатым лицом и стрижеными усами, худощавый и подтянутый. Зоя попыталась определить, нет ли в его лице признаков гнева или недовольства. Зоя не боялась, поскольку была убеждена в своей правоте, но это досадило бы ей. Генерал улыбнулся Зое одним ртом и взял её сумку.
- Что у тебя там? Кирпичи?
- Книги.
- У нас гости. Никогда тебя к обеду не дождешься. – Подмигнул Зое. Это её насторожило. Перекусив, Зоя сменила простое темное платье на светлое с кружевами.
Природа так перетасовала и сложила черты родителей, бабок и дедов Зои, что она не была похожа ни на кого из них, но в Зоиных движениях и интонациях было что-то, очевидное, но не определимое от матери, которую Рунич, несмотря ни на что, вспоминал с нежностью. У Зои был несколько плоский длинноватый торс, небольшая грудь и в меру длинные ноги. Линии покатых плеч, лебединой шеи и головы были прекрасны. Очень густые волосы с рыжеватым или красноватым, в зависимости от освещения, отливом, как у некоторых женщин с картин Россетти, гладко зачесаны, а коса собрана спиралью на затылке. На шее и на висках тонкие пряди-завитки. Общее впечатление от Зои - естественная живость, доброжелательность и ум.
В гостиной четверо играли в винт: Александр Евграфович Рунич, его старший брат – несколько полнее первого, седой и с залысинами, а так же молодая чета: Зоина кузина, которую все называли Дейзи (в метрике значилось: Дарья) и её муж, гражданский инженер. Дейзи - нежная, розовая, персиковая, в очередной раз беременная, с большим гладким круглым животом. Гражданский инженер – высокий и плотный блондин с крупным бритым лицом.
«Ликующая биологическая жизнь, - подумала Зоя, - молодые, здоровые живые существа готовы и рады продолжать свое размножение».
За открытым фортепьяно лепились двое в мундирах – юнкерском и студенческом. У светловолосого и худощавого студента-юриста было маленькое лицо с широкими губами, и в разговоре он постоянно прищуривался. Треугольное с мелкими, четкими чертами лицо стройного светло-русого юнкера Коленьки, как подумала Зоя, было примечательно тем, что в нем не было ничего примечательного, ничто не задерживало взгляда. Несмотря на полное несходство взглядов, двое были приятелями. Стоило Зое сделать шаг в направлении этой пары, как юнкер засуетился и поставил к фортепьяно ещё один стул. По донесшемуся до нее обрывку фразы Зоя поняла, что шел очередной разговор, каких Зоя за прошлый август наслушалась досыта, до тошноты: молодые люди часто гостили у Руничей на даче. Говорили о том, что скоро должна случиться большая война и рассуждали, кто будет участвовать в этой войне, кто с кем будет в союзе, и как изменится жизнь после войны. И сейчас, когда Зоя села, они были ещё в пылу спора. Зое вспомнился недавно прочитанный ею в толстом журнале рассказ писателя Авдеева; в памяти замелькали страницы книг, которые могли бы теперь пригодиться ей.
- Война – это разбой, - сказала Зоя убежденно. – Раньше противники сталкивались лицом к лицу, они могли выплеснуть свою ярость и проявить личную отвагу. В этом был хоть какой-то смысл и хоть какое-то оправдание войны. Правда, весьма слабое и сомнительное. Сама я его не принимаю. А теперь это только кровавая бессмыслица.
- Отчего же бессмыслица? - сказал юрист. - Ты, кажется, естественница? Тогда ты должна помнить, что ресурсы ограничены, а рост населения – нет. Многовато людишек развелось. И те какие-то дрянные.
«Застрелись сам, негодяй, - подумала Зоя. – Для сокращения численности людишек. Вот такие недоучки позорят студенчество».
Зоя понимала, что человек, в силу того, что он называет разумом, не может порой не смотреть на мир и человечество как бы сверху, с высоты птичьего полета, но гнусно, когда рассуждающий забывает, что сам он – человек.
«Либо он чудовище, либо у него ожирение мозга. А может, все-таки шутит?».
- Я знаю множество войн, начинавшихся из-за вещей, которые к жизни подавляющего большинства людей не имели никакого отношения или без которых вполне можно было обойтись. Конкуренция… А вандализм? А грабежи? А насилия? А убийство беззащитных ради забавы? Война – это возможность для добропорядочных обывателей безнаказанно побыть уголовными преступниками.
- Какая альтернатива у войны? - произнес Коленька.
- О, я знаю, какая, - горячо сказала Зоя. – Мир! Если вы считаете войны необходимыми, почему бы вам самим не отправиться повоевать куда-нибудь?
- Если возникнет необходимость защитить интересы моей родины, я, без сомнения, отправлюсь воевать, - вспыхнул юнкер и вдруг сильно смешался.
- И за царя?
- Если я люблю Родину, как я могу не любить моего государя?
- А ты пойдешь воевать? - обратилась Зоя к юристу.
- Нет. Мне не интересно умирать за эту страну. Что хорошего я и мои родные видели от нее?
После этой откровенности все примолкли на несколько мгновений. Когда Зоя спорила, ее лицо не омрачалось, но она изнывала от бешенства.
- Все завоевательные войны – зло. Но как можно не защищать людей и то, что создано их трудом?
- А зачем?
- Что значит – зачем? А когда убивают детей? Или ты и это не считаешь злом?
- Нет ни зла, ни добра, - сказал студент – я много над этим думал. Верх и низ – это сугубо человеческие категории. Землетрясения, наводнения, пожары, эпидемии – это зло? Это естественные процессы. В одном больном, зараженном существе цветут сотни тысяч жизней. Для больного индивида это, понятно, не желательно. Но для вида или для всего мироздания – это полезно или безразлично.
- Когда гибнут люди, которые могли бы сделать общую жизнь лучше – это что, тоже полезно «для вида»!?
Опять помолчали немного, но едва ли оттого, что студенту было нечего возразить. На протяжении всего спора Зоя уже несколько раз начинала чувствовать на своем лице, на виске, пристальный взгляд юнкера. Но стоило Зое повернуться, чтобы перехватить этот взгляд и прекратить неприятное рассматривание, как юноша тотчас сам отводил глаза.
- Пас, - произнес гражданский инженер.
Только сейчас Зоя обратила внимание на то, что происходило в комнате, помимо спора.
- Ты что-то говорил про естественный отбор, - произнесла Зоя. – Если бы наши категории никак не отражали реальность, люди бы не выжили как вид. А представлять мир только грандиозным базаром - вульгарно. То, что ты перечислил – стихийные бедствия. У естественных процессов нет воли и нет нравственных законов. В этом смысле зло – действительно только человеческая категория. У человека есть свобода воли, и поэтому он – не стихийная сила.
- Ха-ха-ха. Когда начинается война, - студент стал загибать пальцы, – а - людям внушается, что они борются за правое дело, и они верят в это, бэ – они боятся наказания за дезертирство. Вот тебе и вся свобода воли. Да, кстати – толпа, это, по-твоему, не стихийная сила?
- Вот с этим я не могу поспорить.
- Свобода воли, Зоечка, это – удел избранных.
- Нет. Она есть у каждого, и каждый обязан помнить, что отказаться от нее не возможно.
- Как это – не возможно?
- Такой отказ – самообман.
- Шу-шу-шу, - медовым голосом сказала Дейзи. – Сидят, как заговорщики.
- Да, - сказал веселый дядя. – Того гляди, взорвут что-нибудь.
…Как-то на новый год дядя прислал генералу Руничу и Зое поздравительную открытку. На ней была скачущая во весь опор жирнейшая свинья в сбруе из роз; свинья держала во рту чудовищный четырехлистник клевера. Верхом на свинье весело скакал ангелок или путти. Скорее всего, имелось в виду, что путти разбрасывает из кувшина золотые монеты, но выглядело это так, будто свинья испражняется деньгами, а путти их собирает. Теперь Зоя ничего не могла с собой поделать: всегда, когда она видела благообразное дядино лицо, ей вспоминалась открытка со свиньей, и делалось так стыдно и смешно, что Зоя едва справлялась со своими лицевыми мышцами. Так же облик и голос Дейзи навсегда связались в Зоином уме с двумя обрывками случайных разговоров. Первый: «Зоя, представляешь, Катя родила!». Катя - одна из знакомых Дейзи по ВЖК. Когда-то Дейзи весьма посредственно училась на словесном отделении. «Разве она замужем?» - «В том-то и дело, что нет! Такая безответственность! Едва сводить концы с концами и родить внебрачного ребенка! Это преступно. Если бы такое случилось со мной, я бы не стала рожать». Дейзи говорила с яростным осуждением. Свое благополучие она считала своей особой заслугой и не прощала несчастий другим. «А что ей было делать!?» - «Можно обратиться к врачу. В конце концов, можно принять горячую ванну». Второй разговор: «Зоечка, ты ничем не выводила волосы на руках?» - «Нет». – «У тебя их почти не видно. А у меня – как на голове». (Дейзи очень преувеличивала). Сереже, впрочем, нравится моя щетинка».
Ксюша накрыла стол к чаю. Когда рассаживались за столом, Зоя в какой-то момент оказалась стоящей спиной к Коленьке; генерал Рунич потрепал его по плечу. За чаем Дейзи рассказывала о своем младшем (из рожденных) ребенке, как он говорит «деверянный» вместо «деревянный» и т.п. Все смеялись. Зоя тоже смеялась. Она очень любила своих племянников; она начинала любить их, едва узнав о беременности Дейзи. И все же каждый раз испытывала отчаяние, страх и мучительную, неразрешимую ярость. Она думала: как бы ни были хороши от природы эти новые, невинные и всему открытые существа, Дейзи и ее муж найдут способ превратить детей в свое подобие.
«Боже мой, она же человек, а не птица, но занимается только витьем своего гнезда. Это оттого, что у нее птичий мозг и цыплячья душа».
Дейзи примолкла, как будто напряженно вслушиваясь. Зоя встревожилась и внимательно посмотрела на сестру. Зоя догадывалась, что Дейзи прислушивается к движениям ребенка.
- Вот так, - произнесла Дейзи уже другим тоном, мечтательно. – Скоро и ты будешь растить своих.
- Едва ли, - сдержанно ответила Зоя. – Я не хочу детей.
- Почему? - Дейзи сморщила свой полукруглый, чистый лобик.
- А если из них вырастут негодяи?
- Как воспитаешь.
«Не стану возражать и метать бисер…».
- Чем же ты будешь заниматься?
- Я буду работать.
- Ты? Работать? Ты посмотри на себя, – генерал посмотрел на дочь. Порой, когда он говорил, у него с губ не сходило подобие усмешки, а глаза ничего не выражали; не было понятно, шутит он или говорит серьезно. Рунич и его покойная жена в совершенстве владели искусством держаться и ставить себя так, что все, что они говорили и делали, казалось комильфотным и неоспоримо правильным.
- Где ты будешь работать – на телеграфе?
Дядя хмыкнул. Как отреагировали Коленька и студент, Зоя не видела.
«Паучье гнездо. Ненавижу».
- Откуда этот скепсис? – с улыбкой осведомилась Зоя.
- Ты же барышня. Волос долог, да ум короток.
Зоя пожала плечом и не ответила. Она сделала глоток чая и обожглась.
- Женский вопрос, - усмехнулся в усы дядя. – Зоечка, ты эмансипе? А я думал, они все стриженые, курящие и в брюках.
- Я вчера прочитал в газете: где-то за границей одна эмансипе разбрасывала прокламации с воздушного шара, - сказал гражданский инженер.
- Великому всегда сопутствует нелепое и смешное, - отреагировала Зоя.
- Очередной афоризм испекла, - сказал генерал. – Где же тут великое?
- Речь идет о человеческом достоинстве.
- Мужчина навсегда останется защитником и хозяином женщины, - произнес генерал. – Такова природа мужчины и такова природа женщины. У животных тоже так: самец охотится и защищает, самка сидит на гнезде.
«Почему-то всегда, когда нужно оправдать гнусность, ссылаются на животный мир. Им невдомек, как разнообразны животные и их поведение. Невежды».
Зоя знала, что сейчас отец дразнил её,
«…но вся твоя жизнь подтверждает, что ты не шутишь!».
- Мне все это представляется настолько диким, что я даже не буду отвечать. Я буду заниматься наукой, а что у меня получится – время покажет.
- Рожать детей – это тоже наука, - сказала Дейзи. – И творчество. Можно написать книгу, можно нарисовать картину, а можно родить ребеночка. Это даже лучше…
Дейзи отвлеклась на что-то, отвернулась и не видела, какое неизречимое презрение мелькнуло в Зоиных глазах.
 «В таком случае, - подумала Зоя, – самые творческие существа – это какие-нибудь беспозвоночные или растения. Гораздо плодовитее людей. Как она может считать своим творчеством процессы, протекающие в другом существе, тем паче, что она сама о них не подозревает».

Внушительнее всего в кабинете генерала был письменный стол – прочный, массивный, с просторной столешницей. На нем в безукоризненном порядке, как на параде, выстроились письменный прибор, пресс-папье из серпентинита, на котором в позе сфинкса лежала борзая из желтой бронзы, и две фотографии. Зоя очень не любила стоять перед этим столом. Вид стола и его хозяина, сидевшего за ним и пристально глядящего на дочь, заставляли туловище само собой вытягиваться в струнку, но без настоящего ощущения подчиненности, а с досадой на неестественность происходящего. Это были не оформившиеся в слова мысли-ощущения.
Зоя стояла перед отцом. Она только молилась, чтобы он не заговорил о том недавнем происшествии. У генерала всегда было спокойное лицо. Зое его глаза напоминали окна дома в светлый день, когда внутри не горит свет, и невозможно увидеть внутренность помещения. Генерал усмехнулся.
- Издеваешься над молодым человеком?
- Не понимаю, о чем вы говорите, - честно ответила Зоя. Она не всегда обращалась к отцу на вы. Совсем недавно Зоя начала «выкать» в шутку, но генерал воспринял это как само собой разумеющееся. Теперь уже было бы странно говорить ему «ты».
- О Коленьке, конечно. Кружит бедняге голову, а ещё – «не понимаю».
- И в мыслях нет. Он сам наезжает к нам. Летом катал меня на лодке. Вот и все.
- Ты что, не понимаешь, что он тебя компрометирует?
- Ах, негодяй! – нарочито всплеснула руками Зоя. Ей стало смешно и захотелось созорничать. – Если б я только знала, что он меня компрометирует, я бы выбросила его за борт! - Зоя по-прежнему стояла, опустив руки вдоль туловища. Что-то у нее в душе уже давно дрожало от негодования. Её точно потащило куда-то. Ей захотелось задеть самое больное место. - Это гремучая смесь великосветских предрассудков прошлого века с деревенскими.
Генерал опять усмехнулся. Теперь - скосив рот.
- Смотри, не прогадай. Да через пару лет за эту партию барышни друг другу будут готовы глотки перегрызть. А тебе само плывет в руки! Даром! Связи, состояние, блестящее будущее, в котором сомневаться не приходится!
«Какая мерзость, - подумала Зоя. – И пусть мне после этого доказывают, что для женщины брак – не торговля телом».
Отвращение и чувство оскорбления оказались неожиданно сильными – до холодка внутри. Зоя не дорожила миром с отцом и не боялась ссоры.
- Я понимаю, он сын вашего друга, - медленно произнесла Зоя. - Я только попрошу вас припомнить, как вы сами всю жизнь поступали с женщинами, и хотите ли вы, чтобы со мной так же поступал этот цыпленок.
- Что ты этим хочешь сказать? - проронил генерал, переменившись в лице.
- Вам виднее. Больше я ничего не скажу.
- И не говори. Пошла прочь, дура.
- Я не знаю, к кому вы обращаетесь. Поэтому я, пожалуй, постою.
Зоя осталась стоять.
- Ну, разве не дура, - со смешком сказал генерал. – Даже врать толком не умеешь.
- Не имею опыта.
- А голову на плечах – имеешь?
- Имею.
Напрасно Зоя думала, что все обошлось.
- Не верится. Это же надо: моим именем добиваться свидания с этим… Хорошо, что охранник быстро сообразил. То есть получается, что генерал Рунич сошел с ума, и позволяет своей дочери якшаться с террористами.
- Вы сами говорили, что на мелкую сошку хорошо действуют имена. А ваше имя для них – настоящий жупел.
- Вы что, давно знакомы?
- Нет. Я знакома с сестрой молодого человека. Я только передала ему книги по её просьбе, а ещё фрукты в тюремную больницу – для девушки. Ей оторвало пальцы на обеих руках.
- Что за филантропия?
- Они почти мои ровесники – чуть старше меня. В таком возрасте лишиться здоровья и свободы. А потом – и жизни... Я их очень жалею.
- Жалей, жалей. Они тебя не пожал
Полная милфа с толстой задницей оседлала кавалера и дала ему в мокрую дырочку
Русский Анальный Массаж Простаты
Jamie Jett ест сперму руками из своей киски